Современная отечественная историография
Современная отечественная историография
Традиционное противопоставление «иосифлян» и «нестяжателей», «монопольно утвердившееся», по выражению А. В. Карташева [155], в большинстве работ дореволюционной и зарубежной историографии, перешло и в советскую историческую литературу. Так, Н. К. Гудзий писал в своей «Истории древней русской литературы» (1934 п): «С точки зрения Нила Сорского и заволжских старцев задачей монахов было внутреннее подвижничество, аскетизм и полное отрешение от тех материальных забот и политических функций, которое брало на себя иосифлянское духовенство, а также критическое отншение к «писанию», чего совершенно не было у иосифлян, не умевших отличать авторитетное в этом «писании» от неавторитетного, внутренний его смысл от мертвой буквы»[156]. Более того, это традиционное противопоставление приобрело в исследованиях того времени классовый характер: Гудзий считал, что Нил Сорский был выразителем интересов боярства, а иосифляне — идеологами дворянства[157].
В книге И. У. Будовница «Русская публицистика XVI века» (1946 г.) позиция «нестяжателей» в оценке автора имеет резко «воинствуюший» характер: «в среде самого духовенства к концу XV века выделилась воинствующая группа, тесно связанная с боярством, которая была заинтересована в секуляризации церковных земель. Всеми доступными ей средствами пропаганды… и с помощью закулисных влияний группа эта проповедывала совершенное нестяжательство монахов, полный их отказ от владения селами с крестьянами. Духовным главой этих нестяжателей был знаменитый старец Нил»[158]. Его «аморфное учение, отражающее интересы крестьянства», впоследствии Вассиан Патрикеев сделал «орудием боярской политики»[159]. Сам Нил Сорский вместе со своими учениками, по мнению Будовница, также вел борьбу против Иосифа Волоцкого «и по вопросу о церковных землях, и об отношении к еретикам. В этой жесткой борьбе он проиграл, и монахи–стяжатели постарались, чтобы о Ниле Сорском не осталось ни жития, ни памяти, и из всех монастырских библиотек было изъято все, что напоминало знаменитого нестяжателя»[160].
Такое историографическое противопоставление было впервые оспорено в работах Я. С. Лурье. Изучая состав библиотеки Иосифо–Волоколамского монастыря, он отметил, что «писания» Нила Сорского активно переписывали в этом монастыре еще при жизни Иосифа Волоцкого и его ближайших преемников, значит, никакой враждебности в отношениях двух русских святых не существовало. В их сочинениях «яснее выступают черты сходства, нежели различия»[161].
Статья Лурье «Краткая редакция «Устава» Иосифа Волоцкого — памятник идеологии раннего иосифлянства» (1956 г.) посвящена в немалой степени взглядам Нила Сорского и Иосифа Волоцкого на монашеское нестяжание. Подробно анализируя две редакции «Устава» Иосифа Волоцкого, исследователь отметил, что личное нестяжание монахов является одной из главных тем «Устава». На этом основании Лурье сделал вывод, что «идея личного нестяжания монахов, являвшаяся, по мнению исследователей, «наиболее отличительной чертой мировоззрения Нила, не только не вызывала возражения со стороны Иосифа Волоцкого, но получила в его творчестве определенное и отчасти более яркое выражение, чем у Нила»[162].
Что касается вопроса о монастырских селах, то, по мнению Лурье, до собора 1503 г. Нил Сорский в своих сочинениях прямо не выступал за ликвидацию монастырского землевладения. «В сочинениях Нила мы можем найти только общие и косвенные указания на его позицию в этом вопросе»[163].
Весьма вероятным исследователь считает участие Нила Сорского в спорах вокруг вопроса о монастырском землевладении, но «прямое выступление Нила на соборе 1503 г. (особенно в роли инициатора постановки вопроса о «монастырских селах») не доказано»[164].
Следуя за традицией историографии, Лурье все же выделиил некоторые существенные различия во взглядах преподобных Нила и Иосифа. В их числе, по мненияю исследователя, можно назвать идею духовного самосовершенствования у Нила и внешней обрядности у Иосифа, скитничество и «общежитие»: «расхождения эти впоследствии стали зерном, из которого выросли враждебные программы нестяжателей и иосифлян»[165].
