• Вред и последствия пьянства , духовные и телесные

Вред и последствия пьянства, духовные и телесные

Уже после всего вышесказанного должно быть понятно, почему Священное Писание и святые отцы и учители Церкви так восставали против этого порока: потому что пьянство отягчает сердце (Лк. 21, 34), заставляет человека терять ум (Притч. 20, 1), забывать закон, попирать права бедных и угнетаемых (Притч. 31,

5), привлекает на голову человека наказание (Мф. 24, 49-51) и исключает из Царства Небесного (1 Кор. 6, 10; Гал. 5, 21). Святые отцы не находят слов для изображения мерзости и тяжести этого порока. Вот несколько отрывков из

48

знаменитой беседы св. Василия Великого «На упивающихся» . Пьянство вредно

I. Для души.

«Чем отличен от бессловесных ты, человек? Не даром ли разума?.. Поэтому лишивший себя смысла опьянением приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13). А я сказал бы лучше, что упившийся несмысленнее и скотов: потому что все четвероногие и звери в определенные сроки имеют стремление к совокуплению; но у кого душа связана упоением и тело наполнено неестественным жаром, те во всякое время, во всякий час стремятся к нечистым и срамным объятиям... Бессловесные знают уставы естества, а упившиеся ищут в мужеском теле женского и в женском — мужского...»

-132

2. Для тела.

«Они не только чахнут и тают от излишества удовольствий, которые разжигают к похотливости, но и при самой тучности тело у них наполнено влаг и мокрот и лишено жизненной силы. Глаза у них поблекшие, лицо бледное, дыхание трудное, язык нетвердый, произношение неявственное, ноги слабые, как у детей, отделение излишеств производится само собою, вытекая, как из мертвого».

3. Для христианского общества.

«Скажи мне: ужели ты смеешься и услаждаешься постыдным наслаждением, когда надлежало бы плакать и стенать о предшествовавшем? Поешь любодейственные песни, отринув псалмы и песнопения, которые выучил. Движешь ногами и скачешь, как помешанный, пляшешь непристойно, когда надобно прегибать колена для поклонения? Кого стану оплакивать? Дев ли, не вступивших в замужество, или тех, которые уже носят иго супружества? Одни пришли домой, не имея уже девства; другие не возвратились к мужьям целомудренными. Ибо, если некоторые избежали греха телесного, то, без сомнения, приняли растление в душу. То же самое должно сказать мне и о мужчинах».

Ненормальный и противоестественный характер пьянства отмечают и светские писатели. Замечательное подтверждение высказанной мною в начале мысли о диаволе как злом изобретателе худого, использовавшем для сего естественное тяготение человека к Богу и всему премирному, мы находим даже у Бодлера, знаменитого главы декадентов. Кого-кого, а уж его-то никак нельзя обвинить в приверженности к «поповским бредням» и склонности к «мещанской», как принято выражаться у подобных людей, морали.

Пьянство в качестве доказательства бытия Божия в устах такого человека! Это — ново и оригинально... «Ах, человеческие пороки, — восклицает он, — несмотря на все ужасы, которые мы в них усматриваем, доказывают (уже самой своей распространенностью) неудержимое влечение человека к Бесконечному... Но, увы, влечение это часто сбивается с пути!.. В своем ослеплении он забывает, что играет с более лукавым и более сильным, чем он сам, и что Дух Зла, получив один его волосок, завладеет его головой. И вот этот видимый Владыка видимого мира (я говорю о человеке) захотел создать себе Рай при помощи фармацевтических средств и возбуждающих напитков,

-133-

уподобляясь маниаку, который вздумал бы заменить солидную мебель и настоящие сады — рисунками на холсте, вставленными в рамы. Этим извращением влечения к Бесконечному и объясняются, по-моему, все преступные эксцессы — от уединенного, сосредоточенного опьянения писателя, который случайно прибег к опию для облегчения физических страданий и, открыв в нем источник убийственных наслаждений, сделал его светилом своего духовного мира и подчинил ему весь склад своей жизни, — до самого последнего пьяницы предместий, который с душой, объятой пламенем славы и величия, валяется в

49

грязи на проезжей дороге...»

