Суд над русской Церковью 1666-1667.

Суд над русской Церковью 1666-1667.

Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха - Иоасафа, бывшего до этого архимандритом Троице-Сергиевской лавры. Затем собор приступил к решению дел, вызванных книжным исправлением и проклятиями Никона и греческих иерархов, в том числе и заседавшего на соборе Антиохийского патриарха Макария, на древние церковные предания и обычаи.

Всеми делами на соборе заправлял Паисий Лигарид. От него нельзя было ожидать, что он станет на защиту старой веры. Нельзя было ожидать этого и от восточных патриархов, так как никоновская реформа была совершена греками и в духе новых греческих книг, чинов и обрядов. Кроме того, к этому времени сильно возросло в Москве влияние киевлян. Малороссия была присоединена к Московскому государству, и из нее понаехало в Москву много юго-западных монахов, учителей, политиков и других дельцов. Все они были в сильной степени заражены латинством. Они приобрели большое значение при царском дворе. В правительственных кругах и при царе упрочивалось влияние и западных веяний. С запада пошли всякие новинки, моды, роскошь, театральные представления. Религиозность, церковность отодвигалась на задний план. [38] А Паисий Лигарид вел в это время серьезные переговоры с Римом о соединении Русской Церкви с латинской. Он склонял к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской церковной реформы. Конечно, он осудил всех противников ее, одобрил новые книги богослужебные со всеми их погрешностями и безграмотностями, утвердив введенные Никоном новые чины и обряды, и закрепил их чудовищными проклятиями и анафемами. Проклял православных христиан за то, что они в Символе Веры называют Духа Святого "Истинным", признав, что одно это слово есть искажение Символа Веры и подлежит посему анафеме Вселенских Соборов.

Проклял за то, что они говорят за богослужением дважды "аллилуйя", а в третий - "слава Тебе, Боже". Самую аллилуйю сугубую признал в утвержденной им книге "Жезл" еретической и богомерзкой.

Проклял всех тех, кто не будет знаменаться триперстием. Самое триперстие утвердил как великий и неизменный догмат на вечные времена.

Для священнослужителей, именно для их благословений, собор, кроме триперстия, ввел еще другое, новое перстосложение, прозванное херосложным, или именословным, так как им будто бы изображается имя Icyc Христос: указательным перстом буква "I", великосредним - "с" большим и безымянным, положенными один на другой, - "X" и мизинцем - "с". Это узконациональное перстосложение, ибо на других языках произносимое имя Спасителя (например, на еврейском - Ишуа, причем еврейскими же буквами, или на китайском и японском их же литерами) этими - да и никакими - пальцами не изобразишь. Собор, тем не менее, провозгласил, что так благословлять славянскими литерами заповедал сам Христос и что таким национальным перстосложением Он благословил своих апостолов-евреев (см. книгу "Жезл"), тогда как всякому грамотному человеку известно, что тогда, при Христе, не существовало ни славянского языка, ни самих славян.

Проклял собор всех православных христиан за богослужение по старым, дониконовским, книгам.

В заключение собор изрек:

"Сие наше соборное повеление, и завещание, ко всем вышереченным чином, православным, предаем, и повелеваем, всем неизменно хранити и покарятися святой восточной церкве. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити, и противлятися нам: И мы такового противника, данною нам властию от всесвятаго, и животворящаго Духа, аще ли будет от освященного чина, извергаем, и обнажаем его всякаго священнодействия, и проклятию предаем. Аще же от мирскаго чина, отлучаем, и чужда сотворяем, от Отца, и Сына, и святаго Духа: и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика, и непокорника: и от православнаго всесочленения, и стада: и от Церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, И пребудет в упрямстве своем до скончания своего: да будет и по смерти отлучен, и часть его, и душа, со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовия: и со Арием, и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса, да разрушатся, и да растлятся: а той, да будет не разрешен, и не растлен, И яко тимпан, во веки веков, аминь.[39]

Сие "соборное узаконение" было положено в Успенском соборе в Москве "в вечное утверждение и присное в воспоминание".

Эти необычайные проклятия и анафемы возмутили даже Никона, привыкшего часто проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ и признал их "безразсудными." [40] На самом же деле они были не только безрассудными и безумными, но и беззаконными и нечестивыми и прямо - еретическими. Собор 1666-1667 гг. объеретичил и проклял всю Русскую Церковь со всеми ее святителями, чудотворцами и огромным сонмом угодников Божиих, так как, начиная с крещения князя Владимира, она учит всему тому, что предал проклятию и объеретичил собор. С самого своего начала Русская Церковь учит знаменаться двоеперстным сложением, с того времени она и Духа Святого именует в Символе Веры "Истинным", провозглашает аллилуйю дважды, а в третий раз - "слава Тебе, Боже", совершает богослужение по древним книгам и т.п. Проклял собор и древнюю восточную церковь, ибо она передала России все те чины, обряды и обычаи, которые собор подверг такому неистовому осуждению.[41]

Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру и новые книги, собор благословил мучить ослушников соборных определений тягчайшими казнями: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьими жилами, отрезать уши, носы, вырезывать языки, отсекать руки и т.п.[42]

Все эти деяния и определения собора внесли большую смуту в Русскую Церковь и породили церковный раскол.

