Глава 11

Глава 11

Оставшись одна, Элси с рыданиями опустилась на колени.

— Ох, — стонала она, — Я не смогу, не смогу этого вынести!

Затем она подумала об агонии страданий в Гефсиманском саду и тот горький крик: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия!» (Мф. 26:39), а затем молитва послушания «о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42).

Элси открыла свою Библию и читала о страданиях Иисуса, которые Он переносил так кротко и терпеливо, без ропота и без единой жалобы. Все это переносил Тот, Кто был свободен от греха, переносил не за Себя, а за других страдания, с которыми ее собственные не шли ни в какое сравнение. Потом она стала молиться, чтобы перед ней предстал образ Иисуса, чтобы она могла так же, как и Он полностью подчиниться воле своего Небесного Отца и с кротостью и терпением переносить любые испытания, которые Он считает для нее необходимыми.

Элси чувствовала себя очень скверно, и час за часом, после того, как она легла спать, она ворочалась с боку на бок, страдая как от физической, так и от душевной боли. В голове у нее стучало, и сердечко болело от тоски о том, кто был теперь от нее дальше, чем когда бы то ни было. И хотя мозг ее был переполнен беспокойными, тревожными мыслями, все истории, которые она когда-то читала о замученных пленных монашках, все описания ужасных издевательств Рима над своими несчастными жертвами безжалостным потоком всплывали в ее памяти. Наконец она засыпала, но лишь для того, чтобы проснуться опять, дрожа от страха. Ей снилось, что она находится в темнице инквизиции.

Девочка засыпала снова, но видела во сне новые ужасы, которые казались совершенно реальными и продолжались даже тогда, когда она просыпалась. И вот так, между забытьем и пробуждениями, медленно тянулись часы, пока, наконец, не наступил день. Девочке эта ночь казалась самой длинной из всех прошедших.

Служанка ее вошла в комнату в обычный час и была удивлена и встревожена, увидев свою юную госпожу все еще в постели. Щеки ее горели, глаза сверкали от температуры, а фразы вылетали безумные и несвязные.

Выскочив из комнаты, Фанни побежала искать мисс Аделаиду, которая, как она уже давно поняла, была единственной из всей семьи, кто проявлял интерес к этому ребенку. Через несколько минут юная тетя стояла у постели, смотря со слезами на маленькую страдалицу.

— Ох, мисс Аделаида! — шептала служанка, — я думаю, она очень больна, не послать ли нам за доктором?

— Да, вели Джиму отправиться за ним немедленно, и на обратном пути пусть остановится и скажет тетушке Хлое, что она здесь очень нужна, и чтоб приехала как можно скорее, — быстро ответила Аделаида. Затем она постаралась уложить девочку поудобнее. Она оставалась до тех пор, пока не появилась тетушка Хлоя, которая тут же сменила ее. Прошло меньше часа, с тех пор как она получила известие, и как раз в это время в Розлэнде раздался звонок на завтрак.

— Итак, Элси температурит, и пока неизвестно, заразная она или нет, — заметила миссис Динсмор. — Нам просто повезло, что мы как раз уезжаем из дома на все лето. Теперь я должна забрать всех детей, и отправиться нам необходимо сегодня. Как хорошо, что Элси последнее время постоянно находилась в своей комнате. Успеешь ли ты собраться к послеобеденному поезду, Аделаида?

— Я не поеду, мама, — тихо ответила Аделаида.

— Почему же? — удивленно спросила ее мать.

— Потому что я предпочитаю остаться с Элси.

— Что за абсурдная идея! — воскликнула миссис Динсмор. — Тетушка Хлоя сделает все необходимое, и

ты не подозреваешь, какому виду инфекции ты можешь быть подвержена.

