Примечания к главе V
Примечания к главе V
1 Государственный Контролер Т. И. Филиппов, например, обосновывал необходимость «изучения судеб Византии» тем, что с ними «тесно и навеки нерушимо связано наше собственное духовное бытие. Приняв от Византии свет веры, мы получили от нее и все то, чем жила, живет и будет жить наша церковь: все сокровища церковной мудрости и все великолепие церковного творчества, пред достоинством коих повергается ниц человеческий ум, все это мы приняли от Византии как… дар боговдохновенного греческого гения…» Ср. формулировку В. Э. Регеля: «Выяснения… начал, легших в основу нашей культуры, и вместе с тем желание поддержать наши исторические связи с православным Востоком обязывают нас, русских, заботиться о научном изучении судеб Востока в его духовно-нравственных, историко-политических и культурных проявлениях. В таком изучении православного Востока лежит национальная русская тема, в нем заключаются основные задачи русской науки. Эта задача вытекает из древней русской истории, из вековых наших преданий и, наконец, из современного политического и нравственного положения России на Востоке…» (Цит. по: Медведев, 1997).
2 Архивные и библиографические обзоры, очерки отдельных исследований, персоналии можно найти в каждом номере любого византиноведческого издания. Издано и несколько специальных сборников: капитальные «Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге» — книгу, богатством содержания далеко превосходящую свое сухое название; краткие информативные очерки «Византиноведение в Эрмитаже» (АРВ; ВЭ).
3 При ее поддержке развивался Музей древнерусского искусства Академии художеств (создан в 1856 г. как подсобная коллекция при «классе православного иконописания», в 1898 г. передан Музею Александра III). В. А. Прохоров часто публиковал в журнале «Христианские древности и археология» (см. ниже) памятники музейной коллекции, причем не только живопись, но и скульптуру, артефакты и пр., в 1879 г. напечатав полное ее описание. (ВЭ, 1991).
4 Недостаток уникальных в художественном отношении вещей Базилевского в их «беспаспортности». Их происхождение известно, как правило, в самом общем виде («из римских катакомб» и т. п.). Лишь часть вещей несомненно взята при натурных исследованиях: лампадофор в виде базилики из крипты близ Ор-леансвилля (1850); саркофаг с евангельскими сценами из Кагора; стеклянная чаша со сценами из Библии из Диоклеи близ Подгорицы (1870) и др. (Залесская, 1991). Работы в Дноклее начал русский исследователь П. А. Ровинский, но он отметил там только античные слои. Я. И. Смирнов, путешествуя в конце века по Албании и Черногории, видел уже н результаты раскопок базилики V в. английским исследователем Дж. Андерсоном, с которым позднее работал в Малой Азии.
5 Он происходил из семьи богатых купцов Пензенской губернии, и в детстве его домашними занятиями руководил сам М. М. Сперанский. (Вздорнов, 1986, 296; Пятницкий, 1991; Довгалло, 1995).
6 Она состоялась в 1859 г.; за 14 месяцев работы был собран огромный материал (значительная часть которого сейчас в Эрмитаже). Но конец экспедиции был не столь удачен. В России она получила «плохую прессу». Руководителя обвинили в некомпетентном и произвольном отборе памятников. Обиженный путешественник увез часть древностей в Москву, где его вещи и рукописи составили основу Отделения древностей Румянцевского музея, пополнились новыми приобретениями. Сегодня ясно, что упреки были несправедливы и труд Севастьянова современники не оценили по достоинству. С его именем связано большинство лучших произведений византийской живописи в наших центральных собраниях. Г. Милле специально приезжал знакомиться с афонскими материалами Севастьянова; они вошли в его книгу, также как в книги Н. П. Кондакова и других ученых.
7 Области кодикологии, палеографии, истории миниатюры и т. п. не входят в рамки нашей книги, но следует упомянуть таких собирателей, как Александр Афанасьевич Дмитриевский (1856–1929), византиновед, литургист; Виктор Иванович Григорович (1815–1876), славист, совершивший поездку по европейской Турции уже в 1844-45 гг.; архимандриты Антонин (Капустин) и Порфирий (Успенский) (см. ниже). Литература по этой отрасли необъятна. Из недавних публикаций с удобным для начинающего справочным аппаратом отметим рукопись А. А. Дмитриевского «Наши коллекционеры рукописей и старопечатных книг»; Поляков, Фонкич, 1994.
8 До этого Византию изучали при кафедре русской истории в Академии наук, а в университетах обычно на кафедрах истории европейской. Инициатива журнала получила одобрение и академических кругов, и государства, ее поддержали президент Академии наук, великий князь Константин Константинович, и Т. И. Филиппов, действительный тайный советник, энтузиаст укрепления православия (Константин Леонтьев писал о нем: «… специалист по церковным делам и сам лично человек весьма религиозный и способный поддержать человека без всякого личного интереса, из-за одной идеи… человек с большим влиянием, с большим тактом и большой смелостью, при значительном тонком и просвещенном уме… Таких заботливых для идеи людей в России я еще не встречал». (Леонтьев, 1993, цит. по: Медведев, 1997).
9 Ученые писали: «именно в области византиноведения оказывается особенно неудобным и вредным все еще существующее разделение между русскою светскою и русскою духовною наукой, между университетом и духовною академией»; «обычное явление в области византиноведения, что давно указанные ошибки и заведомо неверные положения держатся по преданию продолжительное время и препятствуют поступательному движению науки…. Очередные вопросы, выдвинутые одним поколением, скоро забываются и сменяются другими вопросами, которым также не бывает иногда суждено подвергнуться окончательному решению…» (Цит. по: Медведев, 1997).
