9. Хлеб жизни
9. Хлеб жизни
Мощным знамением на фоне все более сжимающегося вокруг Иисуса враждебного кольца становится насыщение тысяч людей. Народные толпы потрясены, они воспринимают Иисуса в мессианском ключе и хотят провозгласить царем, чтобы Он воздвиг обетованное царство. Но Иисус знает, какого рода эта вера в царство, знает, что у Него нет с ней ничего общего. Потому Он спешит направить учеников в лодку. Пусть они плывут в Капернаум. Сам Он уклоняется от толпы так, что она этого не замечает, и уходит на гору близ озера, чтобы там помолиться. Мы не знаем содержания этой молитвы; она могла быть похожей на молитву в Гефсиманском саду. Великое решение приближалось, - Иисус, по всей вероятности, предоставил его Богу и объединил Свою волю с волей Отца. Затем, на том же внутреннем подъеме, Он спускается с горы, выходит на берег и идет дальше. Среди бури Он догоняет Своих учеников и после встречи, о которой мы уже говорили, сходит вместе с ними на землю. Народ видел, как отплыли ученики, и знает, что Иисуса с ними не было; известно также, что на берегу не было другой лодки, которая могла бы его перевезти. Поэтому, когда люди, обогнув озеро или переправившись на идущих мимо судах, являются в Капернаум и видят Его там, они спрашивают: «Равви! Когда Ты сюда пришел?» (Ин 6.25). Мы имеем основание считать этот вопрос не только выражением удивления, -в нем звучали, по всей вероятности, и разочарование, и даже возмущение: где Ты был? мы же признали Тебя Мессией и объявили царем! Зачем Ты уклонился? Так начинается приснопамятное событие, о котором Иоанн повествует в шестой главе.
Но прежде чем идти дальше, пусть читатель возьмет сейчас Священное Писание и перечтет эту главу, чтобы почувствовать несгибаемую силу, с которой Иисус осуществляет Свое благовествование, и Его несказанное одиночество.
По этому поводу мне хочется повторить то, что уже было сказано: единственная цель всех этих размышлений - привести читателя к самому Священному Писанию. Образ Иисуса, который они обрисовывают, не полон ни в каком отношении; не сказано еще очень многое, и тот, кто хочет охватить взором все, должен обратиться к самому тексту. Сказанное нами также не претендует на безусловную истину. Подлинно определяющим является лишь то немногое, что начертано Церковью, дабы образ Христа пребывал в том пространстве и измерении, в котором определил Ему быть Отец. В остальном святой образ каждый раз возникает заново при встрече повествования с сердцем, готовым Его принять. Бери Писание, читай его и, в той мере, в какой это дарует тебе Отец, ты встретишь Сына. Никто другой не может нарисовать лик Господа, который обращен именно к тебе, - узреть его ты должен сам. И никому другому ты не должен позволить заслонить его от тебя, ибо твоя собственная встреча с Господом есть самое великое, что может быть тебе дано.
«Равви! Когда Ты сюда пришел?» - спрашивают люди. Иисус отвечает: «Истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий; ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог» (Ин 6.26-27). Иисус сразу чувствует, что означает их вопрос: они ищут Его не потому, что видели «знамения» - т.е. услыхали, как говорит Бог, и увидали, как воссияла исходящая от Бога новизна - но потому, что они насытились по-земному и хотят использовать Подателя этой пищи для своего земного мессианского царства. Ведь в этом царстве должно быть преизобилие всего: хлеба на нивах такие высокие, что в них затерялся бы и всадник; виноград такой огромный, что если случайно раздавить несколько ягод, сок тек бы ручьями. В полноте чуда они узрели предзнаменование этого сказочного изобилия - оттого и пришли. Этому настроению противостоит Иисус. Они должны искать не временной пищи, но той, которая дает вечную жизнь, -пищу же эту даст Сын Человеческий.
Тогда они спрашивают: «Что нам делать, чтобы творить дела Божий?» Это совсем ветхозаветный вопрос: что должны они совершить, чтобы получить за это от Бога мессианское царство? На это Иисус отвечает: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». Таким образом, «дело Божие», о котором здесь идет речь, есть вера в Посланного. От них не требуется делать то или иное, чего-то достичь или выполнить определенное предписание закона; они должны решиться на новое отношение к Богу, которое называется «верой».