— Я не думаю, что есть какая-либо опасность, мама, и если Элси будет очень плохо, то тетушке Хлое нужна будет помощь. И к тому же я не хочу оставлять ребенка Хораса на попечение слуг. Элси была большим утешением для меня в моих переживаниях, — добавила она со слезами на глазах, — и я не оставлю ее теперь. И знаешь, мама, это не самоотречение, потому что меня не тянет к развлечениям. Я с большим удовольствием останусь.

— Конечно, оставайся, если хочешь, — ответил отец, впервые подав голос. — Я не думаю, что болезнь Элси заразная, она, без сомнения, извела себя тоской, да и перед соседями будет выглядеть неблагородно, если мы все разбежимся и оставим ребенка в таком состоянии. Ах, а вот и доктор, и мы выслушаем его мнение, — воскликнул он, когда в приоткрытую дверь заметил, как их семейный доктор спускался по лестнице. — Пригласи его к столу, Помп. Доброе утро, доктор! Как дела у вашего пациента?

— Я думаю, что она довольно в тяжелом состоянии, сэр, хотя относительно ее болезни я еще не могу высказать определенного мнения, — ответил доктор, приняв приглашение сесть за стол.

— Это что-либо заразное? — с нетерпением спросила миссис Динсмор.

— Не могу сказать уверенно, мадам, но думаю, что нет.

— Нужно ли послать за Хорасом? Что бы вы посоветовали? — нерешительно спросил мистер Динсмор.

— Ну нет, — был ответ, — по крайней мере не сейчас, давайте еще подождем, чтобы судить, затянется ли ее болезнь. Возможно, это просто легкий приступ.

— Я сегодня же напишу ему, — решила про себя Аделаида, хотя вслух ничего не сказала.

Миссис Динсмор торопливо собиралась, и после обеда Аделаида и Элси оказались единственными обитате-

лями дома, не считая слуг. Аделаида смотрела, как удалялся экипаж, и затем с чувством уныния и одиночества и с плохим предчувствием она вернулась к постели Элси.

Ребенок метался, стонал и бессвязно бормотал. Аделаида глубоко вздохнула при мысли, что это, возможно, только начало долгой и серьезной болезни. Она с сожалением сознавала, что совершенно не имеет никакого опыта сестры милосердия.

— Ох! — воскликнула она в отчаянии, — если бы у меня был хоть какой-нибудь опытный друг, который бы мог посоветовать и помочь, насколько было бы легче!

За окном послышался шорох колес по гравию, и торопливо повернувшись к тетушке Хлое, она сказала:

— Сойдите вниз и скажите им, что я прошу прощения. Я не могу принимать гостей, пока моя маленькая племянница больна.

Тетушка Хлоя ушла, но вернулась почти немедленно, сопровождаемая миссис Травиллой.

С радостным восклицанием бросилась Аделаида в добрые, материнские руки, протянутые к ней, и разрыдалась. Миссис Травилла позволила ей немного поплакать, ласково поглаживая ее по волосам и бормоча что-то утешительное. Затем мягко сказала:

— Эдвард заезжал сегодня утром и все узнал. Я знала, что ты еще совсем молоденькая и будешь чувствовать себя одинокой и неуверенной, а я люблю это милое дитя, словно оно мое собственное. Поэтому я и приехала, чтобы остаться и помочь тебе ухаживать за ней, если ты мне позволишь.

— Позволю вам?! Милая миссис Травилла! Да я никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту!

Миссис Травилла только улыбнулась и пожала Аделаиде руку, которую она держала в своей. Затем она тихонько положила в сторону свою шляпку и шаль и села возле постели. Так просто, как дома, расположилась эта добрая женщина с намерением быть полезной.

— Ах, какое огромное облегчение видеть, что вы здесь, — прошептала Аделаида. — Вы не представляете, какое бремя вы сняли с меня.

Но не успела миссис Травилла что-либо ответить, как Элси вздрогнула и дико закричала:

— Ох, нет, папа! Не посылай меня туда! Они убьют меня! Они замучают меня! Ох, позволь мне остаться дома с тобой, я буду очень хорошей!

