Глава 8 ХЛЕБ ЖИЗНИ

Глава 8 ХЛЕБ ЖИЗНИ

Александр Иванов. Тайная вечеря. 1850

В 6-й главе Евангелия от Иоанна (К) Иисус несколько раз говорит нам о Себе как о хлебе жизни: «Я есмь хлеб». А община первых Его учеников в лице евангелиста добавляет: «Который сошёл с небес». Причем последняя формула повторена в 6-й главе четвертого Евангелия шесть раз – в стихах 33, 38, 41, 50, 51 и 58. Это указывает на то, что она имеет какое-то особое значение. Слово «сошёл» в большинстве случаев стоит не в первом, а в третьем лице (в русском языке эти формы прошедшего времени совпадают), так как формула нам предлагается не от лица Иисуса, а от лица общины, комментирующей Его слова. Это очень важно. Ведь именно апостольская община, или древнейшая Церковь, сравнивает Иисуса с манной, которая питала евреев в пустыне. Как манна появилась в последний момент, когда народ попал в безвыходное положение, так и к человечеству, когда оно оказывается в тупике, приходит Христос.

Хлеб, «Который сошёл с небес», – это хлеб от Бога, потому что под словом «небо» в Евангелии почти всегда подразумевается Бог. Но нельзя не обратить внимания и на словосочетание «Он сошел». Здесь употреблен греческий глагол, обозначающий «сходить вниз»; таким образом, явление Иисуса миру становится тем, что по-гречески понималось как «нисхождение сверху вниз». Значит, это не только воплощение, не только уничижение, не только акт огромного смирения. Это еще и дорога вниз, именно сверху вниз. Во Христе Бог оказывается не над нами, а среди нас. «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?» – говорит Иисус (Мк., 2:19). Имя Эммануил означает «с нами Бог», то есть «Бог, находящийся среди нас». «Я с вами во все дни до скончания века», «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», – говорит Иисус в других местах Евангелия (Мф., 28:20; 18:20). И если в иных религиях Бог всегда пребывает где-то над человечеством, «там, в шатре лазурном», как потом скажет Владимир Соловьев, то в христианстве Бог всегда среди нас. Таким образом, в отличие от всех без исключения религий и религиозных систем христианство не есть религия ухода от реальности. Наоборот! В Иисусе Бог спускается в реальность и разделяет с нами нашу жизнь во всей ее полноте. Через человечество Иисуса совершается это огромное открытие: Он здесь, с нами.

Церковная практика закрепила веру в Бога, Который присутствует среди нас, в частности в одной из богослужебных книг, именуемой Требником, по которому священник совершает частные богослужения – чин освящения воды, чин крещения младенцев и взрослых, чин погребения усопших и т. д. Кроме таких известных всем чинопоследований в Требнике можно найти и благословение улья с пчелами, и молитву о заболевшем скоте, и молитву, читаемую в огороде, где расплодились насекомые-вредители, и чины освящения колодца, рыбацких сетей и т. д. Требник, которым пользуются священники в наши дни, включает далеко не все чинопоследования, так как, составленный в былые эпохи, он касается в основном жизни крестьян, рыбаков, вообще всех тех, кто живет в деревне.

В Требнике есть, например, чин, который называется «Заклинание святого мученика Трифона». Он составлен на тот случай, когда в огороде расплодились вредные насекомые. «Заклинаю вас, – говорит священник, – многовидные звери: черви, гусеницы, хрущи (майские жуки. – Здесь и далее комментарий автора. – Г. Ч.) и прузи (гусеницы), мыши, чуры (крысы) и критицы (кроты), различные роды мух и мушиц, и молей, и мравий (муравьев), оводов же, и ос, и многоножиц, и многообразные роды ползающих по земле животных, и летающих птиц, вред и тщету нивам, виноградам, садам же и вертоградам наносящие, Богом Отцем Безначальным и Сыном Его Собез-начальным Единосущным и Духом Его Пресвятым» и т. д. К чему призывает вредителей совершающий этот чин священник?

«Не обидите виноград, ниже ниву, ниже вертоград, древес же и зелий раба Божия (имярек), но отыдите на дикие горы, на неплодные древеса, на них же даровал Бог вам повседневную пищу».

