Глава 4. Неожиданный дар

Глава 4. Неожиданный дар

Хозяин небольшого дома на Прямой улице, только что проснулся и лежал, собираясь с мыслями.

Анания был уважаемым членом иудейской общины в Дамаске. Кроме того, он был последователем Иисуса Христа, и поэтому не удивился и не усомнился, когда услышал голос, зовущий его: "Анания".

— "Я, Господи", — отвечал Анания.

— "Встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме тарсянина, по имени Савла; он теперь молится и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтоб он прозрел".

Анания смутился. Может ли быть такое, чтобы Господь ошибся? Анания, конечно же, посещал скромные собрания назареев, до которых уже дошла весть о предстоящем прибытии Савла-преследователя. Они молили Бога защитить их, но не ожидали, видимо, что молитва их будет услышана.

— "Господи!" — отвечал Анания, — "я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме; и здесь имеет от первосвященников власть связать всех, призывающих имя Твое".

Но Господь сказал ему: "Иди, ибо он есть Мой избранный сосуд", — подтвердив и объяснив тем самым волю Свою.

Тогда Анания встал и оделся.

Солнце уже озарило вершины скал на севере, когда Анания поспешил вниз по узкой улице, вдоль протоков, вымытых талыми весенними водами. Ему хотелось во всеуслышание восклицать: "Аллилуйя!" — ведь сила Господня не уменьшилась! Бог простер целительную длань Свою, и волк возлег рядом с агнцем — исполнилось сказанное в древнем пророчестве. И он, Анания, никому не известный до этого дня, избран Богом, чтобы крестить Савла! Впервые в истории произошло то, что потом случалось так часто: один из величайших провозвестников Христа, подготовленный к чему угодно, но только не к благовествованию, был призван к служению ничем не выдающимся, безвестным человеком. Августин слышал детский голос, повторявший: "Возьми и прочти!" Джон Уисли прислушался к неизвестному чеху, читавшему вслух Лютера; Д.Л. Мууди, упаковывавший ботинки в магазине, прервался на минуту, чтобы услышать несколько слов учителя из воскресной школы; Чарлз Хэддон Сперджен, укрываясь от зимней бури, услышал слова рабочего, очищавшего от снега кафедру проповедника.

Немедленно принятый Павлом, Анания подошел к его постели.

Он взглянул на лицо Павла — лицо человека, через страдания пришедшего к покою. На нем теперь нельзя было заметить следов фарисейского благополучия: Павел осунулся, кожа его покрылась морщинами — следами пережитого отчаяния, борода скомкалась, глаза смотрели невидящим взором. Но лицо его было спокойно — Павел уже пережил худшее испытание и не чувствовал больше тревоги: он испытал блаженство веры и знал, что рожден заново для лучшей жизни.

Анания возложил руки на голову Павла.

— "Брат Савл! прозри", — начал он (трудно, наверное, было ему называть "братом" убийцу своих друзей, но Анания с радостью переборол себя) — "Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа".

И тотчас пелена мрака, подобно чешуе, отпала от глаз Павла. Он увидел Ананию и увидел его ясно. Джордж Мэтисон, слепой проповедник из Шотландии (1842–1906), автор известных гимнов, предпочитал думать, что Павел так и остался полуслепым на всю жизнь, что три дня, проведенных в доме Иуды, навсегда лишили его ясного зрения. Но остались свидетельства, показывающие, что Павел взглядом мог убедить противника в споре, взглядом мог привлечь внимание множества слушателей — что невозможно для полуслепого человека. Нет, зрение Павла восстановилось целиком и полностью.

Анания сообщил Павлу дальнейшую волю Господню: "Бог отцов наших предызбрал тебя, чтобы ты познал волю Его, увидел праведника и услышал глас из уст Его, потому что ты будешь Ему свидетелем перед всеми людьми о том, что ты видел и слышал". Павел говорил, что ему дано было узнать еще больше — Сам Иисус обещал ему тяжкие испытания, когда он отправился проповедовать Слово Божие не только иудеям, но и язычникам — "всем людям", большим и малым, рабам и царям, всем тем, кого Павел, будучи фарисеем, отвергал и презирал.

Анания, от лица Самого Иисуса, сказал еще: "Я посылаю тебя открыть глаза их, обратить их от мрака к свету, от власти сатаны к Богу, дабы верою в Меня приобрели прощение грехов и соединились с теми, кто от Бога".

Размах и значение этой миссии лишили Павла дара речи. Анания сказал: "Итак, что ты медлишь? встань, крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса".

Он помог Павлу подняться с постели. Обычно все, исповедующие путь спасения, крестились в водах реки или ручья — так, как это делал Иоанн Креститель. Но Павел был слишком слаб после долгого поста и бдения. Они медленно прошли во внутренний двор дома Иуды ("атриум"), где обычно находился фонтан, но, может быть, Павел, с его железной волей, все-таки прошел, опершись на плечо Анании, несколько сот шагов к реке, протекавшей у северной стены города.