Миссис Травилла успокаивающе заговорила с ней и уговорила ее опять лечь.

Элси посмотрела на нее довольно осмысленно и, протянув руку, сказала со слабой улыбкой:

— Спасибо, миссис Травилла, вы очень добры, что пришли навестить меня. Я сильно болею, моя голова так болит, — и она положила руку на голову, а глаза опять приняли безумное выражение. Девочка опять вся сжалась и завизжала. — Ох, тетя Аделаида, спасите меня! Спасите меня! Не позволяйте им забирать меня в это ужасное место! Неужели я сейчас должна идти? Сегодня? — спросила она с мольбой в голосе. — Ах, как я не хочу идти! — Она прижалась к девушке, которая склонилась над ней со слезами на глазах, тельце ее все дрожало.

— Нет, милая, нет, — ответила та, — никто не заберет тебя, никто не обидит тебя. — Затем, в ответ на вопросительный взгляд миссис Травиллы, она вполголоса объяснила:

— Хорас решил отправить ее в монастырь, чтобы там она закончила свое образование. И об этом я сказала ей вчера вечером, — печально добавила она, — как он попросил. И я очень боюсь, что испуг и ужас, которые она пережила, послужили причиной этого срыва.

— Бедная, милая, драгоценная овечка! — вздохнула тетушка Хлоя, стоящая в ногах кровати, печально смотря на свою подопечную и смахивая слезы, которые одна за другой сбегали по ее темным щекам. — Я бы хотела, чтобы мистер Хорас увидел ее сейчас. Я уверена, что он никогда бы не повторил таких жестоких слов.

— Без сомнения, он бы должен быть здесь! Ты не послала за ним, Аделаида? — спросила миссис Травил-ла. — Она очень больна, и очень важно облегчить ее душевные переживания, если, конечно, это возможно сделать в настоящее время.

— Сегодня утром я написала ему, — ответила Аделаида, — буду писать каждый день, пока он не приедет.

Элси уловила слова, и возбужденно посмотрев на свою тетю, заговорила опять довольно сознательно:

— Вы написали папе, тетя Аделаида? Ох, попросите его, чтобы он скорее приехал домой, чтобы скорее. Скажите ему, что я еще один раз хочу его увидеть. Ох, тетя Аделаида, ведь он поцелует меня, когда я буду умирать, правда? Скажите, что он так сделает.

— Я вполне уверена, миленькая, — успокоительно ответила Аделаида, нагнулась и поцеловала маленькую горячую щечку. — Но мы еще не позволим тебе умирать.

— Но вы попросите папу? Вы попросите его, чтобы он приехал? — с еще большим нетерпением умолял жалобный голосок.

— Обязательно, я уже написала, милая, — ответила девушка. — И я даже не сомневаюсь, что он немедленно, как только получит это письмо, отправится домой.

День за днем температура свирепствовала в маленьком тельце Элси, и когда, наконец, она спала, девочка была совсем изможденной.

Доктор сказал, что ей теперь нужен только хороший уход и усиленное питание, которые полностью восстановят ее силы. Миссис Травилла и тетушка Хлоя, которые ни днем, ни ночью не отходили от нее, плакали от радости и благодарности, что их драгоценная крошка выжила.

Но, увы! Надежды их скоро растаяли, так как проходили дни, а девочка все еще оставалась в постели, слабая и безжизненная, не проявляя никакого интереса к жизни и теряя последние силы.

Доктор расстроенно покачал головой и, отозвав Аделаиду в сторону, сказал:

— Я не могу понять, мисс Динсмор, нет ли у нее какого-либо переживания? Она выглядит так, словно тяжелая забота или печаль давит на нее, заглушая росточек жизни. Она не проявляет никакого желания поправиться. Необходимо что-то, чтобы встряхнуло ее и пробудило в ней любовь к жизни. Не беспокоит ли ее что? Если так, то оно должно быть немедленно устранено, иначе она просто умрет.