Антиканонический и еретический собор.

Состав собора 1666-1667 гг. был очень пестрым и сбродным. Половина его состояла из чужестранцев, случайно попавших на собор, приехавших в Россию лишь поживиться ее богатыми милостынями. Каких только проходимцев и авантюристов не было здесь! Были тут греки, грузины, болгары, афониты, синаиты, амасиисты, хионисты, икониисты, хиисты, трапезонцы, хохлы. Почти все они не знали не только русского православия, не понимали и не знали русского духа, национальных русских чувств, не знали самой России, ее истории, ее страданий, но не знали даже русского языка. Что им Россия! На что им благочестие русского народа? Им нужны были богатства этой, по их понятиям, дикой, но хлебосольной страны. Они готовы были все проклясть, все признать еретичеством - не только русские книги и пальцы, не только просфоры и печати на них с восьмиконечным крестом Христовым, но и русские бороды, и русскую одежду. Да по своему невежеству, по своему незнанию русского языка они, собственно, и не понимали, что, кого, за что они клянут и анафемствуют, что и против чего они подписывают. Им нужны были лишь жирная кормежка и щедрое подаяние. А на все остальное им наплевать.

Всеми делами собора ведал Паисий Лигарид, митрополит Газский, хитрый иезуит, явный отступник от восточного православия, проклятый и низвергнутый от всякого священнодействия самими восточными патриархами за это отступничество, бесчестнейший проходимец, обманщик, вор, плут, проныра, каких мало, и в довершение всего - гнуснейший педераст-содомит. Трудно подыскать в истории более преступного и более мерзкого авантюриста. [43] И этот отъявленный преступник, изобличенный еретик и самозваный архиерей - вдохновитель собора, его верховный руководитель, его глава и глаза, его сердце и душа.

Заседавшие на соборе патриархи - Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский - были немногим лучше своего восточного собрата и компаньона Лигарида. И они прибыли в Москву с подложными грамотами, и они были лишены своих кафедр, были канонически осужденными иерархами, лишенными права даже в своих областях творить что-либо иерархическое, были обманщиками и авантюристами. Совершенно справедливо и вполне основательно Никон обзывал их на самом соборе публично, в присутствии самого государя, самозванцами, бродягами, обманщиками. Уже по этим только одним руководителям и управителям собора, он был явно беззаконным, бродяжным, самозваным.

Все соборные деяния, все протоколы и другие соборные акты составлял иеромонах Симеон Полоцкий, тоже чужак, хохол, "латинский коханец". Участвовавший на соборе Чудовский архимандрит Иоаким, впоследствии Московский патриарх, признавал Полоцкого беспримесным еретиком и осуждал его даже печатно как опасного и упорного латиниста. Симеон, кроме того, был и безнравственным человеком: в своих сочинениях разводил и рекомендовал такую похотливую любовь, о которой стыдно не только говорить, но лишь упоминать в приличной среде.

И вот эти бесчестные, безверные, безнравственные проходимцы-воротилы громили древлеправославную Русскую Церковь, проклинали ее вековое благочестие, еретичили ее церковные обычаи, порядки, чины, богослужебные книги и исконные предания, полученные древней Россией с апостольских времен. Русские архиереи безмолвствовали на этом многоязычном соборе. Ошеломленные новым "татарским" нашествием на святую Русь, запуганные бессудными никоновскими казнями и убийствами, они рабски и молчаливо склонили свои покорные и притом малограмотные и тупые головы перед этими страшными погромщиками и их душеубийственными злодеяниями.[44]

Ни Христа, ни Духа Святого, ни благодати Божией, ни благословения свыше не было и не могло быть на этом бесподобном сборище разнообразных дельцов и проходимцев, чужестранных бродяг - этих чудовищных проклинателей, потенциальных убийц, ловких мошенников, бессовестных обманщиков и явных еретиков. И, тем не менее, этот отвратительный сброд провозгласил себя "освященным собором" и кощунственно изрекал свои безумные проклятия на православных христиан "во имя великого Бога", богохульно выдавал свои дикие, безрассудные, беззаконные постановления и определения за "благоволение" Самой Святой Троицы. Богохульнее всего, что весь этот безумный бред, страшный кошмар, убийственное дыхание самого дьявола было закреплено самой русской государственной властью во главе с царем Алексеем как голос и веление святой соборной и апостольской Церкви. Эта ужасающая компания всяких неверов в течение последующих веков выдавалась за самую Церковь Христову, и малейшее ослушание этой, в сущности, христоубийственной церкви каралось смертной казнью, пытками, мучением. От этого вавилоно-московского столпотворения, от этого смертоносного смешения разных языков пошел вековой разгром святой Руси, более ужасный, чем был татарский погром. Тот порабощал телесно, а этот духовно; тот страну разгромил, а этот - веру, благочестие и самую душу русского народа: дохнул смертным дыханием на все последующие века. Отсюда, из этого нового Вавилона, каковым стала Москва, начали воздвигаться по всей России "вавилонские пещи", в которых сжигались благочестивые русские люди десятками, сотнями и даже тысячами душ зараз. Вся страна осветилась огнем срубов и костров, а освятилась кровью и страданиями новых великих мучеников, страстотерпцев, исповедников, воистину угодников Божиих и страдальцев Христовых.

