Слово в первую неделю поста. О вере

Слово в первую неделю поста. О вере

«Равви, Ты еси Сын Божий, Ты еси Царь Израилев» (Ин. 1:49)

Опять Христова Церковь празднует победу над врагами нашей святой веры. Опять низлагается ересь и торжествует Православие. Сколько духовной радости должно быть в христианах при воспоминании сегодня о богоносных отцах, которые с такой благочестивой ревностью, на стольких соборах вселенских и поместных, утвердили благочестие! Но как глубоко были бы огорчены эти самые богоносные отцы, если бы увидели, что благочестие, которое они так ревностно защищали от еретиков, теперь так попирается среди православных! Апостолы Христовы, отцы Церкви, богодухновенные уста Святого Духа, о, если бы вы могли опять вернуться в этот мир, опять проповедать веру верным, опять преподать Православие православным! Не бороться против врагов веры, а опять огласить од веры, ибо еретики своими хулами и нечестием более не нападают на веру Христову, — ее сами христиане отрицают своим невежеством и злобой. Вера святейшая, вера Христова, однажды воссиявшая, как солнце, в облаках языческого заблуждения, как роза, расцветшая среди густых терниев ереси, с торжеством оставшаяся непобедимой в бурях языческих гонений! Как ты теперь затемнела, увяла, попрана в христианских обществах; а ведь здесь–то ты и должна была торжествовать, цвести и сиять в созерцании своей истины и в деянии своей святости! Равви, Божественный Учителю, сошедший с небес и научивший нас этой вере! Мы исповедуем и веруем вместе с простодушным израильтянином Нафанаилом, что «Ты еси Сын Божий, Ты еси Царь Израилев», но мы не понимаем того, что исповедуем, мы не живем по вере. Мы имеем святую Твою веру, которую получили при божественном крещении, но в созерцании веры мы слепы, а в делах ее — мертвы. И, торжествуя сегодня Православие, мы носим на себе только имя его. Это — неопровержимая истина. Это и побуждает меня, возлюбленные, беседовать о вере, ныне содержимой нами, христианами; я хочу показать вам, что такая вера очень несовершенна, ибо скудна и в созерцании, и в делах веры. Она скудна и в разумении, ибо мы не знаем того, во что веруем; скудна в делах, ибо мы не живем по вере. Единородный Сын и Слово Божие, Премудрость и Сила, Иисус Христос, Начальник и Учитель веры нашей, да даст теперь, по примеру прошлого, ревность в сердце мое, свет моему разуму, силу слова моему языку, чтобы я был в силах выполнить это дело благовестника. Его божественная благодать, некогда устами святых апостолов обратившая неверных к Православию и нечестивых — к святости, пусть она сегодня через мои грешные уста сделает христиан добрыми и совершенными христианами: добрыми в исповедании и жизни, совершенными в познании и деянии.

1

Сын Божий сошел с неба на землю и вочеловечился только для того, чтобы явить правило, во что мы должны веровать и как жить. Дабы мы могли достигнуть вечного блаженства, Он открыл нам как бы два пути: один — через познание истины, а другой — через дела добродетели. Это правило есть вера, а эти два пути — два вида веры: как говорят ученые богословы, вера созерцательная и деятельная. Одна вера без другой — несовершенна и недостаточна для спасения, ибо созерцательная без деятельной — мертва, а деятельная без созерцательной — слепа. И христианин, не имеющий первой или второй, похож на больного, который от бессилия не может ходить, или на слепого, который, не имея очей, не может видеть. Иустин, мученик и философ, говорит: «Многообразно содержание божественного учения; но оно главным образом заключается в научении и сохранении заповедей и в божественном познании и почитании». Чтобы быть совершенной, вера должна быть вместе созерцательна, т. е. быть познанием истины, содержимой учением веры, и деятельна, т. е. быть деянием добродетели, которую заповедует закон веры. Христианин, чтобы быть совершенным, должен обладать и той, и другой верой, т. е. познанием (знать во что верует) и делом (поступать по вере).

