ГЛАВА 14. ЧИСТОЕ ПОЗНАНИЕ И КЭНСЕ

ГЛАВА 14. ЧИСТОЕ ПОЗНАНИЕ И КЭНСЕ

Нансэн смотрит на цветок. Однажды в разговоре с Нансэном Осе Рикко Тайфу сказал: «Дзе Хоси говорит: небо, земля и я — одного происхождения, все вещи и я — из одной субстанции. Не странно ли?» Нансэн указал на цветок в саду и промолвил: «Нынешний народ видит этот цветок как бы во сне».

Сатте, автор «Хикаган-року», комментирует эту историю в прекрасном стихотворении:

Слышать, видеть, касаться и знать — это не одно и другое;

Нельзя рассматривать горы и реки в зеркале;

Морозное небо, заходящая луна — в полночь;

Для кого ясные воды озера отражают тени в холоде?

Нансэн был выдающимся мастером дзэн; и о нем мы уже говорили. Рикко Тайфу был высокопоставленным государственным чиновником. Он изучал дзэн с Нансэном и достиг значительного продвижения в его понимании. В своих диалогах они обменивались впечатлениями по поводу дзэн, и здесь приведем пример такого диалога (мондо).

Однажды Рикко сказал Нансэну: «Ваш ученик немного понимает буддизм». — «А как обстоит дело в течение всех двадцати четырех часов?» — спросил Нансэн. «Он бредет без единого клочка одежды», — отвечал Рикко. Тогда Нансэн сказал: «Этот малый все еще стоит за дверьми зала. Он не достиг Дао. Добродетельный правитель не держит умных слуг».

Выражение дзэн «он бредет без клочка одежды» сейчас приобрело широкую известность. Оно относится к человеку, который отбросил все мирские привязанности и освободился от хаотических иллюзорных мыслей. У него нет ничего. Однако ответ Рикко не удовлетворил Нансэна, который сказал: «Этот малый все еще стоит за дверьми зала», — имея в виду, что он еще не вполне обладает истинным духом дзэн. Может показаться странным, что Рикко подвергся столь категорической критике. Разве он не достиг того, к чему стремится изучающий дзэн? Если быть точным до конца, «малый за дверьми» — тот, кому еще не дарована привилегия допуска ко двору императора. Выражение «умные слуги» относится к придворным, которые слишком хитры, чтобы можно было на них полагаться. Слова «без клочка одежды», пожалуй, были свежей и довольно оригинальной фразой в практике Рикко; они употреблены здесь, чтобы показать ничто, пустоту. Но если изучающий остается на месте, полагая, что достиг конечного состояния, ему еще очень далеко до подлинного понимания дзэн. Получив такое замечание, Рикко, должно быть, кивнул в знак согласия со словами Нансэна. Судя по другим описаниям его поведения, он, по всей вероятности, впоследствии достиг этого большого понимания.

Повторяя слова: «Земля, небо и я — одного происхождения; все вещи и я — из одной субстанции», Рикко цитирует Дзе Хоси (382–414). Дзе был учеником Кумарадживы, пришедшего в Китай из Центральной Азии в 401 году; Кумараджива перевел на китайский язык многие буддийские писания и оказал огромное влияние на развитие китайского буддизма. Сам Дзе был гениальным буддийским ученым. Рассказывают, что он безвременно погиб, казненный за то, что по религиозным убеждениям отказался повиноваться повелениям правителя области. Дзе, согласно легенде, написал перед казнью следующее прощальное стихотворение:

Четыре элемента с самого начала не имеют хозяина;

Пять сочетаний в сущности своей пусты;

И вот я встречаю меч своей головой;

Сделаем же это так, как будто рубят весенний ветерок.

В другом случае Дзе писал: «Человек, который исчерпал истину, обширен и пуст. Он не оставляет следа. Все вещи созданы самим человеком. Тот, кто понимает, что вещи — это он сам, — настоящий мудрец».

В ответ на цитату Рикко Нансэн говорит: «Видишь этот цветок: говорят, что Татхагата видит природу Будды обнаженными глазами. Можешь ли ты увидеть ее?» Рикко был уверен в своем понимании, но когда он посмотрел на цветок, он не смог увидеть в нем природу Будды, а увидел лишь пион. Тогда Нансэн и произнес свое суждение: «Нынешний народ видит цветок как бы во сне». Различие способностей было неоспоримым, и Рикко пришлось отвесить поклон Нансэну.

Тексты дзэн немногословны и выражают лишь существенный пункт. Мы не знаем, действительно ли этот приводимый здесь разговор имел место, или Нансэн отбросил все вводные фразы и просто вынес свое суждение. Важнейший пункт заключается в том, что Нансэн поставил истину дзэн прямо перед Рикко. Он вводит проблему познания. Возможно, что это был один из самых ранних случаев в истории дзэн, когда эта проблема рассматривалась в таких частностях. Четыре строки стихотворения Сэтте дают нам прекрасное описание чистого познания:

1. «Слышать, видеть, касаться» — это слуховые, зрительные, осязательные и другие ощущения; «знать» относится к познанию.

2. «Не одно и другое» означает, что ощущение и познание не следует отделять друг от друга; познание и познаваемый предмет также не чужды друг другу; они взаимно связаны, и это делает возможным трансцендентное познание.

3. «Горы и реки» изображают внешний мир.

4. «Зеркало» — аспект нашей субъективности,

5. Строка «морозное небо, заходящая луна в полночь» отражает спокойное и возвышенное состояние чистого познания, в котором встречаются внешний предмет и наше ощущение.