Приводить научные данные в доказательство вреда от потребления спиртных напитков — излишнее дело. Особенно много свидетельств против алкоголя можно найти у психиатров.

Как вредно, например, потребление пива при лечении душевных болезней, говорят опубликованные важные наблюдения английского специалиста по психическим болезням, доктора Claye Shawe. Он сообщает, что в заведуемом им заведении для душевнобольных выздоровела почти половина (46,97 %)

поступивших в него, как только была прекращена выдача пива больным. Как после этого не сказать было известному германскому психиатру профессору Гитунгу, что «пьянство есть душевная болезнь и 4/5 всех убийств обусловлены этим пороком». Ведь примеры у них, а впрочем и у нас всех, — перед глазами.

Цитаты, повторяю, приводить считаю излишним, потому что пьянство — это такой порок, при котором не только слова, но и телесные наказания не действуют. Одна только благодать Св. Духа сильна избавить человека от этого смертельного недуга.

Отравление опиумом, гашишем и тому подобным

1. Пропуская описание всей невозможной по цинизму и разврату обстановки притонов, в которых проводят время заправские восточные курильщики опиума, и описание существа самого наслаждения — обо всем этом можно прочесть хотя бы у К. Фаррера50, — приведу из его книги только краткую выдержку из заключительной главы, в которой описываются душевные и физические мучения сла-

-134-

дострастника, заканчивающиеся полным сумасшествием, — мучения, которые ожидают его как расплата за все...

«Конец, конец всему... О, какие муки я испытываю! Огонь добела раскалил мои внутренности. Внутри у меня рана, от глотки до пяток. Сплошная рана, ничего не щадящая рана, ни вен, ни кишок, низвергающая вечное пламя. Все реки, озера, моря, океаны не могли бы затушить этот огонь. И так все время, все время, без остановки, без передышки, без сна... А жажда, а голод при опиуме! Я подобен осужденному, у которого для утоления пожирающей его жажды остался один расплавленный свинец... Осужденный! Да, да, осужденный. Геенна, в которую я ввергнут, имеет две казни, к сознанию прибавляется отверженность, к страданию плоти — страдание духа, к огню — кошмар... Кошмары! Никто, кроме курильщиков опиума, не знает, что такое кошмар... [Следует описание последнего, и все заканчивается галлюцинациями наяву и диким безумным криком.] А! А! А! Помогите!»

2. Гашиш, как и все прочие яды (много еще осталось у меня неперечисленных, например кокаин, морфий и другие), дает свои наслаждения и приносит свои мучения и наказание. Описывать их нет необходимости. За нас это сделали уже другие51.

Со своей стороны, сделаем только одно замечание: безмерна ненависть диавола к роду человеческому, который он ввергает, вместо обещанного рая, в ад еще здесь, на земле, и велики заблуждения и неразумие людей, платящих за этот обман собственными невыразимыми мучениями и добровольным отказом от вечного и истинного блаженства!..

-135-

§ 3. Сквернословие: «площадная матерная брань», «словесный

эксгибиционизм».

Сквернословие — гнусный порок, который в Священном Писании приравнивается к смертному греху (Еф. 5, 4-5). От него стонет мать-земля Русская, им растлены души и уста великих философов и писателей, которые еще стараются учить других добру и произносить вслух прекрасные слова, но никак не могут справиться с этой пагубной привычкой, оставаясь наедине, в кругу друзей, когда ничто уже не заставляет сдерживать себя.