10 В число сотрудников включили греческих ученых, материалы публиковали на двух языках, а критику и библиографию ориентировали на освещение европейской науки. Своего рода «точкой отсчета» был недавно организованный журнал К. Крумбахера «Byzantinische Zeitschrift», до сих пор остающийся одним из ведущих в области византиноведения (особенно в том, что касается историографической части, хроники, библиографии). Создатели «Византийского временника» писали: «в прекрасном издании доктора Крумбахера… уже два года тому назад получила не без содействия русских ученых сил свое осуществление и самая мысль о постоянном периодическом органе для разработки вновь признанной специальности…. Но он не может удовлетворить ранее сознанным русским потребностям… Русская наука всегда имела и будет иметь при изучении Византии свои особенные задачи и свои специальные темы, тесно связанные с вопросами русского самосознания». (Цит. по: Медведев, 1997).
11 В начале 1890-х гг. проект, поданный Академией наук, рассмотрело Министерство финансов; в 1894 г. он был «Высочайше утвержден». При рассмотрении дела в Государственном Совете участвовали великий князь и А. И. Нелидов. Последний ратовал за создание института на Востоке уже в 1888 г. и научное продвижение России в Средиземноморье, всемерно поддерживал работу по собиранию и изучению древностей, помогал ученым, работавшим в Малой Азии и Палестине (по его рекомендации было куплено в 1895 г. греческое «Пурпурное» Евангелие V–VII вв. из Кесарии Каппадокийской. (Соболев, 1993. № 46, 157-258).
12 Работы 1906–1909 гг. Особое разрешение выдал в 1909 г. великий визирь Хельми-Паша. Примечательно, что речь шла об археологических раскопках внутри мечети для поиска остатков христианской базилики Феодора Студита.
13 Утрачены сделанные акварели полов, планы и разрезы. В архиве хранятся описи фотографий, 15 снимков, статья о золотом медальоне с изображением св. Иакова XI–XII вв. (Басаргина, 1995; Панченко, 1912). За истекшее столетне состояние памятника значительно ухудшилось, а его подземные части стали недоступны исследованию.
14 Шмит, 1906 (планировался еще один том, но так и не вышел). Молодой искусствовед Ф. И. Шмит включился в работу в 1901 г.; до этого Н. К. Клуге копировал мозаики и готовил архитектурный обмер. Давая оценку этой первой большой работе Шмита, Я. И. Смирнов отметил увлечение молодого автора разбором письменных источников и историографии в ущерб описанию: «как археологу, хотелось бы найти… прежде всего тщательное и детальное описание воспроизводимого памятника… одно — памятник, другое — исторические о нем сведения и третье…. всегда более-менее эфемерное, это— субъективная комбинация данных, извлекаемая из первых двух, в одну общую связную историю памятника» (Смирнов, 1915а).
15 Описание открытого при наблюдениях 1909–1911 гг. выполнено Б. А. Панченко для последнего тома ИРАИК. Подробное изложение рукописи дает Е. Ю. Басаргина (1995). Сколько можно судить, обычно производили осмотр вскрытий, сбор доступных материалов, фотосъемку, схематические обмеры. При строительстве железной дороги в 1910-11 гг. обследовали фундаменты построек и раннехристианский некрополь в квартале Евгения, в районе древнего Акрополя, по дороге от Музея к пристани Топ-Капы. В этих работах принимал участие и Оттоманский музей. Были отмечены остатки церкви св. Димитрия времени Палеологов и более ранние, не идентифицированные. Вновь раскрытые в 1937 г., они оказались руинами храма Богородицы V–VI вв, на остатках которой и поставлен в XII в. храм св. Димитрия.
16 Ebersolt, Thiers, 1913; Janin, 1964; особенно: Mllller-Wiener, 1977, и др. Борис Андрианович Панченко (1872–1920), историк, сигиллограф и археолог, всю жизнь посвятивший РАИК, исчез в кровавой сумятице Гражданской войны; нет даже точных данных о месте и времени его погребения. О нем: Успенский, 1926.
17 Работы были начаты в июие (Б. А. Панченко, Н. К. Клуге, А. С. Башкиров), но продолжались недолго. Одновременно их вели ученые из Франции, затем из Англии. Последняя значительная работа РАИК в Константинополе — участие в обследовании остатков огромной трехграниой апсиды церкви Богоматери Хал-копратийской. В неопубликованном отчете 1914 г. кратко рассказывалось о работах по строительству «синематографа», при которых произошло открытие. (Басаргина, 1995). Но первые сведения об этом памятнике будут опубликованы лишь в 1925 г. в путеводителе по Константинополю Эрнста Мэмбури (см. гл. VI).
18 Уже в 1895 г. у консулатов в Турции и у Константинопольского патриархата запросили сведения о памятниках, находящихся в малодоступных местах; полученные ответы указали Конию (Иконию), Синопу, Самсун. На Хиосе в 1910 г. Шмит и Клуге пытались продолжить сбор материала по византийской живописи и архитектуре, исследуя монастырь Неа Мони, но работа не была доведена до конца, а подготовленные к печати копии хиосских мозаик и неполный обмер в основном погибли вместе с XVII томом ИРАИК.
19 Успенский жаловался, что в Европу уходило всего 30–40 экз., «но нельзя скрывать, что в России покупали не более того». Первый том вышел в 1896 г., последний (17-й) был подготовлен, но из его материалов сохранились только фрагменты. В него входила большая работа Ф. И. Шмита «Византийские росписи XI–XII вв.», уже упомянутое «Описание древностей, открытых при работах ив территории Константинополя в 1909–1910 гг.» Панченко, корпус греческих христианских надписей Никоса Вейса. Полиграфическое качество трудов РАИК было весьма высоким и постоянно совершенствовалось. Библиография: ВВ. Т.27. 1967.