Двоеперстие или троеперстие.

Какое перстосложение древнее, вернее и приемлемее - двоеперстное или троеперстное? Этот вопрос и для нашего времени не потерял еще своего значения. Почти триста лет ведутся об этом споры между старообрядчеством и новообрядчеством, и хотя теперь бесспорно и научно доказано, что двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие - новейший обряд, ни на чем не основанный и, кроме того, догматически погрешительный [45], тем не менее, никониане не хотят его оставить и продолжают держаться за него, как за величайшую святыню, как за непреложный догмат веры. [46] До сих пор новообрядческая церковь продолжает утверждать в издаваемых ею Псалтырях, Часословах, Часовниках (в предисловиях к ним), а также и в учебниках по Закону Божию, что двоеперстие - армянский и еретический обряд, а триперстие - апостольское предание. Даже в такой богослужебной книге, как "Акафист святому Димитрию, митрополиту Ростовскому", церковь "православная" все еще провозглашает перед Самим Богом, что древлеправославные обряды, в том числе и главным образом двоеперстие, еретического содержания и происхождения и именно от никогда не существовавшего еретика Мартина Армянина [47]. Если в наш "просвещенный" век, почти безверный, и для людей именно этого века - "культурных", "просвещенных", пропитанных всяким либерализмом, вопрос о перстосложении имеет, как видим, такое огромное вероисповедное значение, то можно представить себе, как он волновал и смущал благочестивых людей XVII в., для которых всякий церковный обычай имел непреложное значение. Вопрос о двоеперстии и троеперстии был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь триперстие - будешь полноправным гражданином, "православным" христианином, а останешься с двоеперстием - обречен на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжен в срубе или скончаешь жизнь на пытке, на плахе, на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далеких окраинах Родины и даже за пределами ее.

Почему же, однако, русские благочестивые пастыри того времени и их верная паства отказались от всех благ земных, пошли на самые страшные мучения и пытки и на смерть, а от двуперстного знамения не отказались? На это они имели очень твердые и действительно непреложные основания.

1. Христианство есть религия крестоношения и богочеловечества. "В центре христианской мистерии стоит Крест на Голгофе, крестная мука и крестная смерть Сына Божия, Спасителя мира. В Сыне, в Божественном Человеке, в Богочеловеке заключен весь род человеческий, все множество человеческое, всякий лик человеческий. Человечество есть часть Богочеловечества; христианство существенно антропологично и антропоцентрично, оно возносит человека на небывалую, небесную высоту. Второе Лицо Святой Троицы, Сын Божий, явлен как Лик Человеческий. Этим ставится человек в центре бытия, в нем полагается смысл и цель миротворения". Это христианское миросозерцание и исповедание и выражается двоеперстным сложением. Еще св. Кирилл Иерусалимский (IV в.) в своих "огласительных поучениях" призывал: "Да не стыдимся исповедовать Распятого, с дерзновением да изображаем рукою [48] знамение креста на челе и на всем [49]. Именно распятого. Во главе исповедания христианского стоит Сын Человеческий, вознесший на крест наши грехи. Так же говорит и св. Петр Дамаскин (VIII в., по другим данным - XII в.): "Два перста и едина рука являют Распятого Господа нашего Исуса Христа в двух естествах и единой Ипостаси познаваемого" ("Добротолюбие")[50]. В двоеперстии указательный палец изображает человеческое естество Христа, а рядом с ним стоящий - великосредний - изображает Божеское естество Сына Божия, причем, по катехизическому требованию, этот перст верхним своим составом должен быть наклонен, что означает верование: "Господь преклонь небеса и сниде на землю". Остальные персты, большой и два последних, совокупляются между собою для изображения Святой Троицы. [51] Как видим, двоеперстное сложение составляется из всех пяти перстов - для исповедания Святой Троицы и двух естеств во Христе, но при самом действии крестного знамения и благословения только два перста полагаются на главу, на живот, на правое плечо и на левое. [52] Богословски и догматически двоеперстие является вполне православным исповеданием. А главное - оно ясно и определено выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспятие всего человечества. "Мы проповедуем Христа Распятого", - провозглашает апостол Павел (1-е Коринфянам, 1:23). То же говорит за себя и двоеперстие. Оно существенно и наглядно: евангельская и апостольская проповедь.