Другую статью «К вопросу об идеологии Нила Сорского» (1957 г.) Я. С. Лурье посвятил истории собора 1490 г. Прежде всего, автор справедливо подчеркнул, что решения собора нельзя считать мягкими и объяснять их заступничеством за еретиков старцев Паисия и Нила: «…все новгородские еретики, преданные соборному суду, были прокляты и лишены сана; физическая же расправа с ними была делом не церковного собора, а светской власти». В заключение он сделал ?следующий вывод: «…мы не имеем ни малейшего основания противопоставлять в этом случае Паисия и Нила всем иерархам, участвующим в соборе 1490 года»[166]. А также нет никаких оснований, по мнению автора, «для того противопоставления его (Нила Сорского. — Е. Р.) взглядов ортодоксальному религиозному мировоззрению, которое часто встречается в исторической литературе»[167]. Лурье указал на факты «сотрудничества» между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким в борьбе с еретиками: Нил Сорский переписывал «Просветитель» преподобного Иосифа, в своем «Послании иконописцу» Иосиф Волоцкий использовал текст «Послания» Нила Сорского «некоему брату». Правда, оценивая сущность ереси, с которой одинаково активно боролись Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, Лурье решительно отвергал всякие мнения об иудаизме еретиков или о влиянии иудаизма на их вероучение[168].
В более ранней книге «Антифеодальные еретические движения на Руси в XIV–XVI веках» (1955 г.), написанной в соавторстве с Н. А. Казаковой, он поставил под сомнение выводы исследователей начала XX в. — А. И. Соболевского, Н. С. Тихонравова, Н. М. Сперанского и других — в этом вопросе. «Ересь жидовствующих» (так было принято называть ересь в работах историков XIX в.) Лурье назвал московско–новгородской ересью. Определяя сущность ереси, Лурье считал, что новгородская была близка движению стригольников, а московская — к западноевропейским реформационным движениям. Обе ереси, по его мнению, носили антифеодальный характер[169].
В книге «Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI веков» (1960 г.) Лурье обобщил выводы своих ранних статей[170]. Он подробно охарактеризовал «направление Нила Сорского»: основные произведения и мировоззрение самогсгНила Сорского, его церковную деятельность, идеологию, социальный характер движения его последователей. Наиболеезкарактерной особенностью мировоззрения Нила Сорского автор книги назвал «идею духовного подвижничества, умного делания», отметив, что в творчестве Иосифа Волоцкого эти идеи второстепенны[171]. Скитничество, по мнению Лурье, было также отличительной особенностью монастырской деятельности Нила Сорского: «Нил, очевидно, видел в предложенном им «среднем пути» не временный этап, а наилучший вид монастырского устройства»[172].
В этом исследовании Лурье еще более сблизил позиции Нила Сорского и Иосифа Волоцкого в вопросах нестяжания: движение «нестяжателей», по его мнению, оформилось только в начале XVI в. в результате деятельности учеников Нила Сорского и Иосифа Волоцкого[173].
В своей последней книге «Две истории Руси 15 века» (1994 г.) Я. С. Лурье совершенно сблизил позиции Иосифа Волоцкого и Нила Сорского в вопросах о борьбе с еретиками и об отношении к монастырским стяжаниям. Проследив историю возникновения в литературе противопоставления «формального» направления Иосифа Волоцкого «нравственно–либеральному» направлению Нила Сорского, Лурье сделал заключение, что факты опровергают эти построения. «Нам не известно ни одно выступление Нила Сорского против наказаний еретиков, напротив, именно к Нилу и Паисию обращается Геннадий Новгородский за помощью в своих спорах с еретиками. О сочувствии и прямом содействии Нила противоеретической деятельности волоколамского игумена свидетельствует недавно обнаруженный факт: древнейший и авторитетнейший список «Просветителя» Иосифа Волоцкого, преподнесенный как вклад в Волоколамский монастырь еще при жизни Иосифа, изготовлен в значительной части рукой Нила Сорского. Рукой Нила написаны самые острые разделы книги.., в которых доказывалось отступничество («жидовство») еретиков, дававшее, как указывал Иосиф, каноническое обоснование для их сожжения, даже если они покаются»[174]. «Легендой» назвал Лурье не только «вольнолюбие» Нила Сорского, но и его выступление в 1503 г. против монастырского землевладения. «Письмо о нелюбках» он оценил как недостоверный источник, а в источниках современных собору, по мнению исследователя, «нет ни слова о монастырских землях»[175].