Тут они чувствуют, что требуется нечто особенное, и домогаются нового свидетельства: «Какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Что Ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть». Разве Иисус уже не давал знамений? Давал, конечно, но они требуют великого мессианского знамения чисто небесного характера. Хлеб, который они ели, все-таки всего лишь хлеб. Они хотят увидеть что-то такое, что вступило бы в земной мир воистину чудодейственным образом, что-то вроде манны, неслыханным образом «пришедшей с неба» (Ин 6.28-31). Тогда Иисус продвигается в Своей речи еще на один шаг.
«Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес. Ибо хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру». Моисей вовсе не дал настоящий «хлеб с неба», ту пищу, которая творит божественную жизнь и является выражением нового творения. Это - прерогатива Нового Завета. Здесь ее дает Отец, дает действительно с неба. И этот хлеб — одновременно и образ новой жизни, и ее пища, и ее охрана - Сам Христос. Он приходит от Бога и «дает жизнь миру». Слушатели явно не понимают Его, но они полны доброй воли и настаивают: «На это сказали Ему:
Господи! Подавай нам всегда такой хлеб». Они стараются уловить то, о чем говорит Иисус, хоть и не могут преодолеть ограниченность собственного мышления. «Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда». Он Сам, Его живое бытие, Его готовность, Его внутренняя жизнь. Его любовь - это и есть пища, дарующая жизнь. И, веруя, человек должен «есть» эту пищу и «пить» это питие. Читая в сердцах, Он добавляет: «Но Я сказал вам, что вы и видели Меня и не веруете». Они не следуют за Ним, не отрываются от своей исходной точки. Они стараются втиснуть Его слова в рамки своих представлений, а так как это не удается, то их возможности тем самым исчерпываются. Тогда Господь приподнимает завесу: «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон. Ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца. Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день» (Ин 6.32-39).
Здесь мы слышим о Боге, Единственном, в Котором только и обретается всякое святое общение. Мы слышим об Отце и Сыне и о беседе, протекающей в вечности и касающейся нас, людей. О нас Отец беседовал с Сыном. Он послал Его в мир и Ему «препоручил» нас - тех из нас, кого Ему было угодно. Святое же дело, возложенное на Сына, заключается в том, чтобы Он сохранил препорученных Ему, вызвал бы в них вечную жизнь и однажды, в день суда, пробудил их к полноте этой жизни. В этой беседе - наша вечная обитель, сердцевина, основа и надежда нашего земного существования, источник нашей судьбы в вечности. Со «страхом и трепетом» читаем мы о тех, «которые Ему даны», о страшном различии в избранничестве, исход которого сокрыт в непостижимой тайне Божи-ей свободы. Но мы «сверх надежды» веруем «с надеждой» (Рим 4.18). Мы внедряемся своей надеждой в Его любовь и стараемся в ней устоять. Тогда «возроптали на Него иудеи». Это не те же, что раньше, не те многие, которые насытились и пришли в восторг. Те не поняли, что говорил Господь, замолкли, и теперь их нет больше с Ним. «Иудеи», теперь упомянутые, - это те, которые вообще имеются в виду, когда проявляются несогласие, хитрость, враждебность: «Фарисеи и книжники»... «Возроптали на Него иудеи за то, что Он сказал: «Я есмь хлеб, сшедший с небес». И говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: «Я сошел с небес»? (Ин 6.41-42). Если Христос не есть Тот, Кто Он есть, то они правы, когда возмущаются, ибо то, что Он говорит, - неслыханно. С чуткостью народа, воспитанного в рвении к Единому Богу, они, замечая, что здесь утверждается нечто безмерное, мобилизуют для отпора весь свой реализм. Иисус видит, как они сплочены, недоверчивы, враждебны, и принимает удар:
«Не ропщите между собою. Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня; и я воскрешу Его в последний день. У пророков написано: «и будут все научены Богом». Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне. Это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца. Истинно, истинно говорю вам:
верующий в Меня имеет жизнь вечную» (Ин 6.43-47). Это значит: вы держитесь в стороне, наблюдаете издали, не связаны с происходящим. Поэтому то, что Я говорю, должно казаться вам непонятным, даже кощунственным. Понять вы можете только, если придете ко Мне. Но прийти ко Мне не может никто, если не привлечет его Тот, Кто послал Меня в мир - Отец. Посланничество и призыв людей к Посланному составляют одно и то же искупительное дело. Кого Отец привлекает, тот приходит, и Я даю ему вечную жизнь. Пророки сказали: все будут научены Богом - и вот это время пришло! Теперь Бог научает каждого, кто хочет быть наученным, и у кого есть воля к этому, тот понимает и приходит ко Мне. Не то, чтобы он сам видел научающего, - никто не связан непосредственно с Отцом, иначе не было бы надобности в Посланном. Он один по существу и непосредственно «у Отца» (Ин 1.1), а от того, кто только человек, Отец скрывается... Он открывается только в существовании Сына, говорит только тогда, когда говорит Христос. Этим свершается научение от Отца, и кто готов его воспринять, тот слышит Отца в Сыне, видит Отца в Сыне, верует и имеет жизнь вечную.
