IV

Итак, покаяние неразрывно связано со смирением. Сам Спаситель призывает нас к смирению: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11:29). В одном из номеров журнала «Альфа и Омега» за 1997 год, есть хорошая статья С. Белорусова «Смирение и достоинство в духовной жизни личности». В упомянутой статье автор говорит о смирении, как об одной из главных составных понятия духовность. Но прежде чем подойти к рассмотрению вопроса о том, что такое смирение, Белорусов замечает: «Если мы хотим встать на путь, ведущий к духовной зрелости, следует прежде присмотреться к детской духовности»[156]. И далее он перечисляет ряд несомненных достоинств детской духовности, которых зачастую лишены взрослые. Итак, что же это за признаки «повседневной духовности ребенка»? «Постоянное чувство собственной беспомощности»; «способность к удивлению»; «целостность образа существования ребенка (его внутреннее самоощущение тождественно его явлению миру)»; «постоянное состояние благодарности»; «детское чувство юмора лишенное цинизма и принижения других»[157]. Знаете, я вот читаю эти особенности детской духовности и с горечью минусую их из своей духовной жизни… «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10:15). Кажется, у Достоевского есть мысль, что «у человека до тех пор остается шанс на спасение, пока в нем остается хотя бы одно светлое детское воспоминание, пока жива память собственного детства». Именно с «детскости» необходимо начинать разговор о смирении.

Существует интересная этимологическая версия латинского слова «humilitas» — «смирение» — и его истолкование. Вот как эту интерпретацию представляет митрополит Антоний Сурожский: «Слово «humilitas» происходит от латинского «humus», то есть «плодородная земля» и просто «земля». И если взять землю как притчу, то вот она лежит безмолвная, открытая под небом; она принимает безропотно и дождь, и солнце, и семя; она принимает навоз и все, что мы выкидываем из нашей жизни… она все принимает и из всего приносит плод… смирение — это именно состояние человеческой души, человеческой жизни, которая безмолвно, безропотно готова принять все, что будет дано, и из всего принести плод»[158]. Уже упомянутый выше исследователь Белорусов выдвигает следующую версию: «Возможно, что соотносится с англ. humour «юмор». Это еще один мостик к детской духовности… Это замечательный дар -не принимать слишком всерьез свои подлинные, а чаще мнимые достижения… И, может быть, самое главное — это надежное предохранение от надмения, от постной фарисейской угрюмости. Способность увидеть свои потуги, в том числе и духовные амбиции, в комической перспективе может оказаться иммунизацией от самовосхваления, заносчивости, тщеславия и гордости»[159]. Протопресвитер Александр Шмеман, высказывая мысль о смирении, выражает ее несколько иначе: «Смирение… прежде всего это чувство правды, и правды, в первую очередь, — о самом себе… Это отказ от всякого приукрашивания самого себя, это отвращение от пыли пускаемой в чужие глаза… Смирение — это, наконец, знание своего места, своих возможностей и ограниченности, это мужественное принятие себя таким, каков я есть»[160].

Таким образом то, о чем мы говорили до сих пор, умещается в рамки «христианской духовности». Пришло время начать разговор о том, что отличает понятие «адвентистская духовность» от схожих конфессионально — окрашенных определений. Речь пойдет о Законе Божием. А вернее, о том педагогическом воздействии закона Божия, которое помогает становлению и поддержанию равновесия в нашей духовной жизни.

В одной из рукописей за 1892 год Елена Уайт напишет следующие слова: «Человек не может быть счастлив, если он не выполняет особых Божиих требований, а устанавливает свой собственный критерий, которому, по его мнению, должны следовать. Но сколько умов, столько и критериев; люди взяли бразды правления из Божиих рук в свои руки. Закон самопреклонения утвердился на пьедестале их сердца, и воля человеческая стала для них главной. И когда открывается, что высокой, святой воле Божьей следует повиноваться, уважать и почитать ее, человеческая хочет идти своим путем… исполнять свои желания, и в результате возникает борьба между Божественной и человеческой волей»[161].

То, о чем написала Е. Уайт в конце XIX века, мы с вами наблюдаем и по сей день. В современном христианстве закон Божий воспринимается не иначе как анахронизм. О Декалоге почему–то не принято говорить в Церкви. А если и говорят, то так, что у слушающего пропадает всякое желание претворять Христову заповедь в повседневную жизнь. Особенно печально, что поступают подобным образом те, кто носит имя Христово. Не секрет, что среди христиан есть чересчур «горячие головы», живущие по принципу: «Что нам законы, коли судьи знакомы». «Главное вера и любовь кБогу, а закон не нужен», — правда в чем проявляется эта любовь и вера они не всегда могут объяснить[162]. Вот и получается, что для человека Закон Божий, это то, что мешает ему нормально жить, ограничивает его возможности, не дает простора для широкой русской души. Мне вспоминается по этому поводу слова из стихотворения Б. Н. Алмазова:

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал

Что касается адвентистского вероучения, то в нем закону Божьему отводится огромная роль. В данном докладе, позволю себе упомянуть лишь об одной из функций Декалога, которая способствует формированию подлинной духовности.