— Она очень хочет увидеть отца, — заплакала Аделаида. — Ох, как бы я хотела, чтобы он приехал! Я не представляю даже, что может его задерживать? Я писала ему уже несколько раз.

— Да, конечно, я бы тоже хотел, чтобы он был здесь, — ответил доктор, вид у него был очень озабоченный. — Мисс Аделаида, — неожиданно воскликнул он. — Если бы она была на десять лет старше, я бы сказал, что она умирает от разбившейся надежды, но она такая маленькая, что сама идея просто абсурдна.

— Вы правы, доктор! Это то самое! Ох, как бы я хотела, чтобы Хорас приехал! — повторяла Аделаида, ходя туда сюда по комнате, заламывая руки. — Вы заметили, доктор, — вдруг остановилась она перед ним, — как она смотрит, когда открывается дверь, вздрагивает и трепещет при каждом звуке? Это убивает ее, ведь она слишком слабая, чтобы переносить это. О, если бы только Хорас приехал и облегчил бы ее страдания! Он был недоволен ею и пригрозил отправить ее в монастырь, которого она ужасно боится. Она безумно любит отца, и его недовольство и предупреждения произвели на нее такое сильное впечатление. Бедный ребенок!

— Напишите еще раз, мисс Аделаида, и скажите ему, что ее жизнь зависит от скорости его возвращения и примирения с ней. Если он не хочет ее потерять, он должен немедленно освободить ее от всех страхов и волнений, — сказал доктор, берясь за шляпу. — Это единственное лекарство, в котором она нуждается, и только оно способно что-либо сделать. До свидания. Я зайду опять к полудню.

Аделаида, не дождавшись его ухода, поспешила в свою комнату, чтобы написать брату обо всем, что сказал доктор, умоляя его, если у него есть хоть чуть-чуть любви к своему ребенку, возвратиться немедленно. Бумага вся была покрыта слезами. Они падали так быстро, что ей было трудно писать.

— Она с самого начала говорила, что эта болезнь будет последней, и теперь сильный страх овладевает мною, что она была права. Ох, Хорас, неужели ты не приедешь и не спасешь ее?

Такими словами Аделаида закончила свое письмо. Запечатав и отправив его на почту, она вернулась к постели своей маленькой племянницы.

Элси тихонько лежала с закрытыми глазами, но на лице ее было выражение страдания. Миссис Травилла сидела рядом с ней, держа ее за ручку, и со слезами на глазах смотрела на это изможденное личико, которое она полюбила так сильно.

Неожиданно глазки открылись и посмотрели на нее с таким выражением, от которого сердце ее сжалось.

— Что, моя миленькая, у тебя что-то болит? — спросила она, наклоняясь над девочкой с нежной заботой.

— Ох, миссис Травилла! — пробормотала девочка, — мои грехи... мои грехи! Их так много, они такие черные... «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). Так Бог сказал, а я... я не святая... я мерзкая, ох, такая мерзкая, такая грешная! Неужели я никогда не увижу Его лица? Как же я могу решиться предстать пред Ним?

Говорила она медленно, прерывисто дыша, голосок ее иногда совсем переходил на шепот, и если бы не абсолютная тишина в комнате, то ее слова едва ли были уловимы.

Слезы быстро падали из глаз миссис Травиллы, и прошло несколько мгновений, пока она смогла овладеть своим голосом.

— Мое драгоценное, милое дитя, Он силен спасти самых грешных. «Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха» (1 Ин. 1:7). Он омоет тебя в этом драгоценном фонтане, открытом для греха и всякой нечистоты. Он оденет тебя в одежды Своей праведности и представит оправданной пред троном Божьим без единого пятна и порока. Он Сам сказал это, и разве этого не будет, моя крошка? Да, дитя мое, я уверена, что «начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа» (Флп. 1:6).

