Восточные славяне

Восточные славяне

Между божествами восточных славян встречаем имя БОГ, тождественное с названием верховного бога у южных славян, называемое наряду с Перуном и Волосом, напр., в упомянутых выше (стр. 36 и 37) договорах Игоря и Святослава: «Да будет клят от Бога и от Перуна», «да имеем клятву от Бога, в его же веруем, в Перуна и в Волоса, скотья бога». В приведенных примерах имя Бога очевидно употреблено в смысле верховного Бога, отдельного от прочих великих богов: Перуна и Волоса; в обоих случаях имя Бога стоит на первом месте, что говорит в пользу первенствующего его значения.

И у восточных славян известна противоположность между двумя мирами – добра и зла, светлым и мрачным, белым и черным, представительствуемыми двумя владыками: БЕЛБОГОМ и Чернобогом, о котором говорит Гельмгольд. Не имея прямых указаний на почитание русскими Белбога, мы встречаем, однако, в России названия местностей, происходящие от имени «Белбог», так, напр., имя это встречается во множественном числе как название урочища (близ г. Городка в окрестностях Москвы), называемого Белые боги[358]. Известен и Троицко-Белбожский монастырь в Костромской епархии[359].

В Белоруссии сохранилось ограниченное воспоминание о Белбоге, в лице Белуна. Это божество признается белоруссами источником богатства и милосердия. Он выводит из леса заблудившихся в нем путников: «циомна (темно) у леса без Белуна», говорят белоруссы; он помогает жать на нивах, наделяет бедняков деньгами: «мусиц, посябрывся з Белуном», т.е. должно быть, подружился с Белуном, говорят о человеке, которого посетило счастье. Здесь образ Белбога получил весьма ограниченный, деревенский характер. Белоруссы представляют Белуна стариком с длинною белою (но не седою) бородою, в белом саване, с белым носом[360].

О боге, снабженном белыми атрибутами, соответствующем Белуну или Белбогу, знают и латыши. В одном заговоре «на удой» обращаются к его помощи со следующими словами: «Бог шел по дорожке, белый кафтан на нем, белая палочка в руках. Иди, боже…, принеси мне всякое благо и т.д.». В заговоре от недуга упоминается Белая баба, которая излечивает недуг, сравниваемый со злым духом, и возвращает здоровье, сравниваемое со святым, добрым духом: «Белая баба топила баню белыми дощечками, из липовых листьев (липа – священное дерево у латышей, см. выше стр. 102), веник вязала, терла свежим молоком. Прочь всякий недуг от (имярека)! Недуг отстает, добро, здоровье пристает! Злой дух отстает, святой дух пристает!..»[361]

Понятие о Белбоге, как о высшем представителе небесного света и добра, как у западных, так и у восточных славян, отождествилось с образом бога солнца, источника высшего света и тепла, победителя тьмы и стужи, от которых наиболее приходится терпеть в северных широтах. Оттого в культе Белбога-Святовита находим черты, свойственные специально богу солнца, напр.: белый конь, посвященный Святовиту (вспомним о «солнцевом коне» в войске царя Дария, о колеснице Митры, запряженной белыми конями, о белых конях, приносимых персами в жертву богу солнцу, о конях, посвящавшихся у греков Гелиосу, у римлян – Марсу); по ходу этого коня и иными способами производились гадания жрецами Арконского храма, следовательно, Белбог-Святовит является и в качестве вещего бога, как Аполлон, Марс; кроме того, воинственный характер Святовита, подобно южным солнечным богам войны и побед: Митре, Аресу, Марсу, также говорит в пользу преобладающей в нем солнечной природы, притом в смысле южного, знойного, палящего, разящего огненными лучами солнца. У восточных славян понятие о светлом, белом боге, в смысле бога солнца, не разящего или пожигающего лучами своими, а мирного и ласкового благодетеля рода людского, подателя плодородия и всяких благ, перенесено на Ярила, а в христианстве – на св. Георгия Победоносца (См. ниже ст.: «Олицетв. Солнца» – Ярило, св. Юрий).

