Символика посвящения престолов в храмах Нилова скита

Символика посвящения престолов в храмах Нилова скита

Лучше представить интересы и жизнь монахов Сорского скита позволяет анализ посвящения престолов в храмах Ниловой пустыни. История храмового строительства скита представляется также важной для характеристики мировоззрения и отличительных черт личности основателя скита —преподобного Нила Сорского.

Первый храм Нило–Сорского скита был освящен во имя Сретения Господня. Посвящение храма, вероятно, принадлежит самому преподобному Нилу. Как уже говорилось выше, в рукописном сборнике Нила Сорского сохранилась запись, где перечислены вещи, необходимые для освящения церкви. Трудно представить, что такой важный вопрос, как посвящение храма и монастыря, был решен без участия основателя скита. Сретенское посвящение храма дало название и монастырю. «Святым Сретеньем» именует Нило–Сорскую пустынь грамота великого князя Василия Иоанновича (1515 г.)[546].

Некоторые исследователи задавали вопрос, почему Нил Сорский посвятил свой скит празднику Сретения Господня. «Нельзя угадать, почему он (Нил Сорский. — Е. Р.) избрал храмовым праздником Сретение Господне, а не Успение Богоматери, которому праздновал первый русский скит на Афоне, Ксилургу, где, вероятно, сам обитал», — писал А. Н. Муравьев в своей книге «Русская Фиваида на Севере»[547]. Вопрос закономерный и важный, и он требует ответа.

Служба в церкви Сретения Нило–Сорского скита шла два раза в неделю. Монастырская рукопись начала XVII в. (РНБ. Соф. № 1519) содержит правило всенощного бдения скита. В предисловии сказано, что оно установлено самим преподобным Нилом (Там же. Л. 20 об. — 21). По этому правилу стихиры храмовому празднику, т. е. Сретению (вторая скитская церковь во имя святого Ефрема Сирина была построена только к концу XVI в.), пелись на каждой всенощной службе. В праздник Сретения Господня, Похвалы Пресвятой Богородицы, в день памяти святого Ефрема Сирина, каждую субботу от Пасхи до Троицы обязательно читался канон Сретению.

Богословие стихир и канона Сретению сосредоточено на главном христианском догмате — о Боговоплощении и Богочеловечестве Христа. В поэтических строках стихиры на праздник Сретения богословский смысл встречи старца Симеона и Младенца Христа выражен так: «Сей же (старец Симеон. — Е. Р.) пръво вечное слово Отчее, воплощенное понесе. И языком откры Свет, Крест и Воскресение» (РНБ. Кир. — Бел. № 550/807. Л. 2).

Безусловно, что Сретение — не единственный праздник, богословие которого раскрывает догмат о Боговоплощении, но этот праздник имеет особый смыслом уверения в истинности Боговоплощения, подобно «Уверению Фомы» в чуде Воскресения Христова. В сборнике XVI в. из библиотеки Кирилло–Белозерского монастыря мы находим известную «Беседу Кирилла Иерусалимского на Сретение Господне» (РНБ. Соф. № 1419. Л. 318 — 320 об.). В ней святитель Кирилл говорит, что в день Сретения сокровенная до этого дня тайна Боговоплощения была открыта Израилю и всем народам.

«Услышите сия вси языцы (Пс. 48,1), Слушай Израиль. Тот, Которого я, твой священник Симеон, в объятиях ношу и великим гласом в храме народу проповедаю и свидетельствую есть Господь Бог твой»[548]. В день Сретения, принимая на свои руки Младенца Христа, старец Симеон засвидетельствовал перед всеми, что Младенец, Которого он держит в своих объятиях, — сам Господь, единосущный и соприсносущный Богу Отцу (толкование святого Кирилла Иерусалимского)[549].

