Глава XXVI Монашество на Западе и Востоке. Состояние просвещения. Общий обзор

Глава XXVI

Монашество на Западе и Востоке. Состояние просвещения. Общий обзор

Последние века, описанные нами, история справедливо называет «темными». Они были таковыми в отношении и просвещения, и христианской жизни, особенно на Западе. Властолюбивые стремления главных представителей Церкви, их заботы о мирских выгодах совершенно отвлекали их от настоящих обязанностей. В народе распространялись невежество и суеверие. Люди не имели Священного Писания на понятном языке, и вера, молитва, покаяние — все имело для них характер внешнего, принудительного закона, лишенного животворной силы. Научное образование стояло еще на низкой ступени, просвещение везде было скудным, мертвым, и труды ученых, разрабатывавших отвлеченные вопросы богословия и философии, оставались недоступными и бесполезными для большинства. Конечно, были и ревностные, истинно христианские пастыри, которые, глубоко скорбя об упадке христианской нравственности, старались просветить свою паству. Например, Раферий, веронский епископ, один из замечательнейших и чистейших людей X века. Он постоянно старался пояснить своей пастве истинные требования христианского закона и выступал против недостойных наставников, которые поощряли безнравственность, предоставляя согрешившим возможность загладить свои грехи совершением показного покаяния. Однако такое отношение к христианству к этому времени сильно укоренилось. При нравственной неразвитости народа и при невежестве и корыстолюбии духовенства легко было установить наружные правила покаяния, которые позволяли грешить, успокаивая грешника ложным упованием на силу совершенной им епитимьи. Уже к X веку установилась система, определяющая меру епитимий за каждый проступок, определяющая даже, чем заменить наложенную епитимью. Против этого постоянно и настойчиво боролся Раферий, но почти безуспешно. Он старался повысить нравственность духовенства и запрещал священникам своей епархии посещать кабаки, пьяными совершать богослужение, держать собак для охоты, являться в церковь, имея при себе оружие. Носить оружие вообще запрещалось духовенству, но это почти не соблюдалось, а епископы часто принимали непосредственное участие в войне. Сам папа Лев IX, как мы помним, вел войска против норманнов. Но когда он был взят в плен, то многие видели в этом наказание за нарушение церковного закона.

Другим замечательным епископом X века был Бруно Кельнский, брат императора Оттона I. Заботясь о преобразовании монастырей, о просвещении духовенства, сам с любовью занимаясь наукой, он вместе с тем принимал деятельное участие в государственных делах, везде сопровождая своего брата, подавал ему мудрые советы, имел на него самое благотворное влияние, чем заслужил от своих современников прозвание «миротворца» и «великого епископа». Они укоряли его только за излишнюю приверженность к философии, и в народе сохранилось предание, что Христос поэтому не захотел принять его в Царствие Небесное, но апостол Павел, который сам был философом, упросил за него Христа.

Известен был своим образованием Герберт, наставник императора Оттона, впоследствии ставший папой под именем Сильвестра II. Виллигис Майнцский, Бернгард Гильде-сгеймский, Ратбот Трирский, Адальберг Майнцский отличались христианскими добродетелями, заботились о распространении просвещения.

Вообще Германия имела в это время больше достойных пастырей, чем Франция и Италия. То же самое надо сказать и о ее правителях. Между тем как папский двор являл картину самых ужасных пороков, и во Франции господствовали разврат и грубость — немецкие государи из Саксонского дома: Генрих Птицелов, Отгоны и другие — отличались чистой нравственностью, заботились о распространении веры и просвещения. Отличались благотворительностью и благочестием супруга Оттона Едита, его мать Матильда, дочери Оттона II, которые закончили жизнь в монастыре.

Немецкий народ был также несколько больше, чем французский, знаком с христианской верой. Хотя Священное Писание и в Германии не разрешали переводить на родной язык, стихи и целые поэмы, составленные еще в IX веке, знакомили народ с евангельскими событиями. Одна из таких поэм, «Спаситель», замечательна искренностью и теплотой чувства; замечательны и евангельские стихи инока Отфрида.