20 Потери и убытки Института Успенский перечислил в специальной статье для 17 тома ИРАИК. В Россию вывезли архив (частично) и коллекцию вещей из драгоценных металлов. Оставшееся фактически конфисковали, передав в Оттоманский музей, откуда некоторые коллекции, книги и рукописи в 1930-х гг. были возвращены в Россию (частью в обмен на рукописи, вывезенные русскими войсками из Трапезунда) и поступили в Библиотеку Академии наук, Институт истории АН и Эрмитаж. Остаток архива и коллекций из посольства в Стамбуле был перевезен в США и Францию. Среди «материального» наследия РАИК — одна из лучших в мире коллекций моливдовулов, собрание позднесредневековой иконописи, скульптура, мелкая пластика.
21 Ряд коллег признает, однако, что теоретически есть возможность для решения этого вопроса, поскольку Россия владеет в Константинополе двумя участками земли, приобретенными РАИК под строительство: Басаргина, 1995.
22 Сборники перепечаток этих текстов сейчас многочисленны (напр.: Путешествия, 1995), однако работа по современному изданию сколько-нибудь полного корпуса, сравнимого со сводами Уилкинсона (Wilkinson, 1977; Wilkinson, 1988), еще впереди; серия «хождений», изданная ИППО, давно нуждается в обновлении.
23 Храм представляет вариант компактной купольной базилики (аналоги — церкви Малой Азии, св. Климента в Анкаре и в Каср ибн-Вардан). Это сравнительно большое (18x25 м), тяжело и грубовато решенное, по мнению Краутхаймера, сооружение (с севера и юга купол покоится на узких арках, в то время как с востока и запада его несут глубокие коробовые своды; тройные аркады выводят из центрального квадрата в боковые нефы и галереи; апсида снаружи многоугольна). Первая сводчатая базилика построена здесь в V или VI в. (Комеч, 1987; Myra, 1975; Krautheimer, 1986, 162).
24 Деятельный вице-консул России на острове Родос принял на себя управление делами, что вызвало недовольство местного духовенства. Патриарх Константинопольский не желал уступать руководство иноверцу, а митрополит Пи-сидии стремился к контролю за финансовой стороной предприятия. В результате консул мог осуществлять лишь негласный надзор за работами и денежной отчетностью, прямое же наблюдение за строительством вели местные жители.
25 Только для своза грунта, образовавшегося при удалении культурного слоя более чем восьмиметровой глубины, потребовалось купить сад местного аги (!). К маю 1859 г. было отвезено 6500 кубометров земли; главный неф, верхние части открытых галерей и двух притворов перекрыли сводами. Интересно, что, стремясь спасти храм от разрушения, реставратор не испытывал того же почтения к античным руинам: «около самого здания находятся остатки древней римской стены…. представляющие превосходный строительный камень», ее и предлагалось разобрать для реставрации.
26 Были расчищены мраморные и мозаичные полы "самой любопытной работы", разбитые упавшими сверху камнями; амвон в центре храма, под куполом; возвышение алтарной части; высокие резные колонны и парапет темплона; престол с купольным киворием, синтрои и лестницы в крипту (тогда еще не раскрытую). Документы перечисляют сюжеты росписей, технику кладки (из попеременных рядов камня и кирпича), упоминают мраморные оконные переплеты.
27 Муравьев, 1878. В 1862-63 гг. были обновлены только внешний нартекс, эмпории и главный неф; реставрация, вызвавшая массу нареканий, была завершена после полувекового перерыва, в 1910-х гг. В 1963-64 гг. исследование храма и прилегающей местности продолжила турецкая экспедиция с участием археологов из Германии. Оно ведется и сейчас под руководством турецкого археолога г-жи Йилдиз Отюкен.
28 История похищения и переноса хорошо известна: опасаясь, что останки попадут в руки турок, моряки из Бари вместе с двумя священниками проникли ночью в базилику. Пока клирики служили над мощами литию, один из моряков, Матфей, «разбил железным ломом мраморный помост, из-под которого был вынут цемент и открылась мраморная крышка гробницы». Когда Матфей «разбил стенку гробницы, из нее распространилось благоухание». Опустив внутрь руку, моряк почувствовал влагу, наполнявшую гробницу почти до половины, и начал вынимать из нее по частям святые мощи, доколе не обрел честную главу». С драгоценными реликвиями похитители поспешили на корабль, с почетом доставив их в собор Бари, где мощи продолжали источать миро. При реставрации 1951 г. комплекса над мощами св. Николая в Бари был перебран и алтарь храма, и саркофаг-реликварий с костями, хранящийся под ним. Последний устроен в виде небольшого каменного оссуария, крышка которого имеет три уступа по краям и три лунки в центре, средняя из которых сквозная. Верхняя алтарная доска сплошная, боковая же сторона стола имеет арочное отверстие-трансенну для сбора миро. Материал хорошо опубликован в специальной монографии Ф. Шеттинн (Schettini, 1967).
29 Саркофаг стоял в нише внешней южной галереи (VIII–XII вв.). На одном из приведенных в статье Соколовского рисунков он изображен с колоннадой и скульптурами покойных на крышке; его боковая сторона разрушена. Это объяснили, исходя из рассказа о похищении: «массивная мраморная крышка, украшенная двумя фигурами (мужескою и женскою) в настоящее время с отбитыми головами и изувеченными ногами, представляла большие затруднения к разлому, чем тонкие стенки» (Соколовский, 1861, 62–67, лист IX). Возможно, саркофаг установили в нише именно после 1087 г. как замену какого-то другого, утраченного вместе с реликвиями, причем и нишу, и саркофаг отреставрировали. (Peschlow, 1975; Wiegartz, 1975. № 7, Taf. 93А, 94В).
30 Пешлов предложил широкую дату в пределах IV–VI вв. (Peschlow, 1974), но Г. Вигартц существенно уточнил и удревнил ее (Wiegartz, 1975, № 5). В сумме дата всех найденных фрагментов и целых памятников укладывается в 150–250 гг., что соответствует расцвету производства саркофагов в Малой Азии. И саркофаги, и некрополи имперской эпохи использовали там с I по VI вв.