6. «Ясные воды озера» — наш ум, в котором происходит чистое познание,

7. «Отражают тени» — чистое познание.

8. «В холоде» опять-таки выражает то безмятежное и высокое состояние ума, в котором совершается чистое сознание. Ум бывает таким же спокойным и безмолвным, каким бывает морозное небо в полночь во время захода луны.

Слова «Нельзя рассматривать горы и реки в зеркале» имеют тот смысл, что вы не должны утверждать, как это утверждают идеалисты, что внешний мир представляет собой не что иное, как проекцию субъективного зеркала вашего ума, что ощущения не в состоянии выйти за пределы самих себя и коснуться внешнего предмета. Истина противоположна таким идеям. В глубоком безмолвии середины ночи озеро спокойно отражает морозное небо, заходящую луну, деревья и траву. Торжественный процесс познания совершается исключительно между вами и объектом.

Само познание происходит благодаря двум процессам: во-первых, это чистое познание, во-вторых, узнавание чистого познания. В чистом познании нет ни субъективного, ни объективного элемента. Подумайте о том моменте, когда ваша рука касается чашки: существует только это прикосновение. В следующее мгновение вы узнаете, что ощущаете прикосновение. Сначала оно вызывается просто благодаря взаимодействию между рукой и объектом, и в этот момент имеет место чистое познание. В следующее мгновение чистое познание узнается отражающим действием сознания, и узнанное познание оказывается завершенным. Затем возникают субъективный и объективный элементы; человек говорит: «Это чашка на столе». Но в тот момент, когда все еще продолжается чистое познание, нет ни субъективного, ни объективного элемента, есть только прикосновение — и никто не говорит о том, что чашка находится на столе. Выразимся иначе: чистое познание происходит только благодаря встрече первого нэн с объектом. В этой встрече совершается трансцендентное познание, однако оно еще не узнано сознанием. Гуссерлианская феноменология не отмечает действия первого нэн, который трансцендентно чувствует объект, таким образом она отказывается признать трансцендентное познание.

Когда Сэтте говорит: «Морозное небо, заходящая луна», он говорит о чистом познании, где существует только морозное небо и заходящая луна, где нет ни субъекта, ни объекта; никто не может заглянуть в этот момент; на это не способна даже та личность, которая смотрит на небо и на луну, совершая познание, потому что здесь нет рассудочной деятельности сознания. Данное мгновение столь же непосредственно и невозмутимо, сколь холодны и безмолвны морозное небо и заходящая луна. Когда мы поняли это, четвертая строка становится вполне понятной: «Для кого отразят ясные воды озера тени в холоде?» Никто не может заметить это отражение, даже тот, кто отражает (это озеро, а может быть,

Сэтте или вы сами), потому что субъективный элемент не в состоянии узнать самого себя.

Теперь мы хотим попробовать дать дальнейшее пояснение вопросу о чистом познании, а также коснуться некоторых связанных с ним предметов. Это будет сделано с точки зрения трех нэн-действий, рассмотренных нами в главе 10.

Хотя в целях описания мы различаем три нэн, как отдельные категории познания, фактически они представляют собой просто действие одного нэн в потоке сознания. В настоящий момент этот поток действует, как первый нэн; в следующий момент он размышляет, как второй нэн, а еще в следующий момент синтезирует, как третий нэн. Этот третий нэн формулирует планы и намерения, когда производит синтез, и его намеренная деятельность прямо дает начало новому первому нэн, который получает импульс и, руководимый этим импульсом, начинает свою деятельность. Поэтому первый и третий нэн осуществляют одну и ту же преднамеренную деятельность, при этом один нэн выступает то как действие синтеза, то как действие приобретения опыта из внешнего мира, и трудно сказать, какое из этих действий является инициатором. Они идут от первого нэн ко второму и третьему, а затем еще раз возвращаются, двигаясь по кругу.

Сознание стремится поддержать свою целостность, сосредоточивая внимание на одной вещи в каждый данный момент. Даже если человек диктует одновременно несколько писем, он при этом сохраняет единственный фокус внимания, переходящий с одного объекта на другой. Совершать одновременно много нэн-действий — выше возможностей сознания, хотя тренировка как будто может дать нам способность иметь подчиненный центр сознания в дополнение к главному центру.

Первый нэн может действовать двумя способами:

1) он узнает объекты во внешнем мире;

2) он может обратить свое внимание внутрь.

В первом случае он получает стимул непосредственно из внешнего мира и дает начало ощущению и мысли, или интуитивному мышлению. Ощущение видит краски, светы, горы, реки, тогда как синтезирующее мышление интуитивно замечает, какая прекрасная погода, или испытывает любовь к другим людям, ненависть и так далее. Во втором случае внимание человека направлено внутрь, и человек вспоминает события своей прошлой жизни. Припоминание становится темой размышления второго нэн, за которым в свою очередь следует третий нэн, выносящий суждения и принимающий новые решения.

Хотя деятельность первого нэн независима, она тесно связана с третьим нэн. Фактически она всегда находится под влиянием третьего нэн и избирательно воспринимает лишь какую-то часть стимулов внешнего мира. Первый нэн подобен младенцу, привязанному к переднику матери, он ограничен в своей сфере независимой деятельности, или же его можно сравнить с лошадью, которая носит шоры, чтобы предотвратить действие нежелательных или опасных влияний.