Зелень абрикосовых и персиковых деревьев была необыкновенно свежа, воды реки Абана — удивительно чисты. Бежевые, с желтизной камни городской стены и возвышение ворот заслоняли солнечный свет и дарили прохладу. Павел, обычно гневливого и неспокойного нрава, почувствовал умиротворение. Теперь он мог бы вспомнить строки восемнадцатого Псалма: "Небеса проповедуют славу Божию… и солнце радуется, как исполин, пробежать поприще…"

Сейчас Павел ощущал и телесную бодрость, напряжение оставило его, все чувства обострились, ум успокоился. Шел ли он по Прямой улице, шумной, пестрой, полной движения, как всякая улица восточного города, или поворачивал на базар, где торгуют пряностями, или проходил мимо медников и чеканщиков — всюду его переполняла любовь к людям. Дамаск был, в своем роде, пограничным городом, вобравшим в себя множество человеческих типов — здесь были и евреи, и арабы, и парфяне в остроконечных шапках, и отряд римских солдат. Павел помнил, что он послан ко всем этим людям — послан и к своему собственному народу, к евреям, так как даже они имели лишь смутное представление о Боге, в отличие от тех, кто видел Иисуса воочию.

В этот вечер Павел, вместе с Ананией, встретился с небольшой группой назареев. Среди них были и беглецы из Иерусалима. Настал волнующий момент, когда те, кого избивали по приказу Павла, обнялись с бывшим своим гонителем. Поцеловав Павла в знак примирения, они разделили с ним хлеб и вино — так Павел и его новые друзья объединились в Иисусе, ибо хлеб этот был распятая плоть Его, а вино — кровь, пролитая на кресте. Так Он учил в последнюю ночь, когда предали Его.

Еще более удивительное событие произошло в следующую субботу, в самой известной из множества синагог в Дамаске. Старейшины и собрание ничего не знали об обращении Павла. Он не открылся в этом даже Иуде, принявшему его. Иудеи полагали, что Павел просто восстанавливает силы после продолжительного пути и готов к той ужасной работе, о которой они сплетничали уже давно, со дня его прибытия. Самые фанатичные члены общины, заняв свои места, выражали ханжеское удовлетворение тем, что ересь, наконец, будет вычищена из их родов; самые жестокие с радостью предвкушали кровопролитие и пытки. Назареи, однако, знавшие, что события развиваются иначе, молились за Павла, когда хаззан возвел его на помост. Павел все еще был подобно остальным фарисеям: в плаще с голубой каймой и в тюрбане с кожаным амулетом. Хаззан протянул Павлу свиток с Законом.

Павел прочел положенный отрывок, соблюдая все необходимые повышения и понижения голоса; помолчав минуту перед началом проповеди, он с удивлением подумал о промысле Божьем, благодаря Которому в течение веков синагоги вырастали в бесчисленных языческих городах — готовые к тому великому дню, когда в его, Павла, руках, под его водительством они станут мощным оружием в битве за Иисуса Христа! Если он увидел свет, то увидят его и другие. Они разделятся и разнесут благую весть об Иисусе по всем языческим народам. И начало этому будет положено в Дамаске.

Наконец, Павел провозгласил: "Иисус есть Сын Божий". Павел взялся за новое дело с тем же порывом и самозабвением, с которым преследовал христиан. Когда он рассказал, как Бог, живой, снова во плоти, встретил его и возлюбил его — среди слушателей поднялся ропот. Павел не ожидал такой реакции. Верующие иудеи были потрясены и смущены. Но речь Павла не только не убедила, она разозлила их до крайности. Перебежчик, предатель! Его приняли, как представителя первосвященника, а он объявил себя представителем Иисуса!

Павел отступил. Теперь он чувствовал себя подобно Моисею, который "мнил, что соплеменники его уразумеют Бога, явившего им Себя в лице его, но они не уразумели". Более того, Павел недоволен был и назареями. Он встречался с ними каждый вечер, но они мало что могли рассказать об Иисусе. На собраниях их повторяли только несколько высказываний Иисуса, мало кто из них видел Его. Это не удовлетворяло Павла. Он хотел иметь свидетельства из первых рук. Но он не мог вернуться в Иерусалим. Если бы даже апостолы, знавшие Иисуса ближе всех, сразу открылись Павлу, он рисковал быть схваченным по приказу разгневанного первосвященника. А первосвященник мог заставить его замолчать навсегда — тайно удушив или пожизненно бросив в темницу.

По ночам в доме Иуды (или теперь, может быть, в доме Анании?) Павел не смыкал глаз, в отчаянии метался по постели. Торжество, которое он, ослепший, чувствовал недавно — где оно? В конце концов Павел предоставил все соизволению Божьему. И покой вернулся в его душу. Ни голос, ни свет не открывали ему, что делать; в нем крепло убеждение, что он должен уйти, оставить все, взяв с собой лишь свитки с Писанием — не апостолы нужны были Павлу сейчас, но только Иисус: не город, а уединение.

Следующий шаг его был прост: Дамаск стоял на пересечении многих дорог, и одна из них, по которой привозили миро и ладан, вела в Южную Аравию и страны Африканского Рога (Сомали и Эфиопию). Караваны верблюдов, груженых деньгами и товарами, возвращались туда из Римской Империи. Павел принадлежал к семье, имевшей обширные торговые связи, и для него не составило труда присоединиться к одному из караванов.