31 К сожалению, изображений гробницы св. Николая в Мире, которые помогли бы идентифицировать имеющиеся саркофаги, не сохранилось. Иконы с житием и чудесами в большинстве поздние и не дают представления о реальном виде памятника. В западной иконографии часто изображается сбор миро из гробницы — но там несомненно изображают именно крипту собора в Бари (например, на фасаде собора в Шартре). Немногочисленные греческие изображения, собранные Нэнси Шевченко, отражают влияние западной традиции. Лишь иногда изображается саркофаг с двускатной кровлей; всегда с боковым отверстием или отверстиями. (Meisen, 1981, Abb. 57; Sevcenko, 1983,141–142; Goldkuhle, 1954).
32 Сирия, 1991. Порфирий (Успенский, 1804–1885), выдающийся русский исследователь христианского Востока; собрал просто невероятное количество рукописей, среди которых есть памятники мирового значения. Совершил ряд многолетних путешествий по Сирии, Палестине, Синаю, Египту, написав затем серию трудов по истории богослужения и церковным древностям на Востоке. Его коллекция стала основой церковно-археологического музея Киевской духовной академии, где исследователь преподавал и в трудах которой в 60-80-х гг. публиковал серии очерков о мало известных тогда в Европе коптах, абиссинцах, монастырях Синая, Сирии и Ливийской пустыни. (Поляков, Фоикич, 1994, 190; Герд, 1995).
33 Леонид (Лев Александрович Кавелни, 1822–1893) и Антонин (Андрей Иванович Капустин, 1817–1894). Последний — одна из самых заметных фигур среди исследователей христианских древностей второй пол. XIX в. Выпускник Киевской Духовной академии, он начинает в 1850 г. в Афинах с раскопок в русской «посольской» церкви, которой был настоятелем (св. Троицы или св. Никодима, XI в.) Обнаружив на мраморах античных развалин обилие никого не интересующих граффити христианской эпохи, приступает к их изучению. Он сам снимает копии, чертит планы, делает рисунки при раскопках (позже одним из первых будет активно применять для фиксации фотографию). Антонин был страстным и очень наблюдательным путешественником, его маршруты пролегли от древних городов России до египетских Фив, охватив Италию, Грецию, славянские Балканы, Западную Европу. В 1859 г. он встречает на Афоне Порфирия (Успенского), с которым его свяжет отныне общность интересов и тесная дружба. Как глава Духовной миссии в Иерусалиме (1865–1894) он не только активно скупал землю, но строил на ней школы, храмы и приюты. За время своего пребывания на Востоке (почти 45 лет) он собрал великолепную коллекцию рукописей (частью переданную как дар в РАО) и церковных артефактов, которые попали в Эрмитаж через Церковно-археологический музей при Санкт-Петербургской Духовной академии. Знаток языков, специалист-археограф, Антонин оставил огромное печатное наследие (до сих пор ожидает публикации подробнейший дневник за 60 лет, в составе которого есть, среди прочего, каталог археологического музея в Иерусалиме. Его дневник рисует жизнь чрезвычайно активного человека, в область интересов которого входили не только гуманитарные науки, но, к примеру, и астрономия, а также технические новинки, особенно связанные с репродукцией (гальванопластика, фотография). Дневник ждет публикации (заповедные 40 лет со смерти автора давно прошли). (Антонин, 1861; Он же, 1874; Дмитриевский, 1904; Киприан, 1904; Салмнна, 1972; Филиппов, 1986; Фонкич, 1994).
34 Расцвет деятельности Общества пришелся на дореволюционный период, однако и в СССР оно существовало сравнительно благополучно, пережив Первую мировую войну и революцию, и было закрыто лишь в 1923-25 гг. по предписанию НКВД в связи с отделением церкви от государства и желанием не допустить перехода земель Общества в руки англичан. (В этот период Обществом руководили В. Д. Юшманов, В. В. Латышев, А. А. Дмитриевский, В. Н. Хитрово). В обновленном виде Общество открылось в 1952 г. благодаря усилиям Нины Викторовны Пигулевской и ее коллег. «Политическая» сторона истории Общества, его архивы: Грушевой, 1995; Из истории, 1998.
35 Великий князь Сергей Александрович Романов (1857–1905), московский генерал-губернатор, был членом Московского археологического общества и охотно участвовал в его заседаниях. Друг и «ученик» А. С. Уварова, он сам проводил небольшие исследования, поддерживал экспедиции (например, в Константинополь) и раскопки (в Иерусалиме), реставрационные работы. Активный сторонник создания Музея изящных искусств, коллекционер. (Полунина, Фролов, 1997 297).
36 Еще одним периодическим изданием ИППО были «Сообщения», где публиковалась хроника деятельности и отчеты Общества, краткие информации об экспедициях, находках и т. п. Это содержательный, весьма активный, злободневный деловой журнал, в котором, кроме открытий, отражены политические новости, описаны взаимоотношения в Палестине между различными христианскими и нехристианскими конфессиями и др.
37 К началу Первой мировой войны русское присутствие в Палестине полностью обозначится. Количество паломников, ежегодно посещавших Святую Землю, достигнет 200 тыс. В руках русского правительства и миссии окажутся значительные земельные владения. С 1857 по 1914 г. было куплено 65 участков общей площадью ок. 150 гектаров, в основном в Иерусалиме. (Юшманов, 1914; Он же, 1915; Он же, 1916; Киприаи, 1934; Баталден, 1993).