Умалилась духовная жизнь — умалилась и проповедь церковная. По ложному ли стыду, по боязни ли упреков за упоминание в храме такого «неудобь сказаемого» — да и несоответствующего — обстановке предмета, по отсутствию ли сознания его важности и приносимого им вреда при строении духовной жизни христианина или, наоборот, с отчаяния, что все равно ничего не сделаешь против моря греха, но только подобная проповедь прекратилась. Где прежние Павлы, Киприаны, Василии, Златоусты? Где они, беспощадно, неумолчно обличавшие эту гнусность, из-за которой невозможно положить самое начало спасения? Ведь есть растление тела и есть растление души, и поскольку душа превосходит тело, а слово есть самое ценное и высокое в человеке, отличающее его от скотов и уподобляющее Богу (сравни: Бог-Слово), постольку растление души и

осквернение слова — великий грех в сравнении со всем прочим. Все остальное уже ему сопутствует.

Срамословие — болезнь, которой заболевают, впрочем, добровольно. И как болезнью им занимаются психиатры1, и о происхождении его строят свои гадания историки культуры, этнографы, антропологи. Даже филологи (и кажется, больше всех — тоже «науку двигают») заинтересовались данным явлением. В настоящее время на Западе существует целая литература, переводная и оригинальная, на этот счет: многотомные описания всего одной только вещи — полового акта у различных народов и во все времена, естественного и противоестественного, в сопутствующей обстановке которому иногда думают находить условия происхождения срамословия; затем различные словари,

-136-

сборники матерных слов и выражений и тому подобное2.

Конечно, скажут, это ведь в «научных» целях делается, а не ради удовлетворения страстей безнравственных людей, скупающих порнографические стихотворения, описания, картины, фотографические карточки и прочее. А я скажу: в том ли заключается ваша пресловутая наука, чтобы, надев профессорский вицмундир с докторским значком на нем и вооружившись для

приличия латынью, заниматься изучением того, о чем стыдятся говорить между собою и проститутки, когда они не заняты своим ремеслом? Не значит ли это под видом высокой цели заниматься тайком самым гнусным и тонким развратом? Диаволу, конечно, вовсе не нужно, чтобы писатель или великий ученый непременно по публичным домам шатался и растрачивал тем свое здоровье — хотя, как видели мы, и этим он не брезгует,

— но ему гораздо интереснее, чтобы талантливый деятель, благодаря своим помраченным способностям, растлевал людские массы. Если он погибнет, то погибнет только один, а если пустит в народ свои сочинения, отравленные тонким ядом греха, то погубит многих. Диаволу есть чему порадоваться... А вещи такого рода можно делать только под видом важного дела или даже добродетели. Вот и здесь

— наука-де, нужда, хорошая цель преследуется. Но если бы это было так, показать бы надо не только, в чем мерзость порока, но и как от него избавиться, да и религию бы надо к делу привлечь, послушать, что и она скажет. Ведь это ее больше всего касается. Но ничего подобного не наблюдается. Следовательно, и все построение от демонов — сперва тонко обольщаются и растлеваются вожаки «культурного» человечества: ученые, поэты, писатели, а чрез них и общество, читающая публика. А может быть, даже и взаимно.

Срамословие присуще всем векам, местам и народам. Порок этот есть наследие чисто языческое. Он всецело коренится в фаллических культах Древнего Востока, начиная с «глубин сатанинских» (Откр. 2, 24) и темных бездн разврата в честь Ваала, Астарты и прочих и кончая классическими наследниками библейского Хама. Причем порок этот и какое-то тайное странное тяготение к нему находятся в прямой зависимости от того, насколько близко стоит человек к Богу. И если он отодвигается от Божества, то тотчас же начинает входить в область сатанинскую и приобретать эту скверную привычку — призывать вместо Бога имя лу-137-

кавого и вместо божественных вещей поминать срамные. И удивительнее всего то, что человек, повторяя в XX веке по Рождестве Христовом некоторые бесстыдные слова и действия, и не догадывается, кому и чему он этим обязан из такого же по счету столетия, но только до Рождества Христова.

Для примера возьму времена более близкие, классические, именно укажу на суеверные обычаи и средства у греков и римлян. Чтобы оградить себя от враждебных демонов и дурного глаза, они с детства уже — о, коварство тех же демонов! — навешивали на себя изображение божества (fascinus*)(* фаллический амулет (лат.)), культ которого был возложен на девственниц-весталок (!), а состоял в непристойных словах, действиях и в изображении того, от познания чего девица превращается в женщину (отсюда ведет начало неприличие в показывании кукиша). Рекомендовалось также «сплюнуть на сторону» или три раза к себе в пазуху или выразиться крепко с упоминанием этого срамного божества. Так было более 2000 лет тому назад.