После этого Христос возвращается к образу хлеба: «Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Хлеб же, сходящий с небес, таков, что яду-щий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; идущий хлеб сей будет жить вовек» (Ин 6.48-51). Мысли, уже высказанные раньше, появляются снова: хлеб с небес, который есть Он Сам, принятие его в пищу и возникающая из этого вечная жизнь, - причем все это подкрепляется теперь сказанным в промежутке. Но затем мысль делает новый шаг вперед, на сей раз в неслыханное: «Хлеб же, который дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». Воистину, мы не удивляемся, когда читаем дальше: «Тогда иудеи стали спорить между собой, говоря: как он может дать нам есть плоть Свою?» (Ин 6.51-52).
Высказывалось предположение, что здесь берет начало, собственно, другая речь. Что дальнейшее сказано по другому поводу, - может быть, в более близкое к Тайной Вечере время и в более узком кругу. Это возможно. Ведь мы уже видели в связи с Нагорной проповедью то, как передают евангелисты речи Иисуса: они сводят воедино Его высказывания об одном и том же предмете, продиктованные одним и тем же настроением, но признесенные по разным поводам, приурочивая их притом к наиболее запомнившемуся случаю, - например, связывая более ранние поучения с наставлением, данным на горе, откуда возникает Нагорная проповедь. Подобным образом могла и здесь возникнуть пространная речь о хлебе жизни. Если это так, то эта духовная реальность раскрывалась не сразу, она разворачивалась постепенно при разных обстоятельствах. Мы передаем здесь речь Иисуса в том виде, в каком она была записана, однако, существует явная духовная связь между нею и тем, что Он говорил ранее.
Мы сказали, что в этом месте мысль делает новый шаг вперед, на сей раз в область неслыханного. Что Он Сам есть «хлеб», Иисус уже возвестил; но до сих пор принятие в пищу этого хлеба означало веру. Те--перь же речь становится раздражающе буквальной. Вместо «Я есмь хлеб», теперь говорится: «Хлеб есть Плоть Моя». Перед Ним стоят иудеи, для которых жертвоприношение и жертвенная трапеза есть нечто повседневное. Они не могут не вспомнить о них, и мы понимаем их смятение. Но Иисус не отступает. Он не только не смягчает сказанного никаким образным выражением, но, напротив, усиливает его: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин 6.53-56). Хлеб есть Плоть Сына Человеческого; питие - Его Кровь. Это подчеркивается снова и снова: «истинно пища», «истинно питие». Кто их принимает, обретает вечную жизнь, - внутреннюю, никакой мирской силой не уничтожимую уже теперь во времени, а в некий день - воскресение для блаженного бессмертия. Тот же, кто отклоняет пищу и знать не хочет о питии, не будет иметь в себе жизни.
И это насыщение и утоление жажды, это принятие жизни Он связывает со Своим собственным отношением к Отцу: «Как послал Меня живый Отец, и я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною» (Ин 6.57). Сын принимает Свою жизнь от Отца; тот, кто Его принимает в пищу, получает свою жизнь от Сына, - так замыкается цепь передачи жизни, простирающаяся от Божией сокровенности до человека.
Что нам сказать по этому поводу? Если бы кто-то стоял перед нами и говорил нечто подобное, мы пришли бы в ужас. И как бы ни подготовили нас к этому предыдущие знамения и наставления - мы не знали бы, что и думать. Фарисеи, наверно, пребывали в полном смятении. Они не верили своим ушам. Они были возмущены, были в ужасе, но вместе с тем, наверно, полны злорадства оттого, что ненавистный противник говорит такие чудовищные вещи. С Человеком, который произносит подобное, нетрудно справиться.
