ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ЕГО ИСТОРИЯ
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ЕГО ИСТОРИЯ
Трапом творения разумных существ в том, что Человек — пал. И в силу сего падения он пребывает в мучительном состоянии непрестанных колебаний: склонившийся ко злу, он ненавидит его и борется с ним; в своей жажде абсолютного блага Божественного бытия он отталкивается от Него при встрече лицом к Лицу и пытается скрыться в темной яме самоопределения вне Бога.
Христос, неразлучно соединивший в Себе и Бога, и Человека, есть единственное разрешение конфликта, кажущегося неразрешимым. Он — воистину единственный Спаситель мира.
Что задумал Бог о нас, людях, и что Он творит в мире, чтобы спасти мир, — мы не можем охватить этого теперь. Но мы верим, мы уверены, что придет тот момент, который именуется нами «исполнением времен», исполнением всего, замышленного Богом о нас. Тогда, в этом непротяженном «вечном мгновении», не поддающемся никаким измерениям, ни определениям, ни временным, ни пространственным, ни логическим, — тогда, в этом «вечном мгновении» мы единым, непротяженным актом всего нашего существа охватим все сущее от века.
Это «вечное мгновение» — когда «времени больше не будет», по слову Писания(Откр.10:6), — будет для каждого из нас, людей, или вечным блаженством, или вечною мукою. В истории человечества непрестанно возрастает динамика гибели. Судьбы всего мира, а в силу этого и каждого человека становятся все более и более трагичными. Не каждый человек ищет исхода из этой трагедии, но те, которые действительно искали разрешение этого трагизма, прибегали к неодинаковым образам действия в стремлении ко спасению. Для христианина типа афонского монаха единственным Спасителем является Христос, явивший миру и образ Бога Творца, и образ человека-твари таковым, каковым он, человек, был и всегда есть в Творческом Уме Отца прежде веков. Нарушив в своем грехопадении единство с истинным Богом и Творцом, человек может выйти из непреодолимого для него самого «тупика» через восстановление в себе первоначального образа, устранив из своего существования все, что так или иначе искажает сей Первообраз. Начав свой подвиг — свой личный, даже индивидуальный — стремлением пребыть в духе заповедей Христа, монах обнаруживает внутри самого себя, в глубинах своего сердца общность своей личной трагедии с великой трагедией всего мира. Подвиг монаха принимает космические измерения; он встречает на своем пути сопротивление всех «поднебесных духов злобы», «миродержателей века сего»(Еф.6:12). .
Бога человек (монах) воспринимает как абсолютно СВЯТОГО, как «СВЕТ, в Котором нет ни единой тьмы» (см.: 1Ин.1:5). Сознавая себя во власти греха, монах понимает, что он не может быть единым с таким СВЯТЫМ Богом в вечности а также и Святой Бог не может пребывать с грешным человеком вечно едиными. Человек не может не грешить в данном эмпирическом бытии (existence) своем. Побеждается грех только и исключительно Христом и Духом Святым. «Если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших» (Ин.8:24). Человек не в силах увидеть в самом себе присутствие греха вне Христа. Увидев же, не в силах преодолеть его. Итак, весь подвиг монаха обращается на то, чтобы восстановить в себе первообраз безгрешного человека, снова стать таким, каким он был в уме Творца изначала. Вся аскетическая наука и состоит в том, чтобы, оставаясь еще в этой плоти, живя еще в этом мире, победить в себе грех. И то, что было открыто Старцу Силуану Христом: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся», есть величайшее откровение об этом спасительном пути, то есть такое действие, которое восстанавливает человека в его безгрешном первообразе. Это и есть ТАЙНА СВЯТЫХ. Погружая себя во ад, монах смиряется ниже всякой твари и через это освобождается от действия в нем всякой греховной страсти: нет ни гордости, ни властолюбия, ни осуждения, ни похоти, ни любостяжания — ничего греховного. И тем создается возможность для вселения в нас Духа Святого.
[Человеку свойственно вынашивать] идею освобождения «малых сих», связанную с учением и даже заповедью Христа о непреходящем, вечном достоинстве «сих малых» пред Лицом Отца: «Смотрите, не презирайте НИ ОДНОГО ИЗ МАЛЫХ СИХ...» (Мф.18:10). Возьмем немного глубже из истории революций. Пропустив Английскую, обратимся к Великой французской (1789). Освобождение заключенных, декларация прав человека и гражданина, конституция, лозунг «Свобода — Равенство — Братство»... Результат же «права собственности» и «свободы инициативы» приводит к централизации капитала и бесчеловечной эксплуатации своих «малых» и колонизации цветных рас. Так рождается идея борьбы за устранение эксплуатации человека человеком. Русская революция, с ее идеей свободы личности и совести, неприкосновенности личной переписки, свободы печати, собраний и прочий долгий ряд «свобод» и ее результат: еще большее насилие над личностью человека и подавление всех перечисленных свобод. Китайская революция: безумный бунт против всего «прошлого», иначе говоря, «культурная революция» Мао. Я пишу об общеизвестном, поэтому сокращаю до предела. Не сочтите это неумеренным упрощением...