По представлению русских поселян (напр., Грубешовского уезда Люблинской губ.) солнце есть огонь, поддерживаемый ДЕДОМ[362], под именем которого, следовательно, в данном случае следует понимать верховного небесного бога. По произволу Деда начинается день и наступает ночь. «Дед» напоминает «старого Бадняка» сербо-хорватов. По болгарскому поверию, Дедо-Господь некогда ходил по земле в образе старца и поучал людей пахать и вообще возделывать землю[363]. О добром седовласом старце – «Деде», странствующем по земле и наделяющем бедных богатством, рассказывают на Украине[364]. Такое же приблизительно значение имеет упомянутый выше белорусский старец – Белун. В последних случаях образ верховного бога принял весьма ограниченный, деревенский характер.

В Ипатьевской летописи (начало которой представляет перевод с греческой летописи Малалы) имя «высшего бога»: Феоста (т.е. Гефест, под именем которого здесь подразумевается египетский Прабог – Фта, бог первобытного, несозданного огня, бог тепла и света, родоначальник солнца (Фра), творец вселенной, словом, божество, соответствующее до известной степени древнеарийскому Dyaus) переведено словом СВАРОГ, и далее говорится: «Солнце-царь, сын Сварогов»[365]. Солнце в вероучениях древних народов естественно признается чадом неба, отсюда и Сварог, как отец солнца, естественно мог бы быть признан представителем неба, тем более, что и у индийцев небо называлось почти тождественным именем – Svar, Svarga. Svor в чешских глоссах к Mater Verbonun переводится zodiacus, т.е. небесный круг. Вспомним, что персы, по свидетельству Геродота, принося жертву Агурамазде, призывали «весь небесный круг» (см. выше стр. 69). Мы видели выше, что, по словам различных, в особенности мусульманских, писателей, многие славяне поклонялись огню и солнцу (и вообще небесным светилам); мы увидим ниже, что, по народному представлению, и ныне еще не исчезнувшему в среде русских поселян, огонь происходит из неба, как и солнце, огню приписываются не только пожары, но и засухи, как и солнцу (см. ниже ст.: «Огонь»), – отсюда естественное родственное сближение огня и солнца, из которых первый в церковных поучениях, как мы видели выше, называется Сварожичем, а второе, в Ипатьевской летописи, – сыном Свароговым. Несмотря, однако, на такое правдоподобие названия у восточных славян бога неба – Сварогом, невольно рождается некоторое сомнение в действительности этого факта, ввиду того, что, кроме указанного места Ипатьевской летописи, представляющего притом не оригинальный текст, а глоссированный перевод греческой летописи, имя Сварога нище более в славянских памятниках не встречается (на памятники не славянские и на географические названия исследователи в данном случае не обратили внимания); это обстоятельство во всяком случае доказывает небольшую популярность имени Сварога, если бы даже действительно в той местности, где жил автор соответствующего отрывка Ипатьевской летописи, в лице Сварога и почитался небесный бог, отец солнца. Проф. Ягич доказывает, что автором указанного отрывка Ипатьевской летописи был житель северной Руси, именно Новгорода. «Я полагаю, – говорит г. Ягич, – что новгородский монах едва ли знал имя Сварога из действительных преданий местного (новгородского) язычества, так как имя это нище более не упоминается… Весьма легко могла достигнуть до Новгорода молва о северо-западном Сварожиче (засвидетельствовано лишь это имя, но имя “Сварожич” невольно наводит нас на имя “Сварог”), хотя бы в Новгороде ни тот, ни другой никоща и не были известны и почитаемы». Если «Сварог действительно выражает нечто личное, – продолжает проф. Ягич, – то, конечно, “Сварожич” находится к “Сварогу” в отношении сыновнем; но если “Сварог” имел значение только светлого пространства, следовательно – неба (ср. сходные образования: чертог, острог, пирог, творог – ни одно из этих слов не имеет личного значения), то личность начинается лишь со “Сварожича”, и тогда можно совершенно обойтись без бога “Сварога”. Замечательно, во всяком случае, при разрешении этого вопроса, то обстоятельство, что русский глоссатор несомненно исходит от бога “Сварога”, “Сварожича” же, в этой форме, даже и не знает (вместо “Сварожича” стоит однозначащее выражение “сын Сварогов”»[366].