В триперстии же нет ни этого центрального христианского исповедания, ни этой апостольской проповеди. Собор 1667 г. догматизировал: "Знамение честнаго и животворящаго креста творити на себе треми первыми персты десныя руки: палец глаголемый большой и иже близ его глаголемый указательный и средний слагати вкупе во имя Отца и Сына и Св. Духа, два же - глаголемый мизинец имети наклонены и праздны. [53] О Сыне Божием как Богочеловеке, как Исусе Христе, пострадавшем на Кресте, не говорится ни единым словом: о нем нет никакого исповедания в триперстии. Это знамя без Богочеловека, без Христа Спасителя. Даже не было сказано, что во Святой Троице он исповедуется в двух естествах.

Как могли благочестивые люди того времени отречься от двоеперстия - действительного знамения Христова и принять триперстие, совсем не исповедующее Христа-Богочеловека? Притом таким знамением, обнаженным от Христа, изобразуется крест на человеке. Таким образом распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без Его Человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, в этом диком знамении, отвержением самой сущности христианства, его сердцевины, его центрального смысла и цели. Такое триперстие можно было принять или не понимая смысла и значения христианства или по насилию.

2. Ни восточные патриархи, ни все авантюристы, прибывшие в Москву из разных стран и вершившие здесь церковные дела, ни соборы, из них главным образом состоявшие, не могли обосновать свое столь чуждое Христовой Церкви триперстие ни одним авторитетным свидетельством. Собор мог сослаться лишь на "мужиков-поселян. [54] Что и говорить - это весьма демократическое свидетельство, можно сказать, прямо пролетарское. Но в делах Церкви оно не имело никакого значения, и, кроме того, оно было и лживым, что касалось всей тогдашней Руси благочестивой, которая целые века неизменно ограждалась двоеперстным крестным знамением: все "мужие поселяне" были двоеперстниками.

В противоположность этим бездоказательным триперстникам, благочестивые пастыри выставили ряд весьма веских, весьма авторитетных свидетельств в защиту и в обоснование двуперстия. Кроме указанных нами выше доказательств св. Кирилла Иерусалимского и св. Петра, они приводили еще в пример высказывания св. Мелетия Антиохийского (IV в.), блаженного Феодорита, епископа Кирского (VI в.), преподобного Максима Грека (XVI в.) и всех греков, восточных отцов Церкви. [55] Затем приводились в пример святые отцы Русской Церкви, все до одного знаменовавшиеся двуперстно, и целый Стоглавый Собор 1551 г., на котором участвовали такие великие знаменоносцы, как сам председатель его Макарий, митрополит Московский, которого историк Голубинский величает "знаменитейшим из знаменитых", как "равноапостольные" святители Гурий и Варсонофий, казанские чудотворцы, Филипп, впоследствии митрополит Московский, а тогда еще лишь игумен Соловецкого монастыря и многие другие. Стоглавый Собор не только подтвердил свидетельства св. Мелетия Антиохийского и блаженного Феодорита, но изрек осуждение на не знаменающихся и не благословляющих, как Христос, двумя перстами (31 глава Собора). И даже это осуждение было позаимствовано из древнегреческого потребника. Ссылались двоеперстники и на всех благочестивых российских патриархов, в книгах которых (ими изданных) узаконяется и разъясняется двоеперстное сложение. Затем шли бесконечные доказательства от Св. икон, начиная с иконы Пресвятой Богородицы с Божественным Младенцем на руках, благословляющим двоеперстно, написанной самим евангелистом Лукой, и кончая многими чудотворными иконами, написанными в самой России. Как могла Русская Церковь после сего поверить пришлым в Москву бродягам-иностранцам, что двоеперстное знамение есть страшная армянская ересь? Это значило признать всех своих святых и чудотворцев, да и всю древнюю Церковь - и русскую, и греческую - еретиками, армянами, проклятыми. Да и апостолов записать в еретики, и Самого Христа, благословляющего на всех этих древних и святых иконах двумя перстами, признать армянином и - того хуже. Нет, русская благочестивая Церковь на это не пошла и отвергла всех этих хулителей, проклинателей и действительных еретиков. Великий русский народ остался верен себе и своей Церкви.

