1. Тайная вечеря

1. Тайная вечеря

В самом факте, что ночью перед казнью Иисус вкушал последнюю трапезу с учениками, сомнений нет: он засвидетельствован в нескольких ранних независимых источниках (Павел — 1 Кор 11:23–25; Марк — Мк 14:17–26; Иоанн — Ин 13–17). Первую проблему, однако, создаёт противоречие между евангелистами.

• Синоптические Евангелия (Марк, Матфей, Лука): последняя трапеза была пасхальной и имела место 15-го нисана (Мк 14:1, 12, 17). Это означает, что на тайной вечере (как в последующие века стали называть данную трапезу) Иисус с учениками наряду с другими своими соотечественниками праздновали освобождение, которое некогда принёс Бог их предкам от египетского рабства. Это также означает, что, зная особенности традиционного иудейского пасхального седера (евр. «седер», «чин»), мы можем восстановить недостающие детали тайной вечери. Это также означает, что символические действия Иисуса с хлебом и вином необходимо рассматривать в свете пасхальной тематики.

• Евангелие от Иоанна: последняя трапеза не была пасхальной и имела место 14-го нисана (Ин 13:1; 18:28). Это означает, что в 30 году н. э. Иисус вообще не праздновал Пасху, а ученики если и праздновали, то сразу после казни Иисуса. Это также означает, что по особенностям традиционной иудейской пасхальной трапезы мы не можем восстановить недостающие детали тайной вечери, а символические действия Иисуса с хлебом и вином (если они вообще имели место — Иоанн о них не упоминает!) не имели прямого отношения к тематике иудейского седера.

Как быть с этим противоречием? Единственный способ снять его состоит в гипотезе, что Иисус справлял Пасху по другому календарю. (Просто перенести пасхальную трапезу на день раньше он не мог: барашков ещё не закалывали в Храме.) В 1957 году французская исследовательница Анни Жобер предположила, что Иисус в данном случае следовал ессейскому солнечному календарю, а не официальному лунно-солнечному календарю иудаизма. Тогда хронология Страстной недели выглядит очень необычно: Иисус отпраздновал с учениками Пасху во вторник (sic!), потом пара дней ушла на судебные процессы и слушания, после чего в пятницу Иисус был, наконец, казнён. Или, возможно, Иисус был распят в среду (вопреки указаниям евангелистов), и промежуток между распятием и воскресением (что бы ни понимать под воскресением) составил более длинный промежуток времени. Однако подавляющее большинство учёных отвергает гипотезу Жобер. Во-первых, она слишком громоздкая: версия об альтернативной хронологии создаёт больше проблем, чем решает. Скажем, ничто в наших источниках не указывает на столь длинные судебные процедуры. (И насколько вообще правдоподобно, что иерархи пошли на длинный и скандальный судебный процесс над знаменитым проповедником в самый разгар пасхальных празднований?) Во-вторых, в Евангелиях вообще ни словом не упоминается о ессействе, и ни из чего не видно, что Иисус выказывал к нему интерес, — учение же его явно не было ессейским или даже близким к ессейству (каким мы знаем ессейство по текстам Кумрана). Непонятно, с какой стати Иисус стал бы праздновать Пасху по сектантскому календарю.

Значит, кто-то из евангелистов прав, а кто-то ошибается. Сторонники Иоанновой хронологии используют следующие аргументы: (1) даже синоптические Евангелия не упоминают, что на тайной вечере вкушали пасхального барашка; (2) пасхальная амнистия (на которой Пилат отпустил Варавву) имела бы наибольший смысл в канун Пасхи (чтобы освобождённый мог вкушать трапезу); (3) казнь в пасхальный день была бы угрозой общественному порядку; (4) пасхальную трапезу полагалось справлять в кругу семьи, с участием женщин и детей, а на тайной вечере были только Иисус и Двенадцать; (5) устраивать судебные процедуры в пасхальную ночь было запрещено законом.

