Западные славяне

Западные славяне

Между западными славянами бог солнца известен был у чехов и родственных им словаков и моравов, под именем ЯСОНЬ или ХАСОНЬ (Gaso? – Jaso?, или Chason?). Gasny (-jasny), no словарю Юнгмана, значит светлый, белый; w gasny den = bjledn?; Gaso?, Chaso? = Phoebus[483]. Отсюда заключаем, что имя Ясонь соответствует ясному, белому богу, т.е. Белбогу. О природе и свойствах этого бога мы в древних памятниках сведений не находим и должны судить о нем 1) по смыслу, заключающемуся в характерном его имени, и 2) по позднейшим о нем преданиям. Судя по имени, нетрудно узнать в нем известного всем славянам западным и восточным Белбога. По позднейшим преданиям – он бог солнца, соответствующий Фебу. Странский (De republ. Bohem. с. 6) называет его, как бога солнца, впереди всех прочих богов, как наиболее важного. Стредовский также признает его за бога солнца.

Эти свидетельства подтверждаются весьма большим числом происходящих от имени «Iасонь» или «Iесень» (= Iесса) названий местностей, особенно в Моравии и Венгрии, также в Богемии, Галиции и в юго-западных славянских землях: Хорватии, Славонии, Военной границе, Штирии и Крайне; немало подобных же названий встречаем и в Силезии, Саксонии, Пруссии и вообще на балтийском побережье. Такая необыкновенная распространенность имени «Ясонь» в географических названиях всей западной и юго-западной полосы славянских земель несомненно свидетельствует о необыкновенной, во всей этой полосе, распространенности бога Ясоня или Белбога. Вот эти названия, встречающиеся в географических словарях Гофмана, Головацкого, Сабляра и др.: в Моравии: Jasena, Jasenitz (2 селения этого имени), Jasenka, Jasnik, Jassinov (2 селен.), Jassnitz, Jassenitz, Jessenitz, Iессеницкие горы (часть Судетов); в Венгрии: Jassenica, Jassenova, Jassenove, Jassenovo, Jassenovszka, Jassinje, Jessen, Jessenovecz; в Богемии: Jasena, Jesen, Jeseney, Gross-Jesenik, Jesenitz (4 селен, этого им.); в Австрийских Альпах: Jassinggraben; в Далмации, Словении, Хорватии и в Словенско-Хорватской военной границе: Jasen, Jasenak, Jasenas, Jasenice, Jasenik, Jasenovac (города и селения в разных местах), Jasenovaca (Mala и Velika), Jesenica или Jasenica (4 селен.), Jesenje dolnje, Jesenje gornje (3 селен.), Jesenovec (2 селен.), Jesenovica; в Штирии, Крайне и Истрии: Jasnitzhal, Jasounik, Jassen, Jassing, Jassingau, Jassnitzthal, Jessenitz (Ober – и Unter-), Jesseniza, Jessenow, Jessenovaraun, Jessenoverth, Jessenowig; в Сербии p. Јасена и Јасеницкий уезд; в Галиции: Jasianow, Jasien (3 сел. этого им.), Jasiena, Jasienica (6 сел. этого им.), Jasianna, Jasienow, Jaseniszcze; затем на севере, в Силезии, Пруссии, Саксонии и Мекленбург-Шверинском герцогстве: Jasenitz (2 селен.), Jasnowitz, Jassen (2 селен.), Jassewe, Jassewitz и Neu-Jassewitz, Jassonka, Jassow (2 селен.), Jaszienietz (Alt – и Neu-), Jasziniec, Jessen (3 селен, в Пруссии, 5 – в Саксонии), Jesznitz (1 селен, в Ангальт-Дессау, 2 ? Пруссии, 2 – в Саксонии)[484].

По словам польской сказки, Солнце ездит в алмазной двухколесной колеснице, на двенадцати сивках-златогривках. В словацкой сказке рассказывается о коне с солнцем во лбу: где вели коня, от него разливался такой свет, как будто бы стоял прекрасный день; а там, откуда он удалялся, все погружалось в густой мрак[485]. Представление солнца оком бога известно из древнейших времен. Веды называют солнце оком Митры и Варуны (стр. 73), Авеста – оком Агурамазды (стр. 70). Конь, или даже одна конская голова как олицетворение быстроты, с которою распространяются лучи света, уже в Ведах служили первоначальной зооморфической формой утреннего или весеннего солнца. Конь с солнцем во лбу, очевидно, есть олицетворение бога солнца. Мы встретим ниже подобное же представление бога солнца, в виде коня, и у восточных славян[486].

Имеет основание предполагать, что в среде западных и юго-западных славян распространено было чествование фракийско-фригийского солнечного бога Сабация или Сабадия (См. ниже: «Сварожич»), также почитание Тура и Лада, о которых будет речь ниже (см. «Восточн. славяне»).

Гораздо более обстоятельные и подробные сведения сохранились о божественных олицетворениях солнца у балтийских славян. О почитании ими бога Ясоня никаких указаний не имеем, кроме, разве, нескольких названий местностей, свидетельствующих, что имя это не совсем было чуждо слуху балтийских славян, таковы, напр., Jassenitz близ Штетина, Jassenitz близ Гагенова, Jessenitz и Jessen близ Дессау, также близ Виттенберга, Jessenitz близ Любтена и т.д.[487]

Редаряне поклонялись истукану СВАРОЖИЧА. О том, что имя этого бога действительно было Сварожич (Zuarasici, а не Luarasici, как ошибочно прежде читали его имя у Титмара), ныне, после того, как оно засвидетельствовано и письмом Брунона к императору Генриху II, ок. 1008 г. («Zuarasiz [или Zuarasi] diabolus»), не может быть сомнения[488]. Сварожич, по словам Титмара, между многочисленными идолами, стоявшими в Ретрском храме, пользовался наибольшим почетом. Ему, без сомнения, как главному богу, был посвящен содержавшийся при храме конь, по ходу которого жрецы храма, описанным выше (стр. 52) способом, гадали и узнавали волю божества. В связи с вещею природою бога солнца (Сварожича) находилось и предание, по которому, когда грозила разразиться продолжительная междоусобная война, из моря, на берегу которого стоял названный храм, выходил громадный вепрь с белыми, блестящими клыками и катался по тонкому берегу, при ужасном сотрясении почвы[489].