— Ох, да, Он будет, я знаю, что Он будет. Любимый Иисус! Мой Спаситель! — бормотала девочка, и улыбка небесного мира и радости озарила ее личико. Она закрыла глаза, и казалось, спала. Аделаида, будучи не в состоянии больше контролировать свои чувства, тихонько вышла из комнаты, чтобы выплакаться не сдерживаясь.

Час спустя Аделаида сидела одна возле кровати, так как миссис Травилла должна была вернуться на несколько часов в Ион. Тетушка Хлоя ушла на кухню, чтобы проследить за приготовлением новых деликатесов, которыми она надеялась возбудить аппетит Элси.

Уже несколько минут Аделаида молча смотрела на маленькое бледное, худенькое личико. Оно было милым, печальным, с отражением кротости и смирения. Глаза ее снова затуманились, когда она подумала о том, чего они боялись.

— Элси, лапочка, милая крошка, — тихо дрожащим голосом проговорила она, с нежностью склоняясь над ребенком.

— Дорогая тетя Аделаида, как вы добры ко мне, — сказала девочка, открыв глаза и с любовью смотря в лицо своей тети.

Послышался звук подъезжающего экипажа.

— Это мой папа? — спросила Элси, вздрагивая и дрожа.

Аделаида подскочила к окну. Нет, это был только добрый сосед, который подъехал узнать, как чувствует себя ребенок.

Сильное разочарование отразилось на выразительном личике девочки, белые веки опустились, и из-под

темных ресниц выступили крупные слезы, тихо скатившиеся на подушку.

— Он не приедет домой, — тихо шептала она, как бы рассуждая с собой. — Ох, папа, я хочу услышать, что ты простил мне все мои непослушания. Я хочу только один поцелуй, прежде чем уйду. Возьми меня к себе на руки, папа, и прижми меня к своей груди, скажи, что ты любишь меня.

Аделаида не могла больше выдержать: трогательный умоляющий голос пронзал ее сердце.

— Милый, милый ребенок! — заплакала она, наклоняясь над девочкой. — Он любит тебя! Я это знаю. Ты очень дорога его сердцу, и ты не должна умирать. Ох, милая, живи ради него и ради меня. Он скоро приедет, и тогда все будет хорошо. Он будет очень благодарен, что не потерял тебя, и никогда ни за что не позволит, чтобы вы снова были разлучены.

— Нет, о, нет! Он сказал, что он не любит непослушного ребенка, — всхлипнула Элси. — Он сказал, что никогда не поцелует меня опять, пока я не подчинюсь... А вы знаете, что я не могу этого сделать. А он, ах, тетя Аделаида, он никогда не нарушает своего слова.

— Ох, Хорас, Хорас! Неужели ты никогда не приедешь? Неужели ты позволишь ей умереть? Такой юной, такой милой и приятной! — причитала со слезами Аделаида, заламывая руки.

Но Элси опять заговорила, и девушка притихла, чтобы послушать.

— Тетя Аделаида, — пробормотала девочка тихим, слабым голосом. — Я очень слабая, чтобы держать ручку, не напишите ли вы за меня кое-что?

— Обязательно, миленькая, я сделаю для тебя абсолютно все, что только смогу, — ответила она.

Затем, повернувшись к служанке, которая только что вошла в комнату, она сказала:

— Фанни, поднеси сюда письменный столик мисс Элси и поставь его рядом с кроватью. Теперь отнеси этот поднос на кухню и можешь не приходить, пока я не позвоню.

Элси вздрогнула и повернула голову на звук открывающейся двери. Делала она это бессознательно, с тоской и нетерпением наблюдала за входящими, а затем опять разочарованно отворачивалась.

— Бедный папа! Бедный, милый мой папа! — бормотала она, ему будет так одиноко без его маленькой доченьки. Мое сердце так болит за тебя, мой родной папочка.

— Тетя Аделаида, — спросила девочка, смотря на нее очень внимательно. — Вы не знаете, каким богатством обладала мама? Сколько бы денег я имела, если бы стала взрослой?