Для ближайшего разъяснения этого вопроса приведу полный соответствующий текст Ипатьевской летописи: «И бысть по потопе и по разделеньи язык, нача царьствовати первое Местром от рода Хамова, по нем Еремия, по нем Феоста, иже и Саварога (или: Зварога) нарекоша егуптяне; царствующю сему феосте в Египте, в время царства его, спадоша клеще с небесе, нача ковати оружье, прежде бо того палицами и камением бьяхуся. Ти же Феоста закон устави женам за един муж посягати и ходити говеющи, а иже прелюбы деющи казнити повелеваше, сего ради прозваша и Бог Сварог: преже бо сего жены блудяху, к нему же хотяша, и бяху аки скот блудяще; аще родяшеть детищь, который ей люб бываше дашеть: се твое дитя; он же створяше празднество и приимаше. Феост же сии закон разсыпа, и встави единому мужю едину жену имети, и жене за один муж посягати; аще ли кто преступить, да ввергнуть и в пещь огнену. Сего ради прозваша и Сварогом и блажиша и егуптяне. И посем царствова сын его, именем Солнце… Солнце-царь, сын Сварогов, еже есть Дажьбог, бе бо муж силен» и т.д[367].

«Три раза, – замечает проф. Ягич, – в этом рассказе встречается имя Сварога, в первый раз, правда, довольно странно, в форме “Саварог” или “Зварог”, как будто бы рассказчик с намерением желал придать имени скорее египетский, чем славянский характер. Во второй же и в третий раз имя “Сварог” очевидно приводится в связи с деятельностью “Феосты”: рассказчик говорит, что “Феоста” получил имя “Сварог”, потому что он делал то и то. Следовательно, русский глоссатор понимает значение имени “Сварог”, он совершенно определенно объясняет его из того, что делал Феоста. Что же делал Феоста (????????)? Он получил клещи и первый начал ковать»[368]. Затем он основал брак и повелевал казнить прелюбодеющих, казнь же эта заключалась в том, что они ввергались «в пещь огнену». «Сего ради прозваша и бог Сварог». В данном случае Сварог является, как мне кажется, именно повелителем огня и вместе с тем, подобно Гефесту и Вулкану, основателем домашнего очага и семейного начала, а как отец солнца (по тексту греческого оригинала), которое, по народному представлению, родственно огню (см. ниже ст.: «Олицетв. Солнца» – Сварожич), – отцом и огня. Огонь же издревле известен был в России под именем Сварожича (см. выше стр. 40); отсюда, если вообще отрицать существование самостоятельного славянского небесного бога по имени «Сварог», имя этого невольно должно было подвернуться глоссатору, как самое естественное название для отца огня – Сварожича. Ввиду этого, если уж непременно принимать имя «Сварог» за производное от «Сварожича», кажется, нет необходимости привлекать к делу северозападного Сварожича, а можно довольствоваться русским Сварожичем – огнем, с которым «Феоста, как божественный кузнец, находится в теснейшем, непосредственном отношении.

– Впрочем, даже и проф. Ягич не отрицает окончательно возможности действительного существования слова «Сварог»: по его словам, новгородский писатель во всяком случае не выдумал этого имени, но оно «или действительно уже существовало в этой форме», или же сложено автором по дошедшему до его слуха имени «Сварожич». Во всяком случае, однако, засвидетельствованное древними памятниками наименование бога солнца у балтийских славян и бога огня у русских одним и тем же именем, «Сварожич», говорит, по моему мнению, в пользу первого предположения, что название «Сварог» существовало раньше, чем «Сварожич», если не как наименование бога неба, то, по крайней мере, как название неба, «небесного круга» (инд. svar, svarga, древнечеш. svor), или, что по моему мнению наиболее вероятно, как название божества первобытного, несозданного огня, творца мира, в смысле пробега Феоста – Фта, отца солнца и земного огня. В этом последнем смысле имя Сварога, в форме Савракте (= Сваракте) или Соракте, засвидетельствовано древними памятниками, хотя и не славянскими. Имя Савракте известно было за много веков до христианства, оставив, опять в древней Италии, несомненные следы свои в названии гор, из которых наиболее известная, по крайней мере, была вулканического происхождения. Об этом – позже, в статье о Сварожиче-Солнце.

