Выводы главы

Выводы главы

Подводя промежуточные итоги исследования, можно констатировать, что Л. Н. Толстой фактически предложил русскому образованному обществу набор религиозных идей особого рода, полагая, что он носит безальтернативный характер и должен заменить парадигму исторического христианства. В конечном счете эта парадигма является завершением процесса поисков «нового Христа», характерных для русской культуры XIX в., и представляет собой, как убедительно показали исследования православных, католических и протестантских ученых, достаточно произвольную интерпретацию Учения Спасителя. Однако религиозно-философские идеи Л. Н. Толстого, при всей своей научной и богословской несостоятельности, подкупали образованных современников свободной критикой церковных догматов и установлений, критикой, которая воспринималась как нечто новое и неожиданное.

Проповедь Л. Н. Толстого потрясла современников, – в первую очередь даже не в силу выразительности его художественного языка и исключительной искренности мысли. Обаятелен был именно моральный пафос Л. Н. Толстого, жажда подлинного и безусловного добра, которая во всей глубине выступила именно в его творчестве[730].

На восприятии творчества и личности Л. Н. Толстого лежит печать антиномичности, смысл которой выразил глубоко В. В. Розанов. С одной стороны, утверждает он, каждый интеллигент испытывает чувство счастья оттого, что является современником писателя. С другой стороны, сам Розанов подчеркивает, что особенно не любит писателя, зато Л. Н. Толстой, не удовлетворившись «простой и светлой» любовью России, наградой за «Войну и мир», захотел большего: стать Буддой и Шопенгауэром – и захлебнулся в этом желании[731].

Как показывает анализ работ Д. Н. Овсянико-Куликовского, морально-метафизическая основа учения Л. Н. Толстого была крайне неубедительна даже для безрелигиозного сознания: образ Христа, который нарисовал Толстой, требовал альтернативы.

Эта программа была осуществлена в виде поисков религиозной альтернативы учению Л. Н. Толстого на путях «исторического христианства» и в наиболее полном виде реализована в творчестве Ф. М. Достоевского (литература) и В. С. Соловьева (философия). Появление религиозно-акцентированных романов и трактатов Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и В. С. Соловьева знаменовало важнейший этап интеллектуальной и культурной жизни русского общества – переход от тотального увлечения идеями прогресса (политического, экономического, научно-технического) к религиозным поискам: интеллектуальный и духовный вектор начинает в конце 1870-х гг. менять свое направление – от «внешнего» к «внутреннему». И если, как было отмечено в работе, главным признаком секуляризации сознания является размывание «вечных» ценностей, их экстровертизация, то в данном случае можно говорить о начале обратного процесса.

В нем Ф. М. Достоевскому принадлежит совершенно особое место. Можно констатировать, что в творчестве Ф. М. Достоевского дана последовательная критика всех метафизических, квазиметафизических и моральных основ творчества Л. Н. Толстого. Своим художественным чутьем Ф. М. Достоевский почувствовал ту тенденцию, которая наметилась в учении Толстого: стремление построить христианство и Царство Небесное без Христа Евангелия, причем почувствовал пророчески – раньше, чем другие современники Толстого, и даже, как замечает Г. Штайнер, может быть, раньше, чем сам Толстой: в толстовской «философии осчастливливания» он нащупал центральный нерв эготизма Руссо: под любовью к человечеству понимать любовь к тому только человечеству, которое ты сам сотворил в своей душе (мысль, ясно выраженная в романе «Подросток»)[732].

Именно поэтому творчество двух великих писателей можно рассматривать в рамках единой схемы: Личность Христа, учение Христа, Царство Христа. В последнем пункте их пути предельно сближаются, общим идеалом для них, совершенно по-разному реализуемым, становится идея построения Царства Божиего на земле. Именно в этом смысле нужно понимать кажущуюся парадоксальной, но, по сути, очень глубокую мысль М. Дерне о том, что у Ф. М. Достоевского больше точек соприкосновения и «потенциальной общности» с Л. Н. Толстым, чем у Толстого с Достоевским[733].

В работе показано, что хотя оба писателя отталкивались от общих идеологических предпосылок, хотя в их биографиях присутствует важный для обоих этап напряженных религиозных исканий и религиозного перелома, хотя в их творчестве одним из центральных был вопрос «Христос и истина», решали они его противоположными способами. Утилитарной нравственной доктрине Л. Н. Толстого «без метафизического Христа» в творчестве Достоевского противопоставлена развернутая концепция с элементами христологии, христианской антропологии и даже пневматологии. Следует еще раз подчеркнуть, что эта доктрина была направлена именно против толстовства – хотя до самой смерти Достоевскому были неизвестны (да и не могли быть известны) новые взгляды Толстого, сама их идеологическая основа была им угадана очень точно. Таким образом, можно согласиться с выводом прот. С. Булгакова: творчество Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого – два совершенно разных, противоположных способа творческого постижения мира, восприятия добра и зла.

Однако нарисованная картина духовных поисков Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского должна быть скорректирована, и эта работа проделана на материале дискуссии о «розовом христианстве». Поиски двух великих русских писателей были обусловлены необходимостью дать ответ на столь актуальный в конце 1870-х гг. вопрос о месте христианства и Церкви в жизни современного образованного человека и об адекватности тех трактовок христианства, которые возникли в секулярной культуре. Выводы великих русских писателей должны были пройти через интеллектуальный искус, и такая рефлексия была дана в работе К. Н. Леонтьева. Задачей последнего, также пережившего острый личный религиозный кризис, было понять, насколько интерпретация христианской доктрины, предложенная Л. Н. Толстым и Ф. М. Достоевским, соотносится со святоотеческим идеалом, конечно, в том виде, как его воспринимал сам К. Н. Леонтьев. В работе показано, что рефлексия К. Н. Леонтьева, в свою очередь, породила многочисленные отзывы.

Именно в этом и состоит непреходящий смысл дискуссии: в споре о «розовом христианстве» рождалось понимание необходимости возвращения к христианству евангельскому и святоотеческому, к церковным корням.

Рассмотрев особенности восприятия проповеди Л. Н. Толстого в России во второй половине XIX в., мы должны перейти к анализу вопроса о церковно-государственной реакции на эту проповедь.

Но эта работа должна быть предварена обсуждением другого вопроса: это роль в жизни Л. Н. Толстого его ближайшего ученика и последователя В. Г. Черткова, деятельность которого в исключительной степени способствовала распространению философских взглядов писателя во всем мире. С одной стороны, к встрече с Чертковым в октябре 1883 г. взгляды Л. Н. Толстого уже полностью сложились, они носили ярко выраженный антигосударственный и антицерковный характер, но не были еще известны подавляющему числу современников и не носили формально агрессивно-политизированного характера. В. Г. Чертков способствовал распространению новых идей Л. Н. Толстого по всему миру. Каким образом это ему удалось, какое место он занял в жизни писателя? Логика развития исследования требует найти ответ на вопрос, как В. Г. Чертков мог стать последователем и даже идейным наследником Л. Н. Толстого. Поэтому следующий раздел работы будет посвящен именно В. Г. Черткову.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.