38 О комплексе вблизи Мамре и о работах «на русском месте» в Бейт-Захар см. гл. 1–2. Добавим к этому архитектурные сооружения позднего эллинизма на участке миссии в Тиберии (кладки стен, капители и колонны из мрамора и черного камня); раскопки остатков церкви VI в. на земле русского подворья в Иерихоне (в числе находок— мозаичное надгробие основателя церкви Кириака с датой 11 декабря 566 г.); исследования в самом Иерусалиме на Елеонской горе.
39 Ростовцев называл это «религиозно-научной» жизнью. Он выделял, во-первых, «спекулянтов от реликвий», невежественных, жадных и мало религиозных, создающих святыни на потребу, готовых сознательно испортить или фальсифицировать памятники (в основном торговля этого сорта была в руках греков). Во-вторых — духовенство католическое и протестантское (французское, немецкое, итальянское), которое, стремясь к обладанию сетью реликвий и святых мест, готово было толковать в свою пользу сомнительное известие или создать реликвию. Но Ростовцев отмечает их энтузиазм, культуру, образование, подчеркивая, что именно их неутомимыми трудами закладывается на века основа всякой научной деятельности в Палестине. Среди францисканцев он выделил А. Лагранжа и Л. Винсена; среди обществ — Palaestina-Verein и Palestine Exploration Foundation; из музеев отметил музей св. Анны и Сионский музей немецкого Католического института. (Ростовцев, 1913).
40 Интересно, что в 1915 г. в ИППО работали над проектом «Института палестиноведения» и государственного Русского археологического института в Иерусалиме, широчайшая программа которого включала доисторию, библейскую и христианскую историю, археологию, историю искусств, эпиграфику, агиографию и пр. В докладе «Русские научные интересы в Палестине и прилежащих областях» Е. П. Ковалевский рассматривал вопрос создания, под эгидой России, международного комитета по охране «туземных» древностей. (Грушевой, 1995).
41 Значение этих работ для России было усилено тем, что Палестинское общество не только опубликовало материалы своих раскопок, но вместе с ними дало целую переводную антологию текстов иностранных исследователей, работавших на «русском месте». (Антонин, 1884).
42 Ворота были признаны теми, через которые Иисус покинул город, следуя к Голгофе, и над ними был построен храм св. Александра Невского. Указывая на преждевременность интерпретации, Кондаков писал: «Шику нужно было из остатков создать замок, арка стала триумфальными воротами, их сопоставили с аркою «Ессе homo», по совершенно случайной комбинации этой последней с традиционным латииским «крестным путем» стало возможным толковать об арке византийской в древнем, истинном пути». (Кондаков, 1904, 204).
43 Он отметил, что в V в. совершается отказ от старого римского аканфа в ордере коринфского и композитного типов и переход к аканфу восточного типа, с прямоугольными зубчатыми лапами, и описал состояние музея, в саду которого «по стенам и краям террас сваливаются и расставляются собираемые ныне со всего Стамбула мраморы…» В Афинах внимание его, как раньше архимандрита Антонина, вновь привлекли «христианские мраморы»: «мы осмотрели богатый материал мраморных капителей, плит и кусков, сваленных на Акрополе, среди антнков, остаток бывших там христианских базилик». Раскопанную Дерпфельдом «стою Адриана» он определяет как перестроенную в византийский период (остаток римского здания окружали полукруглые экседры) и приводит аналог — исследованный в 1902 г. храм 640-х гг. вблизи Эчмиадзина (Армения). Кондаков был прав: квадрифолий (ц. Мегали Панагия) встроен в начале V в. внутрь библиотеки Адриана, а вторично перестроен в VI в. (Кондаков, 1904; Franz, 1965, 196; ср.: Полевой, 1973, 43–44).
44 В Шакке, например, отмечено гораздо большее, в сравнении с выявленными де Вогюэ, количество базилик; уникальное сооружение, определенное де Росси как «погребальная башня» с греческими христианскими надписями вызывает сомнения как датой, так И функцией («какой исторический интерес представляет этот памятник, сказать нам трудно»); отмечены огромные базилики Сувейды и особенно Боеры, наиболее процветающей и богатой в византийскую эпоху. (Кондаков, 1904, 60–61, 84–85).
45 Раскопки (рук. Я. И. Смирнов) в саду Палестинского общества, на месте «русского приюта», где обнаружены остатки базилик. Найденные остатки стен, мозаика пола и колонны были определены как фрагменты гражданской постройки. (Кондаков, 1904, 137–142).
46 Арка ворот, например, была датирована Кондаковым по «кубовым» византийским капителям VII–VIII вв. Было отмечено, что в «мечети Скалы» (691) «все капители, кроме одной, много двух, не ранее IV в. и…. всего вероятнее происходят целиком из базилики Константина»; что близки по формам капители северного нефа Анастасиса, церкви св. Елены и мечети Эль-Акса; что в дело могли пойти материалы из других византийских памятников, полностью разобранных арабами (церкви св. Софии, св. Анны, Богородицы в Гефсимании, Новая Базилика на горе Сион и др.) (Кондаков, 1904, 204–233).
47 На Елеоне отмечено обилие колонн и мозаичные полы усыпальниц, один из которых нес армянскую надпись. В Никифории (возвышенность над Вифлеемской дорогой) был открыт хорошо сохранившийся склеп с входом, закрытым, по традиции палестинских некрополей, круглым «катающимся» камнем. Большой интерес вызвали саркофаги эллинистической эпохи. (Кондаков, 1904, 237, 260–261).
48 Кондаков, 1904, 4–5. Напомним, что исследования велись в рамках программы Православного Палестинского общества, то есть вполне конфессиональной организации. Современники Н. П. Кондакова, работавшие на средства фондов протестантских и католических, предпочитали не высказываться столь прямо.
49 Стржиговскому в очерках, где подземная крестообразная усыпальница Пальмиры сопоставлялась с ранневизантийскими мавзолеями, а изображение Ники — с образом крылатых гениев на христианских саркофагах Рима, удалось хорошо показать необходимость подробного исследования памятников Востока.