Итак, верховный бог неба получил у древних славян следующие названия: Бог (Прабог), Дый (Дий), Святовит, Іесса (Trzy?), Белбог[369] (Белун), Дед и Сварог.

Мы видели уже раньше, что славяне, олицетворяя известные, почитаемые ими явления природы, не переставали, независимо от этого, почитать и самые физические явления. Так было и по отношению к НЕБУ, которое до нашего времени считается народом святым, божественным. По словам Ибн-Дасты (см. выше стр. 44), древние славяне молились о плодородии, поднимая просяные зерна в ковше к небу. Крестьянин из окрестностей Волегаста, повествовавший о видении, которое представилось ему. в лесу, удостоверял справедливость своих слов клятвами, причем обращал взоры к небу[370]. Козьма Пражский, сообщая древнюю легенду о пришествии Чеха и его дружины в обетованную землю, говорит, что Чех приветствовал названную его спутниками по имени его землю, вознеся руки свои к небесам (ad sidera)[371]. До сего времени во многих заклинаниях и песнях встречаются выражения: «глядеть на небо», «вздыхать до неба», в смысле молитвы к небу, также непосредственные обращения к небу, напр.:

Из моравской песни:

Ро zahrade zar?na chodlla,

А na Jasnynebe pohl?dala:

I mn? slunko sv?tilo...[372]

(По саду утром ходила,

И на ясное небо глядела:

И мне солнышко светило...)

Из великорусских заклинаний:

– Ты Небо отец, ты земля мати![373]

– Ты Небо слышишь, ты Небо видишь, что хочу делать над телом раба (имярек)[374].

Из галицко-русской думки:

Хожу, нуджу, ручки ламлю,

Вздыхаю до неба,

С тяжким жалем промавляю:

«Мужа мени треба»[375].

В Малой Руси хозяин, выходя на сев, берет с собой хлеб, соль и рюмку водки и все это ставит в поле на том месте, откуда хочет начать сеять. Прежде, нежели бросить в землю горсть зерна, обращает глаза к небу и говорит: «Роди, Боже, на всякого долю»[376]. Староверческие толки (беспоповщина и нетовщина) до позднейшего времени исповедывали грехи свои, зря на небо или припадая к земле[377].