Истуканы богов Ретрского храма, в том числе вероятно и истукан главного бога – Сварожича, были одеты в шлемы и латы и имели, следовательно, воинственный характер, что совершенно естественно именно по отношению к богу солнца, с древнейших времен у большинства арийских народов представлявшегося воинственным божеством, победоносным поборником тьмы и злых духов. Воинственный характер Сварожича доказывается и тем, что в святилище, где он играл первенствующую роль, хранились и знамена, которые выносились из храма только при выступлении в поход (см. выше стр. 25).

Необходимо опять сделать небольшое отступление.

В южной части Этрурии, на живописной горе, носившей название Soracte, ныне Monte di San-Silvestro (другая гора того же имени называлась Sauracte), отправлялся культ Аполлона Соранского (Apollo Soranus). Связь между словом Soracte или Sauracte с латинским Sol или Saul, готическим Savil, литовским Saule, признана филологами, которые производят все эти слова от санскритского svar, т.е. светить, блестеть. С именем горы Соракты связана легенда о преследовании пастухами появившихся на горе волков (волки издревле служили эмблемою бога солнца: Аполлона, Марса, в христианстве – ев. Георгия. См. ниже ст.: «Св. Юрии»), за что данная местность постигнута была мором (исходящим, по древнему представлению, от бога солнца – Аполлона). В связи с этой легендой жрецы Аполлона Соранского носили название волков соранских (Hirpi Sorani) и славились чудесным искусством в годовой праздник этого бога босыми ногами ходить по зажженным в честь бога кострам[490]. «Высший из богов, – восклицает Аррунс в Энеиде, – Аполлон, страж священной Соракты, ты, которого мы прежде всех призываем, которому возжигаем костры из соснового дерева, ради которого твердо ступаем через огонь, по пылающим угольям»[491]. На праздник в честь Аполлона Соранского, к горе Соракт, по свидетельству Страбона, стекались массы народа[492]. Зажигание костров в честь Аполлона Соранского, хождение по кострам или скакание через огни костров еще более сближает культ названного бога с культом божества солнца (славянского Сварожича): в честь последнего во время высшего солнцестояния почти повсеместно в Европе, в том числе и в большинстве славянских земель, возжигались и во многих местах до сего времени еще возжигаются костры, при соблюдении известных, унаследованных из глубокой древности обрядов, к которым прежде всего принадлежит обычай скакать через огни костров и проводить через них скот, с целью предохранения и людей, и скота от болезней и вообще вредного влияния злых демонов.

Итак, в Италии на горе Соракт (= Савракт) почитался в древности солнечный бог Аполлон, прозванный, очевидно, по имени горы – Соранским (= Савранским). Вулканическое происхождение этой горы и культ чествуемого на ней, посредством возжжения огней, Аполлона, наводит на предположение, не находится ли и имя горы в соотношении с культом солнца и огня вообще. Высокое почитание священного огня в среде древних италийцев оставило глубокие следы в весьма древнем и многозначительном культе Вулкана и Весты. Солнце и огонь у древних, в том числе и у римлян, нередко отождествлялись, названия их нередко взаимно замещались. Представителем огня, как стихийной силы, воодушевляющей и творящей, но в то же время и разрушающей, был у римлян Вулкан, соответствующий греческому Гефесту. «Гефест у греков, – по определению Преллера, – почитался как бог огня, светящего и греющего, в качестве распространенной во всей природе стихийной силы, в воде и на суше, посредством вулканической деятельности или зноя производящей необычайные явления творческой силы, которая самым блистательным образом обнаруживается в жизни человека, где огонь делается принципом искусства. Гефест был бог, проявлявшийся во всех этих действиях и деятельностях. Огонь исходит от неба, а потому Гефест признавался сыном Зевса и Геры». Гефест, как бог небесного огня и божественный кузнец, царствует в кратерах вулканов, признаваемых его мастерскими; в то же самое время он благодетельно действует на культуру виноградной лозы, лучше всего произрастающей на вулканической почве; вследствие того он нередко сопоставляется с Дионисом (в Сицилии – с Деметрой). К древнейшим культам Гефеста принадлежит культ его на острове Лемнос, основанный древнейшими обитателями этого острова, синтиями, которых некоторые древние писатели причисляли к фракийскому племени и признавали за первых кузнецов. Здесь существовал знаменательный обычай: в известный день в году, при соблюдении установленных обрядов, тушить все огни и не возжигать их вновь в течение девяти дней, пока не приезжал из Делоса священный корабль, на котором привозился новый огонь; этот огонь раздавался во все дома и мастерские: с этого момента, по местному выражению, «начиналась новая жизнь». В Афинах чествовали Гефеста несколькими годовыми праздниками, как покровителя художников и мастеровых, работавших при помощи огня, так же как покровителя домашнего очага и семейной жизни (подобно Гестии). Мужчины в эти дни зажигали у очагов факелы и в праздничном наряде приносили ему жертвы, как подателю огня и основателю жизни в защищенном жилище. В честь Гефеста (а также Афины и Прометея) устраивалась в Афинах игра, заключавшаяся в беге с факелами (задача заключалась в том, чтобы донести факел горящим до назначенной цели). Та же игра была в обычае и на Лемносе: в ней выражалась радость жителей по поводу приобретенного вновь огня. Очень часто слова «Гефест» и «огонь» употребляются писателями как синонимы[493]. Миф о низвержении Гефеста с неба на остров Лемнос несомненно находится в связи с представлением о нисхождении огня с небесной высоты.