Значит, здесь речь идет не о том, что насекомых и других вредителей нужно безжалостно истреблять. Нет, священник словом веры отправляет их «на дикие горы, на неплодные древеса», то есть в те места, где нет деревьев, которые приносят плоды, пригодные в пищу людям.

Подобных и иных чинопоследований в Требнике можно найти множество. И это означает, что Христос и Бог во Христе входит во все те проблемы и нужды, которые волнуют людей. Оказывается, нет для христианина ничего, что было бы вне его духовной жизни, и невозможно быть христианином по праздникам и «нормальным человеком» в остальные дни. Христианство распространяется абсолютно на всё, на все часы и минуты нашей жизни. Бог присутствует везде, а не только в храме. Он касается Своей десницей и нашего огорода, и наших сетей, и нашего скота, если мы занимаемся сельским хозяйством или рыбной ловлей. Здесь можно вспомнить о том, что в прежние времена в Богоявление после освящения воды в реке скоту давали пить эту воду, кропили ею животных. И это был очень важный знак присутствия Бога.

Конечно, на чинопоследования, собранные в старых Требниках, нужно смотреть не как на магические действа, но именно как на знак присутствия Божия среди нас. Прочитав такие тексты, можно увидеть многогранную реальность человеческого существования, представленную детально и как бы выпукло.

Вернемся, однако, к тексту 6-й главы Евангелия от Иоанна. Иисус достаточно настойчиво повторяет, что тот, кто вкушает Его Плоть и пьет Его Кровь, станет причастником жизни вечной. И наоборот, тот, кто не ест Его Плоти и не пьет Его Крови, не войдёт в жизнь вечную. Об этом говорится несколько раз, и мы видим, что слова Христа вызывают довольно резкую реакцию слушателей. «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?» (ст. 60). Они говорят об этом даже с каким-то раздражением. И дальше, в 66-м стихе, сообщается: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» – настолько отрицательным было впечатление у людей, считавших себя учениками Иисуса, от Его слов о том, что «ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». Выше упоминается о том, что некоторые из них роптали и говорили: «Не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: Я сошел с небес?» Есть и еще один эпизод, когда ученики, возмущаясь, говорят: «Как Он может дать нам есть Плоть Свою?» Им кажется это нелепостью.

Такая отрицательная реакция учеников Иисуса из числа иудеев вполне понятна: Его слова и в самом деле шокируют слушателей. Начиная с 54-го стиха и далее Иисус несколько раз говорит о том, кто «будет есть» или «не будет есть» Его Плоть. Но суть не только в этом. Употребленный здесь глагол обычно присутствует в литургической формуле «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое…». А в греческом оригинале употреблен другой глагол – со значением «грызть зубами» или «жевать», достаточно определенно передающий процесс жевания, кусания. К сожалению, это не нашло отражения в Синодальном переводе, более того, даже владыка Кассиан (Безобразов) не счел возможным точно перевести этот глагол, а употребил славянское причастие – «ядущий», т. е. сделал стиль возвышенным, тогда как в Евангелии он шокирующе занижен.

Почему же Иисус говорит о «хлебе жизни» столь «натуралистично»? Во-первых, здесь содержится явный намек на пасхальную трапезу у иудеев: в пасхальной Агаде специально оговорено, что и мацот – пресный хлеб, и другую пищу, которую положено есть в этот день, нужно тщательно разжевывать. Во-вторых, здесь содержится (и комментаторы это обычно подчеркивают) явное предупреждение против докетизма, т. е. представления о том, что Иисус не был человеком во плоти, а только казался им. Евангелие же, напротив, говорит о реальности Его человеческого присутствия среди нас. Иудеи, жившие среди язычников, возмущаются еще и потому, что им известно: во многих религиозных системах на Востоке практиковалось ритуальное поедание божества, например тотемного животного. Иудеи в течение столетий привыкли противопоставлять себя язычникам, отделять себя от них, не походить на них во всем, что касается отношения к Богу. В словах Иисуса они, естественно, усмотрели языческий ритуал, и это-то их смутило и шокировало.