— Нет, дорогая, — ответила она удивленно, потому что даже когда Элси была здоровой, она никогда не интересовалась богатством. — Я не могу точно сказать, но знаю, что это много тысяч.

— И я предполагаю, что это все останется папе, когда меня не будет. Я рада этому. Но я бы хотела часть из этого раздать, если можно. Я знаю, что я не имею права, потому что я еще маленькая, папа говорил мне об этом несколько раз. Но я думаю, что он с удовольствием сделает то, что я хочу с некоторой частью денег, вы тоже так думаете, тетя Аделаида?

Аделаида согласно кивнула, она не решалась заговорить, потому что уже догадывалась, что это ничто иное, как завещание ее маленькой племянницы, которое она просит ее написать.

— Тогда, тетя Аделаида, — продолжал слабый голосок, — пожалуйста, запишите, что я хочу, чтобы мой дорогой папа содержал одного миссионера на часть из этих денег. Я знаю, что он будет заботиться о моей старенькой няне до конца ее жизни, и я надеюсь, что ради его маленькой Элси он будет очень, очень добр к ней и даст ей все, чего она захочет. Я хочу, чтобы он что-то сделал и для миссис Мюррей. Мама любила ее, и я тоже, она всегда была очень добра ко мне и рассказала мне об Иисусе. Итак, я хочу, чтобы папа давал ей каждый год определенную сумму, достаточную, чтобы ей было хорошо. Она уже стареет, и я думаю, что она очень бедная.

— Я все это записала, Элси. Еще что-нибудь? — спросила Аделаида, едва справляясь со своим голосом.

— Да, пожалуйста, — ответила девочка и стала перечислять каждого члена семьи по имени, начиная от дедушки, затем перешла на слуг, определяя для каждого из них какой-нибудь маленький подарок. В основном это были вещи, которые она имела, а некоторое необходимо было купить, если захочет ее папа. Даже мисс Дэй не была забыта, и для нее Элси завещала дорогое кольцо. Своей тете Аделаиде она пожелала отдать папину миниатюру, локон своих волос и маленькое Евангелие.

— И ты в самом деле хочешь расстаться с папиной фотографией, Элси? — спросила Аделаида. — Я думала, что она тебе очень дорога.

— Я не могу взять ее с собой, дорогая тетя Аделаида, — последовал тихий ответ. — Да и он сам не захочет. Я думаю, что вы любите его больше, чем все остальные. Ох, тетя Аделаида, утешьте моего бедного папочку, когда я уйду и он останется совсем один! — воскликнула она, и крупные слезы побежали по ее бледным щекам. — Так тоскливо быть одному, когда никто тебя не любит! Мой бедный, бедный папа! Я — это все, что у него есть.

— Но ты ничего не оставляешь ему, Элси, — сказала Аделаида, вытирая слезы и просматривая то, что она только что написала.

— В моем столе лежит маленький пакетик, адресованный ему. Пожалуйста, отдайте ему это и мою любимую, драгоценную маленькую Библию. Я не могу пока еще с ней расстаться, но потом, когда меня не будет.

Затем она упомянула о том, что уже показала няне место, где бы она хотела быть похороненной, и добавила, что не хочет никаких памятников, а просто белый камень, на котором будет написано ее имя, возраст и текст из Писания.

— Это все. Спасибо вам большое, милая тетушка, — сказала Элси, когда Аделаида закончила писать. — Теперь, пожалуйста, дайте мне ручку и подержите бумагу, я думаю, что смогу написать свое имя.

Несмотря на то, что рука Элси дрожала, подписалась она довольно разборчиво. Затем по ее просьбе бумага была сложена, запечатана и положена в ее стол. Бумагу должны были отдать после смерти Элси ее отцу вместе с пакетиком.

Заметно было, что для девочки это было большим облегчением, так как в последнее время ее это сильно тревожило. Но долгий разговор исчерпал ее последние силы. Аделаида сильно встревожилась, видя, как по личику девочки расплылась смертельная бледность, и она настояла, чтобы Элси лежала спокойно и постаралась уснуть.