Стихира празднику Сретения (все стихиры цитируются по богослужебным сборникам XVI–XVII вв. из библиотек Нило–Сорского и Кирилло–Белозерского монастырей) утверждает, что в Иерусалимский храм как младенец приносится Господь, давший некогда Моисею скрижали Завета на горе Синай. «Днесь Симеон на рукы Господа славы подъемлет. Его ж под мраком первий Моисей виде в горе Синайстей, скрижали дающа ему» (РНБ. Кир. — Бел. № 550/807. Л. 1 об. — 2). «Днесь, иже древле Моисеове в Синае закон подав, законным повинуется повелением нас ради…» (Там же. Л. 1 об.). Об этом отроке предвозвещали пророки Ветхого Завета: Исайя, Иеремия, Аввакум, Давид.

Своей проповедью, как говорится в сретенской стихире, старец Симеон разрушил омрачение неверия в древние слова пророков и обличил «евреом невернаа сердца» (слова стихиры) (РНБ. Кир. — Бел. № 550/807. Л. 2), возвещая грядущее Распятие Спасителя и Его Воскресение.

Канон праздника Сретения также сосредоточен на раскрытии смысла догмата о Боговоплощении: «Земли исчадие, паки потекшее в ню, Божеству сообразное естество Содетель, яко непреложное, младенствовав, яви» (РНБ. Кир. — Бел. № 315/ 572. Л. 44 об.) — «Из земли происходящее и в нее опять отходящее естество (человеческое) Создатель явил сообразным Божеству, сделавшись младенцем непреложно» (перевод текста профессора Санкт–Петербурской Духовной Академии Е. Ловягина)[550].

В своем толковании на праздник Сретения святитель Кирилл Иерусалимский, как бы продолжая речь праведного Симеона, говорит: «Се — Тот, Который создал нас по образу Божию, ныне сам сделался человеком по образу нашему, и есть человек, но вместе и Бог: будучи образ Господа Бога, ныне принял образ раба, не умалив достоинства Божества, но освятив смешение моего естества»[551].

Богословие праздника Сретения не только утверждает истину, но и обличает ее противников. Святитель Афанасий Великий в своем «Слове на Сретение» говорит, что Симеон Богоприимец уже в день Сретения показал нечестие будущих противников Церкви: еретиков Маркиона, Ария, Саввелия, Нестория (РНБ. Соф. № 1419. Л. 327 об.). В стихирах праздника слышны отзвуки той напряженной борьбы, которую выдержала Церковь на Эфесском и Халкидонском соборах за догмат о Богочеловечестве Христа. Одна из сретенских стихир утверждает, что Господь явился миру «не мнением, не привидением, но истиною, чтобы Божественное соединилось с человеческим» (РНБ. Кир. — Бел. № 550/807. Л. 2 об. — 3).

В обстановке борьбы, которую вела Русская Церковь в конце XV в. с ересью «жидовскаа мудрствующих», отрицающей главный христианский догмат о Боговоплощении, Сретенское посвящение Нило–Сорского скита представляется неслучайным, как не случаен и содержательный отбор житий в агиографических сборниках Нила Сорского.

Защита догмата о Боговоплощении, его сущностное раскрытие приобрела при жизни преподобного Нила особую актуальность. Об этом свидетельствует и роспись собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря, сделанная в 1502–1503 гг. знаменитым иконописцем Дионисием.

«Основная тема росписи, — как отметил Л. А. Успенский, — это утверждение православного вероучения против отклонений еретиков, перечисленных собором 1490 г.: здесь подчеркивается Божество и человечество Спасителя, особое место занимает прославление Богоматери, святых и подчеркнуто значение Вселенских соборов»[552]. Дионисий расписывал собор в то самое время, когда в десяти верстах от Ферапонтова на реке Соре жил преподобный Нил. Он не мог не прийти к старцу, известному своим духовным рассуждением и богомыслием. Вероятно, что в тематике и духовном тоне росписи собора сказалось общение иконописца со старцем Нилом, который обращал внимание своих современников на богословие догмата о Боговоплощении и призывал «испытывать божественные писания». Смысл этого евангельского наставления «испытывать писания» раскрывает сретенская стихира: «Испытайте писаниа, яко же рече во Евангелиих Христос Бог Наш. В них бо обретаем Того раждаема и пеленами повиваема, в яслех полагаема и млеком питаема, обрезание приемлюща и Симеоном носима… истинною мирови явлыпася» (РНБ. Кир. — Бел. № 550/807. Л. 2 об.), т. е. обретаем истинное знание о Боговоплощении.