У римлян Вулкан почитался, подобно греческому Гефесту, также подобно древнеиндийскому Агни (ignis, огонь), как бог согревающего и светящего огня, как бог алтаря и домашнего очага, а следовательно и семейной жизни и богослужения. Одним из наиболее распространенных эпитетов его было название Mulciber, обыкновенно объясняемое словами: размягчающий или расплавляющий металлы, чем он характеризуется как божественный кузнец. В честь его, как покровителя всех ремесел, имеющих непосредственное отношение к огню, отправлялся ежегодный праздник 23 марта. Вулкан почитался и как благодетельный и оплодотворяющий бог, вследствие чего он сочетался с весенней богиней Майей, которая в древних молитвенных изречениях называется Вулкановой: Maia Volcani, точно так, как лемносский и этнийский Гефест сочетался с Афродитой. Главнейший же праздник в честь Вулкана (Volcanalia) отправлялся в августе, самом жарком месяце, что, вероятно, обусловливалось тем, что в Италии, как уже было замечено выше, огонь и солнце нередко отождествлялись[494].

Подобное же отождествление огня и солнца мы встречаем до сего времени в некоторых народных поверьях и изречениях славянских, в которых огню приписываются и свойства солнца, напр., Жыж (бог огня), по народному верованию (в Минской губ.), расхаживает под землею и выпускает из себя огонь. Когда он ходит тихо, то через это согревается земля; когда же он расхаживает быстро, то земля загорается, происходят опустошительные пожары на поверхности земной, истребляющие леса, сенокосы, поля, огороды. «Жыж унадзився», – говорят о засухе или часто повторяющихся пожарах[495]. Здесь, следовательно, в некоторых случаях огню приписывается такое же влияние на почву, как палящему солнцу. Такой же взгляд на огонь находим и в следующих отрывках из великорусских заговоров: «Батюшка, ты царь огонь, всеми ты царями царь, всеми ты огнями огонь... как ты жжешь и палишь в чистом поле травы и муравы, чашши и трушшобы, у сыраго дуба подземельные коренья» и т.д., или: «Гой еси огонь и полымя! Не палите земных лугов!» (См. ниже ст.: «Огонь»). Праздник высшего солнцестояния (в Ивановскую ночь) до сего времени во многих местах, в среде славян, сопровождается возжжением огней (костров, пуков соломы, сучьев, факелов, колес) посредством «живого огня», т.е. добытого из дерева с помощью трения; сербо-хорваты с зажженными факелами или лучинами в руках обходят овечьи закуты и коровьи загоны; в некоторых местах Чехии около костров пляшут, держа в руках зажженные, смоченные дегтем метлы, или с шумом и криком бегают и мечутся по горам, неистово размахивая по воздуху горящими метлами, а потом гадают по пламени этих метел.

В Малой Руси девушки гадают, пуская по воде венки с прикрепленной к каждому из них горящей свечой: чья свеча раньше погаснет, той суждено умереть раньше других. В одной весенней малорусской песне сохранилось воспоминание об играх девушек с зажженными свечами в руках, около воды:

Поставлю я хыжку

Там на вырижку,

Выступцем тыхо йду,

А вода по каменю, а вода по билому

Ище й тыхше.

Засвичу я свичку

Пиду через ричку,

Выступцем тыхо йду,

А вода по каменю и т.д.[496]

Название весенней же игры – «горелки» – также свидетельствует об участии огня в народных играх. В некоторых местах, в Мазовше, накануне Иванова дня тушат все огни в деревне, затем добывают «живой огонь» из дерева посредством трения, и этим огнем вновь зажигают в хатах огни; в других местах обычай этот соблюдается в другие дни, напр., у болгар – накануне Рождества Христова (местами в день св. Пантелеймона, чествуемого 27 июля и называемого в Малой Руси «Паликопом», имеющего, следовательно, прямое отношение к палящей силе солнца). Повсеместно соблюдается обычай перескакивать через Ивановы костры, с целью обеспечения себе здоровья на предстоящий год – обычай, основанный на веровании в очистительную силу огня. Обо всем этом я подробнее буду говорить в другом месте; теперь же я счел нужным указать на вышеприведенные данные, ясно обнаруживающие совместное почитание солнца и огня, возможное только ввиду тесного сближения обоих явлений в народном сознании. Тушение и возжигание вновь огней в известный день года, бегание с горящими факелами, обхождение с горящими лучинами закутов и загонов, пускание зажженных свечей по воде, игры со свечами в руках и т.д. – все это совпадает с обрядами чествования Гефеста, бога огня, на Лемносе и в Афинах. Возжжение костров и скакание через них совпадает с обрядом чествования Аполлона Соранского на горе Соракте. Возобновление огня в хатах в дни высшего солнцестояния у Мазуров и низшего – у болгар свидетельствует об одновременном, совместном чествовании солнца и огня; в последнем случае нельзя не видеть даже отождествления солнца и огня, возобновляемого именно в день возрождения солнца. Такое же значение имеет, очевидно, распространенный между всеми южными славянами обряд возжжения бадняка в ночь на Рождество; в Малой Руси на святках жгут не бадняк, а солому, называемую дедухом (ср. старый Бадняк и Дед, зажигающий солнце [стр. 147]); такое же значение имеет вообще зажигание костров в весенний праздник (Юрьев день, на Пасху и т.п.), причем возжиганием родственного солнцу огня чествуется вступающее окончательно в права свои, победившее мрак и стужу зимы, солнце. Близкое родство между солнцем и огнем в народном сознании славян, независимо от всего вышесказанного, доказывается еще названием и солнца (у балтийских славян) и огня (у русских) одним именем: «Сварожич». Это обстоятельство тем более заставляет нас отыскивать родоначальника обоих, имя которого «Сварог», как солнцева отца, засвидетельствовано Ипатьевской летописью. У карпатских русинов, говорит Срезневский, есть предание, что царь-огонь вместе с царицей-водою свет создали; у татранских словаков есть подобное же предание, повторяемое в сказках, где рассказывается, что огонь породил и солнце, и месяц, и звезды; есть оно и у хорутан, не совсем забывших старое поверье, что на земле все стало жить с тех пор, как огонь загорелся на земле[497].