Многие люди, из тех, кто говорил в начале, ушли. У фарисеев создалось, вероятно, впечатление, что перед ними безнадежно взвинченный человек. Но и в Его ближайшем окружении происходит раскол: «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать?» (Ин 6.60). Возможно, что с некоторых пор они не знают толком, что о Нем думать; теперь им становится ясно: такие речи нельзя больше терпеть.
«Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: это ли соблазняет вас?» А это значит: ученики вы или нет? Готовы вы учиться или хотите судить? Есть у вас желание воспринять то, что вам дается, сделать первые шаги, после которых только и можно понять, что возможно и что нет, или вы хотите своим умом судить с самого начала? Что же вы скажете, «если увидите Сына Человеческого, восходящего туда, где был прежде?» (Ин 6.61-62). Или когда во всей полноте откроется невыразимая, опрокидывающая все мыслимые представления реальность того, о Ком вы судите? Говорившие ранее были возмущены потому, что воспринимали слова «плотски». Они представляли себе то, что всегда видели при жертвоприношениях, и даже не пытались встать на ту точку зрения, которая делает понимание возможным. Вы поступаете точно так же: судите не под тем углом зрения, который дал бы возможность судить: «Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». (Ин 6.63). Эта фраза не смягчает ничего. То, что Его слова «суть дух и жизнь», не означает, что их надо понимать символически. Их надо принять буквально, совершенно конкретно, но «в духе», перенося понимание из грубой реальности повседневной жизни в область тайны, из непосредственной действительности в действительность таинства. То, что смущает там, здесь представляет собою святую Божию истину и бесконечную полноту - если только она воспринимается с любовью.
Снова мысль обращается к божественному смыслу происходящего: «Но есть из вас некоторые неверующие». Ибо Иисус от начала знал, кто суть не верующие и кто предаст Его». И Он произносит: «Для того-то и говорил Я вам, что никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего». (Ин 6.64-65).
И снова происходит размежевание: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин 6.66). Могли ли они постичь Его слова? Едва ли. Нельзя представить себе возможность этого в то время. Но они могли бы верить в Него, следовать за Ним и не спрашивать, куда Он их поведет. Чувствовать, что за Его словами скрывается божественная глубина, что Он зовет к чему-то невыразимо великому, и говорить: мы не понимаем, - открой нам смысл! Но они судят - и все затворяется.
Иисус же доводит дело до конца. Время принять окончательное решение настало: «Тогда Иисус сказал Двенадцати: не хотите ли и вы отойти? Симон Петр отвечал Ему: Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (Ин 6.67-69). Он требует решения и от самых близких к Нему. Он готов отпустить и их, если они окажутся слишком слабыми. Но радостно прочесть ответ Петра. Он говорит: мы не понимаем, что Ты имеешь в виду, но мы держимся за Твою руку. Твои слова - слова жизни, даже если мы их не понимаем. Это и был, по всей вероятности, единственный ответ, который мог быть дан тогда.
Тем не менее размежевание продолжается: «Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас дьявол. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте; ибо сей хотел предать Его, будучи один из Двенадцати» (Ин 6.70-71). Мы понимаем, что Иуда уже тогда внутренне отошел от Христа. Он замкнулся в себе. То, что он продолжает оставаться при Иисусе, уже есть предательство. А то, что Иисус терпит его при Себе - уже принятие будущей судьбы.
Трудно оставаться спокойным, чувствуя, как неотвратимо близится решение, слыша, переживая, как Иисус произносит последние слова, видя, как уходят от Него люди один за другим, и как Он становится все более одиноким - но не отступает, не смягчает ничего и не перестает возвещать то, что Ему еще осталось сказать, до тех пор, пока все не свершится (Ин 19.30).
Примечание автора: Для тех, кто приступает к чтению Евангелия от Иоанна, мне хочется сделать еще одно добавление. Вникнуть в Евангелие четвертого евангелиста нелегко: во- первых, потому, что его мысли глубоки и таинственны, а во-вторых - из-за его манеры изложения. Возьмем его Евангелие и прочтем в только что рассмотренной шестой главе стихи 35-47. Стих 41 содержит протест иудеев против того, что Иисус сказал непосредственно перед