Когда все подобные «обратные движения» (обратные по отношению к первичной идее) происходят в связи с чисто человеческими идеями, примириться болезненно трудно. Но когда таковые обратные движения происходят в истории, связываясь с именем Христа, тогда примириться НЕВОЗМОЖНО. Все, стоящие у кормила, мои суждения сочтут аберрацией, недомыслием, слепотой, но я думаю, что ОНИ являются жертвами трагических аберраций. Они воображают, что не изменяют первичной идее, изначальному идеалу, а в ослеплении борьбы за реализацию не видят, что действия их противоположны провозглашенным в начале принципам. Оставим человеческие революции. Возьмем наше христианство. Голгофа Христа, породившая миллионы уподобившихся Христу мучеников и подвижников, в плане видимой истории превратилась в... Ватикан! Да, Ватикан, являющийся символом христианства в глазах большинства человечества в течение стольких веков.
Вся наша духовная жизнь должна строиться на основе Божественного Откровения. Вне сего нет истинного понимания, в чем состоит вообще СПАСЕНИЕ человека. Христос пришел в наш мир, чтобы сообщить людям знание о путях к воскресению для включения нас в Божественную вечность. На аскетической культуре Православной Церкви лежит печать выдающегося гения. Отцы наши боролись за Православие в целях наилучшего хранения заповедей Христа. Следовать слову Его — значит разуметь сие слово до возможно последней глубины, до постижения, что оно исходит от Отца (см.: Ин.15:15). Всякое отклонение от Истины в исповедании влечет неизбежно отклонения в актах жизни нашей. Мы видим, что каждая религия, каждая христианская конфессия или «деноминация» живет свойственным ей образом, не похожим на других. Нет нужды объяснять, что доколе словесное исповедание веры не вполне согласуется с образом жизни, дотоле нет твердой последовательности ни в чем. Наше «умное видение» и наш «жизненный акт» должны стать единым бытием, гармоничным до деталей. Многие, однако, руководятся принципами, не совпадающими с исповедуемой ими верой.
Господь повелел нам сохранить ВСЕ, что Он заповедал нам (см.: Мф.28:20). Нарушение и «малой» заповеди (см.: Мф.5:19) повлечет за собою духовный ущерб. Дух учения Христа исключает «релятивизм», который умаляет динамичность нашего стремления к интегральной Истине. Сниженное понимание Евангелия ведет к потере веры вообще. Только болезненное и даже, склонен я сказать, предельное напряжение всего нашего существа даст нам силу ассимилировать вечные слова: «Небо и земля прейдут, слова же Мои не прейдут» (Мф.24:35); «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Ин.6:63); «Слова, которые Ты (Отец) дал Мне, Я передал им, и они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня» (Ин.17:8).
В настоящее время повсюду наблюдается утеря такого сознания. Весьма многие полагают, что на Земле нет такой конфессии, которая была бы носительницей полноты познания Истины. Ни одна из них, по их мнению, не имеет права претендовать быть единственно истинною. Подобный релятивизм неминуемо умаляет порыв к стяжанию целостного ведения в области Духа. Есть немало богословов, искренно желающих жить по-евангельски, которые склонились к борьбе за социальную правду, вступили на мировую арену борьбы классов, рас, государств и подобное. Христос же решительно отказался вмешаться в спор братьев при разделении богатства. Он подчеркнул при этом, что подлинная, нетленная жизнь — не в обладании богатством (см.: Лк.12:15). Стоит вопрос: имеет ли Евангелие «политическое измерение»? Всякая международная или межклассовая борьба связана с насилием: «Бей врагов». Заповедь же Христа: «Любите врагов»(Мф.5:44). Сия последняя никак не позволяет свести Евангелие до уровня братоубийственного раздела вещественных благ. Вступившие в ряды борцов епископы, богословы, вообще верующие христиане считают уклоняющихся от участия в этого рода действиях малодушными трусами. Чем опаснее схватка с угнетателями, тем большую вселяет она уверенность в гуманитарной миссии, как «свидетельство» (мученичество) за Христа.
Наше уклонение диктуется сознанием, что всякое изменение положения в социальных отношениях революционным, то есть насильственным, путем в конце явится заменою одного насилия другим. Исторический опыт доказал сие многое множество раз. Мы сами в пределах нашей жизни наблюдали, как идея справедливости, вдохновляла людей на битву с деспотизмом и эксплуатацией, за свободу и полные права для всех. Однако революции кончались или превращались в террористические режимы с подавлением огромных масс населения, лишением самых примитивных прав и подобное. Как бы ни было глубоким наше возмущение неправдами того или иного строя, трансформация его должна быть связана с долгим процессом повышения нравственного уровня людей вообще. Мы не имеем права совершать насильственные акты даже над насильниками во имя Христа. Но ОБЛИЧАТЬ неправду, живя с усилием хранить справедливость по отношению ко всем, мы можем, и делаем сие, когда видим пользу от нашего слова. Самое совершение Литургии, жертвы за спасение всех людей, есть наивысшее из всех участий в трудном служении человечеству. Не дозволено нам уклониться от задания пребывать во свете заповедей Господних. Превратившись в одну из темных сил, борющихся за преобладание над братьями, мы затмеваем принесенный на Землю Богом Свет. И это преступление вреднее всякого иного для нас. «ПолитическаяЦерковь» миру не нужна. Сниженный характер Христовой Церкви в последние века привел к отпадению от нее масс. Восстановить духовное сияние Церкви мы можем только предельным старанием ЖИТЬ ПОХРИСТИАНСКИ, ПОЕВАНГЕЛЬСКИ, не обращая внимания на то, как к нам отнесутся наши современники. Без достижения христианами подлинных духовных дарований и, прежде всего, святости словесная проповедь останется пустым барабанным боем. Всецелая обращенность к земле не дает видеть людям подлинную сущность Церкви как Царства Любви Отчей, как пространство сияния Духа Святого, как путь к уподоблению всесовершенному Богочеловеку Христу Иисусу.