3. Даже внешний вид триперстия отталкивал от себя благочестивый русский народ. Три перста сбиты в кучечку, требовалось, чтобы два верхних перста были пригнуты к большому пальцу. В тогдашних никонианских книгах таким и изображалось троеперстие. По выражению одного писателя, "все в триперстии пригнуто, все согбенно; это какое-то робкое и рабское знамя". И действительно оно принесло рабство всем никонианам: они лишились в своей новой церкви всех прав, присущих церковному народу, и превратились в безмолвных рабов. Скажут, что оно все-таки складывалось во имя Святой Троицы. Но и самые проклятия и анафемы московских соборов и всех этих авантюристов, ими руководивших, произносились, как сами они провозглашали, "благоволением и благодатию Святыя Единосущныя и Животворящия Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа". От этого эти проклятия не стали благодатными. Напротив: они стали более кощунственными и более нечестивыми. Мало ли совершалось и совершается преступлений самых страшных и самых отвратительных во имя Бога! Святой Иоанн Златоустый замечает, что даже чародеи и колдуны употребляют имя Святой Троицы для своих нечестивых и злых заклинаний, отчего они становятся преступнее. Триперстие справедливо именуют, по-народному, щепотью. Ничуть оно не похоже на торжественное знамя; это что-то обыденное, кухонное: щепотка соли, щепотка перцу, щепотка табаку - тут оно действительно уместно и достойно своего назначения. Но возносить его как великое знамя христианства, как глубокий смысл и цель христианского исповедания, как победу Христа над смертью, над диаволом - оно для сего совсем не подходит и никоим образом не может этого выразить и не выражает. Двоеперстное сложение, напротив, самим видом своим выражает знамя креста, в народе оно так и называется - крестом. Два вытянутые вверх перста влекут нас ввысь, к Богу. Это воистину знамя победы и торжества. Богочеловечество здесь действительно свидетельствует о привлечении и примирении Человечества с Богом. Ясно и красиво изображается в двоеперстном сложении и Святая Троица: три перста показывают мировой горизонт, именно как Сам Богочеловек сказал своим апостолам: "Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (Матфея, 28:19), и добавил: "И се Аз с вами во все дни, до скончания века" (28:20). Вот именно в двоеперстном сложении все есть: и Святая Троица, и сам Христос в двух естествах.

4. Триперстие навязывалось русскому народу насильно: оно стало знамением жесточайших гонений на православных христиан. Из-за него и ради него благочестивых людей мучили, убивали, сжигали. Вся страна обагрилась кровью святых мучеников. Миллионы лучших сынов и дщерей святой Руси целые века преследовались во имя этого триперстного знамения. Оно стало поэтому ненавистно русскому народу. Многие стали считать его печатью антихриста, так как только приняв его, могли русские люди жить более или менее спокойно в своей родной стране. Двоеперстие же стало еще милее русскому благочестивому народу, ценнее и святее, ибо и оно преследовалось: два пальца отсекали у стойких хранителей двоеперстия. Преследовали никониане его и проклятиями, и всякими хулениями. Ненавидят они его даже до днесь.

5. Не отказалась православная Церковь принять и так называемое именословное, или херосложное перстосложение. Изданная собором 1666 г. книга "Жезл" [56] утверждает, что сам Христос установил такое перстосложение для благословения: возносясь на небо, Он благословил всех учеников именословным перстосложением, то есть указательный перст вытянул, чтобы он означал литеру "I", а великосредний так согнул, чтобы он был похож на букву "С"; таким образом, из двух пальцев получилось "IC", что значит ИСУС; Большой же палец скрестил с безымянным, чтобы получилась из них литера "X", а мизинец так согнул, чтобы он стал похож на букву "С", из этих пальцев получилось "ХС", что значит Христос. Так это выходит по славянской азбуке и по греческому алфавиту. На всех же других языках, у которых совсем иной буквенный алфавит, например, у евреев, арабов, сирийцев, китайцев, японцев и многих других, никакими пальцами не изобразить имя Христово. Почему Господу Исусу, пославшему своих учеников с проповедью "ко всем языкам" и прежде всего - к евреям, понадобилось благословлять их, евреев, греческими буквами или славянскими, которые в то время еще и не были изобретены, - этого книга "Жезл" не объясняет. Но для грамотных людей того времени было ясно, что "Жезл" говорит просто небылицу о Христе, которой они не могли поверить, несмотря ни на проклятия соборные, ни на гонения. Благочестивая русская Церковь осталась с действительно Христовым благословением - двоеперстным сложением, которое для всех народов приемлемо и для всех языков ясно, а херосложное, "изобретенное" неизвестно кем [57], отвергла.

Гонение на Крест Христов.