Иисус же не боится сравнений. Он отталкивается от пасхальной трапезы, седера, поэтому в Его словах «Сие есть Тело Мое» можно угадать формулу из пасхальной Агады: «Сие есть хлеб, который ели отцы ваши в пустыне…» Все, что делает Иисус, Он делает не для того, чтобы отличаться от других, противопоставить Себя другим, заявить о Своей неординарности и неповторимости. Нет, Он делает то, что необходимо нам. В этом, видимо, принципиальное отличие пути, который избирает Христос, и от пути большинства религиозных деятелей прошлого и настоящего, и от пути ветхого Израиля, для которого очень важно было отделить себя от язычников.

В связи с этим следует сказать, что христиане первых поколений очень просто подходили к вопросу о ритуальной жизни. Они не стремились быть непохожими на язычников, не стремились противопоставить себя евреям, грекам, римлянам и т. д. Они, например, охотно использовали в качестве храмов античные театры – одеоны. Церковная археология говорит нам, что в IV – V вв. храмы, как правило, возводились на развалинах античных театров и там, где находилась скене (палатка, в которой переодевались актеры), устраивали алтарь, а все остальное оставляли в таком виде, как было в театре. И в этом не было ничего нарочитого, искусственного.

Так и Иисус, а затем и Его ученики не задумывались над тем, что их могут не понять, а в их действиях увидеть параллель с чем-то предосудительным. В Своем служении Христос шел прямо, не задумываясь над этим. И это, мне кажется, очень важный момент, на который мы не всегда обращаем внимание.

Итак, иудеев шокирует, что предлагаемый им Христом ритуал похож на языческий. Заканчивая Свое слово о «хлебе жизни», Он спрашивает у апостолов: «Не хотите ли и вы отойти?» И тогда Петр восклицает: «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога Живаго». Слово «Христос», правда, присутствует не во всех рукописях, но есть слова «Святой Божий», означающие: «в Тебе пребывает святость Бога». Это восклицание Петра очень похоже на его же слова из 16-й главы Евангелия от Матфея: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго». То же мы находим и в Евангелии от Марка (8:27-30): здесь, хотя и в несколько иной ситуации, мы сталкиваемся с тем же исповеданием. Апостолы растеряны и не знают, что ответить на вопрос Учителя, а Петр восклицает от их лица: «Ты Христос», то есть «в Тебе пребывает полнота Божия».

В 6-й главе Евангелия от Иоанна слова «жизнь», «жизнь вечная» повторяются многократно. «Жизнь вечная» – это не загробный мир, это жизнь в полноте вообще-и там, и здесь, на земле. Это жизнь, в ходе которой одерживается победа над смертью. Это жизнь, к которой мы прорываемся и приходим уже здесь. И это принципиально отличает христианство от, скажем, религии древних египтян, для которых настоящая жизнь начиналась лишь после смерти. Знаменитый русский египтолог академик Б. А. Тураев писал, что египтянин буквально с ранней юности и в течение всей своей жизни готовился к тому, чтобы умереть. Для него делалась гробница, запасались утварь и еда, которые понадобятся ему там, за дверями гробницы, после смерти. И возможно, именно по аналогии с египетской религией у некоторых церковных писателей-христиан звучит мысль о том, что реальная жизнь начинается после смерти.

Новый Завет говорит нам совсем о другом: реальная жизнь, жизнь во всей полноте, та, которую Иисус в Евангелии от Иоанна называет «жизнью вечной», начинается уже здесь и торжествует, осуществляясь именно как Царство Небесное, Царство Божие. Именно потому и возможна победа над смертью, что одерживается она уже здесь. Все, что ждет нас за дверями смерти, будет только продолжением того, что есть уже здесь. Об этом говорится в Евангелии от Марка: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царство Божие, пришедшее в силе» (9:1). И когда мы взираем на жизнь святых, то понимаем, что гражданами Царства Небесного они стали не после смерти, а уже при жизни, вкусив Царство во всей его полноте.