Не должно бояться временного уклонения людей от Церкви. Пример Христа, оставшегося совершенно одиноким в день Своей Голгофы, да укрепит нас пойти вслед Ему. Он стоял один, осужденный Римским правовым государством, законною Церковью и даже народной толпой. Итак, если бы нас оставили ВСЕ, и тогда не стоило бы снижать или суживать истинные измерения данного нам страданиями Христа Новозаветного Откровения до «морали», до «безбожного гуманизма», до места увеселительных собраний. Возможно, что АПОСТАСИЯ примет еще большие размеры. Не исключено, что каждый из нас должен быть готовым устоять в вере, сопротивляясь всему прочему миру. Пусть их будут миллиарды, пусть все ученые и неученые считают нас сумасшедшими — ответ наш будет один: «Как бы ни был я мал и ничтожен, все же во Христе я прав, а не вы, которые вне Христа».
Мне представляется совершенно ясным, что «адогматическая вера» неизбежно сойдет на уровень этической доктрины и даже посредственного морализма, никого не стесняющего. К сожалению, в исторической жизни христианских Церквей за последние столетия было утеряно вдохновение первохристиан, и все свелось к социальным привычным формам. После пережитых трагических лет двух мировых войн и революций ТАКИЕ ЦЕРКВИ стали не нужными для большинства. Они не удовлетворяют подлинных духовных исканий. Экуменические движения не спасут положения вещей, поскольку единение христиан ищется на низком уровне, с отвержением искания полноты, именуемой «максимализмом».
После многих недоумений и заблуждений я пришел к реализации смысла истории мира и человека. Я теперь так верую. Не через себя я обрел сие благо, но через явление Бога в нашей плоти. Исповедуя христианский персонализм в его наиболее глубоком значении, я, естественно, всегда говорю о познании персональном, а не объективном, которого в плане духа вообще не существует. «Персональное» не есть то же, что «субъективное» в общепринятом словоупотреблении. Персональность Самого Бога, по образу которой мы созданы, лежит в основе нашего универсализма, раскрытого нам Господом через заповеданную Им любовь. Его заповедь не имеет границ: она выражается в любви всеобъемлющей, а не в отвлеченной философии. В молитвах, данных мне Богом, я жил историю мира и человека, как мою собственную. В поисках мировидения, наиболее близкого к подлинно сущему, необходимого нам ради истинной жизни, внутри меня возникали бурные конфликты; различные системы, религиозные и философские, сталкивались между собою, чтобы овладеть мною. Эти внутренние события принимали по временам трагический характер. Они отвлекали мое внимание от внешних событий; но когда мой ум обращался к ним, то нельзя было не увидеть некоторых параллелей между внутренним и внешним миром. Имею в виду международные конфликты нашего века.
Господь вывел меня из глухих тупиков человеческих недоумений и трагедий: Он — все для меня. Иронически настроенный прежде к самому себе, я заповедью Христа: «Смотрите, не презирайте ни единого из малых сих» (см.: Мф.18:10) отбросил глупую манеру смеяться над самим собою. Я знаю, что я ничто, но Вседержитель показывает мне Свою безграничность, и в Нем величие «малых сих». Как бы ни был я ничтожен, жизнь моя не пустая шутка: дух мой непрестанно обращен к Лицу Отца моего Небесного (ср.: Мф.18:10). Христос каждым словом Своим ставит нас пред Абсолютным Бытием. Всякий момент нашего бытия важен: на все требуется насущный ответ. Отсюда вытекает соответствие между историческим бытием человечества и тем, что происходит внутри уверовавших во Христа. Быть христианином — значит верить в победу над миром (Ин.16:33), и ничуть не меньше. Заповеданное Христом смирение (см.: Мф.11:29) добеспредельности расширяет горизонты нашего духа. В порыве самоистощающейся любви ему становятся возможными достижения наивысшего идеала — Бога Любви в Святой Троице. К Нему стремится смирение, не останавливающееся ни на чем тварном. Смирению чуждо самозамыкание в тисках страстного себялюбия: оно раскрывает наш ум и сердце к любви «до конца» (ср.:Ин.13:1).
Наша эпоха, во многом чрезвычайно интересная и конструктивная, носит в себе опасность гибели в силу чрезвычайных средств разрушения, находящихся в распоряжении немногих властолюбивых рук. Странным представляется мне и то, что в наше время, когда сбываются предсказания Нового Завета о конце земной истории во всепоядающем огне, люди отпадают от веры во Христа. Впрочем, и сие тоже предвидено Богом, и Господь, снова придя на Землю, «найдет ли веру на Земле?» (см.: Лк.18:8). И то, что казалось недавно «бредом сновидца» (имею в виду книгу Нового Завета — Апокалипсис), сегодня становится мыслимым даже научно. И, быть может, близок момент, когда сие станет выполнимым и технически.
Апостасия принимает планетарные измерения, и христианство стоит в опасности полного разложения и извне, и изнутри. Для того, чтобы если и не совершенно устранить апокалиптические предвидения, то хотя бы замедлить сию трагическую для всего мира разруху, все мы, кому дороги судьбы Церкви Христовой, обратились к исканию путей для предотвращения катастрофы.
