Жизнь и деятельность

Жизнь и деятельность

Едва ли не самым примечательным религиозным деятелем Японии является дзэнский наставник Догэн (1200–1253), что подтверждается повышенным вниманием наших современников к этой исторической личности. Его постоянно ставят в пример и почитают за бодхисаттву не только адепты школы Сото, но и представители других буддийских сект. Философы черпают вдохновение из «несравненных глубин его мышления», которые служат своего рода «указующим перстом развитию современной философии». Многие гордятся «уникальной религиозной личностью, порожденной из самого сердца японской культуры» и сочетающей в себе лучшие элементы японского гения. В самом деле, вполне может статься, что Догэн является самым великим и оригинальным мыслителем из числа тех, кого когда-либо порождала японская земля.

Несомненно одно – это был человек выдающихся качеств и личного обаяния. Его труды являют потомкам пример истинного человеколюбия и проникновенного интеллекта. Особой чертой литературного наследия Догэна следует признать уникальность его интуитивного постижения и религиозного поиска. В рамках нашего исследования мы ограничимся кратким описанием его жизни и деятельности, по мере возможности подчеркивая отличительные черты его религиозных воззрений и философского мировосприятия.

Подобно другим дзэнским наставникам, Догэн вошел в историю под своим монашеским, а не светским именем. Он был выходцем из знатной семьи, родословная которой восходила к императорскому двору. Его отец, Куга Мичичика, занимал высокий государственный пост, а мать принадлежала к клану Фудзивара, многие представительницы которого стали императрицами. Высокоодаренный юноша получил прекрасное образование, приличествующее отпрыску знатного рода. В возрасте четырех лет он уже читал свои первые китайские стихи. Однако несмотря на то, что и в дальнейшем его образование подвергалось сильному китайскому влиянию, это не смогло оказать решающего воздействия на формирование его мировоззрения. В работах Догэна ощущается лишь опосредованное влияние китайской литературы, знакомство с которой подсказало ему форму, но не содержание.

В двухлетнем возрасте Догэн лишился отца, а в семь лет стал круглым сиротой. Этот печальный опыт стал его первым глубоким религиозным переживанием. Тоска и одиночество привели к осознанию бренности всего мирского. Биограф пишет: «Его печаль не знала границ, когда в возрасте семи лет он провожал мать в последний путь. Наблюдая за погребальным дымом ладана в храме Такао, он осознал сущность рождения и угасания – преходящую природу всех вещей. Это привело к тому, что в его сердце возникло стремление к просветлению». Перед тем как покинуть этот мир, мать призвала сына к своему смертному одру и сообщила ему последнюю волю, согласно которой он должен был стать монахом и последователем Дхармы, искренно молиться за души почивших в бозе родителей и посвятить свою жизнь спасению всех живых существ. Ее слова произвели неизгладимое впечатление на сознание ребенка и укрепили его в желании отречься от мирских ценностей.

После смерти матери попечителем Догэна стал ее старший брат – могущественный аристократ, который хотел сделать его своим наследником и правопреемником. Зная об уготованной ему судьбе, двадцатилетний юноша незадолго до церемонии объявления о его совершеннолетии покидает дом дяди и начинает жить с его младшим братом-отшельником у подножия горы Хиэй, совершенствуясь в буддийском учении и эзотерических практиках. После некоторых колебаний дядя, сраженный упорством Догэна, дал ему благословение на монашеский постриг. Уже в следующем году Догэн принимает монашество от Коэна, главного наставника школы Тэндай.

В монастыре, расположенном на горе Хиэй, он занимается религиозным служением и изучением священных писаний. Вскоре он сталкивается с мучительной и неразрешимой на первый взгляд проблемой: «Как эзотерические, так и экзотерические учения говорят о том, что природа Будды изначально присуща всем живым существам. Если это так, то почему все будды и бодхисаттвы так страстно стремятся к просветлению и ведут аскетический образ жизни?» Этот вопрос о взаимосвязи между природой Будды и просветлением, или, выражаясь техническим языком Махаяны (то есть в соответствии с «Махаяна Шраддхотпада-сутрой»), между присущим и обретенным просветлением, тревожил пытливый ум молодого Догэна и заставил его покинуть уединенную келью на горе Хиэй, где никто не сумел дать ему удовлетворительного ответа.