Но вот восклицание распропагандированных деревенских парней, рабочих, когда они толпой встречаются с духовным лицом, слышимое так часто у нас теперь: «Держись за пуговицу, поп идет!» Из обычно употребляющихся грубых выражений привожу единственно допустимый здесь вариант. Откуда это? Кто их выучил верить в предохранительную силу половых органов против злого влияния, которое в данном случае якобы распространяется — о ужас и кощунство! — священником? Диавол. Это пережиток только что упомянутых классических языческих времен, до сих пор сохранившийся в неприкосновенной чистоте и неизменности и неведомыми для науки путями переброшенный демонами из полуденных стран Эллады и Рима в нашу деревню, занесенную снегами, под 55° северной широты в Московской губернии, и в шалаши австралийцев, под субтропическое солнце, на другой конец земного шара. Или наоборот, что все равно.

Профессор В. Богораз (Тан) сообщает почерпнутые из австралийских рассказов дикарей сведения, как надо поступать при подобных же встречах с bappoma (некиими существами духовного порядка): «Как только заслышишь крики bappoma, надо тотчас остановиться и молча пере-138-

ждать, все время потирая рукою свои детородные части». Как у Церкви есть Священное Предание, так и у цивилизации есть тоже свое предание, передатчики и охранители которого — бесы.

Таким образом, эти скверные чудовищные выражения суть на самом деле «священные» «молитвенные» формулы, обращенные к срамным демонам. Христианин! Употребляя их, подумай, кому ты служишь вместо Бога, кому молишься, что ты делаешь. Ты не просто совершаешь легкомысленное дело, не простую грубую шутку допускаешь, слова твои не простое колебание воздушных волн. Но ты произносишь — хотя, несчастный, и не веришь в это — страшные заклинания, ты накликаешь и привлекаешь гнуснейших бесов, ты в это время сатане приносишь противоестественную словесную жертву. Ты делаешься, посредством самых смрадных приемов, колдуном, магом, чародеем, быть может не зная и не хотя того. Однако дело остается делом — и бесы тебя окружают и рукоплещут...

Сквернословие встречается не только в устной речи, но и печатном виде — у писателей, а в среде малограмотных порождает так называемую «заборную литературу». И этот вид порока — не только отличительная особенность нашего времени, но существовал всегда и везде. Это и понятно, если принять во внимание, что было сказано выше о происхождении сквернословия.

В древнем мире «заборная литература» была распространена не меньше (по качеству и по количеству), чем у нас. Порча стен красивых, побеленных известью или беломраморных домов древних Эллады и Рима, стен, представлявших такой удобный материал для письма, приводила часто хозяев в отчаяние и заставляла их вывешивать следующие объявления: «Прошу здесь ничего не писать». Подобные же предупреждения красовались в общественных местах, потому что и они не были застрахованы от похабников6. Бесстыдными надписями прохожие иногда исчерчивали всю стену дома, так что из самих проходящих уже некоторые возмущались до глубины своей языческой души и сами в свою очередь прибавляли новую надпись, изливая в ней свое негодование. Одну из таких помпеянских надписей (в стихотворной форме даже), где автор удивляется, как еще вся исписанная каменная стена одной базилики от стыда не разрушится, я приведу здесь:

-139-

Admiror, paries, te non cecidisse [ruinis?]

Qui tot scriptorum taedia sustineas *.

(*Я удивляюсь, стена, что ты не разрушилась, выдерживая мерзости стольких писак (лат.))