Кондаков, однако, не согласен вндеть в искусстве раннего Константинополя новый этап: «Редко спешная постройка столицы создавала новое искусство, а не эксплуатировала старое, причем очень дурно его применяя…» (Коидаков, 1904, 9).
50 Кондаков, 1904, 25. Например, несмотря на десятилетиями тянущуюся дискуссию о происхождении базилики, вопросы точной хронологии, история выработки основного типа и развитие его вариантов «остаются перед нами в некотором отдалении». «История христианской архитектуры, как известно, долгое время занята была принципиальным вопросом о происхождении базилик: плодом занятий явилось всестороннее исследование известий и исторических данных в пределах III–IV веков, монументальные издания памятников (преимущественно Рима и разве еще центральной Сирии)».
51 «Памятники Востока… еще не обнаружены раскопками», — пишет Кондаков. Именно состояние материала не позволяет, по его мнению, разрушить предубеждение против раннехристианской эпохи как «периода упадка». Как видим, и он ведет борьбу с «тенью Гиббона», не законченную и в наши дни. (Кондаков, 1904, 45–46).
52 И. Д. Мансветов, И. Ф. Красносельцев, А. А. Дмитриевский заложили основу сравнительно-исторического изучения развития богослужения, издав богослужебные уставы-типики. Поскольку древнейшие литургические толкования обнаружили хорошее знание исторической топографии Иерусалима, стало ясно, что они сложились не ранее середины IV в., когда она сделалась общеизвестной.
53 Кондаков признает, что основной вопрос истории христианского искусства — о форме храмового здания, «его богослужебном распределении», постепенном развитии отдельных частей, словом, истории сложения и развития храмовой идеи и способов ее осуществления. В главе о Иерусалиме он укажет на ключевое значение «константиновских базилик», прежде всего Мартириона, для решения этого вопроса: «Мы не можем даже теперь предугадать, насколько выиграют, например, иные литургические толкования, если они будут основываться на истории храма св. Гроба» (что верно также для истории архитектуры и изобразительного искусства).
54 Огромную поддержку в интерпретации оказали, конечно, уже упоминавшиеся нами новые переводы «паломников» и русские комментарии к ним, среди авторов которых такие имена, как В. Г. Васильевский и И. В. Помяловский. Описания первых паломников приводят Кондакова к выводу, что пещера Гроба Господня при работах эпохи Константина была выделена из историко-топографического контекста («отсечена от скалы»); что вход в базилику вел с востока; что упоминаемый в описаниях «гемисферий» являлся алтарным полукружием — колоннадой (а не полукуполом, как тогда думали многие); что число колонн — результат архитектурного решения, а не символического подхода, и др. Аналогичным образом, восстанавливается история постепенного «сужения» понятия Голгофы и оформления Кальвария, а также поздняя организация святынь между Анастасисом и Мартирионом, таких как «жертвенник Авраама» и «пещера Адама» (Кондаков полагал, что она высечена архитекторами Константина). Часто приходится не только полемизировать с фантастическими интерпретациями современников, но и критически оценивать тексты Тертуллиана и Оригена.
55 Остатки древнего города, неоднократно упомянутого в Библии (близ Аммана). Покинутый после мусульманского завоевания, он вновь заселяется араба-ми-христианами с 1880-х гг. При строительстве греческой церкви (1884—87) в остатках одной из базилик библиотекарь Иерусалимской патриархии Клеоп Кикилид заметил мозаичный пол и спас сохранившуюся часть мозаики второй половины VI в. Это как бы «географическая карта» Палестины, Сирии и Египта, на которой нанесены главные пункты паломничеств (сохранилось немного менее половины площади, 10.5x5 м, в том числе фрагмент «Иерусалима» с Ротондой и Мартнрионом). Русская пресса отреагировала на открытие очень скромной заметкой в «Московских ведомостях» (1897, № 125, 7 авг.)
56 Павловский, Клуге, 1902. Акварельный рисунок Клуге приобрело Палестинское общество, что было кстати (поскольку опубликованные к тому времени были очень неточны). Публикация сделанного не ограничивалась фиксационным материалом и описанием, но содержала дискуссию и накопившуюся к тому времени обильную библиографию.
57 Все же публикация Успенского по итогам экспедиции гораздо больше походит на путевой дневник и не выдерживает сравнения с книгой Кондакова. Не будем забывать, что выдающийся византинист, не был профессиональным археологом. (Успенский, 1901).
58 Посетив монастырь св. Екатерины «по собственному почину» в 1708 г. «честной иеромонах Борисоглебского монастыря кафедры черниговской архиепископии» Ипполит Вишенский отметил здесь многочисленные и очень древние рукописи: «Евангелий дорогих много, а все от злата, Евангелие едно златом писано и за всяким белым листом белый лист, щоб не псовалося». (Вишенский, 1877, 50; цит. по: Вялова, 1997). Это — одно из самых первых упоминаний знаменитого Евангелия, писанного золотом в XI в. Позже его отметит Порфирий (Успенский): «крупно писано на тончайшем белом пергамене в два столбца, золотыми весьма красивыми буквами…», а Н. П. Кондаков включит ряд фотографий в свой «Синайский альбом».
59 Антонин, например, упоминал найденные «в стене» «арабско-сирийские» тексты: «Когда и по какому случаю книги были вынуты из стены и поставлены в соседнюю комнату, где и теперь находятся, я не мог получить положительных сведений», — и допускал возможность новых находок: «А нет ли и еще где-нибудь в монастыре подобной же, никому не известной, книжной скважины? Мне почему-то смутно верится, что потомству нашему предстоит радость напасть в более или менее отдаленных временах не на одну заветную дыру». (Антонин, 1872, 33). Он оказался прав. Поразительные открытия совершаются и по сей день. В 1970-х гг. из монастырского тайника вновь явились свету листы рукописей (хотя уже и в обрывках), среди которых были давно занимавшие воображение ученых славянские, написанные глаголицей, и недостающие фрагменты ранее известных книг. (Вялова, 1997; Tamanidis, 1988).