В Англии правило несколько набожных, но слабых королей, на которых сильное влияние оказывали епископы. Среди них особенно известен Дунстан Кентерберийский, живший в X веке. Строгий подвижник, одаренный умом и силой воли, он в звании настоятеля Гластонберийского монастыря правил всеми делами государства при королях Эдмунде и Едреде. Разделяя идеи Лжеисидоровых декреталий, Дунстан ставил власть духовенства выше всякой другой, старался ввести в Англии безбрачие духовных лиц и самые строгие правила иночества. Но его строгость возбудила много негодования, он вынужден был на время удалиться из Англии, из которой изгнали и всех монахов-бенедиктинцев, а их монастыри разорили. Но новый король возвратил Дунстана из ссылки. Он был избран в епископы и вскоре занял сан архиепископа Кентерберийского. Тридцать лет, до самой смерти (988), правил он опять всеми делами государства: возвратил в Англию бенедиктинцев, управлял монастырями и духовенством со строгостью, доходившей до жестокости, но стяжал уважение мудростью и чистотой жизни.

Преобразование монастырей продолжалось в течение всего X века и даже позднее заботой достойнейших пастырей. Однако монашеская жизнь была в упадке. Лучшие епископы и настоятели Германии и Франции старались ввести в монастырях более строгие правила, но их попытки оказывались малоуспешными. В X веке граф Верно Бургундский, вступив в иночество, старался восстановить строгое благочиние в некоторых обителях и наконец посвятил свои труды Клюнийской обители. Она стала образцовым монастырем, а при его преемнике Одоне достигла славы. Воспитывавшиеся в ней иноки становились настоятелями других обителей, в которых насаждали тот же дух благочестия и строгое благочиние, которыми отличалась Клюнийская обитель. Целый ряд достойных настоятелей упрочил ее славу, и клюнийский настоятель, имевший надзор за многими монастырями, пользовался первенством между всеми настоятелями монастырей Франции.

В том же X веке, когда во Франции клюнийские иноки старались восстановить строгость монашеской жизни, подобные стремления были и в Италии. Благочестивые мужи, негодовавшие на испорченность нравов и упадок христианской жизни, удалялись в безлюдные места, где старались подражать суровым подвигам древних пустынников. Но недолго могли они жить в уединении: молва об их святой жизни привлекала к ним учеников, надеявшихся под их спасительным руководством избежать соблазнов грешного мира. Такое стремление было особенно сильным в самом конце X века. В городах, при дворе, между монахами процветали распущенность, в народе — невежество и суеверие вместо веры. Между тем распространилось мнение, что в конце века наступит светопреставление и Страшный Суд. Так трактовали слова Апокалипсиса о том, что древний змий связан на тысячу лет. В ожидании Страшного Суда многие оставляли все житейские дела, бросали торговлю, не засеивали полей, удалялись в пустыни и монастыри. Другие, отдав все свое имущество церквам и монастырям для спасения души и отпущения грехов, отправлялись в Иерусалим, чтобы там ожидать явления Христа, так как считали, что Страшному Суду надлежит быть в долине Иосафатской. Но страшный год миновал; тревожные опасения вновь заменились беззаботной жизнью и корыстными мирскими помыслами.

В это время в Италии просиял высокою святостью греческий инок Нил Калабрийский (910—1006). С самой юности желал он весь отдаться Богу и, одушевленный примерами великих подвижников Антония и Илариона, избрал строгую подвижническую жизнь. Но, привлеченные молвой о его святости и мудрости, толпы учеников стекались вокруг него. Он вынужден был отказаться от уединенных подвигов, стал основателем нескольких монастырей, написал устав. Со всех сторон приходили к нему за наставлением бедные и богатые, угнетенные и сильные. Нил назидал всех словами мудрости и любви, смело говорил правду сильным мира сего и напоминал им о законе Христовом. Так, укорял он императора Оттона III за жестокое обращение с архиепископом Иоанном Пиаченским, и император, сняв корону, со слезами умолял святого инока о прощении и благословении. Полный самоотвержения и горячей любви к ближним, Нил часто предпринимал далекие путешествия, чтобы своим заступничеством спасти от казни осужденного. Избавлял целые города от грозившей им жестокой участи. Его влияние было огромным. Святостью жизни прославился и один из его учеников, Варфоломей, настоятель Крипто-Ферратского монастыря. Другим великим подвижником и наставником иноков был Ромуальд, из рода герцогов Равеннских. Еще юношей оставил он мир и святостью жизни приобрел огромное влияние. Самые порочные люди страшились его, его слово избавляло угнетенных от насилия властей. Основав несколько обителей для многочисленных учеников, посетив Венгрию с целью благовествования, он кончил жизнь в обители, основанной им (1018) в Апеннинских горах, на поле Мальдоли (Campo Maldoli). Иноки этого монастыря стали называться камальдулами.