То же самое двустишие читается на стенах большого театра и амфитеатра Помпеи7. Если принять во внимание еще «кое-что», показываемое в последней «любителям» -туристам в закрытых шкафах, то никто из добрых христиан не

удивится, что население развратных городов Геркуланума и Помпеи, которое, предупрежденное сперва страшным землетрясением (5 февраля 63 года до Р. X.) о необходимости покаяться, не вняло этому, но, обстроившись едва ли не красивее прежнего, зажило еще хуже и было окончательно истреблено, подобно Содому и Гоморре, гневом Божиим8 чрез извержение Везувия и навсегда погребено под его

9

пеплом и лавою .

С принятием человечеством христианства, или, вернее сказать, с того времени, когда христианство сделалось господствующей религией и когда люди стали принимать его уже не по убеждению, а по выгоде, порок срамословия от язычников перешел к этим двоеверным христианам10.

В настоящее время сквернословие — повсеместный порок (а не только русских, как слишком пристрастно судит С. Венгеров, см. дальше). Даже в так называемой «изящной» литературе, и притом иностранной, авторы не могут обойти его: «...Послышались крепкие слова и брань с упоминанием о родителях», — живописует в одном из своих главных романов известный американский писатель Джек Лондон11.

Но особенно поразительны и омерзительны факты из личной жизни «вождей» человечества и культурной мысли, разных Гете, Шопенгауэров, Пушкиных, Лермонтовых, языковых, салтыковых-щедриных и множества прочих. Они особенно поучительны для внимательных к своей внутренней жизни и заботящихся о чистоте своего сердца. При виде того, как гении и таланты никнут от этой страсти, подобно цветам перед жаром раскаленной печки, при виде того, как у них с души зараза переходит иногда и на тело, и оно начинает гнить, и как ничтожной, «бросовой» вещью делается весь их громадный талант, бессильный, жалкий, никуда не годный, как не восплакаться простым людям и -140-

не обратиться за помощью к Богу, Единому Защитнику!.. Если наука и искусство, устанавливающие как законы прекрасного, так и границы дозволенного в изображении дисгармонии и несовершенства, наряду с аристократическим воспитанием не застраховывают от безобразия и безумия сей гнусности, то к чему они? Надо искать других путей... Спросят: где же искать? — В христианстве. А пока я приведу факты.

1. Известно, что когда Гете приходилось бывать вне придворного круга, то он очень любил употреблять площадные словечки и выражения. Об этом говорит Шопенгауэр на основании своего личного опыта.

Вот подлинная цитата из книги «Разговоры и размышления Шопенгауэра» по рукописи, изданной Грисбахом12:

«...Als ich (т. е. Фрауэнштедт. — Еп. Варнава) darauf wieder zu Schopenhauer kam, citierte ich ihm diese Stelle und sagte: "Gothe, der feine Hofmann, scheint doch ausserhalb des Hofes, cynische Ausdrucke sehr geliebt zu haben". "Ja", erwiederte Schopenhauer, "es hat gar Vieles neben einander Platz im Menschen", und er bestatigte mir aus eigener Erfahrung, dass Goethe derbe Ausdrucke geliebt»*.(*«.. .Когда я снова пришел к Шопенгауэру, я процитировал ему это место и сказал: "Гете, этот изысканный царедворец, когда был не при дворе, кажется, очень любил употреблять циничные выражения". "Да, — возразил Шопенгауэр, — такие вещи часто уживаются в одном человеке". И он подтвердил из собственного опыта, что Гете любил крепкие словечки» (нем.))

13

2. Любил «крепкие словечки» и сам Шопенгауэр .

3. У нас в России этот порок свил себе прочное гнездо. Уже знаменитый Козьма Прутков, будучи патриотом, не иначе представляет себе «Родное»14 , как только в следующих чертах:

Люблю я слушать русским ухом

На сходках родственную брань...

И, приведя несколько крылатых, как выражался Г омер, словечек, заканчивает:

И так друг друга, с криком вящим,

Язвят в колене восходящем...

Такова «общественная» самодеятельность в деревенском парламенте.

-141-

Если перейти к настоящим общественным деятелям, увидим то же.