60 История альбома изучена С. О. Вяловой (Вялова, 1997; Кондаков, 1882). Работу постигла та же судьба, какая была уготована многим «сводам» в конце XIX в. — государственной поддержки для публикации Кондаков искал тщетно, а издательства не хотели вкладывать деньги в некоммерческое издание. Авторы подготовили несколько экземпляров, составленных из подлинных фотоотпечатков, которые иногда прикладывали к описанию путешествия. В наши дни материал, видимо, скоро найдет издателя, если не в России, то за границей (где уже есть репринты и новые полные публикации фототек России конца XIX — нач. XX в., например, русских древностей Барщевского).
61 В. В. Стасов, использовавший «Синайский альбом» в работе о славянском и восточном орнаменте, специаеьно отметил важность введения фотографии в круг методов археологической фиксации: «происхождением своим фотография обязана науке», писал он, но работа Ж.К. Рауля показывает, что надолго она в Долгу не останется. В отзыве об альбоме он особо выделил такие снимки, как интерьер и внешний вид Юстиниановской базилики, ее входную резную дверь, которые описывались неоднократно, но ни разу еще не фиксировались.
62 Например, ранние экземпляры собранных тканей он относил к началу IV в., а поздние — к IX в., верно определял сюжеты и персонажи.
63 В апреле 1898 г. В. Г. Бок подал в Каирский Комитет сохранения арабских памятников «Записку о коптских памятниках долины Нила», где не только излагал итоги работ на коптских монастырях и некрополях, но также рекомендовал необходимые меры по охране, реставрации и консервации памятников средневековых периодов (коптского и исламского).
64 Например, в первом же номере «Христианского Востока» был опубликован ряд важных эпиграфических памятников, купленных летом 1908 г. в Египте Н. П. Лихачевым, В их числе — часть каменного «блюда» (мензы), вторая половина которого была найдена и опубликована ранее во Франции, с поминальной надписью. (Тураев, 1913).
65 Направляясь в Трапезунд, Шмит не знал, что входит в состав экспедиции Успенского и подчинен ему; у него был собственный план работ. Художник Клуге, много лет работавший рядом со Шмитом, пишет, что Успенский до неприличия «бесился и ругался», когда доходили слухи об открытии в св. Софии замечательных фресок. В разгар работ Успенский вдруг потребовал, чтобы художник переключился на «св. Евгения». Это заставило Шмита покинуть экспедицию. В 1921 г. он язвительно писал Марру: «Если бы не совершенно исключительные организаторские, административные и дипломатические таланты главы экспедиции академика Успенского, мы бы имели, несомненно, уже вполне конкретные наличные данные хотя бы о главнейших памятниках». Цит. по: Басаргина, 1991, 304
66 Погибший в 1446 г. Алексей IV был погребен в ц. Богородицы Богопокровенной, затем тело его перенесли в ц. Богородицы Златоглавой, где поставляли на кафедру и погребали митрополитов — их погребения, по мнению Успенского, лежали под полом у вимы, могилы же правителей он полагал искать за апсидой снаружи. (Успенский, 1923).
67 Его исключительную сохранность обеспечило, конечно, вторичное использование. Впоследствии киворий был разрушен, а «найденные… кости сложены в ящик и переданы под расписку в митрополию» (сейчас находятся в Греции). При Златоверхой церкви был образован историко-археологический музей, библиотека с собранными в мечетях рукописями. С ряда актов монастырей были сделаны копии, позже изданные (сами рукописи погибли).
68 В целом, по мнению Басаргиной, с ряда точек зрения сезон 1916 г. может быть признан неудачным; основные материалы (акварели, планы и фото) так и не были опубликованы.
69 Алпатов, Брунов, 1926. В 1929 г. результаты их работ были опубликованы вместе с исследованиями 1917 г.: Byzantion, 1929, IV, 363–391; 393–408; 410–418. До русских экспедиций храм св. Софии изучали уже Г. Милле и И. Стржиговский; позже там работала экспедиция Рассела Траста, три десятилетия ее фрески исследовал Д. Т. Райс. Были составлены новые планы церквей. Однако город нуждается в продолжении исследований христианского прошлого. (Карпов, 1981, 11). Библиография по исследованиям Трапезунда: Басаргина, 1991.
70 Кондаков, в частности, впервые выделил этапы и установил хронологию развития византийского изобразительного искусства на основе миниатюр византийских рукописей, имеющих достаточно точные даты, сопоставив их затем с иконописью и монументальной живописью. Методические предпосылки «школы Кондакова» были заложены еще работами Ф. И. Буслаева, учениками которого были Н. П. Кондаков, И. Е. Забелин и др. (Айналов, 1898; Редин, 1899). Принцип строгой методики развивался далее в работах младших членов кружка, а затем их преемников (М. В. Алпатов, Н. И. Брунов, В. Н. Лазарев, Л. A. Мацулевич н другие).
Личности и трудам Н. П. Кондакова посвящена столь обширная литература, разработка его наследия сейчас ведется так активно, что остается лишь отослать читателя к основным работам. Из ранних укажем очерк В. Н. Лазарева (Лазарев, 1923), затем следуют фундаментальное исследование И. Л. Кызласовой (Кызла-сова, 1985) и важная с точки зрения методической оценки часть книги Г. С. Лебедева (Лебедев, 1992). Из последних работ совершенно необходим прекрасный очерк материалов в архиве РАН (Тункина, 1995).
