Выводы главы

Выводы главы

На основании проведенного исследования можно сделать вывод, что для Л. Н. Толстого была неприемлема система церковно-государственных отношений, сформировавшаяся в России в XIX в. и служившая, с его точки зрения, принципу ограничения вероисповедной свободы. Но проблема здесь заключалась в том, что Л. Н. Толстой был последовательным и убежденным антигосударственником, для него вопрос веротерпимости ни в какой степени не являлся вопросом государственной политики.

Именно поэтому его столкновение с государственной системой было неизбежно, как было неизбежно его столкновение с К. П. Победоносцевым, идеологом и творцом, с его точки зрения, этой политики.

Безусловно, К. П. Победоносцев был одним из главных идеологических противников Л. Н. Толстого, прекрасно отдавая себе отчет в степени вреда, наносимого писателем существующей государственной системе. Тем не менее в 1901 г. К. П. Победоносцев был противником синодального акта против Л. Н. Толстого, считая его несвоевременным и только способным поднять вокруг имени писателя совершенно ненужный шум.

История создания синодального определения от 20–22 февраля 1901 г. позволяет констатировать, что в течение двух лет его «виртуальный текст» был значительно смягчен. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что единственное общецерковное обращение, опубликованное Св. Синодом по поводу антицерковной деятельности Л. Н. Толстого, появилось уже после смерти императора Александра III. Кроме того, некоторые дополнительные обстоятельства повлияли на эскалацию противостояния Л. Н. Толстого с Церковью. Главным следует считать преследование на государственном уровне духоборов и высылку в 1897 г. ближайшего помошника Л. Н. Толстого, В. Г. Черткова. Складывается впечатление, что после этого события приобретают необратимый характер: Л. Н. Толстой совершенно сознательно ставит перед собой задачу спровоцировать конфликт и решает эту задачу путем публикации романа «Воскресение», который, впервые за всю историю издания произведений Л. Н. Толстого, сразу переводится на все европейские языки и расходится огромными по тем временам тиражами.

Однако вот что характерно: первое (естественно, заграничное) полное издание на русском языке романа «Воскресение» появилось в Англии к концу 1899 г. и затем было неоднократно повторено, а синодальный акт был издан более чем через год. Это означает, что данный церковный документ мог появиться только при условии наличия определенной группы церковных деятелей, готовых осуществить эту сложную задачу, а также взять на себя ответственность за нее. Очевидно, престарелый митр. Иоанникий (Руднев) не нашел в себе решимости совершить подобный открытый демарш, понимая, что он вызовет общественный скандал. Однако и он вынужден был в марте 1900 г., во время тяжелой болезни Л. Н. Толстого, издать, вероятно, как указывает в своих воспоминаниях В. М. Скворцов, под давлением духовенства, секретный циркуляр о невозможности церковного погребения писателя и его заупокойного поминовения по церковному чину.

Митрополит Иоанникий скончался 7 июня 1900 г. Мужественный и продуманный церковный шаг, акт церковного исповедничества, принятый крайне критично русской либеральной интеллигенцией, но церковно и исторически неизбежный, был осуществлен после того, как пост первенствующего члена Св. Синода 9 июня 1900 г. занял очень популярный в церковной среде и среди молодых академических преподавателей митр. Антоний (Вадковский). Обратим внимание, что от этого назначения до издания синодального акта 20–22 февраля прошло всего около девяти месяцев.

С большой вероятностью можно предполагать, что активное участие в подготовке этого акта приняли архиеп. Антоний (Храповицкий), много писавший о Л. Н. Толстом, а также архим. Сергий (Страгородский), выступивший с многочисленными разъяснениями по поводу этого документа.

По форме и по содержанию синодальный акт 20–22 февраля 1901 г. представляет собой глубоко осмысленное и выверенное слово церковной власти «в кротком и примирительном духе» (выражение К. П. Победоносцева из письма императору Николаю II), в задачу которой входило не оттолкнуть писателя от Церкви, но дать ему возможность понять последствия разрыва с ней, а также избежать шумного скандала в обществе.