В терминах этой второй аналогии психопат или чрезмерно возбудимый человек представляется лишенным таких шор или снабженным непосредственными шорами, так что его первый нэн переполнен стимулами. Такая необычная восприимчивость иногда может привести к художественному или литературному творчеству, однако она может также привести и к состоянию, сравнимому с состоянием панически испуганной лошади. Такой ум переполнен странными идеями, особого рода набожностью, при которой человек чувствует себя поглощенным любовью к Богу или испытывает душевное смятение, обилие стимулов и неспособность противодействовать им — все это симптоматично для бесконтрольной свободы первого нэн. Обычно третий нэн контролирует восприятие стимулов первым нэн, поддерживая таким образом состояние нормального функционирования ума. В то же время, однако, такой «нормальный» ум может погрузиться в застой или попасть под влияние ложных рамок третьего нэн, оказаться охваченным всевозможными искаженными ошибочными мыслями.

Подведем итоги. Нэн меняет свое положение, выступая в различных ролях, как первый, второй или третий нэн. Каждый нэн получает влияние предшествующего ему нэн и в свою очередь влияет на действие последующего нэн,

И вот в абсолютном самадхи все три нэн замедляют или почти прекращают свою деятельность; в мозгу воцаряется нэн продолжительностью в вечность. Достигнув однажды такого состояния ума и затем вернувшись из него в мир сознания и сознательной деятельности, изучающий дзэн в течение некоторого периода будет ощущать особое состояние, в котором действует только первый нэн, как всегда, интуитивно. Причина этого "явления заключается в следующем. Можно предположить, что в процессе исторической эволюции сознания сначала появился первый нэн. Вероятно, его можно найти даже у животных, хотя, пожалуй, у них он не достигает такого высокого развития, как у человека. Рассудочное действие сознания (второй нэн), возможно, появилось в процессе эволюции значительно позднее, а последним оказался третий нэн. Насколько нам известно, у животных эта рассудочная способность отсутствует, они не осознают себя, и потому их можно считать лишенными подлинного сознания. Основываясь на этом, мы способны понять, что когда человек вступает в абсолютное самадхи, исчезают быстрее всего именно те функции, которые развились позже. Сперва исчезает третий нэн, затем второй, наконец, первый нэн, самая давнишняя и потому самая устойчивая деятельность ума. Когда мы выходим из абсолютного самадхи, функции сознания восстанавливаются в обратном порядке: сначала появляется первый нэн, а за ним следуют второй и третий.

В то время как третий и второй нэн находятся в дремлющем состоянии, первый нэн получает неограниченное количество стимулов из внешнего мира. Экранирующее и видоизменяющее действие третьего нэн все еще не проявляется, так что стимулы врываются в ум во всем своем огромном изобилии и производят мощное впечатление, поражая ум. Именно эта сила впечатлений и переживаний кэнсе открывает вам предметы окружающего мира в их новой, вдохновляющей оригинальности. Так, Уммон мог воскликнуть: «Рис в чашке, вода в ведре!» Во время переживания кэнсе все оказывается непосредственным, свежим, впечатляющим и ошеломляет своим изобилием.

Психопатические и другие переживания. Можно считать, что свежие, живые впечатления, иногда переживаемые в психопатических или эпилептических припадках, а также под влиянием психоделических средств, возникают как результат беспрепятственной деятельности первого нэн, получающего свободу, когда ослабевает третий нэн с его интегративными функциями. Тогда не будет ли такое переживание аналогично переживанию кэнсе? Я не думаю, что это так. У человека с психическими расстройствами каждый из трех нэн функционирует ненормально. Во время явлений, возникающих под влиянием психоделических средств, первый нэн оказывается регрессирующим до примитивного состояния. Лица, употребляющие ЛСД, рассказывая о своих впечатлениях, описывают растворение во внешних предметах и слияние с ними. С другой стороны, во время кэнсе мы обнаруживаем, что вещи весьма отчетливо сохраняют свою индивидуальность и вместе с тем обладают общими качествами.

Как в положительном, так и в абсолютном самадхи господствует чистое сознание. А у психопата сознательная деятельность или раскалывается под воздействием стоящей перед ними дилеммы, или каким-то образом оказывается заглушённой; первый нэн также бывает искажен.

Некоторые больные психическими расстройствами обнаруживают, что иногда время начинает идти назад, в прошлое, тогда как другие жалуются на то, что время и события происходят слишком быстро. Ясперс, например, сообщает о следующем случае: «Клийн рассказывает о мальчике, который страдал особыми припадками: ему становилось страшно, и он бежал к матери, крича: «Мама, опять начинается! Что это такое? Все начинает так быстро идти назад. Или это я говорю быстрее, чем ты?» Ему казалось также, что и люди на улицах идут быстрее». Подобные явления, пожалуй, можно объяснить следующим образом. Хорошо известно, что когда мы едем в движущемся экипаже, наше впечатление о скорости зависит от того, как мы видим объекты: они могут казаться движущимися или неподвижными. Предположим, три самолета летят рядом. Если один из них начинает терять скорость, пилоту будет казаться, что его самолет полетел назад. Однако, если его внимание в этот момент будет сосредоточено на других самолетах, которые его обгоняют, у него возникнет иллюзия, что они летят слишком быстро. Такой эффект, вероятно, происходит и тогда, когда второй и третий нэн чрезмерно страдают от беспокойства и озабоченности и закрывают глаза перед лицом неприятной реальности. Их рассудочные и синтезирующие функции по этой причине действуют медленнее, и человеку не остается времени, чтобы поразмыслить над впечатлениями, полученными первым нэн. Иными словами, в летном соединении трех нэн рассудочная деятельность утратила скорость. Она похожа на того пилота, самолет которого начал отставать и у которого возникала иллюзия (в зависимости от фокуса внимания) или того, что время и события как будто пятятся назад, или того, что они идут слишком быстро.