Посмотрим теперь, какую веру имеем мы, христиане, и как она скудна и в познании, и в делах совершенной веры. О, как велик мрак нашей мысли среди такого света истины! Иисус пришел в область Кесарии Филипповой и задал ученикам такой вопрос: «Кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческого?» (Мф. 16:13) Те ответили Ему, что люди не знают, кто Он: одни принимают за одного, другие — за другого. «Ови убо Иоанна Крестителя, инии же Илию, друзии же Иеремию или единого от пророк» (Мф. 16:14). Никто поистине не знает, кто Ты. Хорошо. «Вы же кого Мя глаголете быти?» (Мф. 16:15) Мы, ответил Симон Петр от лица всех остальных учеников, мы говорим, что «Ты еси Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:16). Так ответили апостолы и исповедали Христа действительно тем, чтб Он есть, а не как считали Его прочие люди. А если предположим, что они не умели ответить Ему как должно, что они не знали Его, — достойны ли были они того, чтобы называться апостолами и учениками Христовыми? Апостолы — и в друг не знают своего Владыку, ученики — и не знают Учителя! Если прочие люди не знают, Кто такой Христос, это еще не беда: они были омрачены тенью древнего закона, еще не видели света Евангельской истины. Но чтобы апостолы и ученики Христовы, столько времени обращавшиеся с Христом, бывшие слушателями Его учения, свидетелями и участниками Его чудес, чтобы они не знали, Кто такой Христос, в Которого веруют, Которому внимают и следуют, это было бы в высшей степени странно. Но это, очень странное явление, не наблюдавшееся среди апостолов, существует среди нас, христиан. Как тогда пришел Христос в Кесарию, пусть так же придет Он теперь в христианские страны, в области тех, кто называет себя православными христианами, туда, где господствует Его вера и проповедуется Его Евангелие; пусть еще раз спросит: «Кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческого?» Я ответил бы Ему: Иисусе мой, люди не знают, Кто Ты. «Не познаша, ниже уразумеша, во тме ходят» (Пс. 81:5). Один говорит одно, другой — другое, как им подскажет заблуждение омраченного разума. — Что о Тебе говорят люди? Симон волхв, глава еретиков, Менандр, Маркион, все манихеи говорят, что Ты не зиждительное Слово, «Имже вся быша», что не Тобой создан этот видимый мир. Керинф, Арий и другие еретики говорят, что Ты — тварь, а не Бог, единосущный и совечный Отцу. Антропоморфиты исповедуют, что Ты — Бог, но Бог, носящий образ человека. Савеллий утверждает, что Отец, Сын и Святой Дух — Вы все одна только Ипостась и носите только различные имена. Македонии — что Отец создал Всесвятого Духа через Твое посредство. Кем считают Тебя люди? Несторий учит, что Ты по воплощении имеешь две ипостаси так же, как и две природы. Наоборот, Евтих и Диоскор — что Ты имеешь одну природу, как и одну ипостась. Кердон — что Ты не действительный, а лишь призрачный человек. Аполлинарий — что Ты действительный человек, но с одним телом и без души, вместо которой у Тебя — Божество. Север — что Ты совершенный человек с телом и душой, но бесстрастный и бессмертный. Кем считают Тебя люди? Пирр и Сергий говорят, что Ты имеешь одну волю, именно божественную, но что в Тебе совершенно нет человеческой воли. Пелагиане утверждают, что благодать Твоего воплощения была совершенно излишня для человеческого спасения. Иконоборцы не желают чтить Твоего образа, кальвинисты отрицают Твое присутствие при совершении пречистых Твоих Тайн. Лютеране признают Твое присутствие, но отрицают преложение хлеба и вина. Иудеи говорят, что Ты был обманщик и злодей. Агаряне считают Тебя святым пророком, но не Богом, а простым человеком. Хорошо, как будто отвечает Христос; но вы, христиане, вы, православные, за кого Меня считаете? «Вы же кого Мя глаголете быти?» Узнали ли Меня за это время? — Слушатели, если бы мы не знали, Кто есть Христос, в Которого веруем и во имя Которого крещены, если бы мы не знали, что Он Единородный Сын Бога Живого, второе Лицо Пресвятой Троицы, сошедшее на землю и не отделившееся от небес, вочеловечившееся, но оставшееся Богом, совершенный Бог и совершенный человек; если бы мы не знали Его жизни, учения, чудес и страданий; если бы не знали заповедей Его Евангелия, таинств Его Церкви, членов Его веры, достойны ли были бы мы имени православных христиан? Если еретики, иудеи, агаряне не знали Христа, это было бы еще терпимо. Сии «не познаша, ниже уразумеша, во тме ходят». Но православные «не познаша?» Христиане «не уразумеша?» Просвещенные в святом крещении и «во тме ходят?» Горе нам! За небольшим исключением почти все слепы в познании веры. Певцы знают меру тонов, врачи–свойства растений, адвокаты — царские законы, купцы знают все тонкости расчета; живописцы, мореплаватели, земледельцы, строители знают правила своего ремесла. Только христиане не знают членов своей веры. «Не познаша, ниже уразумеша, во тме ходят». Все другое они знают, только должного не знают. «Человецы», говорит о них апостол, «растлении умом (и) неискусны о вере» (2 Тим. 3:8). Они подобны тем непросвещенным ефесянам, которые на вопрос Павла: «Аще убо Дух Свят прияли есте веровавше»? — ответили: «Но ниже аще Дух Святый есть, слышахом» (Деян. 19:2). А между христианами сколько таких, которые на вопрос, сколько членов веры и какие они, сколько таинств Церкви и какие они, сколько заповедей Божиих и какие они, с недоумением безмолвствуют! И если бы даже ответили, то сказали бы только, что мы совсем не слыхали, что это за члены веры и заповеди. Они не слыхали о них, ибо кто сказал им об этом? «Како… уверуют, Егоже не услышаша? Како же услышат без проповедающаго» (Рим. 10:14)? «Не познаша, ниже уразумеша, во тме ходят».

