БЛАГОСЛОВЕНИЕ БЛАЖЕННОГО ЛАВРЕНТИЯ (из детских лет Оптинского старца преподобного Макария)

БЛАГОСЛОВЕНИЕ БЛАЖЕННОГО ЛАВРЕНТИЯ

(из детских лет Оптинского старца преподобного Макария)

Родители преподобного Макария (в миру Михаила Николаевича Иванова. 1788–1860 годы) не захотели жить в родовом Орловском имении Ивановых Щепятине, а начали свою супружескую жизнь в небольшом сельце Железники, находящемся в Калужской губернии, также принадлежавшем им. Три были причины тому. Во-первых, – тишина и красота места, во-вторых, – близость Лаврентьева монастыря, в-третьих, – соседство Калуги, только что перестроенной, как и большинство губернских городов, по регулярному плану, отчего маленький городок получил как бы что-то от Петербурга – особенно в центре, где выстроены были монументальные служебные здания.

Николай Михайлович и Елизавета Алексеевна Ивановы не подражали тому евангельскому богачу, который, когда ему «угобзилась» нива, сказал своей душе: «Яждь, пий, веселися», – нет. Они имели достаточно средств, чтобы жизнь свою превратить в сплошной праздник, как это часто бывало и бывает среди людей, имеющих деньги, но совесть которых уснула. Нет, не таковы были супруги Ивановы, не так они были воспитаны. Это были настоящие православные христиане, любящие Христа, милостивые и благоговейные. Они посещали монастырь, который был виден из окон усадебного дома, стоявшего на холме. Глубокая зеленая долина, пестревшая массой цветов, отделяла его от другого холма, где за крышами слободы Подзавалье, утопавшей в садах, сияли купола и кресты обители. По долине протекала речка Ячейка, тихая и задумчивая. По берегу ее бродило стадо – коровы и овцы. Воды реки бежали к недалекой отсюда Оке. За монастырем начиналось городское кладбище и виднелись дома городской окраины. Необыкновенной красоты было место.

Усадебный дом, расположенный на окраине сельца, был окружен разными служебными постройками и обширным парком, раскинувшимся по склону холма, – на другом его склоне весело белела и трепетала зелеными листочками светлая березовая роща. Здесь хорошо было в любое время года и при всякой погоде – в летний жар и в зимнюю стужу. Плыл над холмами колокольный звон, говорил верным Христу сердцам о Боге, напоминал о молитве и Страшном Суде… Николай Михайлович и Елизавета Алексеевна ждали своего первого ребенка и усердно молились дома и в монастыре, которому оказывали щедрую помощь в его нуждах. А в обители возносил о молодых супругах молитвы архимандрит Феофан с братией, настоятель. Он был духовным руководителем и другом Ивановых.

20 ноября 1788 года в усадебном доме сельца Железники родился первенец Ивановых – сын Михаил (будущий преподобный старец Оптиной Пустыни). Крещен он был в честь святого благоверного князя Михаила Тверского. Затем, с течением времени, родились у супругов еще три сына и дочь. Всех крестил архимандрит Феофан, который потом принимал участие и в воспитании этих детей. Много хорошего восприняли они от этого доброго и мудрого наставника.

Младенец Михаил радовал своих родителей тихим и ласковым своим характером. Не обращая внимания на игрушки, он прислушивался к колокольному звону, к молитвам отца и матери, а также и к щебету птичек, клевавших зерна в кормушке за окном. Его часто приносили к обедне и причащали Святых Христовых Тайн. Обитель стала для него вторым домом. Завидев о. Феофана, он радостно бежал к нему… Батюшка медленно благословлял его и клал на его русую головку широкую ладонь. А однажды, как рассказывал впоследствии старец Макарий, во время обедни Миша увидел сидящего в алтаре на стуле о. Феофана; не успели родители удержать мальчика, так быстро вбежал он в алтарь через Царские Врата.

Умилительно было смотреть, как Миша обходил храм и прикладывался к тем иконам, до которых мог дотянуться. А к некоторым его поднимали. Подолгу он смотрел на Христа Младенца на иконе Богоматери и шевелил губами, словно молился, еще не научившись говорить. Когда он подрос – начал задавать родителям вопросы по поводу изображенного на фресках и на иконах.

Храм был в два этажа. Наверху церковь Рождества Христова, внизу – блаженного Лаврентия Калужского. Здесь под спудом, то есть глубоко в земле, находились его святые мощи. Возвышающаяся над ними рака, благодаря усердию родителей Миши, была высеребрена. Над ракой помещалась большая икона, на которой блаженный был изображен в белой рубахе, белых портах, овчинном косматом плаще, с секирой и свитком в левой руке. Взгляд у него был суровый, мужественный, вся фигура его дышала силой. Необычный, непохожий на других святых человек! Миша долго смотрел на него, боясь подойти близко, но подойти хотелось.

