Глава 12
Глава 12
Прекрасна зима, когда свежевыпавший снег покрывает леса и поля, иней сверкает на ветвях деревьев и лунный свет серебрит землю! Такой светлой зимней ночью одинокий путник шагал через заснеженные деревни, где освещенные окна домов глядели на него, как сонные детские глаза, медленно закрывающиеся от монотонного голоса бабушки, которая рассказывает старую знакомую сказку. Степан Ужеров возвращался домой после долгого отсутствия. Бодро шагая, вдыхая свежий воздух, он чувствовал себя необыкновенно счастливым от того, что стал новым человеком! Несколько недель назад Степан оставил отцовский дом грешником, спасенным и с Богом; Бог остановил его буквально на краю пропасти! Теперь он возвращался домой как сын, которому Иисус Христос открыл Отца, и этот Отец даровал ему Духа Своего и новую вечную жизнь.
Всего лишь две недели проработал он в К., как ему стало известно, что господин X. в Л. распространяет Слово Божье. Степан пошел к нему и, так как у него в К. была снята комната, пригласил книготорговца поселиться у него и отсюда исполнять свое чудное служение. Ведь сказано в Писании: "Страннолюбия не забывайте; ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам".
В сердце молодого человека была подготовлена почва для Благой Вести. Стучавшийся в его сердце Христос открылся ему, и он впустил Его. В те две недели, когда он каждый вечер проводил в общении с опытным, верным христианином, всей душой верящим в то, что он возвещал, было положено твердое основание строения, которое Дух Божий возводил в сердце Степана; так что теперь расставание с добрым другом ему уже не могло повредить. Молодой человек в духовном отношении не остался одиноким. У него было Слово Божье и руководство к чтению; и он читал Библию, просил о просвещении, верил Богу и был Ему послушен. Спеша теперь домой, он в душе снова и снова переживал последние события, происшедшие в родительском доме. Ведь снова была ночь, как та, проведенная им в мучительных раздумьях. Он уже не считал, что чувство, испытанное им у колодца, на него нашло, как злой дух! За прошедшие недели он понял, что внутренне с ним всегда было так, особенно на военной службе, где зло, вызванное в нем поведением товарищей, время от времени выходило на поверхность. Он не хотел быть подлецом, он не был ни пьяницей, ни картежником; у него было честолюбивое желание стать чем-то лучшим, нежели он, Степан, был на самом деле, поэтому он никогда не связывался с женщинами.
Ида была первой, которая привлекла его внимание, но и с ней он не вступил в близкие отношения, потому что хотел жениться на хорошей, нравственной девушке! Нередко ему приходилось бороться с самим собой, когда они с Идой бывали наедине, так как рядом с нею в нем всегда пробуждалось то чувство, которое он испытал там, у колодца, и которое сегодня считал нечистым. Хотя он еще не умел глубоко анализировать свои чувства, этого и многого другого в себе еще не понимал, уже в те годы Бог много раз предостерегал его и уберегал от греха. Все его нечистые желания и вожделения достигли высшей точки в тот момент, когда пражская красавица приехала к нему в деревню.
Степан невольно остановился и почти испуганно огляделся вокруг; но потом глаза его засветились, и в душе прозвучало: "Если будут грехи ваши, как багряное - как снег убелю". "Он омыл меня кровью Своей, я очищен!" - радостно подумал он.
Невольно мысли молодого человека пошли дальше, и перед ним возник ясный образ: Аннушка! Он спешил, чтобы поскорее рассказать ей все, что с ним произошло. Она его поймет!
Вдали уже виднелась церковная башня Зо-ровце. Деревушка спала, не было света ни в одном окне. Никто его не ожидал! "Если бы сви-репствовала еще та страшная болезнь, - подумал он, - то свет был бы в домах больных; но, слава Богу, она прошла, и из родных никто особенно не пострадал, если не считать Ильи, который проболел два-три дня, и Рашова, неделю пролежавшего в постели".
А вот и дом пастора! Где он сейчас и что с ним? Его испанка потрепала как следует, так что ему даже пришлось уехать в Далматию на поправку! Хорошо, что у него там родственники. Может быть, легкие его не пострадают, и он там, на юге, полностью излечится. Слава Господу, что он не умер, ведь хотя он и был пастором, но жил не с Богом, так же, как и я. Он еще молод, и если Сын Божий его найдет, то как радостно будет ходить к нему в церковь! Сколько Господь мог бы через него сделать! Пока что он лишь служитель церкви, а станет слугой Иисуса Христа". Степан остановился и помолился за молодого пастора. Только он хотел ускорить шаг, как перед ним остановился автомобиль; за рулем был Эдуард Соланский, его бывший школьный товарищ.