Но если христиане не знают во что веруют, во что же они все–таки веруют? Я должен об этом сказать, и сказать со слезами. Я вижу два надписания Божеству, почитаемому людьми здесь, на земле: одно в Иудее среди евреев, другое в Афинах среди греков. Первое гласит: «ведом во Иудеи Бог» (Пс.75:1), а второе — «неведомому Богу» (Деян. 17:23). Это значит: Бог известен в Иудее и неизвестен в Афинах; евреи знают, какому Богу кланяются, а афиняне этого не знают. Какое же из этих надписаний надлежало начертать на христианских церквях? Я говорю, второе: «неведомому Богу», — ибо действительно христиане кланяются Богу, Которого не знают. Христиане веруют в Бога, но не знают, что Он — Бог на небесах и имеет в едином естестве три Ипостаси, что Он — Богочеловек на земле и имеет два естества и одну Ипостась. «Неведомому Богу». Христиане веруют в единого Господа Иисуса Христа, но не знают ни чудес Его жизни, ни истины Его учения, ни заслуг Его святых страстей, ни величия Его славы. «Неведомому Богу». Христиане имеют Евангелие, но не знают Евангелия, ни его заповедей, ни догматов; соблюдают праздники церковные, но не знают их цели. О! Христианские праздники в том виде, в каком они теперь совершаются, ничем не отличаются от эллинских (языческих) торжеств. Соблюдают христиане посты, но не знают о долге воздержания. Воздерживаются от пищи и пития, а не от страстей. Пьянство и разгул торжествуют вместе с постом и воздержанием. Христиане принимают таинства, но не знают их силы. Имеют веру, но не имеют знания веры. Веруют, но не знают в кого. «Неведомому Богу. Непознаша, ниже уразумеша, во тме ходят!»