4. Стоит только бегло полистать, например, переписку нашего первоклассного таланта и поэта А. С. Пушкина, чтобы натолкнуться на множество матерных выражений — «русских титулов», как острил насчет них сам Пушкин. (См. post-scriptum в письме к князю П. А. Вяземскому15, в котором он посылает ему свою знаменитую нецензурную «Телегу жизни». Характерно, что само это письмо он начинает с первого же слова площадным ругательством, подобранным в рифму.)

Я освобождаю себя от лишнего и неприятного занятия проставлять страницы с подобными «титулами», которые желающие могут без труда найти в упомянутом академическом издании. Да это и всем известно. В пресловутые «пушкинские» анекдоты и стихи товарищи считают за удальство посвятить (то есть развратить) с первых же дней поступления в школу каждого школьника.

5. Вот новые данные к биографии другого корифея русской поэзии — М. Лермонтова:

«Немецкий писатель Фридрих Боденштедт, поклонник и переводчик Лермонтова, встретил впервые нашего поэта незадолго до его смерти в одном из петербургских ресторанов в обществе двух молодых людей. Он оставил любопытное описание внешности, приемов и разговоров Лермонтова. Как ни старается Боденштедт смягчить резкость впечатлений, в рассказе его обрисовывается во весь рост пошловатый и заносчивый офицер, дерзкий и невоздержный на язык, употребляющий постоянно в разговоре неприличные слова. Язвительные шутки Лермонтова в ушах сентиментального и благовоспитанного немца все время звучали так, как будто кто-нибудь "скреб по стеклу"».

6. Очень даровитый поэт Н. Языков, про которого сам Пушкин говорил: «Если уж завидовать, так вот кому я должен бы завидовать... Он всех нас, стариков, за пояс заткнет!»14 (но не заткнул по той же причине, по какой сгинуло в больницах и на постели большинство наших талантов), — итак, Языков тоже не только не избежал этой страсти, но усугубил ее еще и кощунственными «слово-вывертами». Образцы его матерщины можно найти у С. Боброва15, который не связывает себя необходимостью соблюдать приличия.

-142

7. Вообще же об исключительном процветании порока срамословия на русской почве основательно и вполне откровенно говорил известный критик и литератор С. А. Венгеров16:

«Современный русский интеллигент, самого добродетельного и скромного образа жизни, сплошь и рядом отпускает такие шутки и выражается такими словами, которые привели бы в краску немецкого сапожника. В какой другой стране, кроме России, можно встретить ту заборную литературу, благодаря которой вы, гуляя с детьми вашими, то и дело должны чем-нибудь отвлекать внимание их от пристального рассматривания стенных надписей. А излюбленное трехэтажное словечко наше, которое составляет такую прочную "категорию" русской общественной жизни?.. Щедрин в свою поездку по Волге только и слышал, что это слово, которое стоном стояло в воздухе. Сам же покойник, как

17

известно, несмотря на крайне целомудренный образ жизни своей, тоже был до последней степени не воздержан в выражениях — очень уж крепко сидела в нем пошехонская закваска».

В заключение этого отдела прибавлю еще несколько слов о том мнении (распространенном даже среди порядочных и умных людей), которое оправдывает существование скверной привычки чисто практической выгодой. Приведу изложение этой точки зрения в рассказе знаменитого американского юмориста Марка Твена «Наброски праздного путешественника».

Капитан Джонс, сообщается здесь, «был глубоко и искренно религиозен, но клялся и ругался, как рыбная торговка. Он считал это вполне извинительным, так как матросы не поняли бы (?! — Еп. Варнава) приказаний, не приправленных ругательствами».

А Джек Лондон, сам прошедший, как известно, головокружительный curriculum vitae*,(*жизненный путь (лат.)) выражается еще циничнее: «Хорошее ругательство, употребляемое изредка и в нужный момент, — вещь действительная» («Сын Солнца», гл. VI). Хотя и он замечает, что в брани должна быть мера: «Слишком часто ругаться — значит лишать ругательства

свойственного им воздействия» (там же). Это уже правила из учебника какой-то сатанинской нравственности.