Церковь святая имеет три вида креста: четвероконечный, шестиконечный, восьмиконечный. [58] Все они "святолепно" чтутся и прославляются. Но каждому виду установлено свое место. Крест восьмиконечный есть крест совершеннейший в том смысле, что он полностью представляет собою Крест Голгофский, на котором был распят Христос. О нем именно пророчествовал великий пророк Исайя: "Слава Ливанова к тебе приидет - кипарисом, певгом и кедром вкупе, прославит место святое Мое, и Я прославлю место ног Моих" (Исайи, 60:13). Как разъясняют церковные учители, прямое древо Креста Христова было из кипариса; поперечное, на котором были пригвождены пречистые руце Спасителя, из певга, и подножие, к которому были прибиты ноги Христовы, - из кедра. [59] Собственно, и шестиконечный Крест есть совершенный Крест, именно на шестиконечном был распят Христос, как воспевает Церковь за богослужением: "На кипарисе и певге и кедре вознесся еси Агнче Божий". [60] Два остальных конца восьмиконечного креста составляет титлу, о которой говорится в самом Евангелии: "Пилат же написал и надпись и поставил на Кресте. Написано было: Исус Назарянин, Царь Иудейский" (Иоанна, 19:19). С этой титлой полнее изображается Голгофское событие. [61] Четвероконечный крест считается "сокращенным": он применяется в миропомазании, маслопомазании, в священническом или архиерейском осенений рукою или свечами, в ограждении себя рукою, а также на священных облачениях, на покровцах и на других церковных вещах. Восьмиконечный Крест, как полный, ставится или изображается на всех важных и видных местах: на церковных главах, на престолах, антиминсах, на просвирах, на всенощных хлебах, на артусе [62], на панагиарном [63] хлебе и на других многих местах и вещах. На четвероконечном Кресте не изображается распятие Господа, оно имеется лишь на шестиконечном и восьмиконечном Кресте. Шестиконечный Крест, то есть трисоставный, по учению Церкви представляет собой и образ Святой Троицы, как поется за богослужением: "Крест трисоставный честное древо Троицы бо носит трисоставный Образ". Три части Креста (древо прямое, поперечное и подножие) изображают три лица Святой Троицы. [64] Подножие Креста Христова во многих местах богослужебных книг воспевается и прославляется: "Возносите Господа Бога нашего и поклоняйтеся подножию ногу Его, яко свято есть", - возглашает прокимен за службой Кресту Христову. [65] К четвероконечному кресту это призывание не применимо, так как он не имеет подножия.

Так древлеправославная Церковь всех времен прославляла Крест Христов и каждый из его видов имела на своем месте. После разделения церквей на восточную и западную (1054 г.) восьмиконечный крест стал символом православия, а четвероконечный - символом латинства. Он и получил у нас в России название "латинского" креста, или далее "крыжа" (польское название). В западной церкви нигде теперь не заметишь ни восьмиконечного, ни шестиконечного креста, а лишь один четвероконечный. В России же крест восьмиконечный получил некоторое преимущество. Он свидетельствовал о совершенстве и чистоте русского православия и благочестия. Крест восьмиконечный стал выражать собою не только победу Христа над смертью и над диаволом, не только красоту церковную и царям державу, но и торжество истинного православия, победу над еретиками и прежде всего - над латинщиками. По выражению одного современного писателя, философски мыслящего, "православно-русский осьмиконечный крест есть центр вселенной, возводящий на райские высоты. [66] Другой современный писатель, говоря о светильце Кресту, где сказано что "Крест - красота церковная", разъясняет: "Здесь имеется в виду не только внутренний смысл красоты креста, но и внешнее изящество этой красивейшей геометрической фигуры, украшающей храмы Божий изнутри и извне. [67] Восьмиконечный Крест действительно имеет такую внешнюю красоту, чего нельзя сказать о четвероконечном кресте. [68] Русские твердо верили, что святые храмы и затонувшего града Китежа "увенчаны были восьмиконечными крестами" [69] . Всюду во всей России, на всяком подобающем месте возвышались и сияли своим благолепием восьмиконечные кресты Христовы: на святых храмах Божиих, на колокольнях, над входными воротами в ограду церковную, даже над воротами или калитками каждого дома христианского, а внутри церквей - на престолах Господних, на антиминсах, на просвирах, на всенощном хлебе, на артусе, на панагиарном хлебе; возвышался он над хоругвями, сам будучи хоругвию христианства, над дверями церковными и во всех других местах храма Божия, где полагался Крест; на груди всякого русского человека висел восьмиконечный крестик, хотя и на четвероконечном, как на основе изображенный; на всех могилах умерших православных людей ставился обязательно восьмиконечный крест; на перекрестках проселочных дорог необъятной страны тоже возвышались восьмиконечные кресты и свидетельствовали о благочестии и усердии русского народа. Словом, вся святая Русь украшена была восьмиконечными крестами.