Христианство, несмотря на почти тысячелетний (местами же еще более продолжительный) период своего господствования в славянских землях, не в состоянии было заглушить в народе древние, языческие верования, – слишком крепка сила живущих в нем языческих преданий, слишком жива в нем сила воображения, чтобы он, сохранив и по сие время главные черты древнего земледельчески-пастушеского быта своего, – мог отрешиться вполне от древних верований, веками унаследованных им от праотцов. Прежнее мировоззрение народа, с водворением в нем христианства, не умерло, но, более или менее изменяясь под влиянием времени и иных, новых, условий жизни, продолжало и по сие время продолжает жить в народе. То, что прежде называлось верою, ныне носит название суеверия, в сущности же и то и другое почти не представляет различия. Отцы христианской церкви в немалой степени сами, хотя и поневоле, способствовали сохранению в народе его древнего миросозерцания: исходя из практического взгляда, что новое учение не могло бы привиться к народу, если бы не представляло с учением языческим многих общих черт, они пользовались для своих целей чертами, общими старой и новой религии, заботясь лишь о замене в обращаемом в христианство народе понятий языческих сродными с ними понятиями христианскими, названий богов языческих – названиями христианского Бога, Богородицы, ангелов и святых; первые христианские храмы нередко воздвигались на местах бывших языческих святилищ[378] главнейшие христианские праздники назначались в дни прежних праздников языческих.[379] Народ постепенно привыкал переносить прежние понятия свои о богах на новые объекты, свойства древних богов приписывались христианскому Богу и его святым. Однако, кроме простого замещения языческих богов новыми предметами поклонения и боготворения, по мере постепенного возрастания числа святых и угодников, далеко превосходившего число древних богов, происходила постепенная специализация качеств и свойств, приписываемых народом тому или другому святому, или целым группам святых. Древние, более простые представления о богах постепенно разветвлялись, и эти разветвления олицетворялись в образе того или другого святого. Народ не забывал, впрочем, вполне и старых богов своих, стихийных и личных, – они, под старыми же именами, также продолжали существовать для него вместе с новыми. Происходили самые пестрые смешения воззрений языческих с христианскими. Естественное при таких обстоятельствах существование двоеверия подтверждается историческими свидетельствами. Так, напр., в XII веке, в среде штетинских славян, обращенных в христианство, но еще не отрешившихся от прежних верований, по словам Эбона, рядом с христианскими святилищами воздвигались и языческие капища, а народ «двоеверно поклонялся и немецкому Богу и прежним богам своих отцов»[380]. В летописи Титмара под 981 г. читаем, что не только язычники, но и христиане поклонялись языческим богам[381]. Целый ряд свидетельств о почитании языческих божеств славянами, уже исповедовавшими христианскую веру, приведен был раньше (стр. 21, 40). То же самое, разумеется, в меньшей степени, встречаем и в наше время. Во многих русских песнях и заклинаниях, на ряду с Богом, Божьей Матерью, святыми, ангелами, призываются небо, светила небесные, земля, реки, озера и пр. В молитвах скопцов, сложенных в чисто народном духе, подобное двоеверие сказывается с поразительной наглядностью. Во время принятия «новика» в секту молятся: «Прости, Господи, прости меня, Пресвятая Богородица, простите меня ангелы, архангелы, херувимы, серафимы и вся небесная сила. Прости небо, прости солнце, прости луна, простите звезды, простите озера, реки и горы, простите все стихии небесные и земные». Перед пророчеством, во время богомоления скопцов, произносят: «Простите солнце, месяц, прости матушка сыра земля. Господи, благослови мне говорить не своими устами, а всели в меня святый Дух твой!»[382] В карпато-русской песне девушка, став под явор, вздыхает: «Боже, Боже мой! Ей явор, явор зеленый!».[383] В белорусской купальской песне встречается припев: «Божа ж мой, ой ель моя зеленая, Божа ж мой!»[384] Малорусский заклинатель одновременно взывает к Богу, святым, солнцу, месяцу, зорям. Великорусский поселянин, увидя молодой месяц, произносит: «Молодой месяц! Дай тебе Господи круты рога, а мне добро здоровье!» (Ворон, губ.)[385]. В русской семицкой песне, вместе с Троицей и Богородицей, призывается Дид Ладо:

Благослови Троица,

Богородица!

Нам в лес пойти,

Нам венки завивать.

Ай Дидо, ай Ладо![386]

Сходное явление встречаем и у лытышей. Так, напр., в заговоре от рожи произносят: «Солнце, небо, земля, звезды, Божий сын, Святой Дух, помогите спасти человека и снять с него боли!» В заговоре от вывиха: «Да придут на помощь ввертывать, вправлять и исцелять мать Лайма, мать ветер, богиня моря и святая Мария!» или: «Боже отец, Кука (?) мать, мать Лайма, святая Мария да приходят на помощь!» В заговоре от чемера, между прочим, встречаются слова: «Святой Бог едет на коне Перкуна»[387].

Замечательно, что и сами святые христианской церкви, как увидим ниже, нередко называются богами, напр.: «Боже Иленче» (болгар.), «Luby bo?o z nebes, – luby svjaty Jurjo» (луж. серб.), «Welky Bo?e, swaty Jene» (Ян, Иоанн – чеш.), «св. Андрею... дай Боже знати» (малорус), «Боже милостивый св. Николаю» (галиц. рус.) и т.п. В Орловской и Псковской губерниях об иконах, приносимых на дом, говорят «боги ходят»[388]. Люди, которые носят иконы, в Мценском уезде (Орлов, губ.) называются богоносами[389].