- Это ты, Эдик?
- Да, Степа. А ты откуда идешь? Они пожали друг другу руки.
- Я возвращаюсь с работы.
- Разве до сих пор молотил?
- Три дня мы еще лес пилили, а теперь закончили. Машину завтра привезут; я не захотел ждать.
- Ну конечно же, жених ведь! Когда на свадьбу пригласишь?
Не притворяйся! Думаешь, что никто в Зоровце не знает, что твоя красавица Ида у тебя была в гостях? Я их встретил, когда они ехали на вокзал. Так когда будет свадьба?
- У нас с Идой - никогда, - ответил Степан серьезно. - Она приехала получше узнать условия моей жизни, и, так как они не подошли ни ей, ни ее родителям, не было даже обручения.
- И об этом ты говоришь так спокойно ? Упустить такую невесту! Зачем ты разрешил ей сюда приехать? Устроился бы сразу в каком-нибудь городе или, еще лучше, сразу в Праге обручился бы с ней! Ее старики уж как-нибудь пристроили бы тебя. А ты позволил ей приехать в нашу деревню! Твоим родителям и всей твоей семье - честь и почет, однако они лишь простые словацкие крестьяне.
Будь они хотя бы чешскими или моравскими землевладельцами! Атак это просто мужики!
- Нам хватает того, что у нас есть, - возразил Степан. - У ваших крестьян тоже только один желудок, а чем больше полей, тем больше работы. Уплатив налоги, как и мы, они тоже живут только тем, что им остается. Поезжай себе, Эдик, а я пойду пешком. Счастливого пути!
- Вот еще! Я еду через Зоровце, а ты пойдешь пешком? Садись, поедем вместе!
- Да здесь уже недалеко. Но, чтобы тебя не обидеть, поеду.
Это ты господ увез на вокзал?
- Я был на вокзале, но напрасно, никого я не вез.
- Послушай, Степа, - начал Эдик, когда они поехали, - мне кажется, ты и не жалеешь, что ничего у вас с этой невестой не получилось? Или ты только притворяешься?
- Подумай, Эдик, она бы мне досталась лишь в том случае, если бы ее родители устроили меня на службу и если бы я ее никогда не привозил в Зоровце. Из-за жены мне пришлось бы расстаться навсегда со всей моей семьей. Из меня, как бы я ни старался, все равно ничего не получилось бы, кроме простого механика какой-нибудь мельницы или небольшой фабрики. Возможно, я бы стал железнодорожником, но ведь этого для Иды мало. Меня же не удовлетворило бы быть лишь мужем моей жены и жить за ее счет! Так что мы с миром разошлись. Пусть она выйдет за другого, подходящего человека, а я останусь свободным!
- Неужели ты хочешь жить в этом захолустье, быть простым мужиком?
- Конечно! У меня есть дом, поле и ремесло в руках. Я только теперь понял, как хорошо остаться со своими. Так как я жениться пока не собираюсь, мне не нужно денег, чтобы начинать новую жизнь, и я могу уплатить за молотилку. Полученное за молотьбу зерно я отдам в наше домашнее хозяйство, куплю себе одежду и обувь и буду жить без забот.
- Какой ты вдруг разумный стал! Жаль, что мы уже подъезжаем.
- Приходи ко мне, Эдик, ведь ты часто один едешь мимо; думаю, что тебе у нас понравится.
- Хорошо, я завтра же заеду по пути на вокзал.
Машина остановилась. Друзья пожали друг другу руки, и через минуту Степан постучал в окно. Встреченный радостным лаем своего старого друга, он вошел в теплую комнату брата.
- Я так и знала! - захлопала в ладоши Дора.
- Она тебя в самом деле ждала, даже постель твою проветрила и комнату натопила! - подтвердил Илья обрадованно.
- Спасибо тебе, Дора; я пойду лягу спать; не будите никого!
- А ужинать? Голодным спать ложиться нехорошо.
- Я не голоден, немного перехватил в дороге. Хочу отдохнуть.
Степан уже давно спал, а молодые супруги все еще говорили о нем. Они не могли уснуть, радуясь, что он пришел домой здоровым и в хорошем настроении.