Итак, вера современных христиан очень скудна в познании веры, ибо они не знают того, во что веруют. Но если бы она не была еще более скудна в делах веры, ибо они не поступают по вере! Впрочем, если бы мы имели все познание нашей веры, чтобы правильно веровать, но не прилагали бы знания к делу, чтобы правильно жить, это было бы совершенно бесполезно. «Кая польза, братие моя, аще веру глаголет кто имети, дел же не имать? Еда может вера спасти его?» (Иак. 2:14). В том и заключалась древняя ересь николаитов и учеников Симона волхва, что одна вера без дел в силах спасти человека, что не дела есть душа веры. Но ведь говорит апостол, «якоже… тело без духа мертво есть, тако и вера без дел мертва есть» (Иак. 2:26). Мертвая вера нисколько не пользует во спасение. Если и назвать ту веру, которую мы получаем при крещении, богословской, все–таки она есть только начало веры, есть только как бы некий корень, который должен расти, чтобы стать плодоносным деревом и иметь место в наземном раю Церкви Христовой. В противном случае, она как бесполезная и бесплодная, посекается и бросается в огонь. Вера крещения делает младенца христианином, но этот христианин, когда придет в возраст, с одной только этой верой есть христианин лишь по имени. Начало требует продолжения, корень — плодов, вера — дел. Без этого вера мертва, она лишь труп веры, и мы заблуждаемся, если такой верой надеемся приобрести блаженную жизнь. Так заблуждался нечестивый вавилонский царь в поклонении богу, в которого веровал, — славному идолу по имени Вил. Ежедневно для него приносилось в жертву двенадцать больших мер пшеничной муки, сорок овец и шесть мер вина. Вавилоняне думали, что Вил все это поедает. Поэтому они чтили его, как живого бога. Даниилу было приказано поклониться ему, как богу. Он сказал, я кланяюсь не рукотворным идолам, а Живому Богу неба и земли. Как, ответил ему с гневом царь, разве не живой бог Вил, который столько поедает и выпивает каждый день? (см.: Дан. 14) Улыбнулся на это Даниил и отвечал ему так. Царь, не заблуждайся, не думай, будто это живой бог; это–идол без души, без жизни и силы. Снаружи у него медная обивка, а изнутри глина. Он не поедает всей пшеничной муки и овец и не выпивает вина. Все это съедают жрецы, ночью проникая в храм через потайную дверь; их ведь семьдесят душ, исключая жен и детей. И действительно, Даниил обнаружил этот обман. После того как все ушли из храма, удалились из него и жрецы, он велел всюду посыпать пол золой, но чтобы не увидели жрецы. Ночью, по привычке, они через потайную дверь вошли в храм и стали есть и пить. Когда утром пришел царь, Даниил показал ему следы, оставшиеся на золе. Так царь узнал об обмане, велел казнить жрецов, а идола отдал Даниилу, и тот сокрушил его вместе с храмом. Итак, ослепленные, царь и вавилоняне думали, что Вил есть живой бог, а это был лишь мертвый идол, снаружи медный, а изнутри глиняный.

Точно в таком же заблуждении находимся и мы, несчастные. Мы полагаем, что наша вера жива, а она мертва, ибо не имеет дел. Она обнаруживает некоторые внешние знаки веры, но дела ее не имеют никакой цены и заслуги. Мы снаружи христиане. А изнутри — о, какое различие! В корыстолюбии — иудеи, в погибели — язычники, в волнении страстей — бессловесные животные, хуже самих зверей. Проявляя себя внешне, мы ходим в церковь, постимся, иногда исповедуемся и причащаемся. Но все это медь, блистающая некоторым благочестием. Если внутреннее не совпадает с внешним, если в самой церкви мы не сохраняем благоговения, если, постясь от мяса и рыбы, не сдерживаем своих страстей, если, раскаиваясь столько раз, во всей этой жизни мы тем не менее всегда остаемся неисправимыми, — все это одна лишь глина, все это не приносит никакой пользы. Под сияющей чем–то внешней медной обивкой скрывается ничего не стоящая глина. Под ложным видом, который извне кажется добродетелью, благочестием, смиренномудрием, живут лицемерие, зависть, гордость более чем сатанинская. Не заблуждайтесь, братья, эта содержимая нами вера не жива, ибо не имеет души, т. е. дел, а если даже и имеет кое–какие дела, то это лишь внешние, совершаемые или по привычке, или по человекоугодничеству, а не внутренние дела доброго произволения и богоугодной мысли. Не заблуждайтесь! Вил был не живой бог, а бездушный истукан. И при такой вере многие, считающие себя христианами, на самом деле суть идолы христиан; идолы, как говорит Павел, «имущий образ благочестия, силы же его отвергшиися» (2 Тим. 3:5).