Странное, даже парадоксальное явление: когда значительная часть новозаветных пророчеств исполнилась и исполняется далее, многие остаются неспособными преодолеть свое неверие и удаляются от своего спасения. Историю мира люди мыслят по-разному: для одних — это история царств и войн; для других — это история культуры и цивилизаций, научных познаний и философской мысли и всего того, что принадлежит этому плану; для нас же история человечества есть не что иное, как осуществление в ней Божественного замысла о человеке; иначе говоря, духовный рост человека от момента его зарождения до момента познания им Творца своего и уподобления Ему через это познание. Когда человеку Духом Святым дается видение вечного Божественного бытия, по образу Которого он создан и к Которому он призван по самой природе своей, тогда в нем начинает преобладать желание достигнуть, реализовать в своем личном бытии тот непостижимый образ, который написал в нем Художник Господь.
Каждая личность создана по образу Божию и носит в себе отражение Святой Троицы, но, взятая в своей ипостасной обособленности, она не являет образ Божественного бытия в полноте Его. Последняя осуществляется не иначе как в соборном бытии Церкви, где единосущие совмещается с множественностью ипостасей, когда всякая личность (персона) становится едино со всеми прочими, когда во всякой личности вмещается все бытие без умаления, без уничтожения, однако, других персон, вечно не сводимых одна на другую.
Бытие твари по образу Триединого Божества есть смысл и цель Церкви. Следует это из слов молитвы Христа: «Да будут все едино, как Мы» (Ин.17:22).
Очевидно, что, если человеческая личность, взятая сама в себе, не достигает полного подобия Христу, до равенства и тожества с Ним, заданное нам единство не осуществимо. Если даже в своем конечном осуществлении, которое лежит за пределами сего мира, человек не явится способным вместить в себе и носить непреложно всю полноту Богочеловеческого бытия, то единство пребудет несовершенным, частичным. По слову преподобного Симеона, невозможным будет вечное пребывание в единстве человека с Богом при несовершенном подобии Богу. Эти слова должно распространить и на единство человека с человеком. Итак, не остается иного решения вопроса нашего, как только признание, что во Христе все мы, прежде создания мира, призваны именно к этой полноте бытия (ср.: Еф.1:46).
Окружающий нас видимый мир с такою силою навязывает себя нашему сознанию (чувственному), что как будто ТОЛЬКО это и существует. Люди, усыпленные этим миражом, борются за пребывание в этом мире и воюют с братьями, себе подобными. Насилием и убийством брата они надеются овладеть этим миром и наслаждаться этой жизнью. О, какая наивность, приводящая к преступлениям! Люди не понимают, что всякий, кто убивает брата, прежде всего убивает себя в ином плане бытия — подлинном. Убийца верит в смерть, и только в смерть. Возрожденные во Христе — убивать не могут.
Человек во всем составе своей природы ничего нетварного не имеет. Человек — образ Божий, но образ тварный, созданный для того, чтобы иметь образ бытия, подобный Божественному бытию. Нетварное — Бог — сообщается человеку по причастию. Как это возможно — необъяснимо, непонятно, но здравый и правильный подвиг и долгий опыт ясно показывают это. Монах, имеющий опытного наставника и доверяющий своему отцу, ведение о сем получает через него. Это есть традиция Церкви. Это есть включение в опыт Церкви. Но бывают случаи, когда кто-либо, не имеющий наставника, стоящего на этой ступени духовного ведения, за свою горячую веру и ревность удостаивается от Бога видения Света. В этом случае возможны бывают колебания и неясность в определении природы полученного созерцания или источника его. Например, как это произошло с русскими подвижниками, которые, ОПЫТНО познав благодатную силу, заключенную в имени Иисуса Христа, в своей попытке определить это догматически, впадали в ошибки.
Теперь, когда человек так повсюду унижен, тема тайны происхождения человека и его высокого назначения в мире особенно важна. Люди стали обладать исключительно могущественными средствами разрушения, а следовательно, и принуждения. Ставится остро вопрос: свободен ли человек? Принуждение не налагает ли тень на мое бытие? Не стал ли и я рабом? (И это — безотносительно той или иной власти. Мы говорим о духе.) Ответ: нет такого места, такого режима, такого положения, когда бы было невозможно сохранить заповедь Христа.
Политический план — не первичен, но рефлективный. Мое глубокое отношение ко всем политическим событиям мира сего: есть несколько планов космической жизни. Несомненно для меня, что социальный и политический план является рефлективным, никак не первичным. Глубже лежит план духовный. Моральное и духовное состояние человечества отражается в социальном строе общества и в политических событиях. Видимые исторические события суть симптомы духовного здоровья или болезни, иначе говоря, проекция, или отражение, происходящего в мире духовном. В силу этого христианам естественно служить человечеству прежде всего духовно. Исцеляя людей в духе, мы тем самым вносим порядок и мир в план семейный, социальный, политический.
Многие «маленькие» люди, никому неведомые, в глазах Бога являются самым драгоценным элементом: они — тот неувядаемый плод Земли, ради которого она и существует. В них — смысл мира, задуманного Богом; они хранятся для вечного Царства. В будущем веке они прославятся как цари и священники Бога Всевышнего. «Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; НО БОГ ИЗБРАЛ безумное мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное... чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее... чтобы упразднить значащее... Я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира... мы безумны... мы немощны... мы в бесчестии... мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1Кор.1:2628; 4, 913).
«По обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2Пет.3:13). «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф.5:5). Будет ли это новая Земля, которую обетовал Бог после того, как «воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии (элементы) растают» (2Пет.3:12), но она будет отдана КРОТКИМ; они будут царями и священниками Отца любви.