На наш взгляд, доводы в пользу синоптической хронологии перевешивают, а упомянутые выше контрдоводы неубедительны. Относительно контрдоводов: (1) хотя сам факт поедания барашка не описан, под «пасхой», конечно, имелся в виду именно он (ср. «где хочешь есть пасху?» Мк 14:12). Более того, к моменту написания Евангелий тайная вечеря рассматривалась уже как первая Евхаристия — сама же Евхаристия утратила привязку к пасхальному седеру, — а потому ассоциации с пасхальным седером не могли не быть отодвинуты на второй план. Далее (2): даже если пасхальная амнистия реально имела место — что весьма сомнительно (см. ниже), — римлян меньше всего волновало, сможет ли освобождённый участвовать в празднике. Что касается казни (3), то её скандальность в день приготовления к пасхе была бы ничуть не меньшей, чем в день после ночного ужина (когда основная эмоциональная напряжённость уже спала). Ни из чего не видно (4), что на тайной вечере были только Иисус и Двенадцать; более того, у Марка, видимо, есть прямое указание на обратное (Мк 14:20). Кроме того, чрезвычайные конспиративные условия (см. ниже) в любом случае резко сужали круг участников. Ссылки на закон (5) сами по себе наивны, когда речь идёт о судебных расправах. Более того, верхушка Синедриона могла рассчитывать, что именно в это время на заседание не придут наиболее благочестивые члены совета.

Зато позитивные указания на Пасху, отмечаемые сторонниками синоптической хронологии, весьма убедительны. Во-первых, в отличие от обычного Иисус с учениками не стали возвращаться на ночь в Вифанию под Иерусалимом, но организовали трапезу в самой столице. Пасхальную трапезу полагалось вкушать именно в Иерусалиме. Не видно причин, которые побудили бы Иисуса пойти на этот шаг, если он не собирался справлять пасхальный седер. Во-вторых, показательно не только место, но и время трапезы: именно пасхальный седер полагалось совершать ночью (1 Кор 11:23; Мк 14:17; Ин 13:10); обычно люди ужинали в более раннее время суток. В-третьих, тайная вечеря закончилась воспеванием гимна (Мк 14:26), а гимн воспевался иудеями именно по окончании пасхальной трапезы (Пс 113–117). Заметим также, что Иисус явно пришёл в Иерусалим на Пасху с целью совершить пасхальный седер. Проще всего предположить, что раз он за этим пришёл, то своё желание и реализовал (ср. Лк 22:15: «очень желал я есть с вами эту пасху прежде моего страдания»). Причин, по которым он стал бы отказываться от своего желания, не видно. И ещё одно важное соображение, которое почти всегда упускают из виду: нет ни единого намёка на то, что ученики Иисуса справляли Пасху в ночь с пятницы на субботу, сразу после его смерти. Отсюда вывод: тайная вечеря была пасхальной трапезой.

Теперь рассмотрим детали повествования в том виде, как они приведены у Марка. Рассказ о подготовке явно выдаёт свидетельство очевидца.

И в первый день опресноков, когда заколали пасхального агнца, говорят ему ученики его: «Где хочешь есть пасху? Мы пойдём и приготовим». И посылает двух из учеников своих и говорит им: «Пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды. Последуйте за ним и куда он войдёт, скажите хозяину дома того: учитель говорит: где комната, в которой бы мне есть пасху с учениками моими? И он покажет вам комнату большую, устланную и готовую. Там приготовьте нам». И пошли ученики его, и пришли в город, и нашли, как сказал им. И приготовили пасху. Когда настал вечер, он приходит с Двенадцатью...

Мк 14:12–17

Иисус не пошёл в Храм лично. Видимо, на то были две взаимодополняющие причины. С одной стороны, после своих действий в Храме Иисус не хотел лишний раз рисковать арестом. А с другой стороны, хозяйственные хлопоты — толпа, гигантские очереди — отняли бы у него слишком много драгоценного времени. Вопреки популярному мнению в Храм были посланы апостолы не из Двенадцати, а кто-то из других учеников (ср. Мк 14:17: «когда настал вечер, он приходит с Двенадцатью», — а в доме уже были два ученика!).

Любопытны описанные подробности. Объясняются они, конечно, конспирацией: после своего выступления против иерусалимской коррупции Иисус ожидает ареста или убийства. (Создаётся впечатление, что, хотя он был готов принять от Бога мученичество и даже считал этот ход событий наиболее вероятным, он сам не хотел на него напрашиваться и облегчать задачу своим врагам.) Пасхальная трапеза организуется в доме неизвестного нам (и стопроцентно надёжного) человека в Иерусалиме. Ученики должны пойти в город; сразу за городскими воротами им встретится человек с кувшином воды. (Обычно кувшины носили женщины; поэтому он несколько выделяется из толпы.) Этот человек, видимо, знает их в лицо, а они его — нет. Они не должны подходить к нему, а должны следовать за ним чуть-чуть на расстоянии — Иисус опасается слежки, — и, когда тот проводит их до нужного дома, сказать хозяину этого дома условленный пароль («учитель говорит...»). В этом пароле, что существенно, имя Иисуса не упомянуто (на случай ошибки или провала). Сам Иисус пришёл лишь поздно вечером, с наступлением темноты.