Каковы же дела веры? Их много, но они совмещаются в одном. Блаженный Павел называет веру, которая «любовию поспешествуема» (Гал. 5:6). Таким образом, вера обнаруживается через любовь, и любовь есть дело веры, она есть знак, отличающий истинных христиан. «О сем», говорит Христос, «разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин. 13:35). Ибо это (любовь), объясняет божественный Златоуст, «предмет всякой добродетели, и ею мы все спасемся». Ковчег Ноя по всем своим особенностям есть чудесная вещь. Он имел в высоту тридцать локтей, в ширину — пятьдесят и в длину — триста. Столько времени пошло на его устройство; вместе с семьей Ноя в нем вместились столько животных, чистых и нечистых, и содержались там в течение целого года. Все это чудесно. Но, по моему мнению, удивительнее всего, как жили вместе в одном ковчеге эти животные, столь различные по виду, враждебные между собой по природе — лев и медведь, волк и овца? Как они были в единомыслии и согласии? Как не дрались и не рвали друг друга? Толкователи Священного Писания говорят, что животные оставались спокойными в ковчеге по воле Божией, почти изменили свою природу, оставили вражду, отложили свирепость. Иначе, если бы они подняли в ковчеге волнение и войну, Ной был бы принужден изгнать их из ковчега в потоп к прочим животным. Поэтому они должны были оставаться спокойными, если хотели спастись. Никакое событие Ветхого Завета не является таким наглядным образом святой нашей Церкви, как ковчег. Ибо подобно тому, как спаслись только вошедшие в ковчег, а оставшиеся вне его были потоплены, так точно имеют надежду на спасение только те, кои остаются в Церкви Христовой верными, благочестивыми и православными, а кто пребывает вне Церкви — нечестивые и еретики, — те потопляются в погибель. Итак, Господь Иисус Христос создал Церковь, этот спасительный ковчег освящения, и вселил в ней нас, крещенных во имя Его, чтобы спасти нас от всеобщего потопа всемирного тления, и дал нам одну только заповедь, — чтобы мы жили мирно, любили друг друга. «Сия заповедаю вам, да любите друг друга» (Ин. 15:17). Так, ковчег был местом мира и спокойствия; кто не жил мирно и спокойно, тот не мог оставаться там. Что же такое Церковь Христова? Это говорит нам Златоуст: «Имя Церкви есть имя не разделения, а единения и согласия». Итак, кто хочет иметь место в Церкви Христовой, должен быть в согласии со всеми; кто хочет быть христианином, должен иметь любовь, признак веры. Но, о нравы, общество христиан развращено! «Зверь, — с удивлением говорит Василий Великий, — не возражает закону Божию». Бог повелевает зверям в ковчеге быть спокойными, и они повинуются. «А мы, люди, не принимаем спасительного учения», а мы, разумные люди, братья между собой, имеющие одного общего Отца на небесах, рожденные от единой матери, от святой купели здесь, на земле, вкушающие единый хлеб, пречистые Тайны, имеющие одно Евангелие, ждущие одного рая, надеющиеся жить все вместе в вечной жизни, мы, повторяю, христиане, имеющие одну природу, одну веру, одно крещение, единого Бога, пребывающие в единой Церкви, в этом образе мира и единомыслия, не имеем ни мира, ни единомыслия. Мы знаем, что по–христиански мы должны любить и врагов. Но увы! Среди нас друзья и братья не любят друг друга, и если бы хоть дети не ненавидели родителей, которые произвели их на свет! Итак, в этом Православии, которое мы сегодня празднуем, где вера православных? Где созерцательная вера–познание веры? Мы не знаем того, во что веруем. Где деятельная вера — дела, именно любовь, которая и есть все дело веры? Мы живем не по вере. Что же мы такое? Я этого не скажу, предоставляю каждому догадаться об этом, чтобы исправиться.