Несколько лет спустя вблизи Флоренции, в так называемой Тенистой долине (Villombrosa) итальянец Иоанн Гуальберт тоже основал обитель, которая отличалась строгостью благочиния. Обители камальдулов и Валломброза с древним Монте-Кассинским монастырем были самыми значительными в Италии.

В Южной Италии существовало много греческих монастырей, основанных в большинстве своем во времена иконоборчества, когда иноки, преследуемые на Востоке, вынуждены были искать приюта на чужбине. Южная Италия имела древние связи с Грецией, и изгнанники принесли в нее, в частности, традиции иконописи, запрещенной на Востоке, и строгие правила восточного монашества. В горах Калабрии поселилось тогда столько подвижников, образовалось столько монастырей и пустынных скитов, что Калабрию сравнивали с Древним Египтом. Греческие иноки отличались и более строгой жизнью, и более высоким образованием. Многие греческие подвижники родом из Италии почитаются Православной Церковью. С первых веков чтятся свв. Стефан, епископ Региумский, Панкратий Тавромен-ский, Маркиан Сиракузский, Никон, мученик Алфий, Григорий Агригентский, Лев Катан-ский (780). С X века известны святые Мефодий, который около 840 года стал Константинопольским патриархом, св. Иосиф Песнописец, Сицилианец, переселившийся в Пелопоннес и много пострадавший за иконопочитание от императора Феофила. При патриархах Игнатии и Фотий он занимал должность чтеца при Софийской церкви, составил церковные песни, которые и сейчас поются в Церкви. Известны были также своим образованием и сочинениями Марк, епископ Отрантский, Григорий и Феофан Керамеи, епископы Тавроменские, Петр Сицилийский.

Святитель Лев Катанский

На Востоке, колыбели монашества, иноческая жизнь и тогда стояла гораздо выше, чем на Западе, но число монастырей значительно уменьшилось, потому что многими странами, где некогда процветало иночество, теперь владели магометане. Некоторые подвижники, одушевленные ревностью к святой вере, не боялись селиться и среди враждебного им населения. Многие обращали неверующих к Христу, многие умирали мучениками за веру. В конце IX века прп. Феодор, Едесский Столпник, обратил к Христу багдадского калифа Мания и критиковал еретиков, живших в Сирии. Никон Армянин проповедовал покаяние в Армении и на острове Крит, где под владычеством магометан многие отпали от веры. В самом Константинополе и в его окрестностях монастыри славились и благочестием, и ученостью иноков. Но особенно в это время процветало иночество на Святой Афонской горе.

