I

I

Сразу следует отметить, что тема духовности и ее сущности неизменно вызывала интерес у исследователей. Что же касается зарубежных исследователей, то наиболее интересными на наш взгляд являются труды, посвященные рассмотрению истории духовности в ранней Церкви. Прежде всего, это конечно же четырехтомный, классический труд П. Пурра «Христианская духовность». Упомянутый автор, указывает на важную особенность раннехристианской духовности, ее Христоиентричность. Вот что Пурра, пишет по этому поводу: «Наше понимание духовности этого периода было бы очень неполным, если бы мы не отметили ту безусловную господствующую роль, которую играет в ней Личность Христа… Иисус постоянно воспринимается верующими в качестве образца для христиан и идеала святости… Абсолютно реальное чувство Его присутствия в Церкви и пребывания в сердцах верующих проявлялось повсеместно»[111]. Следующий автор, на которого хочется обратить ваше внимание это Л. Бауэр, и его книга «Духовность Нового Завета и отцов Церкви». Л. Бауэр в частности указывал на тот факт, что христианство восприняло тот духовный опыт, который был выражен в богослужебных формулах иудаизма. «Ничто так не раскрывает новизну христианства, — замечает Бауэр, — и его прочную укорененность в иудейской духовности, как исследование евхаристических формул, оставленных нам ранней Церковью, через сопоставление их с формулами иудаизма»[112]. Суммировав многочисленные исследования по истории раннехристианской духовности, директор Института духовности, Папского Университета св. Фомы Аквинского, Джордан Омэнн, указывает на ее пять главных особенностей: Христоцентричность, эсхатологичность[113], аскетичность (в смысле упражнения в добродетелях и их умножении,)[114] литургичность, и, наконец, духовная жизнь первых христиан отличалась общинностью или общественным характером[115]. In toto, существует множество трудов по данной теме, рассмотрение которых не входит в компетенцию данного доклада[116].

Предлагаю обратиться к краткому обзору отечественных мыслителей, которые, так или иначе, затрагивали интересующую нас тему. Существует точка зрения, согласно которой слово «духовность», проникло «в среду русской культурной интеллигенции в 80–е годы с Запада. В Европе термином «духовность» начали пользоваться всего двумя десятилетиями раньше»[117]. И действительно, современный православный богослов, арх. Василий (Кривошеий) в 1960 году в одном из периодических изданий задавался вопросом: «Как перевести по–русски «spirituality»? — духовное учение или просто духовность»[118]. А упомянутый выше Дронов в статье «Христос Жизнь наша. Разговор о православной духовности» называет термин «духовность» — неологизмом, словом недавно пришедшем в язык[119].

Но такое утверждение не совсем верно, поскольку понятие «духовность» и производные от него, употреблялись как в русской религиозной мысли конца XIX середины XX века. Приведу ряд примеров. Так Николай Бердяев в своем известном труде «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого», писал: «человечность связана с духовностью»[120]. И далее, «Христианская духовность есть не только восхождение, но и нисхождение, и только такая духовность человечна»[121]. В другой работе — «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности», — он категорично заявляет, о том, что духовность есть неотделимая данность человеческой личности: «Отрицание духовности есть отрицание человека, как образа Божьего в человеке»[122].

Тему духовности затрагивал и священник Павел Флоренский, По его мнению, вершина уподобления Христу и есть духовность., Противоположность духовности — «прелестная страсть». «Как обычно страсть сознается слабостью, опасностью и грехом и, следовательно, смиряет, — замечает Флоренский, — прелестная страсть оценивается как достигнутая духовность… Когда грешит обыкновенный грешник, он знает, что отдаляется от Бога и прогневляет Его; прелестная же душа уходит от Бога с мнением, что она приходит к Нему, и прогневляет Его, думая обрадовать»[123]. Флоренский подчеркивает: «Духовный человек знает силу и ценность закона, его внутреннюю безусловность», закон для мирского человека «есть приличие… Но духовному требуется не приличие, а соблюдение закона в существе его…»[124]. Подлинная духовность, считает Флоренский, вполне может быть явленна в жизни христианина. Примером тому служит иеромонах Авва Исиодор, который «для рассудка одно сплошное противоречие… Он был в мире — и не от мира. Не пренебрегал ничем; и всегда оставался в горнем месте. Он был духовным, духоносным, и на нем можно было уразуметь, что есть христианская духовность, что есть христианское «не от мира»»[125]. Известный отечественный хирург В. Ф. Войно–Ясенецкий, впоследствии известный как архиепископ Лука, писал что «духовность есть высшее достижение человеческой души».

В светской справочной литературе также присутствует определение того, что представляет собой духовность. Так, в «Толковом словаре русского языка», можно прочесть следующее: «Духовность -отрешенность от низменных, грубо чувственных интересов, стремление к внутреннему совершенствованию, высоте духа»[126].

Как видно, слово «духовность» не является новшеством в русской религиозной мысли. По правде сказать, нам от этого не легче. Наверное, уже при беглом ознакомлении с высказываниями того или иного мыслителя, можно заметить невозможность вместить понятие «духовность» в одно, пусть даже самое развернутое определение.

Тем не менее, в докладе будет затронута не только тема о сущности духовности, но и рассмотрены, по меньшей мере, четыре критерия, которые, на мой взгляд, очерчивают понятие «адвентистская духовность»[127]. В настоящем докладе, хотелось бы высказать некоторые мысли взятые из многовекового наследия христианской Церкви, которые непосредственно затрагивают обозначенную тему.