С этим же вопросом Догэн обращается к известному монаху Кёину (1145–1216) из тэндайского монастыря Миидэра на озере Бива. Кёин был искренним и глубоко религиозным человеком, который в зрелые годы пытался постичь истину, но со временем сжег все свои записи и отказался от умозрительных спекуляций школы Тэн-дай в пользу примитивной веры в Амиду. Убедившись в искренности намерений вопрошающего, он направил его к Эйсаю, который после возвращения из Китая обучал новому способу достижения просветления за счет внезапного интуитивного прозрения. Точно неизвестно, встречались ли Догэн и Эйсай, так как в то время (осень 1214 года) последний мог уже покинуть Камакуру. Как бы там ни было, письменных свидетельств этой встречи не существует.

Примерно в это же время Догэн появляется в храме Кэнниндзи и примыкает к общине Мьёдзэна, который наследовал Эйсаю как настоятель монастыря. В этом храме дзэн практиковался в сочетании с учениями Тэндай и Шингон. Согласно хроникам, Мьёдзэн передал «три экзотерические религиозные доктрины, эзотерические учения и Разум», то есть знание сутр, тантрических ритуалов и дзэн. Однако к тому времени Догэн уже был знаком со священными писаниями и широко распространенными эзотерическими практиками. Новым было лишь учение дзэн; в Кэнниндзи ему обучали в строгом стиле школы Риндзай, то есть с применением практики коанов, сопровождавшейся окриками и битьем. Между Мьёдзэном и новым учеником установились теплые отношения, но религиозные чаяния Догэна не были реализованы. Его влекло в Китай, и наставник без колебаний дал разрешение отправиться за море. В действительности учитель решил сопровождать ученика, и весной 1223 года они оба отплыли в Поднебесную.

В апреле они высадились в центральном порту Китая. Какое-то время Догэн, желая приспособиться к новому окружению, оставался на борту корабля. Он получил первое глубокое впечатление от дзэн из знакомства с монастырским экономом, который приехал в город для пополнения запасов провизии. Этот достойный буддийский монах отклонил настойчивое приглашение Догэна посетить корабль, ибо стремился как можно скорее приступить к своим обязанностям в монастыре. В дзэн повседневная работа в кухне считается религиозной практикой, которая может привести к просветлению. Таким образом, эконом продемонстрировал традицию китайского дзэн, которая со времен четвертого и пятого патриархов и наставника Бай-чжана предусматривала не только сидячую медитацию и изучение сутр, но и ежедневную работу на благо общины как необходимую практику и признак просветленного поведения.

Вскоре у Догэна появилась возможность самому испытать особенности монастырской жизни китайского дзэн. В процветающем храме Тьен-дунь-жу, который, согласно свидетельствам современников, объединил в своих стенах около пятисот монахов во главе с настоятелем У-цзи, Догэн занимался религиозной практикой и получил отчетливое представление о жизни общины. Но, несмотря на отчаянные усилия, он так и не получил печать Просветления. Он вновь начинает свои скитания от одного монастыря к другому, знакомится со многими школами и сектами китайского буддизма и вступает в контакты со знаменитыми наставниками. В то время как он уже склонялся к мысли о возвращении в монастырь Тьен-дунь-жу, приходит известие о смерти наставника У-цзи. Опечаленный, он возвращается в Японию.

На родине Догэн встречает старого монаха, который сообщает ему о том, что по просьбе императорского двора и монастырской общины настоятелем Тьен-дунь-жу стал известный и опытный наставник Цзю-цинь (1163–1268). Вернувшись в Китай 1 мая 1225 года, Догэн впервые знакомится с новым настоятелем. Уже на первой встрече он прислушался к своему внутреннему голосу, который говорил о том, что «Догэн наконец-то обрел достойного наставника». Цзю-цинь тепло встретил японского новичка и без колебаний дал ему разрешение навещать себя в любое время, даже вопреки монастырскому уставу.