Святой Иосиф Песнописец

Полагают, что на Афонской горе подвижники были уже в первых веках христианства, но о них ничего не известно. В IX же веке, при Василии Македонянине, пустынник Иоанн Колов основал на Афоне первый каменный монастырь, а инокам, в основном из славян, император подарил гору. Как известно, Македония, Пелопоннес и некоторые другие греческие области были в ту пору густо заселены славянами. Число иноков и подвижников возрастало по мере того, как христианство распространялось среди славянских народов, но Святая Гора часто подвергалась набегам сарацин с острова Крит. Поэтому долго существовал только один монастырь, но много было отшельнических келий, в которых одинокие подвижники, посвятившие жизнь Богу, равнодушные к опасностям, угрожавшим их земной жизни, проводили дни и ночи в молитвах, трудах и лишениях. Они уповали на особенную защиту Пресвятой Богородицы, потому что хранилось предание, что когда св. апостолы бросили жребий о том, кому куда идти проповедовать, то Святая Богородица пожелала разделить их труды, и Ей на долю досталась Иверская земля и Афонская гора. Предание также гласило, что при Ее приближении пали идолы, стоявшие на горе. Одним из знаменитых отшельников X века был прп. Михаил Малеин, дядя императора Никифора, а его ученик, Афанасий, родом из Трапезунда, стал основателем Великой Лавры на Афоне. Пользуясь покровительством и дарами Никифора Фоки, которому он предсказал венец, а после — Иоанна Цимисхия, Афанасий основал обширную Лавру и подчинил иноков строгому общежительному уставу. Рядом с общежитием развилось и отшельничество, и число подвижников и монастырей быстро возрастало. Уже в начале XI века существовали монастыри Ксиропотам, Ватопед, Есфигмен и некоторые другие. Вначале было семьсот иноков, постепенно их стало около 4 000. Святая гора, освобожденная от зависимости патриарху, находилась под особым покровительством императора.

Вид Афонской горы

Монастырь Ивер

Монастырь Ксенофонт

Надо сказать, что внутреннее состояние Востока было далеко не отрадным, хотя христианское просвещение и научное образование стояли, конечно, гораздо выше, чем в то же время на Западе; но это еще ничего не значит. Константинопольский двор представлял из себя рассадник разврата, жестокости и порока; общественная жизнь шла все больше в разлад с законом Христовым, и заметно слабела умственная жизнь. Между патриархами, занимавшими Константинопольскую кафедру в это время, было, конечно, много мужей, вполне достойных уважения, которые самоотверженно и твердо исполняли свои обязанности, прочно стояли за права Церкви и правила Вселенских Соборов, смелым словом обличали всякое нарушение законов нравственности и церковного благочиния. Среди них Фотий и Игнатий Стафан, Антоний, Трифон, причисленные Церковью к лику святых; Николай Мистик, Полиевкт, который славился и чистой жизнью, и обширной ученостью, а за красноречие назывался вторым Златоустом. Патриархи Василий, Антоний Студит, Николай I Хри-соверг, Сисиний, Сергий тоже оставили после себя добрую память, как мужи добродетельные и твердые духом. Только один из константинопольских патриархов напоминает собой римских первосвященников того времени — Феофилакт, сын императора Романа. Возведенный отцом на патриарший престол в семнадцать лет от роду, да и то обманом, он вовсе не заботился о делах Церкви, занимался охотой и конскими бегами и умер в молодости после падения с лошади во время охоты.

Святая гора Афон. Монастырь св. Пантелеймона

Святая гора Афон. Монастырь св. Пантелеймона

Что касается научного образования, то оно стояло достаточно высоко. Во время иконоборческой ереси общий уровень образования понизился, но науки вновь стали процветать при Фотий и под покровительством императоров Василия Македонянина (867–911), Константина Багрянородного (911–917), которые сами занимались наукой и оставили исторические и богословские сочинения. Константинополь имел богатые книгохранилища, в монастырях иноки занимались учеными трудами, и императоры чествовали ученых мужей. Изучались сочинения древних языческих писателей, изъяснялось Священное Писание. При императорах Льве и Константине блаженный Симеон, прозванный Метафрастом (940), по древним источникам составил жизнеописание святых, а также много церковных песен и молитв, которые поныне употребляются при богослужении. Екумений, епископ Трикки Фессалийской, пояснял Священное Писание; Симеон Новый Богослов (+ 1032), инок Маманто-вой обители, писал сочинения о духовной жизни; Евтихий Египтянин, Леонтий, Иосиф Гене-зий, Свида занимались историческими трудами. Около середины XI века ученый Михаил Пселл занимался словесностью и философией, оставил много сочинений, свидетельствующих о его громадной учености. Но, конечно, все эти писатели IX, X и XI веков стоят достаточно низко по сравнению с цветущей порой христианского просвещения, когда изумительная глубина мысли и сила христианского воодушевления выражались в творениях свтт. Василия Великого, Григория Богослова, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, а позднее — Иоанна Дамаскина. Вдохновение, творческую силу, глубину мысли можно встретить у позднейших византийских писателей. Но при всей обширной учености они не были достаточно самостоятельными, недостаток живого вдохновения многие из них старались восполнить мертвой, папыщенной риторикой. Это была словесность времен упадка: использовались богатства, накопленные веками, но мало прибавлялось своего; иссякла живая струя вдохновения. Выше других произведений по своим достоинствам можно поставить церковные песни, которые составлялись постоянно со времен иконоборчества. Многие из них дышат живым, искренним чувством любви, умиления, душевного сокрушения.