Согласно апостольским словам, закон является своеобразным зеркалом (Иак. 1:22–25). Благодаря закону можно увидеть, чем мы причиняем боль Богу и ближнему. Посредством заповеди Господь лишает сна нашу совесть. Вот что об этом пишет Иоанн Дамаскин (VIII в.): «Итак, закон Божий, входя в наш ум, привлекает его к себе и возбуждает нашу совесть»[163]. Действительно, посмотрим на вторую заповедь: «Не сотвори себе кумира…», и сразу видим то, что является смыслом нашей жизни, чему мы отдаем все время и силы. А точнее, чему мы принадлежим — будь то идея, работа, творчество, или какая–либо вещь. А за всем этим подчас не замечаем самого главного — человека рядом с собой.

Десятая заповедь напомнит нам о грехе, который буквально разъедает нашу душу. Это зависть. И здесь хотелось бы вскользь упомянуть три основных этапа развития этого греха, которые издревле опознаются в церковной традиции: «У него есть, а у меня нет». Второй этап: «А почему это у него есть, а у меня нет?!». Наконец, самая страшная мысль: «Раз у меня этого нет, пусть и у него не будет». Французский публицист Андре Моруа в своих наставлениях «Открытое письмо молодому человеку о науке жить» описывает это тягостное чувство зависти: «Если вам постоянно будет сопутствовать удача, то, сколь бы заслуженной она ни была, у вас появятся враги. Почему? Потому что найдутся люди, которых вы будете раздражать самим фактом своего существования. Невозможно нравиться всем. Успех восстановит против вас людей, которые мечтали о той же должности, добивались аплодисментов той же публики. Кроме того, успех развяжет вам язык, и вы неизбежно наговорите много лишнего; вы будете искренне высказывать свое мнение о людях, которые терпеть не могут искренности… Из пустяковой сплетни может родиться смертельная ненависть. Множество людей получают величайшее наслаждение, принося другим огорчения и ссоря их. Если вы сами еще не нажили себе врагов, эти люди вам помогут»[164].

Может случиться и так, что я, христианин, окажусь вором, нарушая восьмую заповедь. Причем не обязательно «совершать тайное хищение чужого имущества», ведь красть можно и хорошее настроение, доброе имя, чужую мысль, чужую любовь, чужое время, а значит и саму жизнь. Если я редкий гость в собственной семье, тогда Господь обличит меня через четвертую заповедь и призовет выделить хотя бы один день для семьи и Церкви.

А вот как звучит девятая заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Прочтешь, и сразу же перед глазами предстает тот поток лжи, который ежедневно мы выливаем на ближних и дальних. А ведь постоянная ложь может со временем перерасти и более опасную греховную болезнь, болезнь которая называется «неспособность любить». В произведении «Братья Карамазовы», Старец Зосима говорил Федору Карамазову: «Главное самому себе не лгите. Лгущий самому себе до того доходит, что уже никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить… Лгущий самому себе еще и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что сам себе он обиду навыдумал и налгал для красы… из горошинки — гору сделал. И знает это все человек, а все–таки первый обижается — а затем доходит и до вражды истинной»[165]. Несомненно, Закон Божий играет важную роль в нашей духовной жизни. Зная Закон, незачем лукавить, строя собственные слащаво–этические системы поведения, чтобы оправдывать ими свои недостойные поступки. Господь всегда поставит правильный диагноз нашему духовному состоянию. Важно научиться не только слушать, но и слышать голос Божий в каждой из заповедей Декалога. Необходима решимость не только говорить правду, но и слышать ее о себе самом… Напомню всем нам, замечательный диалог из романа Федора Достоевского «Подросток»:

— Э, полноте, говорите дело. Я хочу знать, что именно мне делать и как мне жить?

— Что тебе делать, мой милый? Будь честен, никогда не лги, не пожелай дому ближнего своего, одним словом прочти все десять заповедей: там все это на века написано.

— Полноте, полноте, все это так старо и притом — одни слова, а нужно дело.

— Ну, уж если очень одолеет скука, постарайтесь полюбить кого–нибудь…

— Вы только смеетесь! И притом, что я один–то сделаю с вашими десятью заповедями?

— А ты их исполни, несмотря на все твои вопросы и сомненья, и будешь великим человеком»[166].

Согласитесь, говорить о заповедях Божиих «проще», чем следовать им. Да, сложно быть Христоподобными и являть это не только на словах, но, главным образом, собственной жизнью. Наверное, поэтому часто приходиться слышать: «ну я уж точно никогда этого не смогу, да и кому вообще это возможно?!» На что Церковь отвечает евангельскими словами: «невозможное человекам, возможно Богу» (Лук. 18:27). В одиночку мы не способны вырасти в меру подлинного величия человека, тщетно пытаясь достичь «возраста Христова». Да, собственными силами это невозможно, а вот вместе с Господом вполне осуществимо.

Но все вышесказанное будет мертво, без четвертого и самого главного критерия — Христова дара любви.