- Он и не печалится о городской красавице, - вздохнула Дора облегченно.
- И он останется с нами, - добавил Илья.
На другой день в семье все радовались; и соседи вместе с ними, когда узнали, что Степан Ужеров вернулся домой.
Не случайно деревни возникли из семей и, собственно, из семей и состоят. Если чужой приходит в деревню, то он либо смешивается с общиной, либо отходит ото всех и вместо имени получает прозвище. Лучше всего это видно по дому пастора. Обращение "господин отец" и "госпожа мать", которое еще до недавнего времени существовало в деревне, исчезло; осталось только "господин пастор". Даже фамилию пастора не всякий знал. Да это и не нужно было, потому что в деревне обычно только один пастор. Лишь там, где есть католические и евангелические церкви, их двое. Оба они стоят как бы над остальными жителями деревни - и в повседневной жизни, и в церкви, где проповедник стоит на кафедре, а люди сидят внизу. Этому "превознесенному" человеку, чтобы слиться со своей общиной, необходимо постичь великое искусство любви. А это бывает так редко!
Хотя пастор в течение года видит почти всех членов общины в своей канцелярии, знает их поименно и ему многое известно о них: их радости и печали, имущественное положение, о котором он может судить по церковному налогу; он знает, кто из них пользуется избирательным правом; кто пьяница или бездельник, - по-настоящему своих прихожан он все равно не знает. Потому что он не видит их жизнь дома, в быту, не знает, что у них болит, что их угнетает, чего они желают, о чем мечтают. Совершенно спокойно в воскресенье он называет своих слушателей "христианской церковью", не задумываясь, имеет ли хоть один из них право быть ее членом. Или, положим, пастор в своей надгробной речи говорит об усопшем как о верном супруге, добром отце, а на самом деле умер человек, который издевался над женой и детьми и о них совсем не заботился. Он описывает печаль вдовы, а она только теперь, после смерти своего мучителя, легко вздохнула. Или он говорит о том, как самоотверженно дети ухаживают за своими старыми родителями, а при этих детях заброшенные старики нередко умирают от голода. Иногда среди служителей церкви появляется молодой идеалист с большими планами по улучшению жизни своего прихода. Но так как его в высшей школе не учили, с какого конца следует начинать, а повседневная работа в церкви занимает все его время, эти высокие идеалы постепенно угасают, мечты бледнеют, и человек продолжает действовать автоматически. И неудивительно, что он чувствует себя таким несчастным, не удовлетворен результатами своей работы и понимает, что никому не в состоянии помочь в духовном плане.
Такие мысли роились в голове молодого пастора Моргача, когда он чудной зимней ночью в наилучшем настроении возвратился домой и, возбужденный путешествием, не мог уснуть. "Зачем я, собственно, здесь нужен? - размышлял он. - Когда мне пришлось уехать после болезни, которой я заразился, исполняя свой долг, это никого не тронуло, и когда я вчера вернулся, меня, кроме должностных лиц: инспектора, учителя и заведующего церковным имуществом - никто не встречал. Я им чужой, как и они мне, хотя и работаю здесь уже до- вольно долго и избрали они меня сами, единогласно. Да и по моему предшественнику они тоже не плакали, несмотря на то что он 10 лет жил среди них и служил им. А может быть, мне стоит поближе познакомиться с ними? Сейчас зима, у них больше свободного времени, попробую приходить к ним домой. Начну с того интересного отшельника Матьяса Янковского. Надо же мне поблагодарить его за то, что он тогда позволил своей дочери прийти к нам, когда мне было так плохо. И ее поблагодарить за то, что она в ту ужасную ночь ухаживала за мной и за моей матерью. И песне той она должна меня научить, которую пела тогда. Доктор рассказывал, как Янковский принял Сениных и помог им. А я, несмотря на мои добрые намерения, еще ничего не успел сделать для людей. Ученики превзошли своего учителя. Надо, наконец, и мне взяться за дело!" С этими благими намерениями молодой пастор вскоре уснул.
Утром Дора прежде всего рассказала Степану о том, что они начали собираться у бабушки Симоновой по вечерам пряжу прясть. Аннушка каждый вечер приходит с новой песней, разучивает ее с ними или читает книги, куплен-ные у книготорговца господина X.; и, по словам Доры, вечер всегда так быстро проходит.
- А у вас одни женщины собираются?