Тем не менее надо с живой благодарностью помянуть духовный подвиг, столь необходимый в эти века: среди внутренних бурь и волнений, в виду опасности, грозившей Византии со всех сторон, она сохранила в чистоте и целости христианское учение. А для этого нужны были твердость убеждений и воли. В целом деятельность Востока, начиная с первых времен христианской Церкви, заслужила благодарность всех христианских народов. До IX века Восток уже утвердил догмат, выразил ясно и с максимальной точностью учение Церкви. Великие отцы Востока своими трудами облегчили всем следующим поколениям понимание святой истины и в бессмертных творениях оставили неиссякаемое сокровище христианской мудрости; восточные проповедники распространяли веру в самых отдаленных землях. Эти великие дела совершались среди постоянной борьбы против бесчисленных врагов. Византии всегда приходилось выдерживать первый, самый сильный напор всех варварских племен, которые потом сокрушали или опустошали другие государства Европы. И среди этой упорной, почти беспрерывной внешней борьбы велась такая же непрерывная внутренняя борьба против лжеучений, извращающих истинный смысл христианского учения. Умственная жизнь была с самого начала сильна на Востоке; вопросы веры и Церкви были для всех вопросами жизни. Эта умственная деятельность, направленная на предметы отвлеченные, на богословские вопросы, должна была, естественно, во многих порождать уклонения от истины. И действительно постоянно появлялись всё новые учения, вступали в борьбу с учением и преданиями Церкви, вызывая тем самым необходимость более глубокого исследования, более точного определения догматов веры. Ревностные отцы Церкви и учители истины, напрягая все духовные силы, отражали лжеучения и созидали науку богословия в щит и ограждение верующим. Соборы, голос Церкви, торжественно выражали ее верование, осуждая и обличая всякое уклонение от истины, и определения Соборов, как достояние всей Церкви, то есть всех верующих, охранялись общей любовью и общим благоговением.

К сожалению, к мирным победам Церкви гражданская власть присоединяла иногда и силу, в которой святая истина не нуждалась, и что всегда имело печальные последствия. Более того, это вызывало ожесточение против истины или неискренние обращения, печально отражалось и на государственных делах. Возникали смуты и волнения; еретики, гонимые гражданскою властью, вступали в союз с врагами государства, как это делали несториане, монофизиты, павликиане. Гражданская власть, употребляя силу для утверждения истины, производила волнения. Но они были еще сильней, когда сама власть поддерживала ересь, как это было при императорах-арианах и иконоборцах.