Этот царь-огонь, «создавший свет», этот огонь, «породивший солнце, месяц, звезды», а также давший жизнь тому земному огню, от которого «все стало жить», словом, этот первобытный, несозданный огонь, представителем которого был упоминаемый летописью Малалы Феоста (= Фта, Гефест, Вулкан), должен был и у славян, сохранивших о нем воспоминание в своих преданиях, иметь свое имя, и имя это, очевидно, было Сварог, записанное на востоке в Ипатьевской летописи, а на юге, в Италии, в древнейших культах которой находим столько общих черт с культами славян, – сохранившееся в названии «священной», по выражению Вергилия, горы Соракты, Савракты (или, что то же самое, ввиду происхождения этого названия от корня svar, – Сваракты). На этой горе чествовали Аполлона Соранского (= Савранского или Сваранского), прозвание которого почти тождественно с западнославянским Сварожичем. Гора эта, как уже замечено было раньше, была вулканического происхождения: преследовавшие на ней волков пастухи, подойдя к пещере, погибли от исходивших из нее удушливых газов, после чего, по словам древней легенды, наступил мор. На горе Соракте, очевидно, соединялось поклонение и огню (возжжение костров и хождение по ним жрецов соранских), и солнцу (в лице Аполлона, прозванного по имени горы – Соранским).