Второй храм Нило–Сорской пустыни, построенный уже во второй половине XVI в., был освящен во имя преподобного Ефрема Сирина. Этого святого особо чтили в Сорском скиту. Иконописные образы Ефрема Сирина находились в ряду местночтимых икон в иконостасе и на стенах храмов Ниловой пустыни: опись 1672 г. упоминает местные образы Ефрема Сирина в церквях Сретения и Ефрема Сирина (ФИРИ Кол. 115. Ед. хр. № 683. Л. 2 об.; 6 об.), «образ Ефрема Сирина на красках на стене церкви Сретения» (ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 683. Л. 4 об.), в церкви святого Иоанна Предтечи икона Ефрема Сирина вошла даже в состав деисусного чина парной иконой к образу Кирилла Белозерского (ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 683. Л. 8 об.), в церкви Сретения в местном ряду находилась икона с изображением святых Кирилла Белозерского и Ефрема Сирина на одной доске (ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 683. Л. 2 об.). Почитание в Ниловой пустыни святого Кирилла Белозерского понятно: ведь это наиболее чтимый северный русский святой, основатель монастыря, с которым Нило–Сорский скит имел самые тесные духовные и экономические связи. Обращает на себя внимание особое отношение в северном русском скиту к древнему сирийскому святому. Оно помогает понять особенности духовного строя этого монастыря.

«Учителем покаяния» называет церковная традиция преподобного Ефрема Сирина. «Непрестанно плакать для Ефрема было то же, что для других дышать воздухом», — писал о нем святой Григорий Нисский[553]. Тропарь Ефрему Сирину, который мы находим в минеях XVI в. Кирилла — Белозерского монастыря, говорит о святом: «Час присно провидя испытанна, рыдаше горко Ефреме. Яко любя безмлъвие, делательникъ ж былъ еси в делех, учитель божественъ. Тем же, отче всекрасне, ленивыя въставляеши к покаянию» (РНБ. Кир. — Бел. № 344/601. Л. 435 об.).

На всем протяжении Великого Поста читается краткая покаянная молитва Ефрема Сирина, на самых строгих службах Страстной седмицы обыкновенно предлагаются для назидания избранные слова из творений Ефрема Сирина. Так, в Нило–Сорской пустыни, где службы Великого Поста проходили в теплой церкви Ефрема Сирина, в Великую среду, когда Церковь вспоминает предательство Христа Иудой, на службе по обыкновению читалось слово преподобного Ефрема об Иосифе Прекрасном (об этом сообщает правило всенощного бдения Нило–Сорского скита: РНБ. Соф. № 1519. Л. 88). И это имело символический смысл: жизнь Прекрасного Иосифа (Быт., 37–50), проданного в рабство своими родными братьями, прообразовала, по толкованию Ефрема Сирина, первое пришествие Христа, преданного и распятого, и Его второе пришествие в славе для Страшного Суда над человечеством[554]. В Великий пяток (пятницу) читалось слово Ефрема Сирина о великих страстях Господних (РНБ. Соф. № 1519. Л. 88).

Многие проповеди святого Ефрема Сирина обращены к монашествуюшим, где он говорит, что должно строго хранить монашеские обеты. В храме Ефрема Сирина Нило–Сорского скита в местном ряду находилась икона преподобного Ефрема (что известно из самой ранней описи храмов Нило–Сорского скита: ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. № 683. Л. 6 об.) перед которой и проходили в основном монашеские исповеди. На этой иконе Ефрем Сирин был изображен «с хартией со словами против нерадивых иноков», не соблюдающих монашеских обетов: «Ефрем глаголет: яко велика беда есть, идеже закон и правила не жительствует во иноцех. Аще ты, окаянне, слабости ради твоея и пристрастия, скорбей ненавидиши и терпения отбегаеши, и ярем легкый Господа своего злословиши, яко жесток и тяжек есть, глаголеши, и не могу понести его. Люте тебе, окаянне, и кто помилует тя, самого себя погубивша, лутще тебе тату не есть тебе. Разбойник и ,лудник молят бо, да спасени будут. Тебе же блажат человецы яко предвечна. Ты же со лжею живеши в добром житии, и сладость мира сего и похоти его возлюбив, Небесное ж Царствие возненавидел еси» (КБИАХМЗ. Дж 212; надпись со свитка, пунктуация моя. — Е. Р.).