Элси старалась подчиниться, но поднялась температура, и она стала беспокойно метаться.

— Я не могу, тетя Аделаида, — наконец сказала она, — и я хочу вам еще что-то сказать, чтобы вы передали папе, потому что я не смогу этого сделать в другой раз. Я боюсь, что он не приедет до того, как я умру, и он будет очень сожалеть. Мой бедный, бедный папа! Скажите ему, что я любила его до самого конца, что я мечтала просить у него прощения за все непослушания и нехорошие чувства, которые у меня возникали к нему. Это было дважды, с тех пор как он был мною недоволен. Первый раз, когда он отказался дать мне письмо от мисс Аллизон, а второй — когда он отправил мою няню. Каждый раз это было всего только на несколько мгновений, но это было очень плохо, и я очень сожалею об этом.

Последние слова были прерываемы всхлипываниями.

— Бедная крошка, — горько плакала Аделаида. — Я не думаю, что ангел смог бы перенести это лучше, и я знаю, что твой отец будет казнить себя за свою жестокость к тебе.

— Ох, тетя Аделаида, не говорите так. Не позволяйте ему укорять себя, но постарайтесь, как только можно, утешить его. Я его ребенок, и он имеет право, и он только хотел сделать меня лучше. Мне все это было необходимо, а то бы Бог не допустил этого.

— Ох, Элси, милая, я не могу с тобой расстаться! Ты не должна умирать! — плакала Аделаида, наклонившись над ней, и слезы ее быстро стекали на кудряшки Элси. — Так трудно видеть, что ты умираешь такой юной, когда тебе еще жить да жить.

— Как приятно уйти домой, — пробормотал мягкий, тихий голосок. — Так приятно уйти и жить с Иисусом, навсегда быть свободной от греха!

Аделаида ничего не ответила, и некоторое время тишину комнаты нарушали только ее всхлипывания.

— Не надо так плакать, тетушка, — слабо попросила Элси, — я очень счастлива, только я хочу увидеть своего папу. — Затем она добавила что-то бессвязное, и Аделаида с тревогой почувствовала, что она опять стала бредить.

Девушка позвала слугу и отправила его за доктором, прося его прибыть немедленно, так как с ребенком происходят серьезные перемены.

Никогда в своей жизни Аделаида не переживала так сильно, как в следующие полчаса, которые она с верной тетушкой Хлоей провела возле больной... Маленькая фигурка беспокойно металась по постели, температура, казалось, поднималась с каждой минутой, девочка бредила. Джим не смог найти доктора, а миссис Травилла задержалась дольше, чем предполагала.

Но наконец, она приехала, и хотя явно была опечалена и встревожена изменениями, происшедшими с Элси, ее спокойствие и сосредоточенность немного успокоили Аделаиду.

— Ох, миссис Травилла, — прошептала девушка, — вы думаете, что она умрет?

— Не будем оставлять надежду, моя милая, — ответила женщина, стараясь говорить весело. — Но в настоящее время моим самым большим утешением является уверенность, что она ко всему готова. Никто не может сомневаться, что она является овечкой из паствы Спасителя, и если Он хочет принять ее в Свои объятия... — она замолчала, будучи не в состоянии говорить от нахлынувших чувств, а затем добавила дрожащим голосом:

— Для нас это будет очень печально, нет сомнения, но для нее, милой крошечки — чудесная, благословенная перемена.

— Я не могу свыкнуться с этой мыслью, — рыдала Аделаида, но у меня теперь едва есть надежда, потому что... — и она рассказала миссис Травилле, чем они занимались в ее отсутствие.

— Пусть это не расстраивает тебя, моя дорогая, — успокоительно ответила леди, — я не верю в приметы, и пока есть жизнь, есть надежда.

В этот момент пришел доктор Бартон. Взглянув на свою юную пациентку и посчитав пульс, он печально покачал головой.