Подобную точку зрения на проблемы «движения нестяжателей» высказывала Г. Н. Моисеева. В статье «Об идеологии нестяжателей» (1961 г.) она писала, что эта проблема возникла в историографии только из–за некритического отношения к «Письму о нелюбках» — памятнику середины XVI в., который тенденциозно освещает события начала века[176]. Моисеева решительно «исключила» преподобного Нила Сорского из «партии нестяжателей», т. к. в числе хорошо сохранившегося рукописного наследия Нила Сорского нет ни одного сочинения, в котором он бы высказывал свое отношение к монастырскому землевладению, а сообщение «Письма о нелюбках», не подтверждаемое никакими другими источниками, не может быть признано достоверным. Далее, исследуя взгляды Вассиана Патрикеева, Г. Н. Моисеева отметила, что сам князь Вассиан «не призывал к секуляризации, а требовал от монахов определенного отношения к дарованным им землям»[177]. Таким образом, по мнению автора статьи, реальных нестяжателей, требовавших ликвидации монастырского землевладения, в русской истории первой трети XVI в. не существовало.
Традиции противопоставления «иосифлян» и «нестяжателей» по всем вопросам церковной жизни придерживался в своих ранних исследованиях А. А. Зимин. В книге «Русская публицистика конца XV — начала XVI веков» (1959 г.) он писал, что сущностью «движения нестяжателей», основоположником которого был Нил Сорский, являлся протест против монастырского землевладения и больших общежительных монастырей. Исследователь считал, что обе программы — как «нестяжателей», так и «иосифлян» — сложились в борьбе с еретическим вольномыслием конца XV — начала XVI вв. как две разные программы церковной реформы[178]. Он подчеркнул некоторые особенности мировоззрения Нила Сорского, фактически сближавшие его с еретиками: «критицизм» по отношению к произведениям отцов церкви и рационалистическое осмысление церковных текстов[179].
В более поздних работах (например, в книге «Россия на пороге нового времени» (1972 г.) А. А. Зимин сосредоточил свое внимание на нестяжательных взглядах и деятельности Вассиана (Патрикеева), отметив, что Нил Сорский развивал только теоретические основы учения «нестяжателей». Исследователь датировал возникновение «движения нестяжателей» временем не ранее 1507–1508 гг.[180].
Ранним работам А. А. Зимина близка концепция Н. А. Казаковой. В книге «Вассиан Патрикеев и его сочинения» (1960 г.), она пришла к выврду, что два идеологических движения — «иосифлянство» и «нестяжательство» — оформились уже в конце XV в. в учениях Нйла–Сорского и Иосифа Волоцкого[181]. Более подробно на «раннем нестяжательстве» Н. А. Казакова остановилась в своей книге «Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в.» (1970 г.). По ее мнению, «не–стяжательство» возникло как реакция части монашества на выступление еретиков против Православной Церкви. Чтобы укрепить Церковь, нестяжатели хотели ее реформировать, т. е. отобрать у нее вотчинные права. Но при Ниле Сорском это движение было еще мало связано с социально–политической борьбой. Казакова считала, что Нил Сорский и Иосиф Волоцкий одинаково хотели укрепления Церкви, но шли к этому разными путями[182].
Если «для Иосифа Волоцкого главным являлось безусловное подчинение монаха тщательно разработанной системе монастырской дисциплины, строгое выполнение внешней обрядности», то «для Нила Сорского центр жизни инока заключался в его внутреннем духовном мире». Если Иосиф Волоцкий оправдывал коллективное монастырское стяжание, то Нил Сорский его отрицал (здесь Н. А. Казакова полностью не соглашается с точкой зрения Я. С. Лурье, который считал, что Нил Сорский имел в виду в своих «писаниях» только личное нестяжание): «…само собой разумеется, что признание скита основной формой монашества означало de facto отрицание монастырского землевладения»[183].
Противоположными, по мнению Казаковой, были взгляды Нила Сорского и Иосифа Волоцкого по отношению к еретикам. Автор книги сделала этот вывод на том основании, что Вассиан (Патрикеев) — ученик Нила Сорского, писал в защиту еретиков. А сам Нил Сорский в своем «Предании» произнес только проклятие еретикам, но «ни словом не обмолвился о казни вероотступников»[184]. Говоря об «ученичестве» князя Вассиана, Н. А. Казакова сделала все–таки важное отступление от традиционной схемы историографии. Исследовав материалы церковного собора, осудившего Вассиана Патрикеева, и другие источники, она первая указала на еретичество князя Вассиана и здесь разделила «учителя» и «ученика». «… учение Вассиана включало тем не менее такие элементы критицизма, рационализма и религиозно–филосовских сомнений, которые были свойственны еретическим учениям. И этим оно отличалось от мировоззрения Нила Сорского, философско–религиозные основы которого не выходили за рамки ортодоксального православия»[185].