Так было до никоновского патриаршества. А с этого времени начинается изгнание этого Креста Христова со всех его мест, сначала излегка, постепенно, потом со все более и более усиливающейся настойчивостью и, наконец, с откровенной наглостью, даже с остервенением, с ненавистью и ругательствами. Сбросили его с Храмов Божиих, изгнали с просвир, с артуса, с хлеба всенощного, даже с панагий и антиминсов. Всюду его преследовали и вытравляли. С грустью и скорбью сетовал тогда великий и несокрушимый ратоборец за древлеправославную Церковь и за святую Русь богатырь-протопоп Аввакум: "Слышите, братие, - обращался он к верным чадам святой Церкви, - что апостол Павел приказывает: стойте крепко за Христа. Свободные мы с вами люди: свободил нас Христос от греховного ига, снял с нас кошель сей с червями, пригвоздив е на кресте трисоставном крепко четырьми гвоздьми железными, а не трема, якоже костел римский с никонианы мудрствуют, - ноги прибиты гвоздем одным, на крыже, без подножия. Чему быть? Что велит диавол, то и делают. По апостолу: под игом работы держатся. Впряжены в колесницу четвероконну, везут быстро, все розно тащат еретики из церкви той. Апостолы и седмь Соборов святых отец, и пастыри, и учители о Святем Дусе исполнили святую Церковь догматою, украсив ю, яко невесту, кровию своею, со Христом запечатав, нам продали; а антихристова чад и разграбили, зело разорили и крест с маковицы Христов стащили трисоставный и поставили крыж латинский четвероугольный [70], и из церкви той выбросали и жертву переменили, молитвы и пение, все на антихристово лице устроили. Чему быть? Дети ево; отцу своему угладили путь. Аще и не пришел он еще последний чорт, но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его и печатью людей бедных, слепых перепечатали, трема персты и развращенною малаксою. [71] Вы же, братия, назидающеся святою верою вашею, стойте крепко за святую Церковь и отеческое предание умирайте; не давайте грабить ворам матери своея, в ней же родихомся духовным порождением." [72] В таком духе призывали и другие пастыри того времени, пораженные этим беспримерным глумлением над крестом шестиконечным, вернее, восьмиконечным, так как Пилатова титла ставилась именно на шестиконечном кресте. На четвероконечном она никогда не ставилась, как нет ее ни в Римской церкви, ни в никонианской, лишь бумажная надпись встречается.

Особенно возмутительно и нечестиво было изгнание Креста Христова восьмиконечного вида с просвир, с дискоса и с самого Агньца, пресуществляемого в Тело Христово. По старым Служебникам он изображался здесь в кругловидной печати, с тростию, копием, с голгофским возвышением и с Адамовой главой, т.е. изображалось во всей полноте голгофское событие. По определению соборов 1666-1667 гг. все это было уничтожено, даже кругловидная печать, символизировавшая, по толкованию св. отец, бесконечность Божества [73] , была устранена, а на месте всей этой догматической печати поставлен четыреугольник без всякого символического обозначения и в нем - четвероконечный крест с надписью по его сторонам: IC ХС с титлами сверху и НИ КА. Такой вид креста и с такой надписью был явлен на небе великому Константину, императору Римскому, о чем повествуется в его житии и в Историях церковных. Таким образом Голгофская картина заменена на самом даже Агньце видением Константину императору, причем это новое установление, совершенно неведомое Древней Руси, было закреплено страшными проклятиями и анафемами [74]. Было отчего смутиться русскому благочестивому народу и почувствовать дыхание антихриста от этой еретической "четвероконной колесницы", как поименовал Аввакум все это сонмище, восставшее на Крест Христов.

Восьмиконечный крест Христов был в такой неистовой степени преследуем и ненавидим, что один из "святителей" новой церкви именовал его "раскольническим" и "брынским." [75] По требованию собора 1666 г. печати с восьмиконечным Крестом отбирались у просвирниц, [76] сами просвирницы держались скованными на цепи за одну только эту вину, что печатали просвиры печатью с восьмиконечным крестом: "Чтобы впредь у просвирниц таких печатей отнюдь не было." [77] Архиереи рассылали по епархиям строгие приказы: досматривать, не причащают ли попы "просвирами старыя печати крестов", таковых "отказать от божественныя службы", а просвирниц "держать в монастыре, скованных на цепях." [78] Новопоставленный епископ на только что открывшуюся новую Холмогорскую епархию ежегодно требовал от своих сборщиков по епархии наблюдать, чтобы "священники в приходах служили литургию над пятью просфорами, печатанными крестом четвероконечным." [79] По свидетельству современников, "тогда ревнующие о новопреданиях в архиерейских приказах новопоставленные архимандриты, игумены и поповские старосты, и приказные по селам старцы, и иные по их научению, тыя древлеправославные христианы имаху, вязаху, мучаху различными томлениями, и егда уведяху кия по древлеправославному на просвирах воображаху трисоставный крест Христов, тыя мнози укоряху сице: раскольники и противники, по раскольнически просфоры печатают, и мучаще их за то, разоряху." [80] Когда староверцы того времени запросили одного из виднейших и авторитетнейших архиереев новой церкви, именно Питирима, митрополита Нижегородского: "Аще который иерей ныне во святей церкви отслужит литургию, по старопечатным служебникам, на седьми просфорах с воображением Честнаго Креста с подножием и с прочею обычною подписию ("Се Агнецъ Божий, вземляи грехи мира"), будет ли пречистое Тело и кровь Христова или ни?", - тот ответил: "Аще котории попы, невежди суще, вами прелыценнии и весьма развращеннии, ныне дерзнут тако служити, противящеся восточней и великороссийстей церкви и выше помяновенней соборной клятве, таковии суть прокляти и отлучени и извержени, и весьма священнослужения обнажени. И от таковых собором проклятых и изверженных и священства обнаженных не может быть сущее святое Тело и Кровь Христова весьма." [81] Противящиеся в данном случае лишь в служении на семи просвирах с печатью восьмиконечного Креста [82] - и за это одно они прокляты и священства обнажены. Не только восьмиконечный Крест был причиною проклятия и недейственности пресуществления просвирного хлеба в Тело Христово, но и изображение копия и трости на просвирней печати. [83] Вся Голгофская картина была изгнана с жертвенника алтарного, и не только изгнана, на и осуждена, опозорена, поругана. Другой авторитетный архиерей того времени, архиепископ Феофилакт Лопатинский, в своей книге "Обличение" восклицает: "Зрите, православнии, коликий смертоносный яд, коликое нечестие сии злокозненнии мужики под осмиконечным крестом своим и под своима двема перстема содержат." [84] Нужно заметить, что такие книги архипастырские, как только что упомянутое "Обличение" и вышецитированная "Пращица", были голосом всей тогдашней правящей иерархии: они издавались с разрешения и благословения Святейшего Синода, по предварительном их рассмотрении и одобрении. Поход против Креста Христова был делом всей никонианской церкви. Вся она за него ответственна и повинна.