У некоторых психопатов, как и у части нормальных людей, появляется другой феномен, когда невероятно обильные впечатления первого нэн составляют огромную массу мысленного содержания; проецируясь на мозг, они создают эффект медленного кинофильма, так что все кажется происходящим в задержанном темпе. Полагают, что время ребенка идет медленнее времени взрослого из-за богатого, свежего и впечатляющего первого нэн, который формирует значительную часть деятельности ума ребенка, но есть и взрослые люди, в умственной деятельности которых первый нэн продолжает играть значительную роль (в этой связи см. пример С. Дзэндзи позднее в этой главе).

Когда третий нэн одержим какой-то мучительной идеей, потребностью в чем-то или страданием, когда перед ним стоит особого рода дилемма, и он оказывается неспособным к нормальным функциям, он может в конце концов пережить вынужденное отвращение к себе, так что в нем возникает даже желание саморазрушения. В такой момент изменяется также и привычный способ сознания. Это случается с некоторыми психически больными людьми. Изменение привычного способа сознания — это самопроизвольное устранение эгоцентрического «я». Человек становится страдающим святым, а иногда начинает выражать мессианские идеи. Великие духовные вожди, а нередко и политические деятели проходят через эту стадию и в конце концов достигают собственного пути освобождения. Поскольку подобный святой сам прошел через переживание страдания, он не может не проповедовать найденный им путь.

При расщеплении личности шизофреника (сам термин «шизофрения» означает «расщепление психики») внутренние страдания и отвращение к себе приводят третий нэн к полному внутреннему распаду. Третий нэн даже в нормальной обстановке испытывает множество различных соблазнов, а трудная проблема может вынудить потенциально слабого индивида к тому, чтобы синтезировать для самого себя какую-то внутреннюю реальность, созвучную его глубинным страданиям, так что обычные пределы третьего нэн оказываются сужены — одна часть его не используется, а остальные части подвергаются искажению. Соответственное влияние оказывается на первый и второй нэн, и они сами бывают расколоты пропорционально деятельности третьего нэн; получается так, что все три нэн взаимодействуют друг с другом крайне болезненно, сложно, с проявлением симптомов не поддающихся нашему обычному пониманию.

Некоторые психопаты доходят до состояния полного распада личности. Однако на такой стадии, когда расщепление психики еще не зашло настолько далеко, чтобы вызвать душевный распад, когда первый нэн работает независимо и условия освобождены, часто возникает переживание, сходное с переживанием кэнсе в практике дзэн. Примеры псевдо-кэнсе и даже подлинного кэнсе находим в книге У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта».

Можно предположить, что яркое влияние, которое иногда переживается эпилептиком перед припадком, происходит вследствие отчаянного действия первого нэн, который в ответ на крайнее душевное напряжение, похожее на состояние умирающего человека, как бы самовоспламеняется. Этот эффект, по-видимому, вызывается некоторой физической причиной, связанной с мозгом. В явлении кэнсе мы находим тот же самый феномен самовоспламенения. Однако благодаря нашей практике дзадзэн мы обнаруживаем, что первый, второй и третий нэн прозрачны, просветлены и блестят подобно звездам в морозном небе: они находятся в тесной взаимной связи в формообразующем полете гармоничной умственной деятельности.

Установленное «я». Декартовское «мыслю, следовательно, существую» кажется общепринятым понятием, которое не вызывает сомнений. Но «мыслю» есть действие первого нэн. Если оно не узнано рассудочным действием второго и третьего нэн, никакого познания не возникает. Нужно сказать. «Узнаю свое мышление, поэтому знаю, что существую».

В этом случае «мое мышление» уже представляет собой прошлое событие, так сказать, объективное явление, а «узнаю» является в настоящий момент реальным и уверенным «я». Это «я» сознает себя; это продукт вторичной рассудочной и синтезирующей деятельности третьего нэн. Однако, как мы объяснили ранее, этот третий нэн в свою очередь должен быть узнан приходящим ему на смену сознательным действием (опять же третьим нэн), чтобы мог сохранится поток сознания. Иными словами, каждое нэн-действие само не осознает себя; если оно не замечено и не подхвачено очередным действием размышления, оно остается совершенно неосознанным. Таким образом мы не улавливаем непосредственно свой нэн, или ум. В действительности последующий нэн представляет предыдущий.

Однако этот факт не заставляет нас усомниться в нашем собственном существовании. Ближайшее прошлое ярко сохраняется благодаря нынешнему действию узнавания, и мы чувствуем уверенность в непрерывности существования. Но разве это все? Откуда в действительности берется теплое чувство «я»?

Фактически это теплое чувство вызвано настроением, которое скрыто в каждом нэн; именно настроение поддерживает близкое, теплое, интимное чувство, указывающее на «я». Узнав это настроение или чувство, я поддерживаю собственную подлинность. Такое настроение идет от моего тела, главным образом, от него, включая, разумеется, и мозг. Это мое тело, в конце концов, подтверждает истину мое о собственного признания себя. Я живу, я замечаю и ощущаю процесс своей жизни, и я знаю, что существую. Можно придать роботу способность узнавать себя, но он будет действовать только механически; если его не наделить его собственными настроениями, он не почувствует, этой истинной, теплой подлинности самого себя.