-143-

Но как же смотрит христианство на все это? Говорит ли оно что-либо о матерной брани? Есть ли определенный взгляд, прямая заповедь церковная относительно нее? — Все есть.

Святой апостол Павел повелевает:

«Блуд и всякая нечистота... не должны даже именоваться — ovo^a^soGro — у вас, как прилично святым. Также сквернословие — aio%poin<; — и пустословие и смехотворство не приличны вам, а напротив благодарение; ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый... не имеет наследия в Царстве Христа и Бога» (Еф. 5, 3-5).

Еще яснее (по греческому тексту) апостол Павел говорит в Послании к Колоссянам (3, 8):

«...А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие — aio%poXoyiav18 — уст ваших».

О том же, о хранении языка и о заразе, которая распространяется от срамословия на все окружающее, говорит и св. апостол Иаков (3, 6-12).

Святые отцы и учители Церкви в первые века христианства, когда христиане постоянно сталкивались с развратными язычниками, были вынуждены непрестанно напоминать верующим об их высоком звании, чтобы они охраняли себя и опасались, как бы не заразиться самим тою же смрадною привычкой, которой больны язычники. Вместе с тем они разъясняли, в чем состоит истинное существо порока.

22

Так, Климент Александрийский еще в конце II века по Рождестве Христовом на своих лекциях поучал слушателей катехизаторской школы в Александрии, готовившихся к принятию крещения:

«От неблагопристойных речей мы не только сами должны воздерживаться, но строгостью своего взгляда, отворачиванием головы, так называемым морщением носа, а часто и жестким словом намордник набрасывать на уста и тем, кто вдается в такие речи. Ибо исходящее из уст, говорится, оскверняет человека (Мф. 15, 18)...

Не менее ревниво мы должны охранять себя от приражения к нам неблагопристойных речей; слух верующих во Христа должен быть защищен от этого».

Все дело в употреблении и цели. Ведь, в сущности говоря, «ни в словах, коими в нас нравственный стыд вызывается за некоторые органы, ни в самых этих частях тела, ни в половом совокуплении брачной четы... нет ничего такого,

-144-

чем обозначалось бы в собственном смысле неприличное. Колено, икры и подобные члены не представляют собою чего-либо неприличного ни по наименованиям своим, ни по деятельности; половые же части человека составляют предметы стыда, а не позора. Непристойно, достойно стыда и срама и потому достойно наказания только противозаконное приведение в действо, потому что истинно непристоен лишь грех и его дела. Соответственно этому под речами неблагопристойными в собственном смысле можно разуметь говорение лишь о вещах греховных, например о любодеянии, педерастии и тому подобном. Однако же нужно и праздной болтовни избегать».

23

Выпишу еще цитату из св. Иоанна Златоуста .

«Хочешь ли знать, сколь великое зло — говорить срамное и постыдное? Всмотрись, как краснеют от твоего бесстыдства те, которые тебя слушают. В самом деле, что может быть хуже и презреннее человека, бесстыдно срамословящего?.. Как же ты можешь научить целомудрию жену, когда бесстыдными глазами возбуждаешь ее идти в распутство? Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквернословие. Если у тебя дурно пахнет изо рта, то ты не прикасаешься к общей трапезе; но когда в душе твоей такой смрад, скажи мне, как ты дерзаешь приступать к Тайнам Господним? Если бы кто, взяв нечистый сосуд, положил его на твоей трапезе, такого ты, избив палками, прогнал бы; скажи теперь, ужели ты не думаешь прогневать Бога, когда на трапезу Его (а уста наши и есть трапеза Божия, когда мы приобщаемся таинства евхаристии) приносишь слова, гнуснейшие всякого нечистого сосуда? Да и как может быть иначе? Ничто так не прогневляет Его, Святейшего и Чистейшего, как такие слова; ничто не делает людей столь наглыми и бесстыдными, как когда они говорят и слушают подобные слова; ничто так легко не расстраивает нервы целомудрия, как возгорающийся от таких слов пламень. Бог вложил в уста твои благовоние, а ты влагаешь в них слова, зловоннее всякого трупа, убиваешь самую душу и соделываешь ее нечувствительною».