Мы знаем, что многие местности получали в древности свои названия в честь богов: в честь и именем Гефеста назван главный город на острове Лемносе (Hephaestos или Hephaestia), так же как и группа островов в Средиземном море, к северу от Сицилии (Hephaestiae insulae); та же группа островов у римлян получила название Vulcaniae insulae[498]. Известны города: Афины, Гераклия, Геркулан и др., известны Гермесовы, Одиновы, Торовы, Перуновы, Велесовы горы, урочища и т.п. В названии горы Соракты следует также видеть имя древнего божества огня и света, подобного божеству Фта – Гефесту – Вулкану. Грассман производит имя Вулкана (Volcanus или Vulcanus) от санскр. vark = блестеть, varks = блеск, Вулкан = бог огненного блеска[499]. Имя Соракте (Савракте, Сваракте) происходит от однозначного с vark слова svar (= блестеть). Окончание acte может быть приравнено к славянскому окончанию аг или ог: Свараг или Сварог. Ретрский солнечный бог у Титмара и Брунона называется Сваражичем, русский бог огня – Сварожичем. Корень свар или савр хорошо был известен славянам, особенно южным и западным, что доказывается многочисленными географическими названиями в южной и западной полосе славянских земель, произведенными от этого корня, напр., Savro (Saura), Savrelje – в Далмации; Svarcha, Zavrece (Sauritsch), Savrascak – в Хорватии; Sauratez, Sauraz – в Крайне; Saurau, Sauritsch – в Штирии, там же – Sausal (где буква r замещена s); Svarov, Sausice (= Solsice), Sausedowits – в Чехии; Swarzedz – в Познани; Sausenberg – в Прусской Силезии; Swarawa, Swaryczew, Swarzewo, Swarynie и др. – в Польше; Swarawis – на Балтийском побережье; Саварка в Киевской губ., Саврань в Подольской губ., Саврушская слобода при реке Саврухе Самарской губ. и целый ряд названий на сур: Сура, Сураж, Сурово, Сурож, Сурья, Сурвелишки и многие другие в разных местностях России[500]. От того же корня происходит русское слово саврасый = светло-гнедой, рыже-чалый. Проф. Крек приводит еще имена собственные: Svarov (чеш.), Swar, Swarzis (польс.)[501]. Этим, однако, еще не ограничивается список названий, происходящих от svar. Сюда же принадлежит и древнечешское svor или zvor (небесный круг) и географические названия, каковы, напр., Svornik или Zvomik в Хорватии, в Сербии, в Боснии, Svoris (Zvoris), Zworziz в Чехии, Sworowo, Sworzyce в Познани. Наконец svar, как в названии Соракты, переходит в sоr, а отсюда опять ряд названий, напр.: Soraceva в Далмации, Soreg, Soreg в Венгрии, Sorau (ср. выше Saurau) в Лужице, Sorgau в Прусской Силезии и др.[502] Такое изобилие названий, происходящих от корня свар или савр, свор или сор (сур), говорит в пользу общеизвестности и распространенности этого корня в славянских наречиях, преимущественно южных и западных. Разумеется, названия, в которых звучит какой-нибудь из этих слогов, не могут еще служить доказательством существования Сварога как мифологического лица. Совершенно справедливо проф. Ягич для доказательства существования бога Сварога требует, чтобы полное имя его обнаруживалось в географическом названии. «Где это не имеет место, – замечает г. Ягич, – где слышится только начальный слог свор или свар, там мифологическое значение названия лишено твердой почвы»[503]. Попробую удовлетворить справедливое требование г. Ягича. Конечно, гора Соракта (= Сваракта), как лежащая вне нынешних пределов славянской территории, в данном случае может быть отвергнута, как доказательство действительного существования славянского Сварога, хотя и имя ее, и происходивший на ней культ огня и солнца говорили бы во всех отношениях в пользу наименования ее в честь бога первобытного огня, подобного Феосте – Сварогу Ипатьевской летописи. Впрочем, можно обойтись и без Соракты. На Балтийском побережье, в Данцигском округе, есть местечко, называемое Swaroczin, в Кенигсбергском округе – Saurken, в Польше встречаем название Swaroczim, a в Далмации – Soraceva, кроме того, Saus(r)ak в Австрии[504]. Это уже значительно приближает нас к Сварогу: в наименования Сварочин, Савркен, Сварочим, Сорацева (= Сварацева), Савс(р)ак очевидно звучит имя «Сварок» или «Сварак»; в Венгрии встречаем Soregh (= Сваре(о)г); в Каринтии находим местечко Saureggen, название это может, кажется, быть рассматриваемо как онемеченное славянское Саврогово или Сварогово; в Каринтии же находим местечко Saurachberg, т.е. Саврах(г)ова или Сварах(г)ова гора, и, что всего замечательнее, местечко это находится близ Himmelberg, т.е. Небесной горы. Сварах(г) здесь прямо сближается с Небом. Наконец, из словаря Сабляра узнаем, что в старину, во времена римского владычества, Загреб назывался Sоrоgа (= Сварога). Последние названия, эти безмолвные свидетели давно минувшей, почти бесследно утратившейся языческой старины, красноречиво подтверждают глоссы нашего летописца к его переводу летописи Малалы, они возвращают богу Сварогу его мифологическое значение, воскрешают к жизни древнего славянского бога неба или небесного, первобытного огня, родоначальника обоих Сварожичей: солнца и земного огня, – Сварога, имя которого, очевидно, по древней традиции, шедшей из южной и западной полосы славянских земель, достигло и автора Ипатьевской летописи и увековечено им в приведенном выше (стр. 149) отрывке из этой летописи. Молчание о Свароге в других памятниках русских, где имя его несомненно должно было бы встретиться (наряду с именами других языческих богов русских), если бы Сварог действительно под этим названием почитался на Руси, свидетельствует о том, что оно не было распространено в России; но названия «Coper», «Савреген», «Сварах(г)ова гора» (близ Небесной горы), и Сорога, также «Савракте» в древней Италии (кроме того, Soragna в северной Италии, Soragno в Тессинском кантоне, в Швейцарии, Soraga в Тироли, т.е. Сварагна, Сварагно, Сварага)[505] – все эти названия прямо подтверждают существование бога Сварога или Сварагау славян юго-западных. Считаю нелишним напомнить приведенное выше (стр. 149) замечание проф. Ягича, что русский глоссатор «несомненно исходит от бога Сварога» и солнце называет не Сварожичем, а «сыном Свароговым». Поэтому окончательно утрачивается необходимость производить имя «Сварог» от «Сварожич», а следует принять происхождение обоих Сварожичей от бога Сварога.

Теперь совершенно понятными оказываются те различные, на первый взгляд странные формы имени Сварога, которые приведены автором Ипатьевской летописи: Сварог, Саварог и Зварог. Летописец несомненно имел в виду те главнейшие формы, в которых являлся в старину у славян коренной слог этого имени: свар, савр и звар. Все эти формы мы действительно находим в вышеприведенных названиях: свар – в названиях Swaroczin, Swaroczim и др., савр – в названиях Sauracte, Saureggen, Saurachberg и др., наконец звар (звор) – в названиях Зворник, Zworziz, а главнее всего, в имени ретрского Сварожича, который у Титмара и Брунона пишется «Зваражич» – Zuarasizi, Zuarasiz[506].

Титмар, живший на исходе ? и в начале XI века, говорит, что главнейшим божеством Ретрского храма, между многочисленными стоявшими в нем идолами, был Сварожич. Адам же Бременский, писавший во второй половине XI столетия, а за ним Гельмольд, в XII веке, свидетельствуют, что главным богом Ретрского святилища был РАДЕГАСТ или РЕДИГАСТ. Это дает повод заключить, что Сварожич и Редигаст были одно и то же божество и что, следовательно, последнее имя было также одним из наименований бога солнца. Но из того, что имя Сварожича встречается только в двух вышеприведенных свидетельствах Титмара и Брунона, а имя Редигаста упоминается гораздо чаще разными писателями и, кроме того, оставило следы в многочисленных названиях местностей, можно заключить, что оно было главным наименованием Ретрского бога, а Сварожич – его прозвищем, в позднейшее время, по крайней мере, гораздо менее распространенным в народе. К Ретрскому храму, по свидетельству Адама Бременского и Гельмольда, народ стекался для вопрошения оракула, оба писателя приписывают этому храму первенствующее в данном месте значение. Редигаст был также главным богом бодричей. По словам Бангерта и других авторов, истукан Редигаста в стране бодричей в левой руке держал топор о двух лезвиях (bipennis). В Ретре Редигаст в виде истукана, сделанного из золота, сидел на пурпуровом ложе; он, вероятно, был одет в шлем и латы, как прочие стоявшие в Ретрском храме боги (см. выше стр. 25). Оружие в руках Редигаста совершенно соответствует воинственной природе божества солнца, главного представителя святилища, к которому, по свидетельству Титмара, приходили за советом богов каждый раз, когда предстояло идти в поход против врагов. Редигаст, бог солнца, был, следовательно, и богом войны, как Марс. На голове Редигаста у бодричей сидела птица с распростертыми крыльями. На груди истукана, по свидетельству разных авторов, находилось изображение бычачьей или буйволовой головы – народного герба[507].