Это теплое ощущение подлинности, это особое настроение, можно иногда постулировать, как развивающееся в мыслительное действие сознания, сопутствующее эволюции последнего, потому что каждое действие нэн с самого начала сопровождается, хотя и скрыто, этим теплым, интимным чувством

Самоотчуждение. У психопатической личности последовательность трех нэн-действий — я живу, я отмечаю свою жизнь, я знаю, что существую, — оказывается нарушенной. Это происходит впоследствии ненормальной функции или утомления рассудочного действия, особенно у третьего нэн. Такое состояние непременно должно сопровождаться неспособностью третьего нэн нормально выполнять свою определяющую функцию и прогрессивной изоляцией всех трех нэн друг от друга. В таком случае первый нэн в особенности оказывается изолированным. Поэтому психопат часто теряет способность определять свои собственные ощущения, восприятия и настроения, как принадлежащие ему лично, и начинает ощущать отчуждение от самого себя.

Между человеком интуитивных наклонностей и человеком, который мыслит рационально и логически, существует, должно быть, большое различие в области мышления. Недавно я несколько недель путешествовал в обществе одного мастера дзэн, некоего С. Дзэндзи. Я знал его как человека весьма быстрого интуитивного суждения. Путешествуя вместе с ним, я обнаружил, что в любом необычном положении он ложится на спину и скоро засыпает с храпом. Человеку с логическим складом ума это покажется трудным; его мозг будет походить на кипящий котел, ему потребуется значительное время, чтобы охладиться. Если такой человек станет практиковать дзадзэн, он, по всей вероятности, обнаружит, что в его уме упорно возникают посторонние мысли. Такая вязкая нервная деятельность вряд ли возможна в интуитивно работающем мозгу. Если даже у подобной личности во время дзадзэн и появится какая-то блуждающая мысль, она будет похожа на дымку белого облачка, появившегося на синем летнем небе; оно исчезает так же быстро как и появляется.

Письма С. Дзэндзи полны неожиданных выражений. Несомненно, он мыслит особо организованным интуитивным способом, но когда ему нужно изложить свои мысли на бумаге, ему приходится выражаться в общепринятой логической манере. Такое усилие дать рациональное выражение импульсивным мыслям, которые толпятся за сценой, непременно должно включить в себя некоторый принцип отбора: человек подыскивает нужные слова и фразы и отбрасывает неподходящие, каким-то образом размещает материал. С. Дзэндзи говорит быстро, в особой манере, которую можно назвать компьютероподобной; его речь убедительна, потому что он в одно мгновение интуитивно продумывает все факты. Интуиция не является простым действием, она подобна вспышке и освещает почти одновременно все данные, как это происходит во время работы компьютера. Однако, когда С. Дзэндзи нужно что-то писать, он вынужден как бы отойти в сторону, чтобы наблюдать идеи, которым хочет дать выражение. Ему приходится обращаться к третьему нэн, чтобы произвести старомодный отбор и перегруппировку, и это является его слабым местом. Результаты оказываются неуклюжими, мысли выражаются резко. С другой стороны, логически организованный мозг старательно обдумывает нить рассуждений и располагает свои идеи в определенном порядке. Но эта упорядоченность зачастую бывает результатом искусственных приемов. Мы можем припомнить слова Нансэна. «Добродетельный правитель не использует умных слуг». Здесь «умный» означает «обдуманный», т. е. слишком умный, чтобы ему можно было доверять. Такой человек иногда способен добиться успеха, но у него не может быть уверенности в том, что он не прошел своим прямым путем мимо истины, т. е. не исказил истину, когда пользовался видимо разумной логикой.

Когда С. Дзэндзи был молодым монахом, он однажды упал с высоты. Он рассказывает, что во время падения интенсивно ощутил весь процесс жизни, как будто просматривал замедленную кинокартину. Результатом тотального действия первого нэн бывает яркая и чрезвычайно обогащенная картина объекта; а это создает впечатление, что настоящий момент расширяется до бесконечности благодаря своему богатству и полноте. Именно с этого переживания падения началось для С. Дзэндзи ясное понимание истины дзэн. Когда человек видит с такой чистотой, как видит первый нэн, тогда он может проникнуть внутрь объекта. Дзадзэн представляет собой практику восстановления этого интуитивного познания. Чрезмерное развитие заблуждающегося третьего нэн в современном цивилизованном уме привело к ослаблению интуитивного действия первого нэн, который утрачивает свою первоначальную функцию — ясно видеть объекты во всех их частностях. Животное видит, слышит и осязает вещи просто интуитивно, и его способность постижения соответствующих объектов оказывается безошибочной. Когда собака обнюхивает своего приятеля, она с точностью узнает его. Бесполезно говорить, что у собаки подобное обнюхивание оказывается ничем иным, как электрическим или биохимическим изменением в ее нервных клетках. Собака действительно удерживает жизненный материал, испускаемый другой собакой, ощущает существо этой другой собаки.

Именно длительное эволюционное развитие органов чувств, взаимозависимое с окружающим миром, развило их нынешние функции. Обонятельное и другие внешние ощущения собаки возникли не неожиданно, не независимо и не сразу оказались вполне созревшими. Это было долгое, медленное эволюционное развитие, которое на всех стадиях связывалось со свойствами внешнего мира; его результатом является нынешнее чувственное осязание собаки, которое позволяет ей улавливать особенности внешнего мира. Животное не сомневается в своем чувственном опыте. Однако, лишенное интеллектуальной просветленности, его познание остается на чисто животном уровне.