Аделаида не отрывая глаз следила за выражением его лица.

Он провел рукой по красивым кудрям Элси.

— Да, очень жалко, — заметил он тихо ее тете, — но ими нужно пожертвовать, их немедленно нужно срезать, а голову побрить.

Аделаида содрогнулась.

— Есть ли какая-нибудь надежда, доктор? — одними губами произнесла девушка.

— Еще есть жизнь, мисс Аделаида, — ответил он. — И мы должны использовать все, что в наших возможностях. Как бы я хотел, чтобы ее отец был здесь. Вы ничего от него не получили?

— Нет, ничего, ничего! — ответила она с острой болью, затем торопливо покинула комнату, чтобы отдать необходимые распоряжения относительно указаний доктора.

— Нет, нет, вы не должны! Папа не позволит этого! Он сильно рассердится, он накажет меня, если вы отрежете мои волосы! — и худенькая ручка Элси поднялась со слабой попыткой оттолкнуть безжалостные ножницы, которые срезали одну за другой прядки ее красивых волос.

— Нет, милая, он не будет недоволен, потому что это необходимо, чтобы ты поправилась, — успокаивала ее миссис Травилла нежным, ласковым голосом. — И если бы твой папа был здесь, то он сам просил бы нас это сделать.

— Нет, нет, не отрезайте! Я не буду, я не могу быть монашкой! Ох, папа, спаси меня! Спаси меня! — пронзительно кричала она.

— Милое дитя, ты дома, и вокруг тебя только друзья.

Это опять был нежный голос миссис Травиллы, и на некоторое время девочка, казалось, успокоилась, но в мозгу ее проплыло что-то новое, и она дико закричала:

— Нет! Нет! Заберите! Я не поклонюсь истукану! Нет, нет, я не буду! — затем заплакала горько и безутешно, причитая так, что невозможно было спокойно слушать. — Ох, папа, не сердись! Я постараюсь быть хорошей! Ох, я совсем одна, никто меня не любит!

— Элси, миленькая, мы все здесь, и мы любим тебя, очень любим, — проговорила Аделаида срывающимся голосом, а слезы неудержимым потоком падали на маленькую ручку, которую она держала.

— Мой папа, я хочу видеть своего папу, но он сказал, что не поцелует меня, пока я не покорюсь, — голосок был тихий и печальный, а большие печальные глаза смотрели на Аделаиду.

Вдруг она подняла глаза кверху, радостная улыбка озарила ее личико, и она живо воскликнула:

— Да, мама, да, я иду! Я пойду с тобой! Аделаида повернулась и вышла из комнаты, не в силах больше сдерживаться.

— Ох, Хорас, Хорас, что ты наделал! — повторяла она, беспокойно ходя по комнате и заламывая руки.

Вышел доктор, но она была слишком поглощена своим горем, чтобы заметить его. Однако он все равно подошел к ней и взял ее за руку.

— Мисс Аделаида, — ласково сказал он, — это правда, ваша маленькая племянница очень больна, но мы не будет терять надежды. Конечно, присутствие ее отца могло бы что-либо изменить, и, без сомнения, он скоро будет здесь. Но попробуйте успокоиться, моя милая леди, и надейтесь на лучшее, а не то, я боюсь, что у меня будет еще один пациент. В эту ночь я сам останусь с девочкой и хотел бы настоять на том, чтобы вы легли отдохнуть, потому что вам это очень необходимо. Вы уже пили чай?

— Я не могу есть, — покачала Аделаида головой.

— Вы должны хотя бы попробовать, вам это необходимо, — просил он. — Не хотите? Ну что ж, тогда ложитесь, иначе вы обязательно заболеете.

Аделаида смотрела на него с немым вопросом, который она не решалась задать.

— Нет, — ответил он, - сиюминутной опасности нет, и если будут какие-либо серьезные изменения, я вас, позову.

Ухватившись за эту надежду, она уступила и пошла, чтобы прилечь.