Жизнь этого человека была посвящена ревностному служению дзэн, и даже в преклонные годы он был полон сил и энтузиазма. Цзю-цинь вел аскетический образ жизни и довольствовался грубой монастырской пищей и простой одеждой. Враг честолюбия и внешней мишуры, он избегал императорского двора и все свое время посвящал наставлению молодых монахов на пусть истины. Внешняя строгость сочеталась в нем с добросердечием. О его методах мы узнаем со слов Догэна:

«Мой покойный учитель Цзю-цинь, настоятель монастыря Тьен-дунь-жу, порицал тех, кто засыпал во время созерцания в зале для медитации. Он пинал их ногой и называл оскорбительными именами. И все же все без исключения монахи воздавали ему хвалу за то, что он их бил. Однажды он обратился к ним со следующими словами: «Я старею и посему должен оставить общину, чтобы в уединении позаботиться о своих старых косточках. Но поскольку я знаю о том, что происходит в общине, я остаюсь на своем посту, чтобы помочь каждому из вас справиться со своими страстями. По этой причине вы слышите от меня грубые слова и получаете удары бамбуковой палкой. Это удручает меня. Но в обители Будды дисциплина должна восторжествовать. Простите меня, братья!» После этих слов все монахи заплакали».

В монастыре Тьен-дунь-жу ученики медитировали денно и нощно. Престарелый наставник устанавливал распорядок дня, раздавал удары нерадивым, предостерегал их от мирских соблазнов, рассказывал о тяготах воинов и тяжком крестьянском труде. В этой связи он указывал на недопустимость сна для монахов, стремящихся к столь высокой цели. Он пропускал мимо ушей предложения о сокращении времени медитации и сожалел лишь о том, что возраст не позволяет ему наводить порядок и укреплять монастырскую дисциплину так, как бы ему хотелось.

Такое рвение было беспрецедентным в Китае того времени, и атмосфера, царившая в обители, подготовила Догэна к великому просветлению. Однажды во время ночной медитации один из монахов заснул. Это не осталось без внимания Цзю-циня, и он заметил: «В дзэн тело и разум едины. Как же ты умудрился заснуть?» Услышав слова учителя, Догэн достиг внезапного просветления. Не мешкая, он воскурил ладан в зале Дхармы и воздал хвалу Будде.

Убедившись в истинности просветления Догэна, учитель возликовал душой, а сам Догэн, освободившись от иллюзий, страстей и привязанности к эго, обрел свободу просветленного. Цзю-цинь вручил ему печать Дхармы и патриаршее одеяние согласно обычаю секты Сото. Это случилось летом, вскоре после того, как Догэн вернулся в монастырь Тьен-дунь-жу. Тем не менее он оставался там еще два года, совершенствуясь в практике дзэн. По возвращении в Японию ему предстояло возглавить движение, так как Мьёдзэн умер.

В отличие от других японских монахов Догэн вернулся из Китая в 1227 году с «пустыми руками». Он не привез с собой ни новых сутр, ни ритуальной атрибутики, ни священных образов. Сразу же по возвращении он отправился в Кэнниндзи, где предал земле кости своего наставника и соратника Мьёдзэна. У него не было намерения стать основателем новой школы; он лишь мечтал о том, чтобы посвятить свою жизнь реализации истинной Дхармы посредством медитации. Так увидел свет его первый трактат – «Фукандзадзэнги» («Основные положения для занятий дзадзэн»). Этот труд, записанный не менее чем 1000 китайских иероглифов, представлял собой своего рода инструкцию по занятиям медитацией (дзадзэн).

После смерти Мьёдзэна дисциплина и моральный климат в монастыре Кэнниндзи подверглись серьезному испытанию, и Догэн, не представляя себя в роли реформатора, удаляется в небольшой сельский храм Аньёин неподалеку от Фукакусы (1230 г.). Вскоре этот храм становится медитационным центром и местом паломничества многих ревнителей веры из Киото. Догэн учил своих учеников обретать собственную природу Будды в процессе сидячей медитации. Он не сомневался в том, что даже в период, когда попирается Закон (мэппо), страна может обрести мир за счет реализации истинной Дхармы.