Представление славян-язычников о верховном небесном боге, без сомнения, значительно; облегчило водворение в среде их христианского учения: Бог, Прабог, Дый, Белбог, Святовит – «бог богов», заменились единым верховным Богом христианским, вокруг которого группировались Богородица, святые и ангелы, как в языческом вероучении около «прабога», или «бога богов», «прибоги» или второстепенные боги. Как в язычестве, у славян западных и восточных, образ верховного небесного бога нередко сливался с образом бога солнца, так и в христианстве, в произведениях народного творчества, древний небесный бог, а также бог солнца, замещались Богом христианским. Семья небесных светил сравнивается в народных песнях восточных славян и теперь еще с семьей Божьей, во главе которой стоит солнце – Бог. Так, напр., в малорусской колядке описывается костел, в котором три окошечка: в первом светит солнце, во втором – месяц, в третьем – звезды (зироньки),

Не есть воно ясное солнце.

Але есть воно сам Господь Бог.

Не есть воно ясный мисяць,

Але есть воно Сын Божий.

Не есть воны ясные зироньки.

Але есть воны Божие диты[390].

Достойно внимания, что в песнях южных славян солнце обыкновенно является подчиненным Богу небесному: оно идет на ночь отдыхать к Богу, за ним ухаживает Божья Мать; невеста молится Богу и солнцу[391]; солнце, обиженное девушкой, которая хвалится перед ним своей красотой, идет жаловаться на нее Богу; обиженное вилой, которая не хочет давать ему воды, оно обращается с жалобою к св. Иоанну Крестителю[392] и т.п. Согласно древне-арийскому преданию, что ветер есть дыхание небесного бога (Варуны, стр. 73), в христианстве Св. Дух отождествляется народом с духом или дыханием Божьим, так, напр., в одной галицко-русской колядке встречается припев:

Подуй же, подуй, Господи, из Духом Святым по земли![393]

Имя Бога во многих случаях заменило собой и другие божества языческие, напр., в заговорах для привораживания женщины, где к Богу обращаются почти буквально в тех же выражениях, как в подобных же заговорах, имеющих совершенно языческий характер, – к ветрам, огню и т.п. В заговорах на защиту скота от дикого зверя, от болезней и пр. имена Бога и святых заместили, очевидно, имя бога солнца, также Волоса – «скотья бога», и т.д. Смешение понятий христианских и языческих естественно вело к самым разнообразным замещениям языческих божеств христианским Богом и святыми: чем более бледнело и утрачивалось в народе представление о древних его божествах, тем более, разумеется, должен был теряться и параллелизм, между этими божествами и соответствовавшими им, замещавшими их, божественными представителями христианского вероучения.

Приведу несколько примеров молитвенных возглашений к Богу, призываемому, очевидно, в смысле Бога небесного.

Колядки: Сербо-хорват.

a) Daj nam Bo?e, koledo!

Dobru pa?u, koledo!

Za kravice, koledo!

I оv?iсе, koledo!

Da nam dadu, koledo!

?atre mllka, koledo!

Da mo?emo, koledo!

Okupati, koledo!.......

Mladog boga, koledo!

I bo?i?a, koledo!

(Дай нам, Боже, коледо!

Доброе пастбище, коледо!

Для коровок, коледо!

И овечек, коледо!

Чтобы они дали нам, коледс

Ведра молока, коледо!

Чтобы мы могли, коледо!

Окупать, коледо!

Молодого бога, коледо!

И божича, коледо!)

б) Molimo se, Lado!

Mollmo se v??njemBogu,

Oj Lado oj!

Da popuhne, Lado!

Da popuhne tihi vjetar,

Oj Lado oj!

Da udari, Lado,

Da udari rodna kl$a,

Oj Lado oj!

и т.д.[394]

(Молимся, Ладо!

Молимся всевышнему Богу,

Ой Ладо ой!

Чтобы подул, Ладо!

Чтобы подул тихий ветер,

Ой Ладо ой!

Чтобы ударил (т.е. пошел), Ладо!

Чтобы ударил плодородный дождик,

Ой Ладо ой!) и т.д.