Следует немного сказать о слове «жизнь» и о словосочетании «жизнь вечная». В славянских текстах Священного Писания и богослужебных книг в одних случаях употребляется слово «жизнь», а в других – «живот». Иногда приходится слышать такое толкование: когда в церковном языке употребляется слово «жизнь», то речь идет о жизни биологической, а когда слово «живот» – о жизни в ее полноте, о духовном ее начале. Чтобы понять, каково же значение этого слова в действительности, достаточно обратиться к тем же текстам на греческом языке, на котором они писались. В славянском переводе греческого Требника, в четвертой молитве об оглашенных, которая читается в начале чина крещения, есть слова: «И дающий Ему власть жизни вечныя». В греческом же оригинале употреблено слово «зоэ», которое обычно переводится как «живот». В другой священнической молитве, читаемой в начале утрени, говорится: «И ненаветну жизнь нашу соблюди». Многие толкователи считают, что здесь речь идет о жизни мирской, что священник молится о соблюдении нашей ежедневной, обыденной жизни от всякого зла. Но в греческом варианте и здесь употреблено слово, которое в других местах переводится как «живот». Более того, в некоторых случаях в одном и том же Служебнике в Литургии Иоанна Златоуста это слово переведено как «живот», а в Литургии Василия Великого – как «жизнь».

Причина этих разночтений заключается в том, что в прежние времена тексты переводов не вычитывались, поэтому нередко одно и то же греческое слово переводилось на славянский по-разному. И наоборот: бывало так, что разные греческие слова передавались одним славянским словом. Значит, в этом словоупотреблении нет никакого богословского смысла, а есть лишь лингвистическая несообразность. Так что не стоит открывать в древних текстах какие-то «богословские глубины» там, где их нет. Наши богословские поиски нужно распространять на то, что действительно не понято, не прочитано. Вероятно, в богослужебные книги слова «жизнь» и «живот» попали из двух диалектов старославянского языка, так как перевод одной книги мог быть сделан в одной местности, а другой книги – в другой; в обоих случаях в тексты проникла местная лексика. Теперь уже самые компетентные лингвисты зачастую не могут с уверенностью сказать, каково же первоначальное происхождение того или иного славянского слова.

«Жизнь», «свет» и «мир» – вот три слова, которые многократно употребляются в Евангелии от Иоанна и которые можно назвать ключевыми. Они – почти синонимы. Это все то, что открывает людям Христос, все то, что Он показывает нам в мире (в значении «космос»), все вокруг нас. Это жизнь, которая через Его молитвы, через Его опыт видения реальности открывается нам в полноте. Это свет, который Он приносит в мир и которым Он Сам Себя называет, «Свет во откровение языков», как говорится в молитве Симеона Богоприимца. И этот мир – «шалом», который Он нам даёт и оставляет, жить в котором Он нас зовет и жить вне которого христианин уже не может. Потому что действительно там, где нет света, мира, жизни, для христианина образуется какой-то вакуум. И вместе с тем оказывается, что там, где появляется христианин, сразу обнаруживаются и жизнь, и мир, и свет. Ярчайшие примеры этого – жизнь матери Марии, Л. П. Карсавина, святого архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).

Очевидцы рассказывают, как умирала в фашистском концлагере мать Мария и как радостно было присутствие этой больной, погибающей, почти ослепшей и потерявшей свои единственные очки женщины среди сокамерниц; о том, как погибал от туберкулеза в местечке Абезь, в лагере, Лев Платонович Карсавин, как, умирающий, он оставил окружавшим его людям и мир, и свет, и жизнь; о том, как в своих тюремно-лагерных странствиях архиепископ Лука тоже оставлял везде, где бы ни появлялся, и мир, и свет, и жизнь.

Там, где появляется христианин, обнаруживаются все эти три момента, но одновременно что-то одно, потому что за этими тремя словами, как за тремя гранями одной реальности, скрывается главное – присутствие Христово в мире. Так оно обнаруживается: для одних – через свет, для других – через жизнь, для третьих – через мир и, наверное, для каждого и каждой из нас – и через первое, и через второе, и через третье. В общем, мы понимаем, что за всем этим стоит что-то одно, но на человеческом языке не всегда хватает слов, чтобы выразить это во всей полноте. Каждое из слов – «мир», «свет», «жизнь» – раскрывается через другое.