Именно в этот период (1231 г.) Догэн пишет первую главу своего фундаментального труда по буддийской философии – «Сёбогэндзё» («Драгоценное знание истинной Дхармы»), – посвященного дзадзэн (бендова). Вскоре он поселился в более крупном храме Каннондёриин, расположенном по соседству с древним храмом Гокуракидзи (1233 г.). Именно там он обрел своего наиболее верного ученика Эйо (1198–1280), который передал потомкам его литературное наследие.

Однако храм Каннондёриин находился в плачевном состоянии, и было построено новое святилище Кёсёхориндзи с первым в Японии медитационным залом (1236 г.). Радость Догэна не знала границ. Правила, которые он установил для практики в медитационном зале, сами по себе являются свидетельством его высоких моральных принципов и приверженности медитации. Стремящийся найти Путь ученик должен освободиться от всех честолюбивых и собственнических мыслей. Не испытывая страха перед будущим, он должен сосредоточиться на настоящем. Все должны жить в гармонии, выполняя упражнения, ведущие к освобождению. В зале для медитаций воспрещается изучать или декламировать сутры. Любые песнопения и восхваления имени Будды (нэмбуцу) также запрещены. Все должны исполнять указания настоятеля и быть сдержанными в своей речи. Следует быть терпимым к недостаткам других монахов. Будда не поощряет недостатков, но и не ненавидит их.

Годы, проведенные в Кёсёхориндзи, стали наиболее плодотворными для Догэна. Его окружали многие одаренные ученики и миряне, как мужчины, так и женщины. Несмотря на это, ему пришлось отказаться от наставничества и покинуть монастырь. Причиной этому послужили зависть и враждебное отношение монахов с горы Хиэй, которые представляли реальную опасность для него и его паствы. В 1243 году он принимает приглашение своего ученика-мирянина и друга Хатано Йосисигэ посетить провинцию Эхидзэн, чтобы обрести так любимое им уединение в горах. Какое-то время он проживал в небольших деревенских храмах (Йосименедера и Йамасибу), и жил там до тех пор, пока в 1245 году не завершилось строительство храма под названием Эйхэйдзи («Бесконечный мир»).

В то время ему оставалось жить совсем немного, но его имя повторяли по всей стране. Сёгун Хёдзё Токиёори пригласил его посетить свою резиденцию в Камакуре, и зимой 1247/48 года Догэн принял это приглашение. Впрочем, вскоре он вновь уединился в горной обители. К этому времени его здоровье, которое никогда не отличалось крепостью, окончательно пошатнулось. Он подолгу не покидал стен своей кельи, где завершал написание последней главы «Сёбодзэндзё», посвященной «Восьми мыслям, которые должен пробуждать Будда или бодхисаттва» («Хасидайнинкаку»). По настоянию друзей он обратился за медицинской помощью к Эйо, но легочное заболевание, от которого он страдал, к тому времени уже приняло хроническую форму. Догэн умер 28 августа 1253 года.

На протяжении всей жизни Догэна не оставляла мысль о преходящей природе всех вещей. Он искал утешения в созерцании природы, поэзии и преуспел в написании стихотворных произведений, как на китайском, так и на японском языках. Два стихотворения на японском, написанные незадолго до смерти, выражают сущность его духовного состояния. Природа, несмотря на то что она подвержена смерти и увяданию, прекрасна, когда предстает отраженной в зеркале души. Подобно росе, тленный мир и человек исчезают, но в каждой капле росы человеческий разум отражается подобно луне. Ниже приводится несколько параллельных строк.

Асахи мацу

кусу-ха но тзую но

ходо наки ни

исоги на таттэ со

нобэ но акикадзэ

На листе и траве

В ожидании утреннего солнца

Роса быстро улетучивается.

Не торопись, осенний ветер,

Волнующий безмятежность полей.

Йо но нака ва

нан ни татоэн

мидзутори но

хаси фуру тзую ни

ядори дзуки кагэ

С чем следует искать мне схожесть

Мира и жизни человека?

Быть может, с лунной тенью,

Когда она соприкоснется с клювом цапли,

Росою увлажненным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.