Тем «малым», о которых говорит Христос: «Смотрите, не презирайте ни единого из малых сих» (Мф.18:10), дана привилегия в духовной свободе мыслить о мире в его целом беспристрастно, вне эгоистических расчетов. Им дается молитва за весь мир в заповеданном духе любви; они уподобляются Богочеловеку Христу, молящемуся в Гефсиманском саду. Будучи нищими и ничтожными в глазах сильных Земли, они получают дар подходить ко всему бого-человечески. Быть малым в этом мире помогает быть великим в самом подлинном смысле. Богатым и могущественным ныне нечасто дается благодать следовать ЦарюХристу. Они, в сущности, достойны жалости и сострадания за участь их в грядущем веке. Да и в настоящем: живущие в роскоши и излишествах среди нищих и бездомных — могут ли быть христианами, действительно следовать за Христом (ср.: Мф.19:23)?
Конечный ход нашего мышления — созерцать открывшуюся нам тайну Троичного Бога, по образу Которого создан Человек-человечество. Многоипостасное единство Божества должно было бы быть реализованным в нашей тварной жизни: человечество — единое естество. Многоипостасная форма нашего бытия не должна отклонить нас от искания путей к осуществлению богоподобного единства. Для этого нужно, чтобы все люди, каждый человек стремился достигнуть заповеданной Богом любви к ближнему, как к самому себе. Это значит, что все мы должны жить всечеловеческую жизнь, как нашу персональную. Тогда исполнится молитва Христа; «Да будут (все) совершены воедино» (Ин.17:2123). И это есть ВЕЧНОЕ ЦАРСТВО ОТЧЕЙ ЛЮБВИ. «Кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его... но отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, ОНО БУДЕТ СУДИТЬ его в последний день» (Ин.12:4748).
Наличие отвергающих, и даже с враждою, заповеди Христа не должно составить непреодолимого препятствия к пребыванию в духе евангельского благовестия, хотя и чрезвычайно усложняет эту задачу. Мы воспитываемся в Церкви воспринимать каждого, не исключая «ни одного из малых» (см.: Мф.18:10), как «личность» по образу Христа. Это приводит к тому, что через страдания или смерть одного человека мы живем и свою смерть, и всех людей вообще. В одной капле воды, говорили древние отцы, заключена та же сущность, которая в океанах. Так, в жизни одной личности может отражаться огромная область из вселенской жизни человечества. И если бы все мы достигали «в меру полного возраста Христова»(Еф.4:13), то в каждом проявлялся бы Всечеловек. Не реализуя сего задания, мы печалимся. Мы молимся об этом и для самих себя, и для всех людей.
О, если бы было возможно освободить каждого человека от одурманивающей власти над ним окружающей среды, от необходимости тяжелым трудом бороться за каждый день своего существования, чтобы показать ему свет иной жизни, — какую глубокую перемену внесло бы сие в настроения всей Земли! Страшно сказать, что вокруг нас теперь: многие в поисках доминации над братьями не хотят остановиться перед страшной картиной едва ли не всеобщего отчаяния. Как много таких, которые неудержимы в своих страстных порывах, непоследовательны в своих суждениях о происходящем; таких, которые пылают ненавистью к инакомыслящим; ищут преобладания над братьями, чтобы убедить себя в мнимом превосходстве; сколько таких, которые всю жизнь свою протягивают свой меч, чтобы убить неугодных им, и часто умирают сами в момент нанесения удара. Многие, стоящие у кормила власти, подражают императору Александру: рубят узлы мечом. Все сие лишь умножает зло, никак не исправляя положения вещей.
Молящийся за мир — сострадает всем, но не может включиться физически в битву за преобладание какой-либо части, чтобы вместе с ними «бить врагов». И это потому, что ни одна из проявляющихся сторон не стоит в Христовой истине. Мир идет к апокалиптической катастрофе.
Конечно, нет абсолютного зла. Абсолютно только Благо. И сие Благо заповедало нам: «Любите врагов ваших... благотворите ненавидящим вас...»(Мф.5:44). Претендующие на христианское имя народы не осуществили в делах эту заповедь. Чаще обратное: получив через христианство свет ума, свет познания, они использовали сие преимущество не для благотворения братьям, а для порабощения их. Только в первые века христианства, когда верующие шли на все страдания за имя Христа, свидетельство было истинным. После победы Константина, когдахристианство стало государственной религией, произошли снижающие перемены. Ревностные христиане убегали в пустыни. Государства же, все более или менее подражатели Риму, утверждались насилиями. Вера становилась почти принудительною. Радость от сознания, что с победой Константина наступает время свободной проповеди истинного Бога, затмилась скоро тем, что государства употребили находящиеся в его распоряжении средства принуждения в своих политических интересах. Реально это сводилось к пользе правящих классов. Оставалась пирамида неравенства, которую Христос опрокинул Своим пришествием, призвав высших и сильных к служению меньшим и слабым. Перед нами теперь стоит задача реставрации евангельской жизни. Во многих местах свидетельство через мученичество стало задачей дня. Великий Суд над историческим христианством некоторые поняли как «послехристианскую» эпоху. Но, с другой стороны; именно в наши дни крепнет надежда на великий ренессанс (возрождение) христианства. Нет абсолютного зла. Ни одно явление, как бы ни казалось оно гибельным, не лишено положительного аспекта. Так, современные нам условия планетарной жизни могут и должны были бы содействовать раскрытию в умах людей сознания необходимости глобального видения судеб всего мира, то есть такого положения, когда все и каждый деятельный член человечества сознавал бы таковое как единую нераздельную семью: «Возлюби ближнего, как самого себя»(Мф.19:19). Во всяком случае, трагизм нашего времени побуждает священника молиться за всех. То же желательно было бы видеть в каждом христианине.