Люди так же доверяют информации, полученной через чувства. И только третий нэн, или рассудок, бросает сомнение на эту информацию. Но по самой своей природе третий нэн способен войти в соприкосновение с объектом только непрямым путем, и ему никоим образом не следует подвергать сомнению познавательное действие первого нэн. Первый нэн в состоянии действовать только в направлении интуитивного узнавания объекта, но в этом узнавании заключен важный пункт: оно устанавливает, что здесь находится некий объект. Этого достаточно, чтобы достичь чистого познания. Детали могут быть восполнены интеллектуально. Именно это развитие третьего нэн сделало человека высшим существом по сравнению с животным. Но не менее важен и первый нэн. Оба они являются двумя колесами повозки: если одно из них неисправно, другое тоже оказывается поврежденным.

Как совершается «трансцендентное» познание. Изучая эволюцию живых существ, мы видим, что из хаоса появляется пульсация жизни — и обособляется в двух направлениях: с одной стороны, жизнь вырабатывает ощущение, которое познает внешний мир, с другой, она создает сродство с возрастающей сложностью внешнего мира. В начале структура агента, например, амебы, очень проста; аналогичным образом и сравнительно проста ее жизнь в окружающем мире, но постепенно структура обеих сторон становится более сложной. Ощущение и ощущаемый мир в основе своей обладают одинаковой природой; в течение эволюции они находились во взаимодействии друг с другом, чтобы прийти к своему нынешнему биологическому, психологическому и социальному состоянию; они никогда не были изолированы друг от друга. Ощущение по природе своей является «мирским». Поэтому, когда первый нэн работает независимо от вмешательства третьего нэн, он приходит в прямое соприкосновение с внешним миром, и последний узнается в чистом виде, таким каков он есть.

Философы-идеалисты, кажется, бессознательно приняли ту точку зрения, что ощущения и восприятия должны развиваться независимо от внешнего мира, а потому изолированы от него. Таким образом, они приходят к естественному заключению, что ощущение не в состоянии осуществить трансцендентное познание внешнего мира.

Идея о том, что ощущение и восприятие с самого начала были связаны с окружающим, что по своей природе они могут в процессе познания правильно отображать внешние объекты, все еще может встретить возражения со стороны какого-нибудь педантичного философа, как неадекватная и неоправданная. Однако, разве эта идея не подтверждается суждениями здравого смысла? Даже убежденный идеалист пользуется такими суждениями в повседневной жизни и обращается с вещами, которые видит и трогает, как с существующими во внешнем мире. Интересно, например, замечание Виттгенштейна, когда он услышал доказательство существования внешнего мира, данное Муром: «Эти философы, которые отрицали существование материи, не желали отрицать тот факт, что я ношу под брюками подштанники». Когда мы анализируем подобные проблемы в терминах первого, второго и третьего нэн, мы приходим к заключению, что выводы здравого смысла правильны, и мы можем понять, почему здравому смыслу следует пропускать мимо ушей то, что говорят философы.

Когда моя рука касается чашки на столе, мое тактильное ощущение (первый нэн) получает импульс от чашки и понимает, что здесь находится внешний объект. Отрицать это невозможно. Затем второй и третий нэн узнает и наличие первого нэн, и его познание существования внешнего объекта. Разве этого недостаточно? Истина всегда проста. Существование внешнего объекта уловлено тактильным ощущением, первый нэн, и этот первый нэн и его содержание узнается вторым и третьим нэн; происходит понимание спонтанного познания внешнего объекта в трансцендентном смысле. Именно это ежесекундно совершает здравый смысл.

Фактически все разнообразные свойства чашки не становятся известными мне сейчас же. Но я могу углубить свое познание чашки, прибавляя к нему многие другие ощущения, возникающие при рассмотрении чашки под разными углами зрения. Ошибочное понимание можно исправить, пересмотреть. Иными словами, мое знание чашки углубляется. Правильное знание есть правильное познание, и знание может быть пересмотрено благодаря непосредственному опыту. Мы не можем только подвергнуть его возможности пересмотра. Очевидным примером познания, подвергшегося пересмотру, являются взаимоотношения между людьми. Человек — сложное существо. Его познание углубляется долгими наблюдениями, производимыми под различными углами. Долгое знакомство с человеком, с которым я раньше не мог подружиться, вполне способно вызвать дружеское чувство: «Вот друг!»

Третий нэн. У обыкновенного человека третий нэн страдает от своего собственного иллюзорного стандарта мышления. Он мучается от чувства покинутости, смотрит на объекты в контексте принадлежности, он всегда чего-то боится, всегда охвачен заботами. Он эгоцентричен и таскает за собой мусорное ведро, в котором хранит ненависть, глупость, невежество, страх, жадность, зависть и тому подобное.

Как я уже упоминал, ребенок может наслаждаться зрелищем падающих листьев, полетом пчелы в солнечных лучах и т. д., а взрослый на это не способен. Он не видит красоты чашки на столе, а видит в ней только полезный предмет. Может быть, эту чашку принесла ему жена, может быть, он смотрит таким же образом и на жену. Один друг рассказал мне историю, иллюстрирующую подобное понимание: «Однажды, — сказал он, — я услышал, что ко мне домой с визитом едет важное лицо. Я поспешно принялся подметать комнаты и приводить вещи в порядок. Жена упрекнула меня, сказав: «Подметать — это мое дело, пожалуйста, идите в главный зал и примите гостя». Я отдал ей веник, как бы желая привязать его к руке. К своему изумлению, я внезапно понял, что обращаюсь с женой, как с веником. С того времени я оценил пословицу: «Мужчина думает о жене, как о ручке метлы».