Вспомним, что Марсу посвящен был дятел (picus Martius), как вещая, воинственная птица, как пророк Марса. Эта священная Марсова птица впоследствии, в сказаниях, превратилась в короля, в воинственного витязя, местами и в демона земледелия и т.д.[508] Овидий описывает статую этого витязя с дятлом на голове[509]. Редигаст, почитавшийся преимущественно как оракул, был, подобно древнеиталийскому Пикусу, представителем вещей и воинственной силы божества солнца. Редигаст пользовался в среде балтийских славян, после Святовита Арконского, наибольшей популярностью. По словам Палацкого, и чехи, давно уже принявшие христианство, посылали за оракулом как в Аркону, так и в Ретру[510]. С богом Редигастом отождествляли храброго царя и героя Радагоста или Радагеза (жившего в V в.), возведенного в божеское достоинство[511], подобно тому, как у римлян слились древнесабинский бог Квирин и обожествленный Ромул. Может быть, первоначальное имя бога и было Сварожич, впоследствии замененное именем возведенного в божеское достоинство Радагоста, между тем как главное имя бога со временем забылось. Позднейшие писатели упоминают о геройских подвигах, совершенных Радегастом бодричей на пользу своего народа[512], – он является благодетелем людей, народным героем, своего рода Геркулесом, как и Святовит Арконский. Независимо от этого, в преданиях о внешнем виде Радегаста бодричей сохранилась черта, характеризующая его и как подателя плодородия: по словам Бангерта, тело истукана ничем не было покрыто, и даже половые части его были обнажены. Принимая во внимание, что большинство древних народов эмблемой плодородия считали фаллос, нельзя не видеть и в обнаженном изображении Редигаста выражения плодоносной его природы. Необыкновенная популярность его доказывается тем, что имя его сохранилось в названиях целого ряда местностей в землях западных славян, и даже неоднократно встречается в России. Известны, напр., под именем Radegast: 1 местечко (Анг.-Дессау), 4 деревни (Ганновер., Мекленб.-Швер., Саксон.) и река (Мекл.-Шверин.), Radegastоrp (ныне Ragestorp в Вагрии), Radho?t – гора (в Моравск. Бескидах) и село (в Галиц.), Radohostice (= Radostice) – 5 деревень (1 в Морав., 4 в Чех.), Redho?t, Radho?t и Radiho?t – деревни (в Чех.), Radegoscz – деревня (в Познан.), Radygosz – местечко (Данциг.), наконец Pадогощ – городище (в России: против Стародуба, на р. Судости, упомин. в летоп. под 1155 г.), Радогощь (Орловск. губ.), Радугощь (Тульск. губ.), Радождево (Калуж. губ., ср. Radohostice = Radostice). Судя по этим названиям, славянское имя бога, в честь которого местности получали свои наименования, вероятно, было Редегаст или Радегост, а не Радигаст, как называют его германские летописцы, тем более, что имена некоторых из перечисленных местностей и в старинных актах постоянно пишутся через a: (Radegast). Имя это состоит из двух частей: Ред или Рад и окончания гаст (= гость), которое встречается в разных славянских именах: Ардагаст, Пирагаст, Волегаст. Первая же половина имени бога, по мнению Шафарика, происходит от слова pат (серб.), рать (рус.) (= война, bellum).

Не могу не обратить внимания и на другое, старинное русское слово рет или реть. Рет, рета или рота, по объяснению Лаврентия Зизания (XVI в.), значит «спор, противление». Реть, по объяснению Памвы Берынды (XVII в.), также значит, между прочим, «спор, противление, битва». Кроме того, у последнего автора реть является синонимом слова ярость: «ярость, pеть = попудливость, начинающийся гнев, до гневу перхливость, сердитость»[513]. Если производить имя Редигаста от «реть», то, следуя объяснению Берынды, название это, по значению своему, совпадало бы с именем Яровита, о котором говорится ниже, и совершенно соответствовало бы богу войны, каковым и был солнечный бог Редигаст. Следовательно, как бы ни читать это имя, Редигост или Радигост, оно означает ретивого или ратного мужа; будучи защитником и благодетелем страны, Радегаст легко мог получить прозвище доброго бога; быть может, в этом смысле Ретрский бог в глазах древнечешского глоссатора получил значение Меркурия (планета Меркурий на чешском языке называется Dobropan). Таким образом находит себе некоторое объяснение выписанное выше, в прим. 1, определение Ретрского бога в древнечешских глоссах. Мы увидим ниже, что Радегаст бодричей действительно может быть сближаем с Гермесом-Меркурием (см. ст.: «Велес»).