2

Христианам для познания веры и дел веры существенно необходимы два условия: ум и сердце. Ум для поучения в догматах и заповедях, сердце — для любви к ближнему. Древние христиане, эти первородные чада Церкви, бяху, говорит св. Лука, «терпяще во учении апостол» (Деян. 2:42), т. е. их занятие, ежедневное дело, заключалось в том, чтобы внимать учению апостолов и оглашаться в догматах веры. При таком бесчисленном множестве (ибо благодатью Святого Духа они со дня на день умножались) они имели между собой любовь, имели одно сердце и одну душу — «народу же веровавшему бе сердце и душа едина» (Деян. 4:32). Вот какова была вера и жизнь православных. Но какая разница между теми и нынешними временами! Каковы теперь у христиан ум и сердце! Если разобрать сердце, сколько здесь можно найти несогласий и противоречий! После потопа потомки Сима, Хама и Иафета задумали построить башню высотой до небес — бессмысленное и гордое предприятие, за которое сильно прогневался Бог. Он одной молнией или землетрясением мог ниспровергнуть эту башню, но восхотел наслать на них смешение языков, а это хуже молнии и землетрясения. «Приидите, и сошедше смесим тамо язык их, да не услышат кийждо гласа ближняго (своего)» (Быт. 11:7). Один говорил на одном языке, другой — на другом, и никто друг друга не понимал; много крику, шума, волнения — но совсем нет дела. Не понимая друг друга, они разделились, один пошел в одну, другой — в другую сторону, так что башня была брошена. «Престаша зиждуще град и столп» (Быт. 11:8). О, если бы это не было приложимо к христианам, о, если бы на них не обнаруживалось это Божие прещение и гнев! Восхотев наказать гордость и глупость наших прародителей, Бог сказал: «Приидите, и сошедше» <…> А в нашем несчастном роде несогласие есть праотеческий грех: каждый из нас имеет свой особенный язык и не понимает другого; более того, у нас столько языков, сколько страстей, один говорит одно, другой — противное, каждый имеет в виду свою пользу, но никто — общую. Поэтому происходит много крику, шума и волнения, и ничего доброго. Но истинная Церковь обладает единением и согласием, как об этом выше сказал Златоуст. Где совершенная вера, там у всех одно сердце и одна душа. «Народу же веровавшему бе сердце и душа едина».

С другой стороны, если обратить внимание на разум христиан, они отдаются чему угодно, только не занятию и изучению догматов веры. Из всех царей иудейских самым благочестивым и благоговейным был Иосия. Движимый божественной ревностью, он захотел возобновить храм Божий. Поэтому он повелел Хелкии первосвященнику открыть сокровищницу для расходов. Тот открыл ее и, вынув все серебро, нашел под ним книгу Закона, написанного Моисеем. Услышав об этом, царь, вместо того чтобы обрадоваться и прославить Бога, с печалью и ужасом встал с престола и разодрал на себе одежду. Увы нам, он сказал, мы погибли, «велик бо гнев Господень разгореся на нас» (2 Пар. 34:21). Но почему же это? Какое страшное предуказание в том, что найдена книга Закона? Это плохой знак, очень плохой, мои слушатели. Неужели не догадываетесь? В сокровищнице наверху было серебро, а внизу — книга Закона; это, повторяю, очень плохой знак. Это указание, что люди того времени прежде всего думали о деньгах, а потом уже о законе. Добрый Иосия имеет основание огорчаться, бояться и трепетать великого гнева Божия. «Велик бо гнев Господень разгореся на нас».

Этот же самый худой знак виден и в общинах тех, которые гордятся своим Православием: деньги выше всего, а закон ниже всего, сначала торговля, а потом Церковь, сперва мирское, а затем духовное; первые и выше всего польза и выгода. А душа? А Бог? Это на конец, они ниже всего. Пусть ум сначала и прежде всего изучит все ремесла, все средства, все способы, чтобы разбогатеть. А изучить то, во что он верует? Это потом, после всего, а может быть, и совсем не нужно. Итак, в голове корыстолюбие, а Евангелие у ног? Сначала деньги, а потом закон? Сверху лихоимство, а снизу вера? Горе нам, мы погибли! «Велик бо гнев Господень разгореся на нас». Может быть, кто–нибудь из моих слушателей думает, что я ошибаюсь? Что я говорю неправду, утверждая, что вера христиан очень недостаточна как в созерцании, так и в делах веры, что ум и сердце христиан очень далеки от истинной веры? Где он? Пусть выйдет, и я скажу ему: «Покажи ми веру твою от дел твоих» (Иак. 2:18).