Эти слова Ефрема Сирина напоминают строгие предостережения Нила Сорского, обращенные к «самочинникам» в его «Предании». Неслучайно само «Предание» Нила Сорского читалось всей братии скита накануне Великого поста.

Немало общего можно найти в сочинениях святых Ефрема Сирина и Нила Сорского, которые ярко характеризуют сходные черты их личности. «Дух сокрушенный» составлял «именную печать души преподобного Ефрема»[555].

«Смирение глубоко проникает проповедь святого Ефрема и составляет весьма заметную выдающуюся и характернейшую черту…. Весьма многия свои проповеди он начинает исповеданием своего недостоинства или немощи»[556]. Одно из сочинений Ефрема Сирина так и называется «Исповедь или обличение самому себе». Обличая себя, преподобный Ефрем писал, что от юности своей он был страстен и раздражителен и за всю жизнь не сделал ничего благого: «Будьте по сердоболию своему сострадательны ко мне, братия. Избранники Божии, склонитесь на воззвание человека, который обещался благоугождать Богу, и солгал Творцу своему… От юности я стал сосудом непотребным и нечестным… Увы мне, какому подпал я осуждению. Увы мне, в каком я стыде!»[557]

Сокрушению о своих грехах посвящена «Молитва старца Нила, имущая покаяние и исповедание грехов и страстей».

В ней Нил Сорский сокрушался, что даже землю осквернил своим «хожением». «Яко н?сть инъ гр?шникь на земли, яко азъ. Ни бысть инъ никтоже от Адама даже до днес… Всяк бо день и чяс и малый чясец без съгрешениа не преидох от младеньства даж до днес и вся уды душа и г?ла оскверних от рожениа моего всегда во rpicex. Того ради боюся, трепеща наведениа горкыа смерти и праведнаго страшнаго суда твоего и лютых грозных мукъ вечных, ждущих грешники. Их же Bcix горше сгр?ших азъ окаанный и злоб?сный песъ, нечистый и всескверный» (ИОРЯС. СПб., 1897. Т. 2. Кн. 1. С. 81–82).

«Молитва» преподобного Нила Сорского вторит размышлениям Ефрема Сирина «О Втором пришествии Христовом»: «…только я вспомнил об оном страшном пришествии Христовом, как вострепетали кости мои, душа и тело содрогнулись, я восплакал с болезнию сердечной и сказал со стенанием: как явлюсь я в тот страшный час? как предстану пред судилище страшного Судии? Что буду делать, когда святые в чертоге небесном будут узнавать друг друга? Кто признает меня? …Мученики покажут свои раны, подвижники свои добродетели: а я что покажу, кроме своей лености и нерадения? О душа недостойная! О душа грешная! О душа безстыдная! О душа, всегда ненавидевшая жизнь!»[558].

В проповедях преподобный Ефрем называл себя грешником, который должен прежде извлечь бревно из собственного глаза, невеждой и неучем. Уверял, что он сам виновен во всем том, от чего советовал слушателям остерегаться, и ничего не исполнил сам из того, чему поучал других.

Отправляя послание к брату, вопросившему его о помыслах, Нил Сорский писал: «Что бо аз реку, не створив сам ничто же благо! Кый есть разум грешнику? Точию грехы»[559].