В Коренице, на острове Руяне, по словам Саксона Грамматика, было три храма. (Ср. выше стр. 28). В первом из них помещался истукан РУИЕВИТА, изображенного с семью лицами под одним теменем. На поясе этого истукана висело семь мечей, кроме того в руке он держал еще один меч. Во втором храме стоял идол ПОРЕВИТА о пяти головах, но без меча. Швенк высказал предположение, что оба названные бога суть солнечные божества, причем семь лиц Руиевита обозначают семь летних месяцев, а пять голов Поревита – пять зимних (по древнему делению года на лето в 7 и зиму в 5 месяцев)[514]. И сами названия богов вполне подтверждают мысль Швенка. Имя Руиевит, очевидно, происходит от одного корня с rujny (чеш.) = пылкий, горячий, страстный, рујан (серб.) = темно-красный, желтовато-красный, каковы эпитеты совершенно соответствуют пылкому, знойному, яркому солнцу и страстному, ярому, воинственному его представителю в летней части года. Кроме того, Руиевит, как замечено было выше, изображен был с семью мечами, висевшими на поясе, и восьмым, который он держал в руке, следовательно, он представлял бога воинственного, каковым обыкновенно воображали, преимущественно южные народы, бога яркого, палящего солнца. И действительно, Саксон называет его представителем войны. Поревит, напротив, как скованный и связанный зимней стужей и мраком (вспомним представление о солнечном боге зимою у фригийцев и пафлагонян, стр. 82, пр. 1), изображен был вовсе без оружия. В последнем отношении имя его может быть сближено со словом порон (= понор), место, где река скрывается под землею, омут, поронути = нырнуть, погрузиться. Поревит, в таком случае, может обозначать побежденного, скованного мрачной подземной силой, погруженного в подземные омуты солнечного бога.

Весьма сходен с Руиевитом другой бог балтийских славян – ГЕРОВИТ или ЯРОВИТ, которого почитали в Волегасте и Гавельберге. Само имя его (ср. ниже «Ярило»), заключающее в себе понятие о яром, пылком боге, совпадает с именами Руиевита и Редигаста. Обладая могуществом даровать зелень и плоды на деревьях и нивах, также приплод стад (см. выше стр. 30 речь жреца Яровита), он имел вместе с тем и значение бога войны. Годичное торжество в честь Яровита в Гавельберге совпадало со временем величайшего праздника древних славян, – весеннего, а именно отправлялось около 15 апреля. В день описываемого Эбоном праздника Яровита в Гавельберге (в апреле 1127 г.) город отовсюду был окружен знаменами, т.е. эмблемами войны[515].

В волегастском святилище, по свидетельству Эбона, на стене висел огромной величины щит, обтянутый золотом и искуснейшей работы; никому из смертных не дозволено было прикасаться к нему в обыкновенное время: щит был посвящен богу войны Яровиту (Герборд, говоря о Яровите, прибавляет: «Который по-латыни называется Марсом»), и только в военное время мог быть тронут с места. Тогда его несли впереди войска и верили, что через это стяжают себе победу в битвах[516]. Сходство Яровита с Марсом бросается в глаза: и тот и другой стоят в близком отношении к земледелию и скотоводству и, вместе с тем, оба – представители войны. И в святилище Марса висели священные щиты, которых обязательно касался римский полководец, отправляясь на войну; их носили также в торжественной процессии салийцы, ежегодно в течение нескольких дней, начиная с 1-го марта, – месяца, посвященного этому богу. Выше (стр. 30) Яровит охарактеризован словами волегастского жреца и как бог, одевающий леса и поля зеленью, как податель плодородия. Хотя Герборд, сообщивший эти слова жреца, не относит их прямо к Яровитову жрецу, но в том, что произнес их последний, не может быть сомнения, так как богом волегастским был Яровит, и притом праздник его отправлялся в весеннем месяце – апреле, и сам он, как мы видели, вообще представляет сходство с солнечным богом Марсом, бывшим точно так же богом войны, с одной стороны, и подателем весеннего плодородия – с другой.

Как в Святовите Арконском, так и в прочих поименованных солнечных божествах балтийских славян: Радегасте, Руиевите, Яровите, мы узнаем обожествленных народных солнцеподобных витязей или героев, подобных Гераклу и Геркулесу. О Радегасте имеются даже в этом смысле народные предания, на которые мною указано было выше. Что же касается Яровита, то опять находим в древнеиталийских преданиях мифологическую личность, совпадающую с Яровитом и по значению, и по имени. По старочешскому правописанию весна, ярь = garo, ярый = gагу и т.п. Вспомним теперь, как назывался древнеиталийский народный витязь и благодетель до наименования его заимствованным из греческого языка названием Геркулес? Он назывался Garanus, т.е. тождественным с Яровитом названием: gary, ярый (витязь), и имел преимущественно значения гения плодородия, также источника всяких неожиданных благ и богатства. Этот Garanus, по сохранившемуся в Риме древнему преданию, был пастухом, обладавшим необычайной силой, он, а не Геркулес, победил Кака, и только уже впоследствии имя его замещено было именем Геркулеса[517].

В образах семилицего, вооруженного восемью мечами Руиевита, т.е. Руйного или Ярого витязя, по значению имени близкородственного Яровиту, и пятиголового безоружного Поревита, т.е. погруженного, скованного, – мы узнаем олицетворение идеи борьбы лета и зимы: оба истукана могут быть рассматриваемы или как изображения одного и того же солнцеподобного витязя или солнечного бога, ярого, воинственного в течение семи летних месяцев, и скованного, обезоруженного во время пяти зимних месяцев, или же как изображения двух обособленных, самостоятельных представителей лета и зимы, каковыми, напр., в древнейшем фракийском сказании являются светлый, воинственный, солнцеподобный Геракл, с одной стороны, и побеждаемый им, погруженный в глубокий, тяжкий сон великан Алкионей – с другой[518].