Церковь Христова с апостольских времен ввела в чин крещения обязательное требование крещаемому - носить Крест Христов на себе всю жизнь свою постоянно и неизменно. В дониконовских требниках в чине св. крещения говорится: "Та же иерей прием крест с гайтаном, и, ограждая им крещаемого, глаголет: "Силою и заступлением Честного Креста Твоего сохрани его, Господи". И приложа ко устам младенца, надевает на выю его. Посем возлагая на него срачицу [85] и пояс, глаголет: "Одевается раб Божий, имярек, одеянием веселия и возрадования, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь". Никоновские книжные справщики выбросили и крест и пояс, оставили лишь срачицу. В новом никоновском чине крещения до сих пор говорится лишь: "И облачая его (крещаемого) в одеяния, глаголет: "Облачается раб Божий, имярек в ризу правды во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь." [86] Никакого креста на крещаемого не возлагается по новому чину - ни восьмиконечного, ни шестиконечного, ни даже четвероконечного. Из всех вышеперечисленных мест изгнанный восьмиконечный крест заменен четвероконечным, а тут, в таинстве крещения, ничем и никак не заменили его никоновские справщики. Очевидно, по этой причине огромное большинство никониан не творят на себе никакого крестного знамения ни при каких случаях. А остальные если и творят его, то в таком виде и с такой небрежностью, что, по определению св. Иоанна Златоуста, такому "маханию лишь бесы радуются". Следует отметить, что такое "махание" творят на себе не только миряне, но и духовные лица: священники, а тако же и другие высшие иерархи никонопетровской церкви.

О Древней Руси до никоновской реформы, т.е. о старообрядческой, Ф.М. Достоевский говорит: "Она понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше - православие, что она хранительница настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других народах." [87] Никон и все сподвижники его реформы, напротив, объявили эту святую Русь еретической, армянской, проклятой, и поэтому они так бесстыдно и нагло преследовали ее великую драгоценность - настоящий Христов образ, заменив его то "латинским крыжем", то "бесовским маханием" или пустотой.

Неистовое презрение к Кресту Христову и жесточайшее гонение на него привело в наше уже время некоторых архипастырей "православной" церкви к отрицанию его смысла и существенной спасительной его силы. Знаменитейший богослов новообрядческой церкви и самый выдающийся митрополит ее Антоний Храповицкий, председатель Синода Зарубежной церкви, учит, что Крест Христов не имеет искупительной силы, что искупление совершилось до Креста, в Гефсиманском подвиге Христа. Крест, таким образом, совсем теряет свою спасающую силу. У митрополита Антония есть и последователи такого его догматического учения об искуплении: архиепископ Илларион, бывший инспектор Московской духовной академии, профессор-протоиерей Светлов (Киевской духовной академии), писатель иеромонах Тарасий и другие. Нам нет надобности разбирать это новое догматствование архипастырства новообрядческой церкви. [88] Мы лишь отмечаем, что такое отрицательное отношение к Кресту Христову есть результат векового гонения никониан против Креста восьмиконечного. Благочестивые люди никоновской эпохи верно почуяли, что изгнание Креста Христова с подобающих ему мест есть действительно путь к антихристу, поэтому они так ревностно, до мучения и смерти, и стояли за Его честь и святость.