71 Я. И. Смирнов прошел лингвистическую школу Ф. Ф. Соколова и В. Г. Васильевского, окончил Санкт-Петербургский университет, прекрасно знал древние языки. 1890-е гг. стали для него «годами странствий»: он участвовал в экспедиции Н. П. Кондакова в Палестину; с 1894 г. трехгодичная командировка позволила объехать всю Европу, Египет и Малую Азию, посетить I МКХА в Сплите. Позже к списку добавился Кавказ, Болгария и другие страны. Собраны были богатейшие материалы (дневники, эстампажи, графические обмеры, фотографии). Смирнов широко делился ими, и глядя на иллюстрации в русских и зарубежных исследованиях начала XX в., во многих случаях мы видим именно их. А. Н. Грабар указывает, например, эпизод с рисунками, сделанными во время «странствий по Малой Азии». Смирнов передал их знаменитому австрийскому ученому Йозефу Стржиговскому, «который на их основании написал одну из самых интересных глав своей известной книги «Orient oder Rom». В ней воспроизведены рисунки Якова Ивановича и каждому, кто умеет читать русскую скоропись, нетрудно увидеть надписи, окружающие эти рисунки» (Грабар, 1985, 8).
72 Более всего известны работы Смирнова по сасанидскому металлу, но он много работал также с византийскими церковными древностями, мозаиками и изделиями из серебра, не говоря о том, что одна из его самых выдающихся статей целиком посвящена бытованию в России XV–XVII вв. иконографических мотивов итальянского Ренессанса: Смирнов, 1915.
73 Например: «для всякого ученого умозаключения нужно более наблюдений фактических и менее рискованных гипотез». (Цит. по: Жебелев, 1928, 8–9). По мнению Жебелева, Смирнов привил практике археологического анализа метод, разработанный в филологии, которым прекрасно владел. Это указывает нам на один из источников современного метода археологии, обычно заслоняемый более очевидным «методическим воздействием» естественных наук, а также практических областей (реставрации, топографии) — на великую школу русской лингвистики конца XIX в.
74 Лучшая пока «маленькая монография» о Д. В. Айналове — насыщенный фактами очерк его архива: Анфертьева, 1995. Фонд в архиве РАН содержит массу неопубликованных подготовительных материалов, например, по истории катакомб и их изучению; по христианским древностям Иерусалима и Ближнего Востока. Многие из них снабжены собственными фиксационными материалами, не только фотографиями, но также рисунками и акварелями этого талантливейшего исследователя. Остро необходима разработка этого наследия, а также публикация свода его основных работ, рассеянных по малодоступным изданиям.
75 Лекции по археологии раннего христианства (включая Кавказ, Армению, Крым, Болгарию, Египет, Абиссинию, Сирию) и русского искусства (например, «Археология и история русского искусства до XVI века») читались в Казанском и Петербургском университетах. На первом этапе, в 1890—1900-х гг., Айналов вместе с Егором Кузьмичем Рединым изучал живопись Софии Киевской, опубликовав в 1890 г. пояснительный текст к трем выпускам рисунков Ф. Г. Солнцева; ряд работ по церковной археологии Киева; материалы по находкам христианских древностей в Херсонесе и Керчи.
76 В него входили такие выдающиеся молодые исследователи, как В. К. Мясоедов († 1916), Н. П. Сычев (репрессирован в советский период), Н. Л. Окунев (эмигрировал), К. В. Шероцкий (последние сведения относятся к 1917 г.), Л. A. Мацулевич (см. ниже); его учеником считался А. Н. Грабар, причисляют к ним и Н. Н. Пунина. (Анфертьева, 1995).
77 «У идеологов Октябрьской революции во всяком случае не было оснований проявлять особенное внимание к этой отрасли знаний», писалось в одной из таких «оценочных» статей. (Лозовик, 1928. Цит. по: Анфертьева, 1995).
78 На Конгресс византинистов 1927 г. в Белграде ученые из России уже не смогли приехать, хотя их работы, например, доклад Д. В. Айналова, были опубликованы в материалах конгресса. Русскую науку в Европе и Америке представляли, особенно в 1920-1950-х гг., в большей степени ученые-эмигранты (Н. П. Кондаков, А. А. Васильев, М. И. Ростовцев, А. Н. Грабар и другие).
79 Некоторое время продолжала занятия Византино-русская комиссия. Последний небольшой том «старого» «Византийского временника» за весь послереволюционный период как бы демонстрировал постепенное завершение исследований (1928). Участие в томе Пражского семинара Н. П. Кондакова, посвященном Я. И. Смирнову (1928), усугубило провинности советских византинистов в глазах новой научной администрации.
80 До этого он успел организовать одну из первых в мире выставок византийского, разумеется, прежде всего церковного, искусства, где были соединены материалы коптского Египта, Константинополя и Прикамья («Византия и эпоха великого переселения народов», ГЭ, 1927). Он изучал воздействие Византии на древности «варваров» V–VII вв., проблемы формирования и развития стилей, отметим исследование мозаичных полов храма в Пицунде в 1950-х гг. (Мацулевич, 1923; Мацулевич, 1956; Мацулевич, 1961; о нем: Банк, 1960; Залесская, 1991а).
81 Так, правка, произведенная самим Д. В. Айналовым по списку названий его работ поразительно напоминает эпизод «Театрального романа» Булгакова, где издатель просит автора вычеркнуть «всего два слова». В «Полном списке научных трудов» Айналов вычеркивает фрагменты фраз: «древнехристианский», «Голгофа и крест»; «на памятниках христианского искусства»; «из жизни Богородицы»; «древняя крещальня»; «иконы»; «Исповедание веры»; «церковные предметы и украшения»; «святой»; «жертвоприношение Исаака»; «христианский Восток»; заменяет, например, «две каменные новгородские иконки» на «два резных камня» и т. п. См.: Анфертьева, 1995.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.