Я не хочу преуменьшать важность третьего нэн или порицать его деятельность. Наоборот, третий нэн — это хозяин ума. Когда он очищает себя от своих иллюзорных мысленных стандартов, он может действовать в полнейшей гармонии с первым нэн. Но у большинства людей он погружен в заблуждения. Поэтому в работе ума возникают трения и разлад; первый нэн уступает третьему нэн или оказывается поврежденным, а второй теряет голос; в результате появляется предрасположенность к душевному заболеванию.

Заблуждение приходит вследствие эгоцентрических мыслительных штампов, порождаемых «я», которое связывает истинного человека. Никто не стесняет вас, кроме вас самих. Ваша истинная свобода будет достигнута тогда, когда вы освободитесь от самого себя.

Для того, чтобы восстановить подлинную познавательную способность, мы должны завершить реставрацию в смысле дзэн. Это процесс освобождения первого нэн (ощущение) от контроля третьего нэн, а третьего нэн — от контроля эгоцентрической индивидуальности. До тех пор, пока этот эгоцентризм продолжает существовать, мы не в состоянии видеть его в чистой форме. Ученик дзэн привыкает к устранению своего эгоцентрического индивидуального «я», к возвращению в состояние абсолютного самадхи, абсолютной душевной пустоты, обнаруженности

Реставрацию в смысле дзэн можно в некоторых отношениях сравнить с тем, что называется феноменальной редукцией, но между этими двумя явлениями есть и существенная разница. Может быть, небесполезно внести ясность в этот пункт. Сначала процитируем одно место из Гуссерля: «Я, как личность, как предмет в этом мире, и душевная жизнь, как душевная жизнь этой личности, размещены в объектном времени; неважно, если даже мы размещены совершенно независимо друг от друга, — в трансцендентном и эпистемологическом смысле мы не существуем. Только благодаря редукции, той самой, которую мы уже назвали феноменологической редукцией, я достигаю абсолютной величины, которая более не представляет собой чего-то трансцендентного. Если бы даже я поставил под вопрос «я», мир и душевную жизнь этого «я», как таковые, все же мое простое «видящее» размышление о данности апперцепции, относящейся к текущей ситуации душевного процесса, и о «я» приносит с собой явление этой апперцепции, — так сказать, явление «восприятия, объясняемого, как мое восприятие». Конечно, я могу также воспользоваться здесь естественным способом размышления и отнести это явление к моему «я», постулируя такое «я» как эмпирическую реальность, снова говоря: я обладаю этим явлением, оно мое. Тогда, чтобы вернуться к чистому феномену, я должен был бы еще раз поставить под вопрос «я», как и пространство, и мир, и благодаря этому обнаружить чистый феномен, чистое мышление. Но, воспринимая, я могу также, в качестве «чистого» виденья, как бы смотреть на само восприятие, на такое, каким оно является, и не обращать внимания на его связь с «я», по крайней мере, отвлечься от этой связи. Тогда восприятие, которое благодаря этому схвачено и лишено ограниченности в «виденье», будет абсолютным данным, чистым феноменом в феноменологическом смысле, отвергающем все трансцендентное.

Гуссерль говорит здесь, что его «виденье» смотрит на его же восприятие, которое освобождено от «я» процессом редукции; и таким образом приходит к чистому феномену. Согласно нашему пониманию, это «виденье» должно быть действием третьего нэн, а восприятие Гуссерля должно представлять собой действие первого нэн. Согласно Гуссерлю, это восприятие первого нэн до редукции представляет собой действие «я» и эпистемологически не существует. Чтобы дойти до чистого феномена, необходимо освободить от «я» первый нэн и очистить его редукцией. Гуссерль ничего не говорит о взаимоотношениях между третьим нэн и «я», он как будто считает само собой разумеющимся, что «виденье» третьего нэн интуитивно, чисто и не имеет ничего общего с «я». Но мы уверены в том, что деятельность третьего нэн обычно искажена заблуждающимся «я», т. е. самой же деятельностью этого третьего нэн, что ее нужно освободить от такого искажения. Мы верим, что для достижения этой цели необходимо предпринять трудную тренировку дзадзэн. Такое состояние не есть нечто, сознаваемое процессом умственного абстрагирования, и этому пункту мы придаем большую важность. Короче говоря, с нашей точки зрения, необходимо сначала добиться освобождения третьего нэн, а вслед за этим первый нэн естественно восстанавливает свою функцию познания мира таким, каким он есть. А Гуссерль не признает познания мира явлений первым нэн. Таковы важные пункты, в которых мы расходимся с Гуссерлем.

Если мы прочтем приведенную выше цитату в свете теории трех нэн-действий, мы найдем, что запутанные фразы Гуссерля не так уж трудны для понимания. Дело обстоит очень просто: третий нэн смотрит на первый нэн, и это все. И поскольку все нэн-действия суть действия внутри вашего ума, они не подлежат сомнению, и вы имеете право называть их абсолютными фактами. А объекты внешнего мира, ощущаемые первым нэн, находятся вне вашего ума; так что эту информацию Гуссерль считает трансцендентной. В действительности феноменологическая теория гораздо сложнее этого нашего объяснения. Однако для наших целей данная здесь упрощенная схема вполне достаточна.

Гуссерль подчеркивает «виденье» третьего нэн, но это «виденье» узнает о внешнем мире только благодаря информации, доставляемой первым нэн; поэтому оно не имеет подлинного права говорить о внешнем мире. Таким образом, рассуждения Гуссерля ограничены явлениями, происходящими внутри нашего собственного ума, и это с самого начала исключает познание внешнего мира.