Никакой религиозный спор не вызвал стольких печальных последствий, как иконоборческая ересь, распространяемая с высоты престола и поддерживаемая силой. Она взволновала все государство, понизила в нем просвещение, вызвала недоверие и неуважение к власти, на фоне чего даже блестящие воинские подвиги императоров Исаврянинов не могли помирить с ними народ, глубоко оскорбленный их посягательством на свободу веры и на дорогие ему священные предания. Наконец, она же помогла Италии отделиться от империи и усилила значение римского папы. Более века продолжалась эта борьба, что свидетельствует о силе сопротивления. И когда наконец восстановилось хоть какое-то спокойствие, то магометане стали теснить ее со всех сторон, подошли даже к столице, в подвластных им областях искореняя христианскую веру. В самой империи крайний беспорядок в престолонаследии производил страшные волнения, открывая путь к престолу всем искателям власти, которые добивались этого путем заговоров и преступлений. На Западе Римская Церковь усилилась на основах, противоположных основам Церкви Восточной. В этом была опасность православному Востоку, потому что она приманивала к себе не чистотой учения, о котором не было и речи, а соблазном выгод и земного величия. Победы Никифора Фоки и Цимисхия приостановили успехи сарацин, отняв у них Крит и Антиохию, но империя уже не могла надеяться на полное торжество. Магометане все больше теснили ее, и в народах Запада, подвластных Римской Церкви, она уже могла предвидеть будущих врагов. Только одним она могла купить их помощь — путем подчинения Восточной Церкви Римскому престолу, признав главенство папы. Византийские императоры знали это очень хорошо, и многие из них были готовы купить уступками, притворными или действительными, помощь Запада. Но православную веру ревниво охранял весь народ как свое самое дорогое достояние. Ни победы магометан, ни победы над ними не могли волновать его так, как волновал малейший шаг на пути к сближению с Римом, потому что все знали, что это сближение возможно лишь при одном условии — отдать папе на его произвол догматы Церкви, постановления Вселенских Соборов, вообще все, что с таким трудом, в напряженной борьбе выработала и уяснила церковная жизнь в течение веков.

С X века и до самого падения Константинополя Рим со своей внешней силой был для всего православного Востока постоянной приманкой, предлагая помощь в те минуты, когда тому грозила смертельная опасность.

Разделение Церкви имело печальные последствия и для Запада, и для Востока. Ничто не может заменить живое единство, завещанное Христом. По тому узнают, что вы Мои ученики, если любовь будете иметь между собой, — сказал Господь. Теперь же между двумя половинами христианского мира поселились вражда и недоверие. Церковная жизнь не могла больше развиваться с той же полнотой, как в первых веках, когда все христиане чувствовали себя братьями, членами одного великого целого. Рим все больше и больше уклонялся от предания древней Церкви. Быстро развивались и зрели горькие плоды этих уклонений от святой истины. Произвольные нововведения пап узаконивали всякое нововведение; злоупотребления церковной власти ради земных выгод вызывали частые возражения, поселяли сомнения в чистоте учения, которое проповедовал Рим. Он должен был прибегать к силе, чтобы создавать хотя бы видимость единства, когда уже утратилось то внутреннее единство, которое зиждется не на внешнем однообразии, а на внутреннем живом союзе христианской любви и смиренной покорности Божественному закону. Как необходимые последствия этого образа действий должно было явиться учение о непогрешимости папы, чтобы хоть его властью и именем удержать распадающееся единство, а также гонения против всякого проявления свободной мысли, запрещение мирянам читать Священное Писание. Все эти меры неминуемо должны были вызывать раздражение, расколы, распространять безверие.

И на Востоке духовная жизнь стала скудна и бедна. Все внимание, все силы сосредоточились на том, чтобы отстоять, охранить догматы и обряды Церкви от посягательств Рима. Появилась слепая приверженность к наружной обрядности; просвещение падало в странах, подвластных магометанам, умственная жизнь слабела. К тому же надо было напрягать все силы против внешних врагов. Но уже из рук дряхлевшей Византии новые народы приняли святое сокровище веры, приняли всецело, говоря словами апостола: не как слово человеческое, по как слово Божие, которое и действует в верующих. Византия дала новообращенным народам Священное Писание, богослужение на их родном языке, учила их покоряться не произволу одного человека, как это делалось на Западе, а слову Божию и неизменным постановлениям Вселенских Соборов. Только на этих основаниях церковная жизнь могла развиваться у них свободно и плодотворно.

В ту пору, когда Византия довершала свой исторический подвиг, когда семь Вселенских Соборов ясно выразили учение Церкви, утвердили догмат и определили церковные обряды, как живое выражение церковного догмата приняла христианство и Россия, которая должна была стать самой могущественной из славянских держав и самой верной хранительницей вверенной ей истины. Христианская вера легла в основание всей ее народной жизни. Быть христианским народом стало ее главным стремлением. Это ясно выразил уже ее первый летописец. Перечисляя обычаи других народов, он говорит: «Мы же, христиане, един закон имамы: елгщы во Христа крестшомся, во Христа облекохомся».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.