Происходит, скорее, обратное: умножается ненависть, не перестают в разных местах братоубийственные войны. Все мы стоим перед угрозой всеобщей войны апокалиптического характера: самосожжение человечества новым огнем, способным воспламенить всю материальную массу нашей планеты. Вместо единства всех мы видим повсюду распады на части; даже малые племена спазматически цепляются за «независимость» от деспотизма сильных. Это обратное должному устройству всеобщей жизни движение порождено грехами прошлого: оскорбление и уничтожение слабых в течение веков укоренило недоверие и отвращение к владыкам всякого рода. Нарастает бунт порабощенных; создаются стихийные встречные и поперечные течения. Ритм событий превышает возможности правителей не только анализировать, но даже и уловить настоящий смысл происходящего. В современном хаосе противоречий все стоят на перекрестках: ни одна из дорог не представляет свободы движения.
Для нас, христиан, самым страшным моментом представляется образование динамических, но деперсонализованных масс, при отсутствии понимания человечности. Наша духовная борьба посредством молитвы и слова есть борение духа за ЧеловекаПерсону. Без разрешения проблемы — ЧТО есть Человек, его непреходящей ценности, — невозможно построение подлинно человеческого общества.
Только расширенное сознание Человека-Ипостаси, по образу Ипостаси Отчего Логоса Христа, может носить в себе всего Адама.
Если же, подобно животному миру, каждый будет держаться за свою ограниченную индивидуальность, то неизбежно вселенная утонет в океане всеобщей ненависти.
«Молю Тебя, милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым все народы Земли» — так молился блаженный Старец Сияуан.
Мир не может уклониться от тех путей на которые ставит его слово Христа, силою которого все обитатели Земли призываются к союзу любви, в духе личной свободы. Унификация иного типа, политическая, будет навязана насилием; и это будет всеобщим адом. Без Христа все пути ведут к смерти; без веры в воскресение темная туча отчаяния все теснее будет охватывать всех; уже и теперь все полны страхов. Для преодоления всеобщего трагического смятения необходим христианский подвиг. Христос раскрыл пред нами «тайны спасения» от первичной алиенации (отчуждения) — падения Адама. Он (Христос) явил нам Человека во всей его первозданной красоте и мудрости, и, лишь следуя Ему, и каждый из нас, и все человечество в своей совокупности могут спастись на всех уровнях.
Мы наблюдаем, скорее, обратное: люди все более и более теряют представление подлинной сущности христианского Откровения. К прежним видам атеизма — пантеистического, метафизического, гуманитарного и просто полуживотного — прилагаются новые, среди них особенно распространяется псевдонаучный. Через удаление от христианского персонализма неустранимою становится дегуманизация масс. Не восприняв великого Откровения о Божестве ипостасном и Человеке, тоже ипостасном, многие наши современники склоняются к мистическим учениям, не познавшим онтологического места принципа Персоны в Бытии Абсолютном, ни в бытии тварном, «по образу» ипостасного Бога.
Принимая во внимание фактический уровень, моральный и интеллектуальный, возможно говорить, что многие отказываются от истинного христианства еще и потому, что интуитивно сознают, что в этом мире быть носителем Духа Христова — значит принять многие страдания.
Но и здесь снова проявляется непонимание, что страдания необходимы для глубинного проникновения в тайны тварного бытия. Наши личные драмы, каждого из нас, отражают в себе трагизм всей, от начала, истории человека. Мои слова далеко отстоят от банального пессимизма. Мне, ничтожнейшему из людей, был дан опыт мук человеческого духа, заключенного, как часто кажется, в тюрьму детерминации всего. Когда же по дару свыше, за что благословляю Бога моего, я увидел, как Господь Иисус погружает меня на дно адово и оттуда возносит до небес, тогда я в трудных испытаниях взывал: «Слава Тебе, Создатель мой! Безгранична Твоя мудрость». Иногда же, даже чаще, я думал: «ТАК страдает вся Земля»; и это было исходом из узкого кольца индивидуального существования и началом космических созерцаний. Никак не хочу сказать, что это был психологический способ убегать от неизбывных страданий: я действительно болел и мучился. Но именно таким путем мой дух полнее проникал в исторические и метаисторические измерения человеческого бытия. Та же самая космическая жизнь мощным потоком проходит через каждого из нас. Я выходил на расширенную орбиту, и это роднило меня в духе с миллионами рассеянных подобных мне существ. Больше того: это рождало во мне неудержимую молитву за всех; через это же я, да простит мне Бог (мою дерзкую мысль), как-то причащался Гефсиманской молитве; все переводилось в сферы духа, преодолевающего и временные, и пространственные узы.
Реальные страдания духа нашего суть привилегия, недешево оплачивающаяся. Счастье или благословение я измеряю не суммою психофизических приятных переживаний, но прежде всего даруемым нам познанием о бытии мира и особенно о Первой и Последней ИСТИНЕ. Здесь, на Земле, испытания кончаются. Я часто вспоминаю слова Господа, сказанные Им апостолам за несколько часов до Его голгофской кончины: «Мир Мой даю вам» (Ин.14:27). В основе этого мира лежит ведение Отца; Христос знает Отца. И мы если прикоснулись познанию вечной Истины — Бога, то воспринимаем все терзания Земли как бы на периферии нашего ипостасного бытия. В невидимом центре нашей персоны присутствует Бог, и Его животворящая любовь хранит нас от смерти даже тогда, когда мы остро живем в самих себе тревоги, отчаяния, предсмертные агонии наших братьев.