Отличительную черту проповеди, как и личности Ефрема Сирина составляла его любовь и горячая ревность о спасении ближнего. Он увещевал, просил, умолял: «Умоляю вас, чада мои, потрудимся в это краткое время. Не будем нерадивы здесь, возлюбленные мои, чтобы не раскаиваться безконечные веки, где не принесут нам пользы слезы и воздыхания, где нет покаяния.., потрудитесь, чада мои любимыя, умоляю вас, потрудитесь, чтобы мне о вас и вам обо мне радоваться вечныя времена»[560].

О своем горячем желании по силе помочь всем спастись Нил Сорский говорил в каждом своем сочинении и послании, в этом он видел единственный смысл своих «писаний». «И азъ сего ради предахъ писание господ? и братии моей спасения ради моего и вс?хъ произволяющихъ, въздвизая совесть к лучьшему и съхраняяся от небрежениа и злаго жития и вины, иже злё и плотскаа мудрствующихъ челов?къ и предании лукавыхъ и суетныхъ, иже отъ общаго нашего врага и лестьца и отъ нашея лености прившедшихъ»[561].

«Присный духовне любимый мой», «присный возлюбленный мой», —обращается Нил Сорский к старцу Герману Подольному, прося исполнить его свои духовные советы, как бы они ни казались жестоки и трудны. «Аще и грубо написах ти что, но не иному кому, но тебе — присному възлюбленному моему, не хотя презрети прошение твое. Надею бо ся, яко с любовию приимеши и не позазриши неразумию моему. А о вещех наших, о них же молих святыню твою, та добре потщался еси устроити, о том челом бию. Бог да въздасть ти мьзду противу твоему труду»[562].

Умирая, преподобный Ефрем Сирин оставил завещание, в котором просил положить его на кладбище с безвестными странниками: «Кто положит меня под алтарем, да не узрит он алтаря Бога моего, неприлично смердящему трупу лежать на месте святом. Кто погребет меня в храме, да не узрит он храма света, недостойному бесполезна слава пустая. Возмите меня на плеча и бегите бегом со мною и бросьте как человека отверженного»[563].

Просьба Нила Сорского к братии своего скита бросить его тело без всякого погребения или без чести сродни духовному состоянию Ефрема Сирина, выраженному в его завещании.

Редкое, даже в среде монашества, «Завещание» Нила Сорского (подобные примеры, кроме «Завещания» Ефрема Сирина, можно найти только в древних житиях Арсения и Антония Великих)[564] должно было произвести потрясающее впечатление на иноков Нилова скита. И в то же время оно еще раз ярко высветило главную черту духовного образа основателя монастыря — глубочайшее сознание своего недостоинства, которое особенно роднило его с личностью древнего святого — преподобного Ефрема.

Вероятно, особое почитание Ефрема Сирина в Нило–Сорской пустыни было связано с тем, что образ Нила Сорского сравнивался в памяти монахов скита с преподобным Ефремом Сириным. Тем более что канонизировали Нила Сорского не сразу — только в XVII в. (вопрос о канонизации будет рассмотрен ниже). Иконы с изображением преподобного Нила и житийные повести о нем появились гораздо позже его преставления. Память о том, каким был «старец Нил» передавалась сначала в устных рассказах иноков Ниловой пустыни. Желание сохранить образ основателя скита, запомнить, «каким бе преподобный», отразилось в поисках наиболее близких ему святых.

