Первые ориентиры

Первые ориентиры

Бывают судьбы взрывчатые, парадоксальные, самобытные, направляемые личными озарениями и почти не зависящие от сторонних воздействий. Но нам интереснее сейчас обычные судьбы, среди которых мы можем узнать очертания и своей собственной жизни.

Изначально, впрочем, никакая конкретная жизнь, которая для кого-то является "моей жизнью", обычной быть не может. Обычной мы делаем её сами, когда чрезмерно подчиняем обычаю.

До того, как чувство веры станет ориентирующей силой, ему самому нужны ориентиры. Чаще всего первыми ориентирами для него становятся те религиозные традиции, которые существуют рядом, и то восприятие этих традиций, которое свойственно его ближайшему окружению. А первыми ориентаторами оказываются те, с кем он решится заговорить о своих переживаниях, или те, кто сам заговорит о религии как о вещи, достойной внимания.

Но сами по себе внешние ориентиры и ориентаторы далеко не всегда способствуют развитию зарождающегося чувства веры.

Во-первых, к нам обращаются не только религиозные ориентаторы, но и антирелигиозные. Их прямые намерения состоят в подавлении, в разрушении нашего чувства веры, в обличении чувства веры вообще – как иллюзии, возбуждаемой первобытными инстинктами, коварными священниками, житейской разочарованностью или, наоборот, эстетической очарованностью. Атеизм поневоле напорист и вынужден утверждать собственную состоятельность в активном противодействии религии. Значит в борьбе и с нашим чувством веры, пока оно достаточно слабо, пока его легко сбить с ног.

Так бывает в обществе с официально культивируемой атеистической идеологией. Так бывает в среде людей, которые самоутверждаются в своём противопоставлении "занудной", "обывательской", "назидательной" религиозной нравственности. Так бывает и в личном взаимодействии – один на один – с человеком, который искренне хочет тебе помочь блуждать вместе с ним в лабиринте отрицания.

Иногда он делает это в подсознательной надежде на то, что вы вместе выберетесь оттуда.

Во-вторых, призывы религиозного ориентирования, обращённые к нам, нередко действуют в противоположном направлении.

Слишком многое в социально-религиозной жизни связано с соблюдением условностей данного вероисповедания, а не с тем, как дать окрепнуть и раскрыться живому чувству веры. Поглощённая организационными проблемами самосохранения, противопоставляя себя другим конфессиям, церковь вполне может незаметно вносить дополнительную смуту в чувство, смутное ещё само по себе.

Человеку с пробуждающимся чувством веры нужно прежде всего ориентироваться в своих переживаниях, достаточно новых для него. Каково ему приходится, когда его вовлекают в выяснение отношений между религиозными учениями? Когда ему предлагают в качестве первых ориентиров догматы, обряды и теологические концепции? И если чувство веры в человеке всё-таки растёт и крепнет, это скорее свидетельствует о реальности религиозных переживаний, чем об эффективности религиозной пропаганды.

Не удивительно поэтому, что вероисповедание часто имеет ярко выраженную национальную определённость. Ведь изначальному чувству веры в значительной степени всё равно, в какое религиозное русло влиться, лишь бы найти отклик тому, что его волнует. Для человека вполне естественно принять то вероисповедание, которое ближе к нему, которое пронизывает своими традициями всё привычное окружение.

Да и потом далеко не всякое чувство веры стремится искать СВОИ ориентиры, если есть ОБЩИЕ.

Необходимо сказать и о религиозных ориентаторах наступательного типа. Сосредоточенные на идее расширения своей церкви, они прибегают к достаточно агрессивным манипуляциям с психикой человека. Такие манипуляции родственны гипнотическому внушению, но могут действовать сильнее и дольше. Они направлены не столько на естественное развитие чувства веры, сколько на создание некоторой психической конструкции, занимающей его место. Когда со временем эта конструкция рушится, человеку уже намного труднее ориентироваться в религиозной сфере.

Это похоже на то, как столкновение в юности с расчётливым завоевательным кокетством потом мешает поверить в настоящую любовь.

Существуют и чисто психологические проблемы первоначального религиозного ориентирования – например, стремление нового поколения противопоставить себя прежнему. Когда родители живут акцентировано религиозной жизнью (а уж тем более если в ней ощутима неискренность), у детей возникает импульс построить свою жизнь иначе.

В современном мире, где информационная культура всё больше вытесняет культуру передачи знания через традицию, бывает и так, что первыми ориентирами для человека, ищущего соответствия своим религиозным переживаниям, становятся виды вероисповедания сами по себе – как элементы мировой культуры. Человек как бы примеряет к себе великие или малые религии, стараясь почувствовать или понять: "Это моё".

Не всё в этом выборе религиозного русла решает само чувство веры. Оно ведь направлено на Высшее, это не вера в вероисповедание (хотя вероисповедание порою ждёт этого от своих приверженцев). Большую роль в нашем выборе могут играть и чувство логики, и чувство прекрасного, и другие важные для нас чувства. И чувство дружбы, и чувство любви могут сказать решающее слово, если мы не хотим, чтобы нас с тем, кого мы любим, разделяла баррикада, воздвигнутая вероисповеданиями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.