Конечно, путь сей тесен и тернист. Много воздыханий вырвется из груди за время шествия по сему пути. Временами все существо наше как бы выворачивается наизнанку, и лицо целиком обращается внутрь. Сердце и ум ощущают свое бессилие следовать за Христом, и в страхе будем замедлять наши шаги: «Иисус шел впереди, а они (апостолы) ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (Мк.10:32). Останавливается и наш дух на пороге вечности в скорбном изнеможении; иногда же в торжествующем порыве к Божественной истине.
Страстное стремление к власти, к преобладанию над братьями — искажает в человеке образ Божий: делает его поклонником Искусителя: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее. Итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое» (Лк.4:6, 7). Христос же заповедал обратное: «Вы знаете, что князья народов господствуют над ними... но между вами да не будет так» (Мф.20:25, 26). Господствование Он заменяет служением, ради которого люди становятся «соучастниками в славе, которая должна открыться»(1Пет.5:1); «домогаться же славы не есть слава» (Притч.25:27). Апостолы до смерти Христа и воскресения Его, до вознесения и ниспослания Духа Святого не были свободны от идеи славы в земном царстве Христа (см.: Мф.20:21). Перед самым вознесением Христа они спрашивали Его: «...не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:6). Христово Царство — не от мира сего; оно гонимо от царства князя мира сего. Первое есть власть любви, сила смирения, влекущая красота святости и мудрости. А князь мира сего действует насильнически; он же и «отец лжи»: «Диавол... был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин.8:44). Редкие достигают власти без насилия над слабыми и даже без человекоубийства, прямого или косвенного. Насилия сопровождаются оправданиями, преимущественно ложными. Последствием сего являются войны, гибель неисчислимых душ, разорения, бедствия, катастрофы, отчаяние жертв террора. Такова история падшего человечества. Каиновы потомки чрезвычайно умножились на Земле. Но велико и множество кротких сынов первой жертвы — Авеля (см.: Быт.4:8). Трагизм положения усугубляется тем, что, казалось бы, героические души борцов против одной формы гнета в случае победы и сами становятся на тот же путь насилия; и нет исхода из этого кошмара. Немного таких мест на Земле, где не стонали бы от тяжкого бремени побежденные, порабощенные; и стоны их восходят до неба.
«Кроткие наследуют Землю» (Мф.5:5); и подвиг замученных за имя Христа станет для них неумирающей славой. Христос отвергал искушение славою и властию мира сего: первый раз — в пустыне: «...отойди от Меня, сатана» (Лк.4:8); второй — после насыщения пяти тысяч пятью хлебами: Христос, «узнав, что хотят... взять Его и сделать царем» земного царства Израиля, «удалился на гору один» для молитвы(Ин.6:15). Опять Он уклонился от власти земной, как сделает и после чуда воскрешения Лазаря, когда народ встретил Его, как царя, в Иерусалиме, «когда весь мир пошел за ним» (см.: Ин.12:19). После ночной молитвы наедине Иисус шел по воде к ученикам, бывшим в опасности погибнуть от бури, и уже не в первый раз явил Свою власть над силами природы. Да, Он подлинно великий Царь, но «не от мира сего». Он непостижимо для всех тварей «уничижил Себя... даже до смерти»(Флп.2:7, 8). Он — недостижим ни в Его извечном величии, ни в Его недомысленном самоумалении. Через Него мы познали, что смирение Бога есть свойство Божественной любви, которая отдает себя без меры, без счета, «до конца» (Ин.13:1). Христос явил нам сию святую тайну Божества. До Него Бог представлялся неограниченным Властителем, недоступным Деспотом, которому чужда любовь. Ныне Он открылся нам как воистину Вседержитель, одновременно же и как Отец наш. Владеет Он нами не в силу могущества над созданными Им, но силою непреодолимого притяжения к Себе, как «Свет, в Котором нет ни единой тьмы»(1Ин.1:5).
Господь скончался, воскликнув: «Жажду!» (Ин.19:28). Он жаждал, чтобы мы познали Отца. А мы, жаждем ли мы, как должно, сего познания? Люди ищут Истину. Многие любят Христа. Но еще больше таких, которые пытаются свести Его до доступных им измерений, приложить Его учение к борьбе за дележ имений (см.:Лк.12:15). И если бы мы достигли того, что подавляющее большинство приняло бы такого Христа, соответствующего ленивому сердцу эгоистичного человека, то тогда бы мы потеряли подлинного Христа Спасителя, молящегося в Гефсимании, предавшего Себя на суд лукавому сборищу, принявшему смерть на Кресте.
Когда Христос низводится с престола Абсолютного Авторитета, исключительного и единственного, и поставляется наряду с другими якобы «откровениями», якобы равноценными, а для некоторых даже и более совершенными, тогда легко внушать людям всякую мистическую философию под видом богосозерцания.
Оторванных от Христа Бога нетрудно толкнуть на всякое зло: на войны, убийства и другие преступления против человека ради, по существу, мнимого прогресса, ради торжества дикой идеи о сверхчеловеке — тиране; ради восхождения «по ту сторону добра и зла».
Любовь Христова — понятие не этическое: она есть сходящая от Бога безначального подлинная жизнь. Внешне она может проявляться как этика в нашей житейской обыденщине, но по роду своей реальности она принадлежит плану вечной онтологии. Нетварный Свет, отражением которого являются заповеди Христа, снисходя по иерархическим ступеням, постепенно одебелевает, становясь «христианской этикой». Мы не отвергаем ее; наоборот, храним как возможный переход от низшего к высшему, как некий мост между психическим и духовным бытием, как тропу от малого света к великому и совершенному.