Интересно, что иконография первой иконы преподобного Нила не совпадала с общепринятой в XVIII в. иконографией преподобного. В сводном иконописном подлиннике этого времени Нила Сорского предписывалось изображать как преподобного Кирилла Белозерского: «Преподобный отец наш Нил, Сорский чудотворец, подобием сед, брада аки Кирилла Белозерского, но у сего курчевата, ризы преподобного, в руках свиток»[565]. Так он изображен на известной миниатюре в сборнике житий вологодских святых: ГИМ. Увар. № 107. Л. 64, вГ; нач. XVIII в. Однако совсем иную иконографию преподобного мы видим на двух иконах, относящихся к этому же времени: «Собор Белозерских святых» (ЦМиАР) (см. рис. 14) и «Спас Великий Архиерей с предстоящими святыми» (ВГИАХМЗ) (см. рис. 19, 20). Здесь преподобный изображен в схиме и подобен святому Ефрему Сирину (см. рис. 18). Согласно описанию А. Н. Муравьева, именно так, в одеждах схимнических, со свитком в руках Нил Сорский был изображен на древней иконе, находившейся в Ниловой пустыни на раке преподобного[566]. Наше предположение об истоках древней иконографии старца Нила подтверждает текст старообрядческого Выговского иконописного подлинника 3–й четверти XVIII в. Здесь об образе Нила Сорского сказано: «Подобием аки Ефрем Сирин, на главе схима»[567]. Известно, что старообрядцы собирали древние иконы и рукописи по всей Руси. Скорее всего, в их собрании оказалось одно из древних изображений (на иконе или в книжной миниатюре) почитаемого ими преподобного Нила Сорского. В настоящее время в ГЛМ хранится старообрядческий иконный образец XIX в., где Нил Сорский изображен подобием святого Ефрема Сирина (ГЛМ. КП 48019) (см. рис. 17).

Впоследствии на иконах, создававшихся в Нило–Сорской пустыни, не раз воспроизводился древний первоначальный образ преподобного. На акварели 1804 г., помещенной в рукописи «Предания преподобного Нила Сорского» из библиотеки Ниловой пустыни, старец Нил изображен в схиме на фоне своего скита (ГИМ. Муз. № 676). Известный сорский подвижник XIX в. иеросхимонах Нил (Прихудайлов), создавая образ любимого им основателя Пустыни, также ориентировался на древний надгробный образ святого (см. рис. 15). Древняя иконография повторена и на юбилейной иконе, написанной в 1908 г., к 400–летию со дня преставления преподобного (см. рис. 16).

Поиск «духовного родства» разных святых типичен для христианского сознания и является одним из приемов агиографии. Как свидетельствуют жития древних святых, память об основателе монастыря сохранялась обычно двояким образом. Очевидцы рассказывали своим ученикам о жизни и поучениях подвижника, но в то же время, рассказывая о нем, они всегда искали аналогий, сравнений с другими преподобными, наиболее близкими по характеру личности и монашеского подвига.

Так, в «Житии Афанасия Афонского» сказано, что он был мудр и сокровенен добродетелью как Савва Освященный и Пахомий Великий; именит, как Антоний Великий. «Мудръ бяше великий Арсение и съкровенъ добродетелми. Но и сей (Афанасий Афонский. — Е. Р.) премудръ бi и свою мудрость съкрываше. Нарочит бяше великий Сава и многим отцемъ наставникъ. И сей же стадо велие стяжа, и Афонъ исполни многих благостроении, имяше бо разсудителное поиже древле прославленыхъ о сем. Якоже убо Пахомию, тако и сему съвыше Богъ въручи, и якоже Антониа створи именита и сего» (РГБ. Тр. № 685. Л. 335).

Феодосия Великого его современник Кирилл Скифопольский, составивший житие святого, сравнивал со святым Василием Великим. По словам агиографа, святой не только любил читать творения Василия Великого, но и стремился подражать его жизни: «Паче же много священных завещаний поминая и постничьских словесъ великаго Василиа. Его же и житие подражая и словесъ зкло желателн? имый, тщашеся убо душу оного нравы украсити, языкъ же словесы удобрити» (РГБ. Вол. № 630. Л. 45).

Подражание подвижнику египетского скита Арсению Великому сделало жизнь Евфимия Великого, по замечанию Кирилла Скифопольского, похожей на житие святого Арсения: «И понеже убо всяц?мъ тщаниемъ житие его подража, того ради и дарований его сподобися, причястьия Святаго Духа и осианиа Божиа св?та и дара прозорливаго» (РГБ. Вол. № 630. Л. 165 об.).

Для сорских монахов их «богомудрый старец Нил», видимо, остался в памяти таким же учителем смирения и покаяния, каким был Ефрем Сирин в истории вселенского монашества.