- О нет! - возразила До-ра. - Наши мужчины там плетут циновки из соломы. Илья уже много наплел. Ра-шов и отец занимаются резьбой по дереву, а дядя Звара им помогает. Ты придешь?
- Конечно, но что я там буду делать? Я ведь ничего такого не умею.
- Сменишь Аннушку, будешь нам читать. Она и так жалуется, что не успевает прясть.
- А она умеет прясть?
- Аннушка? А чего она не умеет? Матушка Скале научила ее и с веретеном, и с прялкой управляться, и прядет она так тонко и ровно, что мне стыдно перед ней за свою работу. Недаром она говорит, что с ней Господь и что Он ей во всем помогает. Но Он и нам помогает!
- И тебе, Дора? Ты Его уже приняла в свое сердце?
- Да, слава Богу! Но и ты Степан, не так ли?
- И я тоже. Как я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга!
А Илья?
- Он Его еще ищет. Прошу тебя, поговори с ним, потому что я чувствую, что он только ради меня это делает, из любви ко мне, знает, как сильно я этого желаю. Но важно, чтобы он сам принял правильное решение.
Степан пообещал ей выполнить ее просьбу и пошел к соседям.
Он хотел приветствовать дядю Рашова и бабушку Симонову. Они ему были сердечно рады. К Янковским он зашел в последнюю очередь и пробыл у них подольше. Хозяина не было дома. Аннушка мотала пряжу. Он стал ей помогать, и они разговорились. Степан не зря радовался: девушка с полуслова понимала его. Она разделила с ним его радость и рассказала о себе, о том, как она научилась верить и как Господь услышал ее молитвы. Но как он поразился, когда Аннушка повела его в заднюю комнату, чтобы поиграть ему на своем прекрасном инструменте! Ее игра показалась ему удивительной!
- Господин учитель сказал, что до весны я все смогу играть по нотам, потому что у меня талант и хороший слух. Это все от Господа, потому что я, уходя на урок, всегда прошу Его помощи и благословения.
Затем она ему показала книгу, которую читала по вечерам у бабушки Симоновой. Очень обрадовалась, узнав, что он готов почитать вместо нее, чтобы она могла прясть. Между тем вернулся ее отец, и Аннушка поспешила на кухню. Матьяс со Степаном поговорили еще немного и потом вместе пошли к Ужеровым. Там Степан рассказывал, насколько благодатным оказалось его общение с истинным христианином, книготорговцем господином X. Тут он вспомнил также о старом товарище, Эдуарде Соланском, обещавшем навестить его после обеда. Степан попросил бабушку приберечь немного печенья, которое она как раз напекла, и сварить кофе. Ему хотелось устроить теплый семейный праздник, пригласив и Янковского с Аннушкой.
Этим небольшим торжеством он хотел отметить свое решение навсегда остаться здесь, дома, чтобы жить вместе с ними и для них, но прежде всего - для Господа.
Все получилось по его желанию. Его друг Соланский действительно пришел и с завистью в голосе заметил, что такой дом, таких родных и соседей не следует оставлять из-за женщины. У Степана, правда, была только крестьянская комната, но чистая, теплая и уютная, а главное - она принадлежала ему. Разговор с соседями был оживленным и очень интересным.
Ужеров и Янковский много повидали, и им было что рассказать. Женщины то и дело подключались к мужской беседе. Дора была на редкость симпатичной женщиной, но Аннушка показалась Соланскому зачарованной принцессой из сказки. Когда гость узнал, что она мастерица исполнять тренчинские песни, то попросил ее спеть. Женщины запели, и потом, когда он возвращался обратно, их песни еще долго звучали в его ушах. Но одно особенно яркое воспоминание не оставляло его. После кофе Ужеров взял в руки Библию и подал ее своему соседу Матьясу, чтобы тот почитал. Как он читал и излагал Священное Писание! Так, как, наверное, делали это богемские братья на его родине! И молился так, как, наверное, когда-то молились и они. В заключение они вместе спели хорошую духовную песню. Чистые, звонкие женские и низкие мужские голоса сливались в стройный хор. Третий куплет новичок Эдик Соланский уже пел вместе с ними. Потом все проводили его к машине и долго махали ему вслед, пока автомобиль не скрылся за поворотом.
Сердце Степана наполнилось ощущением семейного счастья и духовного родства. Такого он еще никогда не испытывал! Долго потом он вспоминал этот чудесный вечер.