Путь к святой Божественной любви лежит через многие страдания. Иов на гноище своем познал Бога, в Которого до того времени только веровал. Много есть верующих, но немного таких, которые ЗНАЮТ Бога. «Если обойти всю Землю из края в край и спрашивать всякого встречного человека: „Знаешь ли ты Бога?» — то неведомо, скольких найдешь, и еще найдешь ли таких, которые скажут: „Да, я знаю Бога«», — как-то сказал Старец Силуан.
Царство Христа — «опрокинутая пирамида»: больший служит меньшему, сильнейший смиряется перед немощным. Так все в жизни христиан; такова структура Небесного Царства, в основе которого лежит Божия любовь. В противовес сему царства падших людей основаны на порабощении и эксплуатации сильнейшими слабейших. Гордые победители насилием к тому же презирают побежденных и обращаются с ними не лучше, чем с животными.
Бог в Предвечном Совете Своем благоволил избрать-призвать нас для усыновления. Изнемогаем мы, обремененные этим великим заданием. Где столь крепкие ноги, чтобы восходить по отвесным каменным скалам на вершину горы боговидения? Кто даст нам могучие крылья, чтобы вознестись нам в сферу небесной любви? Мы были научены и ныне знаем, что на крыльях веры во Христа Бога возможно подняться даже до престола Всевышнего. Но сей подъем далеко не прост и не легок. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие ВОСХИЩАЮТ его» (Мф.11:12). «И сия есть победа, победившая мир, ВЕРА наша»(1Ин.5:4).
Весь мир еще находится в периоде созидания: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин.5:17). Сии слова Господа относятся прежде всего к Человеку-человечеству. Наше эмпирическое «бывание» можно уподобить процессу брожения дорогих вин. Христос же уподобил его «закваске, которую женщина положила в три меры муки, доколе не вскисло все» (Лк.13:21).
В этот постепенный ход развития — от семени до совершенного плода — вошли два события решающего значения: падение Адама и воплощение Логоса. Сей Логос Отца открыл нам глаза на происходящий грандиозный спектакль, Он указал нам путь спасения от последствий падения. Мы образ Божества, но опрокинуто в нас подобие Триединству Прообраза; все мы — замкнутые круги, разделенные между собою «острова». Лишь по дару свыше, в молитве за весь мир, забывая самих себя, живя жизнью ВСЕГО АДАМА, получаем мы первый опыт богоподобия. После сего мы начинаем воспринимать Бытие — и Божественное, и тварное — иным порядком.
Человек — существо свободное, но эта тварная свобода не есть нечто, сразу же данное в своем осуществлении первым творческим повелением: «Да будет», — а лишь заданное и искомое. «Рождающийся в мир человек» (см.: Ин.16:21) свободен лишь потенциально, и в христианском подвиге всей жизни осуществляет эту свободу в той или иной мере. В пределах земной жизни ничто не достигает полного осуществления, но испытывается человек, испытывается, куда склонится он волею, и тем определяется его вечная жизнь. Многие склонны преуменьшать значение «мелких» грехов, не учитывая, что сила греха не в том или ином относительном внешнем действии, а в факте глубокого духовного самоопределения. «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк.16:10). При таком подходе к греху и «малые» грехи приобретают совсем немалое вечное значение.
Земная жизнь есть испытание человека. Ни добро, ни зло не имеют возможности осуществить себя в полноте. Предел зла — когда человек объявит себя богом. Признаком такого бога будет не бесстрастная смиренная любовь, а мнимо бесстрастное гордое безразличие «по ту сторону добра и зла», которое есть последняя степень зла.
Сей Иисус Христос есть мера всех вещей — Божественных и человеческих. В Нем полнота и Божества (Кол.2:9), и человечества (ср.: Евр.2:17). Он для нас является совершеннейшим идеалом. В Нем разрешаются все наши проблемы, которые вне Его остались бы безысходно терзающими наш дух, как бесформенный, бессмысленный хаос.
Он есть воистину мистическая ось мироздания. Если бы Христос не был истинным Богом, то невозможно было бы оправдать Творца сего мира, утопающего в океане страданий, в непрестающем кошмаре насилий и преступлений, болезненных рождений и еще более мучительных смертей.
Если бы Христос не был Сыном Божиим, то никто из людей не мог бы искать спасения как усыновления человека Богом Отцом.
Искупление не есть действие принудительное, Бог не навязывает Себя. Но человеку дано познание путей ко спасению, открыта тайна Божественной жизни, дана возможность ей причаститься. В обычной жизни возможно найти некоторые аналогии, например, открытие Эйнштейна, благодаря которому человечество получило новые колоссальные источники энергии, дающие возможность увеличить население мира, быть может, на несколько миллиардов людей. Но необходимо было, чтобы люди приняли открытие его, иначе оно осталось бы недейственным. Так, с искуплением дано ведение пути, открыты тайны этих путей, но необходимо людям принять сие, сей дар свыше, и только тогда оно станет видимой реальностью в жизни человечества, как оно стало таковым в жизни отдельных людей.
Сущность отчаяния — неверие в воскресение. Мир в наши дни все глубже и глубже погружается в отчаяние, уже «видимое» в событиях мира (политических, социальных, военных и подобное). Внешние события по существу суть выявления духовного состояния человечества. Излечить человечество политическими мерами невозможно, ибо корень болезни — в плане духа. Следовательно, доколе этот план игнорируется, дотоле болезнь мира будет только прогрессировать.