Поселянин, в окрестностях Дьяковара, выходя сеять, обращает взоры на солнце и произносит:

Всемогущий Боже, Творец всего! Удостой меня своею милостью, чтобы мой посев был так чист, ак чисто солнце, и плодотворен и обилен, как несчетные звезды на небе[395].

В словинской весенней песне просят бога покатить свое колесо (т.е. солнце) и даровать ясную погоду:

Bog daj vedro,

Bog poto?iswojekolo

Na na?e stodole

I na na?e pole..[396]

(Боже, дай вёдра,

Боже, покати свое колесо

На наши житницы

И на наше поле...)

Из чешских песен:

– Dej nam, Pan B?h, zdravj.

– Pomoz mn? Bo?e

V torn velkem sau?enj[397].

(– Дай нам, Господь Бог, здоровья.

– Помоги мне, Боже мой,

В этой великой беде.)

Из моравских песен:

– Dej Bo?e ourodu

Na na?u zahradu.

– Daj Bo?e slune?ka[398].

(– Дай, Боже, урожая

В нашем саду.

– Дай, Боже, солнышка.)

Из польской колядки:

U tego pana

Biala kamienica:

Urodzi si? ?yto

I jar? pszenica.

Dai ?e Panie Bo?e,

Coby sie zrodzila,

Coby nas ta pani

Na ?niwo prosila...[399]

(У этого господина

Белый дом;

Уродись жито

И яровая пшеница.

Дай же, Господи Боже,

Чтобы уродилась,

Чтобы нас эта госпожа

Позвала на жниво...)

Великорусс.

Причитание, при совершении обряда засевания зерен, накануне нового года:

Уроди, Боже, всякого жита по закрому,

Что по закрому да по великому,

А и стало бы жита на весь мир крещеный. (Тульс. губ.)[400]

Из заговора:

Спаси, Господи, и помилуй меня, раба своего (имярек), на пчельнике мои пчелы старые и молодые от всякого зверя, и от всякой птицы, и от водяного потопления, и от нечистого духа, и от лукавого человека[401].

Белоруссы, поздравляя с новым годом, произносят:

Благослови, Боже, у каморы, у оборы, и у поли, и у гумне, и дай уродзай земли, дожжу; суши, граду, чары насылання, уси чертовские дзела оддаляй, а зробь добро и милосць от Бога...

Зажиночная песня:

Народи, Божа, жита,

И густа и велика,

Кыласом кыласиста,

Ядром идряниста!

Народи, Божа, яра,

И циста, вятиста,

Ядром идряниста!

В других песнях встречаем еще следующие обращения к Богу:

а) Дай, Божа, доленьку,

А дай, Божа, счасцика,

Свекорку богатого...

б) Перенес Бог цераз серпок,

Переняся, Боже, цераз душок...

Судзиу же, Боже, пожаць,

Судзиж, Боже, сножиць...[402]

Из малорусских песен:

а) Ой роды, Боже,

Сю пшеницю як лозы,

На вдовыне счастя,

На сыритскии слезы...[403]

б) Роди, Боже, жито

На новее лито,

Густее, колосистее,

На стеблю стеблистее...[404]

Галицко-русс.

В некоторых колядках молитва людская к Богу влагается в уста Божьей Матери (или св. Петра):

(Матенька Божи... нана Бога просить:)

Зароди, Божейку, яру пшеничейку.

Яру пшеничейку и ярейке житце!

Буде там стебевце саме тростове...

Будут конойки, як звездойки,

Будут стогойки, яко го ройки...[405]

Из пожеланий к новому году:

– Роди, Боже,

Жито пшеницю,

Всяку пашницю,

В запичку детей копицю.[406]

– Дай же вам, Боже, сивого коня, мати,

Дай же вам, Боже, ходити по межи, коны раховати...

Дай, Боже, счастья, здоровья в том доме.[407]

Во всех приведенных примерах молитвенных обращений к Богу народ просит лишь в общих чертах небесного Бога вселенной о даровании ему урожая, счастья и благополучия. Более специальный характер имеют, как увидим ниже, молитвы, обращаемые к другим божествам и заменившим их святым христианской церкви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.