Социально–экономическим проблемам учения «нестяжателей посвящена статья Н. В. Синицыной «Нестяжательство и русская православная церковь XIV–XVI веков» (1983 г.)[186]. По мнению автора статьи, основу нестяжательской доктрины составляла критика экономических порядков русских монастырей и — в радикальных проявлениях — утверждение необходимости секуляризации монастырских земель. Н. В. Синицына показала постоянное присутствие нестяжательных идеалов в русских житиях XIV–XV вв., отметив, что истоки этих идеалов коренятся в общежительной реформе Сергия Радонежского[187].
Но Нил Сорский, по мнению автора статьи, предложил принципиально иное решение вопроса монашеского нестяжания: «…он провозгласил наилучшей не общежительную, а скитскую форму монастырского устройства»[188]. В этом Н. В. Синицына видела главное отличие нестяжательства Нила Сорского от других нестяжательных программ XV–XVI вв. Первой из историков «нестяжательства» она подчеркнула разницу нестяжательных взглядов Нила Сорского и Вассиана (Патрикеева).
Н. В. Синицына выделила шесть основных положений хозяйственной (нестяжательной) программы Нила Сорского, отметив при этом, что Нил Сорский создал глубоко продуманную, логически завершенную систему нестяжательства.
Проблемы раннего нестяжательства — взгляды и деятельность Вассиана (Патрикеева) — исследованы в диссертации А. И. Плигузова «Памятники раннего нестяжательства первой трети XVI века» (1986 г.). Анализируя сочинения Вассиана (Патрикеева), исследователь пришел к выводу, что учение инока Вассиана не являлось секуляризационным (ранее это мнение высказывала Г. Н. Моисеева). По мнению А. И. Плигузова, «нестяжательская» программа Вассиана Патрикеева заключалась в перемещении крупных имущественных масс внутри церкви — от черного монашества к белому духовенству, из рук иноческих корпораций в руки князей Церкви.
Такие взгляды Вассиана Патрикеева, считает исследователь, явились результатом развития идей «Предания» Нила Сорского, где утверждение «среднего пути» еще не разрушало канонических основ общежительных иноческих корпораций (например, Кирилло–Белозерского монастыря, которому принадлежал скит Нила Сорского)[189].
Таким образом, проблемы «нестяжательства» стали центральной темой современных исследований о Ниле Сорском, при этом в историографии оформились разные точки зрения: по мнению ряда историков, Нил Сорский никогда не выступал за секуляризацию монастырских земель, и поэтому его надо исключить из «движения нестяжателей», которое оформляется уже после его смерти (Я. С. Лурье, Г. Н. Моисеева, А. И. Плигузов); по мнению других, учение «нестяжателей» уже оформилось в сочинениях Нила Сорского, факт его выступления на соборе 1503 г. бесспорен, что свидетельсвует об оформлении «нестяжательства» как течения общественной мысли в конце XV — начале XVI в. (Н. А. Казакова, Н. В. Синицына).
Буквально в последнее время вышел целый ряд работ, посвященных проблеме «нестяжания», что лишний раз доказывает актуальность этой темы. А. И. Алексеев в монографии «Под знаком конца времен: Очерки русской религиозности конца XV — начала XVI в.» (2002 г.) предложил новую трактовку идеологических разногласий «иосифлян» и «нестяжателей». По мнению исследователя, одним из главных моментов учения нестяжателей являлся принципиальный отказ от поминальной практики. «В рамках «нестяжательской» доктрины монастыри могли владеть селами, получать ругу и милостыню христолюбцев (иногда даже в значительных размерах), но отказывались от приема подушных вкладов как платы за молитвы и литургическое действо»[190].
Последовательно (однако, без текстологического анализа монастырских уставов) автор проводит идею о противостоянии идеологии Нила Сорского русской монастырской традиции. По мнению А. И. Алексеева, «Предание» Нила находится в скрытой полемике с общежительным уставом Ефросина Псковского»[191], а также с «Уставом» Иосифа Волоцкого. Свои выводы о взглядах Нила Сорского исследователь основывает на анализе содержания кирилло–белозерских полемических сборников XV–XVI вв. В итоге исследователь приходит к выводу, что «доктрина нестяжателей» по всем основным пунктам противостояла учению Иосифа Волоцкого. Такой метод исследования представляется нам не совсем корректным. Круг чтения, безусловно, оказывает определенное влияние на формирование личности. Но говорить о взглядах того или иного исторического деятеля, на наш взгляд, можно только исходя из его собственных сочинений и высказываний, как недопустимо отождествлять взгляды ученика и учителя, в данном случае — Вассиана (Патрикеева) и Нила Сорского.