Однако по церковно-каноническим последствиям лично для Л. Н. Толстого документ представляет собой именно отлучение (по выражению еп. Сергия (Страгородского), «внешнее подобие отлучения») – он совершенно недвусмысленно указывает на возможные церковно-канонические результаты упорства писателя в своих взглядах: в нем провозглашалось, что Л. Н. Толстой не воспринимается больше Церковью как ее член, именно поэтому речь о христианском погребении для писателя не может идти.

Проанализированные в диссертации материалы показывают, что синодальное определение 1901 г. было принято всей церковной полнотой, хотя отдельные, очень немногочисленные, священнослужители в своих письмах выразили писателю поддержку.

На основе анализа переписки и встреч Л. Н. Толстого с русскими священнослужителями можно констатировать, что утверждение о «корыстном» характере действий духовенства, т. е. обвинение его в стремлении любой ценой добиться от писателя публичного покаяния, не выдерживает никакой критики – здесь присутствовало желание вразумить писателя перед смертью.

Несмотря на жесткие формулировки и грозные предупреждения, настоящая любовь к Л. Н. Толстому продолжала жить именно в Церкви.

Что касается представителей власти, то, как показывает анализ материалов дела об издании сочинения писателя «Учение Христа, изложенное для детей», русское правительство в отношении писателя руководствовалось по-прежнему стремлением избегать любого скандала, что в глазах общества часто было свидетельством его беспомощности. Именно поэтому мнение о том, что отлучение Л. Н. Толстого является сознательным и согласованным действием государственной власти и Церкви, не соответствует исторической действительности. Совершенно прав С. Л. Фирсов, утверждая, что тесный союз Церкви и государства создавал иллюзию того, что любые решения власти церковной являются одновременно решениями власти государственной[1239].

К сожалению, церковно-историческая наука не располагает какими-либо убедительными сведениями о том, что Л. Н. Толстой в последние десять лет своей жизни изменил отношение к Русской Православной Церкви. Этот вывод также подтверждается материалами переписки писателя с отдельными священнослужителями. Правда, при этом можно заметить, что после издания «Учения Христа, изложенного для детей» (1907–1908) в собрании сочинений Л. Н. Толстого отсутствуют антицерковные сочинения.

Это обстоятельство прекрасно понимал Л. Мюллер, подчеркивавший в 2005 г., что как было бы вопиющим насилием отвоевать у окружавших писателя в Астапове лиц его умиравшее тело, без его согласия «примирить» его с Церковью на смертном одре, так вопиющим насилием будет «примирить» его с ней, вопреки его собственной прижизненной воле, сейчас, через сто лет после его смерти. Этот конфликт не может быть разрешен примитивным и мнимым способом, объявлением умершего Л. Н. Толстого раскаявшимся. Более того, по мнению исследователя, реально Церковь не налагала на Л. Н. Толстого никакого наказания, которое через сто лет требовало бы отмены[1240].

Конечно, это не означает, что мы можем выносить какие-либо суждения о состоянии души писателя перед смертью, – это не задача исторической науки, да и достоверной информации на этот счет не имеется – весь соответствующий материал прошел через строгую цензуру сначала самого В. Г. Черткова, а затем и его последователей, которые в течение нескольких десятков лет тщательно следили за тем, чтобы любая информация о Л. Н. Толстом вписывалась в созданный Чертковым ходульный образ борца с произволом государства и Церкви. Один из парадоксов жизни Л. Н. Толстого заключается в том, что именно Чертков способствовал рождению образа Толстого как борца с произволом, распространению славы писателя по всему миру, и именно Чертков в течение 20 лет создавал вокруг него «полосу отчуждения», результатом чего стала последняя, предсмертная трагедия его жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.