Мы встретили раньше (стр. 31) еще одного бога, солнечная природа которого не подлежит сомнению, но о котором мы ничего почти не знаем, кроме его имени: ПРИПЕКАЛО (Pripegala). Мы узнаем о существовании его у балтийских славян только из окружных посланий полабских епископов (XII в.), сравнивающих Припекало с Приапом и Beelphegor, т.е. Ваалом, стоящим на горе Фегоре (в этом смысле последнее название встречается где-то у Тертуллиана). Припекало был, следовательно, богом солнечным, даровавшим плодородие. Имя «Припекало» само по себе чрезвычайно характерно: «Погляжу на восточную сторонушку, – произносит великорусский заклинатель, – как красное солнышко воссияло, припекает мхи болота»... Имя Припекало совпадает, как уже замечено было раньше, с именем древнеиталийского Юпитера Анксура, т.е. иссушающего, припекающего, и, быть может, с именем Бронтона италийских венетов, представителя солнечного зноя (врућина). Юпитер Анксур, как было указано выше (стр. 176), изображался в виде юноши с головою, снабженною лучистым нимбом. В Верхней Лужице найдена статуэтка, изображающая безбородого полуодетого юношу (все одеяние его заключается в короткой, спереди, у шеи, открытой сорочке), с распростертыми вперед и в обе стороны руками, голова юноши окружена нимбом с пятью лучеобразными на нем выступами. Изображение этой статуэтки помещено в названной раньше статье Гаммерштейна «Echte wend. Goetz». Сравнивая изображение этой статуэтки с описаниями статуи Юпитера Анксура и изображения юного, также полуодетого, солнечного бога, найденного в Пицене, нельзя не заметить между ними большого сходства, что позволяет сделать предположение, не представляет ли статуэтка, найденная в Верхней Лужице, миниатюрного изображения Припекала?[519]

Заключаю ряд солнечных богов балтийских славян божеством, сущность которого, вследствие недостатка о нем определенных сведений, также может быть определена не иначе, как посредством сравнения с аналогичными божествами других народов. Божество это называлось ГЕННИЛЬ. Выше (стр. 24) приведено свидетельство Титмара о том, что в окрестностях Мерзебурга пастух носил по селению, из дома в дом, шест, на вершине которого прикреплена была рука, державшая железное кольцо. При входе в дом пастух вместо приветствия произносил: «Бди, Генниль, бди!»; после того, по словам Титмара, они (жители селения) весело пировали и верили, что находятся под покровительством этого бога. Кольцо (коло, колесо) издревле служило эмблемою солнца, т.е. солнечного круга (см. выше стр. 165 пр. 5, о представление солнца в образе колеса). Кольцо, очевидно служившее в данном случае эмблемою Генниля, говорит в пользу солнечной природы последнего. Генниля естественно сравнивают с богом-покровителем пастухов литвинов, называемым «Гониглис», тем более, что, по преданию, и лужицкие сербы в старину называли Генниля сходным именем: Гонидло (Honidio)[520]. Все эти названия, вероятно, находятся в связи со словами: гнать, погонщик, honiti (чеш.), gonie (польс.), гончин (серб. = погонщик стад) и т.п.

Рассказ Титмара, относящийся к 1017 году, представляет большое сходство с преданием, записанным Куном (Kuhn. M?rk. Sagen, 330). Старый лесничий из Зебена, близ Зальцведеля, рассказывал, что в названной местности, в старину, в известный день в году, соблюдался следующий обычай: из общественного леса привозили дерево, ставили его в селении и плясали вокруг него, восклицая: «Генниль, Генниль, бди!»[521] Этот рассказ в свою очередь напоминает сходный обычай, соблюдавшийся во всем Древенском округе (Draw?n, в Ганнов.) в прошедшем столетии: в праздник Благовещения (т.е. в один из главнейших весенних праздников) толпой отправлялись в лес, выбирали дерево и рубили его, в чем принимали участие все домохозяева селения. Срубленное дерево клали на повозку, покрывали платьем и везли в селение; здесь, прикрепив на его вершину крест, воздвигали его на месте, где стояло до того прошлогоднее дерево. По укреплению дерева, так чтобы можно было взобраться на его вершину, сельский староста, при громких кликах толпы, взлезал на дерево и насаживал на крест железного петуха. Предводительствуемые сельским старостой, поселяне сначала бегали кругом дерева, затем плясали, потом староста брал в руки большую зажженную свечу и стакан пива и, обходя кругом собранного деревенского стада, окроплял его пивом и благословлял, причем произносил какие-то слова на вендском языке, которых автор, описавший обряд, к сожалению, не сообщил. В день поставления дерева, которое, по укрепленным на его вершине кресту и петуху, называлось крестовым или петушьим, в Бюлиге и во всем Древене окроплялись пивом или водкой дома, конюшни и скотные дворы, кухни, погреба, клети и покои, – все это делалось с целью отстранения в будущем от скота всяких невзгод. В приходе по имени Предел (Pred?hl) гоняли скот кругом дерева, для того чтобы он в предстоящем году хорошо плодился, также обходили кругом дерева с зажженной свечой, произнося известные изречения на вендском языке. Затем следовали пирование и выпивка. Дерево оставалось на месте до будущего года[522].

«Крестовое» дерево, очевидно, играло здесь такую же роль, как дерево, которое звали Геннилем в рассказе зебенского лесничего. Кругом его плясали и совершали известные обряды, от него ожидали приплода стада и всякого благополучия, преимущественно по отношению к деревенской скотине. Дерево же, которое величали Геннилем, конечно, имело то же значение, как шест с кольцом в руках пастуха, в рассказе Титмара. Крест и петух (эмблема утреннего солнца) на вершине «крестового» дерева, без сомнения, заменили собой Геннилево кольцо (эмблему солнечного колеса) или, по крайней мере, имели то же самое значение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.