Несомненным достоинством работы является четкий анализ источников, связанных с собором 1503 г. Свое изложение хода соборной полемики автор монографии основывает на взвешенном анализе противоречивых фактов, сообщаемых различными источниками. Рассматривая позицию Нила Сорского в этом вопросе, А. И. Алексеев считает, что старец Нил и его сторонники из заволжских скитов выступили в поддержку предложения Иоанна III об изъятии монастырских вотчин.
Свою новую статью «Типы монастырей и русский аскетический идеал (XV–XVI вв.)» Н. В. Синицына посвятила сложной историографической проблеме — типологии монастырей. Автору удалось показать реальное историческое содержание терминов, принятых на Руси и на Афоне для именования монастырей: «пустынь», скит, «богорадный монастырь», лавра и т. д. Проблему нестяжания Н. В. Синицына рассматривает как составную часть монашеского аскетического идеала и справедливо замечает, что она «не может быть разрешена в рамках вопроса о селах и имуществах»[192]. Характеризуя позицию Нила Сорского на соборе 1503 г., автор считает, что главным в его выступлении на соборе было предложение альтернативного (для русской практики того времени) пути — жизнь в «пустыни». Но при этом, как замечает Н. В. Синицына, старец Нил полностью не отвергал и традиционную форму монастыря — общежитие.
В монографии А. И. Плигузова «Полемика в Русской Церкви первой трети XVI столетия» (2002 г.) подводятся итоги его предыдущих исследований, проблема нестяжания традиционно рассматривается автором через призму сочинений инока Вассиана (Патрикеева). Вопреки историографической традиции Плигузов отвергает атрибуцию Вассиану таких сочинений, как «Ответ кирилловских старцев» и «Прение с Иосифом Волоцким». Он считает, что собор 1503 г. не обсуждал вопрос о селах, а учение «нестяжателей» не было секуляризационным. Нил Сорский, к которому, по мнению исследователя, восходит программа инока Вассиана, «отнюдь не являлся столь радикальным мыслителем, каким он выведен в публицистике 40–60–х гг. XVI в. и более позднего времени («Прение с Иосифом», «Письмо о нелюбках», «Слово иное»)». По мнению автора, «забота Нила о более прочном утверждении «среднего пути» не должна пониматься как непосредственная программа реформы общежительного русского монашества и тем более не может служить оправданием для изъятия земель у общежительных монастырей»[193].
Отдельной теме — изучению «Устава скитского жития», посвящены работы Е. В. Беляковой. В статье «Устав пустыни Нила Сорского» (1988 г.) она определила вероятную дату написания «Устава» и распространения его на Руси. Вслед за Г. М. Прохоровым Е. В. Белякова показала, что Скцтский устав лег в основу организации жизни в Нило–Сорском ските и оказал влияние на творчество преподобного Нила[194]. В своей новой статье «Славянская редакция Скитского устава» (2002 г.) Е. В. Белякова отмечает, что вопрос о происхождении этого памятника по–прежнему остается открытым. «Можно предположить, что автором устава был один из славянских учеников Григория Синаита, поселившегося в Парории»[195]. Исследовательница выявила 4 славянских редакции Скитского устава, попыталась проследить судьбу и значение некоторых списков. В настоящее время Скитский устав по списку преподобного Кирилла Белозерского опубликовал Г. М. Прохоров[196].
Необходимо отметить, что в последние десятилетия активно продолжается источниковедческая работа по изучению и изданию сочинений преподобного Нила Сорского, начатая еще дореволюционными историками. Г. М. Прохоров опубликовал «Житие Нила Сорского в списке первой четверти XIX в.» (1997 г.)[197]. В своих статьях Б. М. Клосс и Г. М. Прохоров исследовали состав агиографических сборников преподобного Нила, выявили его автографы. Т. П. Лённгрен начала публикацию агиографических сборников; ряд ее статей посвящен значению этих сборников в литературном наследии старца Нила и в книжной культуре монастырей Белозерья[198]. Е. Э. Шевченко опубликовала ряд статей, посвященных истории формирования и составу библиотеки Нило–Сорского скита[199].