Возникает вопрос: почему Иисус попросту не сообщил ученикам адрес (который сам-то знал: он был в курсе, куда надо идти!). «Возможно, дело в том, что Иисус уже знает о предательстве Иуды, хотя другие члены Двенадцати ещё ни о чём не подозревают. Чтобы утаить место трапезы от Иуды, Иисусу приходится скрыть его и от Двенадцати. Соответственно, два ученика, посланные приготовить комнату, не знают, где она находится, пока не приходят на место» (Р. Бокэм). Христианские комментаторы часто считали, что Иисус узнал о предательстве Иуды чудесным, сверхъестественным образом. Это совершенно не обязательно. Без сомнения, от него в любом случае не укрылись перемены, происшедшие с учеником. Он мог заметить его отлучку (и, возможно, по каким-то признакам догадаться о ложности предлога для неё). Ещё один вариант: его мог предупредить кто-то из его тайных сторонников среди храмовой верхушки или стражи (или кто-то из слуг, случайно узнавших тайну?).

Иисус предупреждает о предательстве сразу при начале трапезы:

Когда настал вечер, он приходит с Двенадцатью. И когда они возлежали и ели, Иисус сказал: «Истинно говорю вам, один из вас, кто ест со мною, предаст меня». Они опечалились и стали говорить ему, один за другим: «Не я ли?» И другой: «Не я ли?» Он же сказал им в ответ: «Один из Двенадцати, обмакивающий со мною в блюдо. Впрочем, Сын Человеческий идёт, как писано о нём; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предаётся. Лучше было бы тому человеку не родиться».

Мк 14:17–21

Удержимся сейчас от заманчивых, но досужих домыслов относительно того, что пережил в этот момент Иуда (испугался ли он, к примеру, за свою жизнь?). Отметим лишь два момента. Во-первых, весьма вероятно, что эта сцена отчасти объясняет его последующее раскаяние и самоубийство. На Иуду не могло не произвести впечатление, что Иисус знал о предательстве, но не назвал имени. (По-видимому, Иисус вообще заговорил об этом с целью предостеречь Иуду, а не учеников.) Судя по всему, однако, он нашёл предлог уйти во время (ближе к концу?) трапезы (ср. Ин 13:30). Во-вторых, некоторые учёные (М. Кейси) правильно подметили, что фраза Иисуса «один из Двенадцати...» отражает присутствие на трапезе людей помимо Двенадцати. Прежние толкователи этого не замечали, и получалось, что на заданный вопрос (о том, кто предатель) Иисус вообще никак не отвечает. В реальности, однако, Иисус даёт совершенно прямой ответ: предателя следует искать среди Двенадцати апостолов, другие же сотрапезники не причастны. (Как мы уже отметили, Иисус отказался дальше уточнять личность изменника.) Вряд ли на тайной вечере было совсем уж много народа. Однако можно предположить, что там были все, кто обычно ходил с Иисусом (включая женщин), плюс хозяева дома. Общее число участников надо оценивать человек в 20–25.

Пасхальный седер совершался в память об исходе евреев из Египта. Для этого уже к I веку была разработана определённая символика: какие блюда должны присутствовать на трапезе и с каким символическим значением. Марк этого не описывает (отчасти считая знакомство читателей с пасхальными реалиями самоочевидным, а отчасти по богословским причинам), поэтому стоит кратко на них остановиться.

• Барашек, зажаренный на огне (Исх 12:2–10). Он напоминал об исходе, когда были поражены смертью все первенцы египетские: согласно Книге Исход, посланный Богом ангел-губитель миновал лишь те дома, дверные косяки которых были помазаны кровью барашка.

• Хлебцы из пресного хлеба (Исх 12:8). Во времена Иисуса символически связывались с искуплением. В более поздний период пресный хлеб («маца») обычно объяснялся спешностью, в которой евреи покидали Египет: закваска не успела бы взойти к моменту трапезы. Вообще, как мы уже отмечали в связи с притчей о закваске, закваска в библейской традиции обычно символизировала нечистоту. В пасхальной трапезе хлеб мог быть только пресным.

• Чаша солёной воды. Солёная вода напоминала слёзы рабства и переход через Чёрное море.

• Горькие травы (Исх 12:8). Символизировали горечь египетского рабства.

• Харосет. Своего рода пюре: тёртые яблоки и орехи. Напоминал глину, из которой евреев заставляли делать кирпичи в египетском рабстве.