– Кто это? – спросил он отца.

– Блаженный Лаврентий, сынок, чудотворец.

Мал был еще сын, но Николай Михайлович решил рассказать ему о святом Лаврентии поподробнее.

– Много лет тому назад, ну – лет сто пятьдесят, наверно, или более, – стал рассказывать Николай Михайлович, – в Калуге жил князь Симеон, правитель княжества. Его дом стоял над Окой, которая тогда была гораздо шире теперешней. Были у него советники бояре, слуги-отроки и храбрая дружина… Один человек из славного боярского рода Хитровых на удивление всем не носил богатых боярских одеяний, а надел на себя простую крестьянскую рубаху и такие же порты, а в холодное время накидывал на плечи плащ из овечьей шкуры. Ходил же всегда – лето и зиму – босым. Он был начитан в духовных книгах, любил церковную службу и много молился. На вопросы отвечал охотно, но загадочными присловьями и притчами. Со временем люди поняли, что он имеет дар прозрения и что через него Господь открывает Свою волю по тому или иному случаю.

– А зачем ему топорик? – спросил Миша.

– Это не простой топорик… Видишь, на какой длинной он ручке? Этим чудесным оружием святой сослужил службу всему Калужскому княжеству. Вот что тогда случилось. Однажды береговые дозорные, давно уже знавшие о том, что далеко за рекой движется татарское войско, сообщили, что оно направилось в сторону Калуги. На его пути начали подниматься клубы черного дыма – горели русские селения. Князь Симеон с дружиной вышел к Оке. Они отвязали бывшие здесь у берега лодки, погрузились на них и приготовились встречать врага прямо на воде у противоположного берега, не давая ему переправиться. И вот появились многочисленные всадники. Передние из них бросились с конями в воду, задние напирали на них, а дружина князя с лодок начала крушить вражескую силу. Князь Симеон был примером для всех. Закипела сеча на воде, которая скоро покраснела от крови.

– А князя не убили?

– Нет, сынок. Слушай далее. Блаженный Лаврентий, остававшийся в доме князя, духом прознал, что калужанам приходится трудно, что они начали уставать. «Дайте мне мою секиру острую! – воскликнул он громким голосом. – Напали псы на князя Симеона! Пойду и обороню его!» И вдруг на реке рядом с князем неведомо как оказался в лодке блаженный Лаврентий со своей секирой на длинной ручке. «Не бойтеся!» – крикнул он русским воинам и пустил в ход свое оружие, и такое страшное опустошение произвел во вражеском войске, что оно дрогнуло, подалось назад, а потом и вовсе бросилось бежать. Вот что это за топорик! Остатки татар ушли за леса, и больше о них ничего не было слышно. Когда закончилась битва, оглянулся князь Симеон и не увидел в лодке блаженного Лаврентия, как бы и не было его тут… Возвратясь в свой терем, князь нашел его здесь. Не было у него никакой секиры в руках, а только палка-посох Однако, потрясая ею, блаженный, как бы юродствуя, сказал: «Оборонил я от псов князя Симеона!» А князь рассказал всем своим ближним о том, как Лаврентий чудесно появился в его лодке и действительно оборонил Калужское княжество от врагов.

– Почему же не в Калуге, а здесь находятся его мощи? – спросил Миша.

– Потому, – отвечал отец, – что блаженный часто удалялся из княжеского дома, шумного и многолюдного, для молитвы в это самое место. Тут тогда был сплошной лес, а в нем находилась небольшая древняя церковка. Монастыря тогда еще не было. Лаврентий молился Богу и много добра совершилось в Русской земле по его молитвам. Здесь его и похоронили, когда он отошел ко Господу, славя Его и Матерь Божию до последнего вздоха.

Маленький Миша был очень взволнован этим рассказом. А когда монастырская братия начала петь акафист святому, он понял, о чем говорится в одном из кондаков: «Сила Божия осени тя, святе Лаврентие, и ратоборца крепкого христианам противу полчищ агарянских яви тебе, егда благовернаго князя Симеона от погибели смертныя явлением твоим избавил еси секирою супостата поражающа и в бегство неверныя обращающа, верныя же побуждающа победную песнь Христу Богу возносити: Аллилуиа!»

А Миша, сам не зная почему, прошептал: «Блаженный Лаврентий! Помолись обо мне, и я хочу быть таким воином, как ты».

Прошли годы, и Миша в самом деле стал воином Христовым, сильным в брани с врагом страшным и беспощадным – сатаною и его воинством. Приобретя опыт в этой борьбе, он, уже старец Макарий, начал укреплять и других многих. Господь, – поучал он, – «велит препоясаться истиною, облечься в броню правды, обуть ноги в уготование благовествования мира, восприять щит веры, в нем же возможно все стрелы разжженные лукавых угасити, и шлем спасения восприять, и меч духовный, иже есть глагол Божий… Хотящим спастись неминуемо предлежит брань духовная со врагами душ наших».