Вторая половина 6-й главы Евангелия от Иоанна распадается на четыре части. Начиная с 26-го стиха следует довольно большой текст, который современные издатели разбивают на фрагменты, напоминающие стихотворные строфы, – текст, сильно ритмизованный, звучащий почти как стихи. Это прямая речь Иисуса, которая не перебивается никакими сведениями о происходящих в тот момент событиях. Для Евангелия от Иоанна это типичная ситуация, когда повествовательная часть кончается и начинается длинное слово.

Итак, первая часть этого слова – стихи с 26-го по 31-й, где Иисус говорит о хлебе жизни и практически не употребляет местоимения «Я». Он говорит о хлебе жизни, который дает Отец, но еще как бы и не о Себе. Во второй части – стихи с 32-го по 46-й, – наоборот, Иисус говорит: «Я есмь хлеб жизни». Здесь Он Сам оказывается в сердцевине этого текста и в центре нашего внимания. В третьей части – стихи с 47-го по 52-й – Иисус говорит уже не просто о Себе, но о Своей смерти как об источнике жизни для мира. И наконец, в последней части – стихи с 53-го по 59-й – речь уже прямо, открыто идет о Евхаристии.

«Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие».

За всем этим текстом стоят слова: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое…» и «Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Нова-го Завета…». Значит, здесь уже прямо говорится о Евхаристии, и именно в этой части текста, когда Иисус произносит слово «есть», употреблен глагол «жевать», «грызть», подчеркивающий физический, даже грубо физический, а не символический смысл вкушения хлеба.

Евхаристическое общение есть нечто абсолютно реальное. Но с другой стороны, евхаристическое общение с Иисусом и друг с другом – не магическое средство, как думают некоторые. И об это прямо говорится далее, в 63-м стихе, где Он восклицает: «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (т. е. плоть не приносит никакой пользы). Итак, «Дух животворит», то есть жизнь дает Дух, а не плоть. Здесь употреблено то самое слово, которое многократно звучало выше, – «Плоть, которую Я вам даю», плоть, которая есть средство приобщиться к жизни вечной. Вкушение этой плоти, этого хлеба, если в тебе не дышит Дух животворящий, ничего не дает, в отличие от магического, колдовского средства в первобытных религиях, которое действует вне зависимости от того, хочет этого человек или нет.

Нередко бывает, что люди воспринимают Святые Тайны как нечто магическое, такое, что должно действовать независимо от нашего желания. Иногда можно слышать: «Мне сказали, что нужно причаститься, вот я и пришел». Что это такое – причастие Святых Тайн, – человек знать не хочет, но люди сказали, что нужно причащаться, – и этого ему достаточно. Против такого восприятия сущности Святых Тайн в главе 6-й предостерегает Сам Христос. Поэтому нельзя уподобляться тем людям, которые вносят в христианскую жизнь язычество, пытаясь найти в таинстве Святого причащения магическое начало.

Причащение Святых Тайн – удивительный момент, и каждый человек переживает его по-своему. По-разному приступают к ним и маленькие дети: одни – с сияющими лицами, другие плачут, капризничают. Увы, иногда приходится причащать плачущих детей, потому что матери требуют этого с какой-то непонятной настойчивостью. В то же время и отказать им – больно. Видимо, здесь нужна разумная осторожность. Духовная практика у каждого человека складывается постепенно, и вряд ли по отношению к детям уместны насильственные действия. Не случайно текст, который мы сегодня комментировали, завершается фразой: «Дух животворит; плоть же не пользует нимало». И дальше: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». Значит, литургия, таинство Евхаристии, невозможны без чтения Евангелия – слова, которое говорит нам Сам Иисус. Иными словами, принятие в себя слов евангельских во время литургии столь же значимо, как и причащение Святых Тайн. Одно без другого теряет всякий смысл. Наверное, слова евангельские, если они не закрепляются участием в литургии, уходят, как вода в песок. И наоборот, причащение Святых Тайн, если не услышаны слова Евангелия, становится чем-то лишённым смысла, той сердцевины, o которой говорит нам Христос.