• Вино. Четыре чаши вина отсылали к обетованиям в Исх 6:6–7 («Я Господь и выведу вас из-под ига египтян, и избавлю вас от рабства их... и приму вас Себе в народ и буду вам Богом...»).

Как видим, обильное использование символики, ассоциирующей те или иные события спасения с элементами трапезы, очень характерно для пасхального седера. (У нас нет полной уверенности, что в тот вечер на столе были чаша солёной воды и харосет — второстепенные элементы, — но остальных не могло не быть.) Не случайно поэтому, что Иисус истолковывает элементы трапезы. Скорее всего, истолковал он на тайной вечере все элементы трапезы, христианская традиция же запомнила только те толкования, которые предполагали новизну переосмысления.

И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: «Примите, ядите; это есть тело моё». И взяв чашу, благодарив (Бога), подал им, пили из неё все. И сказал им: «Это есть кровь моя нового завета, за многих изливаемая. Истинно говорю вам: я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царстве Божьем».

Мк 14:22–25

Некоторые учёные сомневаются в достоверности этого эпизода. По их мнению, для благочестивого иудея в принципе невозможно предложить другим пить свою кровь («это есть кровь моя»), даже символически; вышеупомянутый текст же возник уже в более поздних языкохристианских общинах под влиянием языческих мистериальных религий.

Однако символическое толкование хлеба и вина засвидетельствовано в четырёх разных версиях: 1 Кор 11:23–26; Мк 14:22–25; Мф 26:26–29; Лк 22:15–20. Причём связаны они с двумя независимыми друг от друга традициями (Павла и Марка). Хотя различия между версиями объясняются влиянием раннехристианской литургии, достоверность базовой традиции весьма вероятна. В конце концов, Иисус же не предлагает ученикам в буквальном смысле вкушать его тело и кровь (и сидит за трапезой вместе с ними!), поэтому ни из чего не видно, что ученики не могли счесть его слова приемлемым символом, хотя и странным, даже непонятным. Тем более что первоначальная фраза о чаше, видимо, звучала несколько иначе, чем описывает Марк: «Эта чаша есть новый завет в моей крови» (1 Кор 11:25; т. е. «...завет, запечатанный моей кровью».) Здесь предполагается аллюзия на заключение древнего синайского завета при исходе из Египта: «И взял Моисей крови и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами» (Исх 24:8).

Слова Иисуса — пророческое действие. Во-первых, они являются предсказанием его смерти и мученичества (ассоциация вина с кровью: кровь скоро прольётся). К этому моменту Иисус уже понял, что времени больше нет: Иуда сделал свой выбор, иерархи приготовились к его аресту. Эти события он интерпретировал как знак: Бог более не хочет, чтобы он таился и скрывался, — значит, предполагается решающее и открытое столкновение. Но что произойдёт? Явит ли Бог невиданное чудо и спасёт своего пророка от ареста и казни (и принесёт, наконец, своё Царство) или Иисусу надлежит пойти путём Иоанна? Как мы уже сказали, Иисус всё более и более чувствовал, что второго пути ему не избежать. Пророческие слова на тайной вечере означают, видимо, следующее: приближается развязка; если эта развязка закончится мученичеством, то кровь Иисуса станет искупительной и обновит/укрепит завет его учеников с Богом. (Это «если» будет с ним ещё ближайшие часы: пока он ещё не уверен, что Богу не угодно будет оставить его в живых.)

После трапезы её участники пропели традиционные пасхальные песнопения (Пс 113–117) и покинули своё последнее прибежище. По-видимому, группа разделилась. Женщины и часть мужчин остались в том же доме, где проходила трапеза. Иисус, Двенадцать (точнее, уже одиннадцать!) и, возможно, ещё несколько человек отправились в Гефсиманию. (Ночёвка в Гефсимании была, видимо, запланирована заранее: Иуда знал, куда вести стражу.) По дороге в Гефсиманию Иисус сказал ученикам, что после событий этой ночи все они разуверятся в нём (Мк 14:27). (Благочестивый Марк, видимо, считая трагизм происходящего излишним, вставил сюда пророчество о скором воскресении: Мк 14:28. По его мнению, Иисус должен был знать своё будущее в деталях!) Опять же нет веских оснований сомневаться в аутентичности этого предсказания («будущее знать невозможно»). Иисус понимал, что ученики психологически не готовы к его аресту (он и сам их не подготовил! — видимо, допуская возможность различных сценариев событий), и что арест и казнь станут для них искушением свыше сил.