Грех этот настолько немаловажен и требует столь большого внимания для своего искоренения, как со стороны повинного в нем, так и со стороны пастырей, что Церковь даже выносила данный вопрос на обсуждение своих соборов, считая необходимым обращаться к содействию и -145-

государственной власти, особенно в тех случаях, когда язычники позволяли себе срамно выражаться в священных для христиан местах, вводя в этот соблазн и самих христиан, так что с глубокою скорбью говорил некогда Карфагенский

24

собор (318 г.) : «И изрещи стыд есть... непотребными словами оскорбляют честь матерей семейств и целомудрие других бесчисленных благочестивых жен... так что от прибежища самыя святыя веры почти убегати нужно бывает».

Как же христианину вести себя в присутствии сквернословов?

Тут же, во-первых, обратиться умом к Богу, вооружиться Иисусовой молитвой и, во-вторых, если нельзя убежать, то переносить брань с терпением и осуждением себя самого.

Вот примеры: два из времен древних пустынников IV века, третий — из времен нынешних.

В Патерике рассказывается, как братия посетили одного святого старца, живущего в пустом месте. Они нашли вне монастыря его25 отроков, пасущих и говорящих непристойные слова. После того как они открыли ему свои мысли и получили пользу от знания его, говорят ему:

— Авва, как ты терпишь таких отроков и не запрещаешь им, чтобы они не баловали?

— По немощной природе, братия, — отвечал со смирением старец. — Я нахожу иногда дни, когда желал бы запретить им, и однако же, упрекая самого себя, говорю: если сего малого не переношу, то как могу перенести, если

пошлется мне великое искушение? Поэтому-то я ничего не говорю им, чтобы

26

получить привычку переносить случающееся .

А в терпении — как старец знал — заключается заповедь и обетование спасения Самого Господа (Мф. 10, 22).

Еще сказывал авва Пафнутий (известный египетский пустынник): «Однажды путешествуя, я по причине тумана сбился с дороги и очутился близ одного селения. Там встретил я некоторых срамно говоривших. Устранившись, я пал перед лицом Бога, осуждая себя самого [в некоторых рукописях: "молясь о грехах своих"]. И вот ангел идет ко мне с мечом и говорит: "Пафнутий! Все осуждающие

братии своих погибнут от меча сего. Но ты хорошо сделал, что не осудил их, а смирил себя пред Богом, как будто бы ты совершил грех их. Посему имя твое

27

вписано в книгу жизни"» .

-146-

Хотя ангелы не являются нам с такими поучениями, но невидимо мечом действуют несомненно — чрез болезни, внезапную смерть, удары и прочее — хотя бы и не в момент совершения греха, как и о тех срамословивших не сказано, что они были погублены во время своей беседы.

Рассказывает еще о своем духовном отце и старце, иеросхимонахе Александре, затворнике Гефсиманского скита (близ Свято-Троицкой Сергиевой Лавры), его

ученик, тоже известный старец, почивший недавно, (схи)игумен Зосимовой

28

пустыни, о. Герман :

«Однажды к о. Александру пришел мирской человек и начал говорить различные мерзости и про себя, и про других. В то время в келий старца был келейник его; он не вытерпел того, что пришлось ему слышать от рассказчика и, не желая долее слушать, вышел. После келейник, пришедши к старцу, спросил его:

— Батюшка, простите, я соблазнился, слыша слова, которые говорил вам тот мирянин. Я думал, и вам слушать это мерзостно?

О. Александр на это отвечал ему:

— Я не слыхал ни слова, — в это время ум старца был занят молитвою, — и ты хорошо сделал, что ушел; не нужно бы совсем слушать с самого начала: немощные духом бегают от этого...»

Как прекрасна добродетель блаженного старца!.. Этот душистый мед целомудрия и чистоты в его устах и в сердце по сравнению со зловонной сукровицей, истекающей изо рта еще при жизни у разных знаменитых гениев и вождей человечества!..

-147-