Гуссерль говорит о «виденье», как если бы оно было простой вещью, легко осуществимой на практике. Однако если вы попытаетесь выполнить то, что предлагается для феноменологической редукции, вы найдете это очень трудным, если не невозможным. В качестве эксперимента посмотрите на книгу, которая лежит на столе, и попробуйте воспользоваться чистой интуицией («виденьем»), чтобы уловить свое восприятие, которое глядит на книгу. Вы обнаружите, что испытываете замешательство по поводу того, как это осуществить. Когда изучающий дзэн смотрит таким образом на книгу, если он настолько же зрел, насколько зрелым был, например, Нансэн, он видит «существо» книги. Нансэн видит его. Говоря в духе буддизма, когда Нансэн смотрел на пион, он видел в нем природу Будды. Это прямое познание первым нэн, на которое не был способен Рикко; последний мог видеть только пион. В этом-то и заключается разница между интуитивным проникновением в объект и концептуальным пониманием.

Это очень важная тема, и, пожалуй, стоит еще раз остановиться на ней, чтобы придать нашим идеям ясность. Первый нэн — то, что Гуссерль называет восприятием. Он говорит, что восприятие должно основываться на «виденье», т. е. чистой интуиции. Затем, согласно Гуссерлю, вы получаете феномен восприятия, рассматриваемый как ваше восприятие (т. е. подлинно данный факт, который не является трансцендентным). Иначе говоря, Гуссерль требует, чтобы первый нэн воспринимался третьим с помощью чистой интуиции, и тогда мы имеем восприятие. Конечно, это узнавание первого нэн третьим не выходит за пределы самого себя, не соприкасается непосредственно с внешним объектом.

С другой стороны, познание Нансэна есть действие первого нэн, который прямо, интуитивно проникает в объект и благодаря этому достигает трансцендентного познания. Для Гуссерля это действие первого нэн представляет собой личное, психическое, индивидуальное переживание, и оно не имеет эпистемологической ценности. Таким образом спор сводится к тому, можно ли эпистемологически полагаться на первый нэн. В дзэн мы настаиваем на том, что первый нэн, действуя чисто интуитивным образом, бесспорно способен на достижение трансцендентного познания. Гуссерль говорит только о «виденье», т. е. о чистой интуиции третьего нэн; он не признает познания первого нэн, которое считает личным, психологическим переживанием. Однако, несомненно, настоящая интуиция, личная или безличная, всегда бывает чистой и непосредственной. Она становится нечистой только тогда, когда оказывается запятнанной третьим нэн. Первый нэн, предоставленный самому себе, интуитивно принимает импульсы из внешнего мира и спонтанно совершает трансцендентное познание. Истина проста, потому что она есть непосредственный факт.

Вернемся еще раз к эксперименту и пристально взглянем на книгу. Если вы не достигли зрелости в дзэн, вы увидите эту книгу лишь со своим обычным пониманием. Вы можете думать, что вам надо как-то направить внимание на «сущность», «идею», или «универсалию». Но где находится сущность книги? Гуссерль говорит, что при помощи феноменологической редукции нужно устранить «я», как личность, как «вещь в этом мире». «Я», как вещь в мире, в действительности представляет собой рутинную деятельность сознания, обремененную ошибочным, иллюзорным мышлением. То, что говорит Гуссерль, можно свести к одному утверждению: если вы остановите деятельность рутинного сознания, исчезает хаотическое иллюзорное мышление в личном, психологическом, индивидуальном переживании, и тогда появится чистое сознание. Если это истолковано правильно, тогда мы можем сказать, что как раз то же самое пытаются сделать ученики дзэн, сидя на подушках. Однако из своего тяжелого опыта мы знаем, как трудно устранить деятельность рутинного сознания. Мы, последователи дзэн, практикуем дзадзэн месяцами и годами, часто просиживаем ночи напролет без сна, чтобы приучить себя уда-|лить индивидуальное «я», «как вещь этого мира». Если вы хотите каким-то образом постигнуть книгу на столе, будь то феноменологическая редукция, или интуитивное знание, или виденье «сущности», или переживание дзэн, вы должны сначала отложить книгу в сторону и начать с устранения собственного хаотического, иллюзорного образа мышления. После того, как это будет сделано, вы можете вернуться к книге. И посмотрите: какой иной мир вы там найдете! Книга излучает сущность, идею, универсальное свойство. Вы совершили эпистемологическую революцию; ваше познание вышло за пределы самого себя и прямо коснулось книги. Как раз это и есть кэнсе.

Гуссерль положил начало очень важному для западного мира подходу, когда ввел идею практики; это предложение надо довести до следующей стадии, т. е. включить сюда полностью развитую практику дзадзэн — единственный способ, при помощи которого может быть действительно достигнута чистая интуиция. Если вы добились подлинного самадхи, все самопроизвольно приходит к разрешению.

Можно здесь отметить, что, насколько нам известно, идея первого, второго и третьего нэн никогда не появлялась со всей ясностью в трудах западных писателей. В некотором смысле ее признает Гуссерль, поскольку его «виденье» аналогично третьему нэн, а «память» — второму нэн. Дзэнские мастера прошлых лет говорили: «Культивируй свой первый нэн» и «не пользуйся вторым нэн». Однако под вторым нэн они понимали хаотическую умственную деятельность, которую мы называем «иллюзорным третьим нэн». Наше употребление термина «второй нэн» в качестве рассудочной деятельности, насколько мне известно, в литературе дзэн параллелей не имеет.