Но нелегко было приобрести ему, ставшему монахом, всё это оружие, – дорогой ценой доставалось оно: постом и бдением, чтением духовных словес и богомыслием, коленопреклонениями и молитвой, скорбями и недугами, переносимыми с терпением. И всё-всё это покрывало смирение – оружие, против которого вражья сила уж совсем никак не может устоять. Смиренный никого не осуждает, кроме себя самого. «Пишете, что вы не имеете смирения, – отвечал старец на одно из многочисленных писем к нему, – а знаете, как оно нужно для мира и спокойствия душевного. За него-то у нас и война с гордыми бесами, которые стараются внушить нам всё противное смирению… Господь наш Иисус Христос повелел научиться от Него смирению и кротости… Не думайте ж, чтобы сие богатство скоро и беструдно можно было стяжать, но многим временем, трудами, самоукорением и сознанием своей немощи и нищеты».

Не только свои духовные труды, но и молитвенная помощь святых помогла старцу Макарию стать сильным в этой брани – в том числе, конечно, и молитва блаженного Лаврентия, который как бы вручил ему свою боевую секиру, сокрушающую супостатов.

Приобрел старец Макарий и еще одно сильное оружие против бесов: милосердие. «Свойство милостыни, – писал он, – есть сердце, сгорающее любовью ко всякой твари и желающее ей блага. Милостыня состоит не в одном подаянии, но в сострадании, когда видим сродно нам созданного человека в каком-либо злострадании и, если можем помочь ему чем-либо, помогаем».

Еще совсем маленьким узнал он от своего отца о том, как нищелюбива и милостива была его мать – бабушка Миши. Она помогала нищим и бедным, а также старалась тайно (но все об этом, конечно, знали) посещать тюрьмы, чтобы наделить арестантов булками и пирогами домашнего изготовления. А однажды, как рассказал Мише отец, произошло с бабушкой и дедушкой приключение, в общем, довольно страшное, но окончившееся благополучно.

– Как-то зимой, – рассказывал отец, – дедушка с бабушкой отправились куда-то в кибитке, а в лесу перед ними вдруг затрещало огромное дерево, стоявшее обок пути, и упало – ровно поперек дороги. Это сделали разбойники для того, чтобы остановить мчащихся коней. Они выбежали из леса, связали кучера и открыли дверцу кибитки. Бабушке и дедушке грозила неминуемая смерть. Но тут один из разбойников, державший в руке топор, всмотрелся в их лица и закричал: «Стой, братцы! Не трогай никого!» Он узнал бабушку, из рук которой много раз получал в тюрьме то пироги, то немного денег. У дедушки с бабушкой отобрали двух лошадей, а одну оставили, чтобы им можно было добраться до своего места.

Вот какова милостыня – и перед Богом хороша, и на земле спасает. Этот рассказ отца хорошо запомнился старцу Макарию – были случаи, когда он и пересказывал его.

Многие годы подвизался старец Макарий сначала в Площанской обители, бедной, где иноки ходили в лаптях, потом в Оптиной Пустыни в Иоанно-Предтеченском Скиту. Не только монастырской братии, но и многим русским людям оказывал он благодатную духовную помощь. Его имя стало известно среди всех православных людей России. Старцем же он стал после кончины своего учителя, преподобного Льва. А рядом с ним возрастал и совершенствовался духовно будущий великий старец Амвросий, ученик преподобного Макария.

Летом I860 года, незадолго до своей кончины, старец Макарий поехал в Лаврентьев монастырь, который стал с некоторого времени кафедральным в епархии, чтобы проститься с епископом Калужским Григорием, отъезжавшим в Петербург для присутствия в Синоде. Там, в памятной с детства обители, он со своими спутниками, иноками из Скита Оптиной Пустыни, отправился на кладбище, откуда открывался вид на тот холм за речкой Ячейкой, где стоял дом его родителей и где провел он младенческие годы. Дома уже не было, он был продан на своз, то есть кем-то куплен, разобран и увезен. За парком виднелись ветхие крыши сельца Железники. По склону холма к речке так же весело сбегала светлая березовая роща… Вздохнул старец.

Отсюда пошел старец Макарий по кладбищенской аллее искать могилу иеромонаха Павла, бывшего настоятелем Площанской пустыни, постригавшего его некогда в монахи. Могилка оказалась заброшенной, поросла травой…

– Вот и нам всем предлежит путь, – сказал старец задумчиво. – Одному ранее, другому позже… А мне уж и пора.

Это было в июле. А 7 сентября старец Макарий после тяжкой болезни скончался в своем родном Скиту. Как записал тогда скитский летописец: «Наступило утро того дня, в который Господь благоволил поять к Себе душу верного раба Своего».

Не ошиблась Елизавета Алексеевна, мать старца, сказавшая некогда о своем маленьком сыне: «Сердце мое чувствует, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное».