ЗВУК ТРУБЫ ДЕСЯТЫЙ О сыноположении по благодати

ЗВУК ТРУБЫ ДЕСЯТЫЙ

О сыноположении по благодати

«Итак, приидите, возлюбленные мои отцы и весь собор монашествующих, чтобы нам, отринув проклятое житейское попечение, с усердием взойти к своему распятию и, укротив, насколько возможно, препятствующие нам страсти, да соделаться подражателями Спасителя!» «То, что выглядит утеснением, — продолжает старец, — не боль, но соединение с истинной радостью и наслаждением, или, лучше сказать, посещение нас Богом. Ибо Он поистине придает нам силы, а также за нас сражается с врагами, победы же приписывает нам. Сам воюет, Сам побеждает и Сам же является военным трофеем!»

«О великое чудо, основание многих созерцаний! Внимайте словам моим, честные отцы, распявшиеся страстям ради любви Христовой, да взойдем на мысленный Фавор, чтобы достичь преображения через доброе изменение и чтобы и впредь Сладчайший Иисус являл умным очам нашим славу Свою, мы же таинственно вкусили бы истинной радости. Ибо Он — поистине Радость, Он же и Дарование! Лишь Он — Дарующий, и лишь Он — Дар! Сам Он — и Источник, и бьющая из него Вода живая».

Этими словами приснопамятный старец возводит нас на последнюю ступень своего умозрения. Затем он объясняет условия, при которых разумные существа могут с благодарностью во всей полноте осознать основной смысл слов: «все и во всем Христос»[385]. Старец по–своему истолковывает глубинное содержание литургического возгласа: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Приводя несколько небольших примеров, он представляет образ благодарения, которое может принести Богу человек, удостоившийся милости Божественной благодати и с убежденностью исповедующий, что «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости».[386] Люди обоженные, ум которых взошел на высоту духовного созерцания, облеченные в полноту смирения преображающего их Бога Слова «отвращают, как Моисей, лице свое от неприступного видения»[387] и, как двадцать четыре старца в Апокалипсисе, поклоняются «Сидящему на престоле, Живущему во веки веков».[388]

Старец подробно описывает образ мышления людей совершенных и бесстрастных во Христе, преображенных благодатию и ставших подобием Прообраза, которые, будучи кроткими и смиренными сердцем, все доброе приписывают первому и главному Началу, себе же самим — ничего, осознавая, что все доброе в них устроено и приведено к совершенству Христом Иисусом, Господом их, и что «все Им и для Него создано»[389]. Такова причина, по которой они твердо соблюдают бесстрастие в полноте освящения, ибо лишь тогда можно достичь совершенства своей личности.

С пришествием благодати, когда полнее ощущается беспредельность Божественного величия и, с другой стороны, слабость и ничтожество их тварного естества, они познают, что достоинство, которым они обладают, является Божественным даром и изначально (создание Богом), и в середине пути (избрание и изволение благости[390]), и в конце (дар освящения и совершенства). Таким образом, получают замечательное истолкование слова святого апостола Павла: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?»[391]. Полнота познания на этой ступени является не ложным умозрением, плодом наших собственных усилий, но чисто результатом воздействия Божественной благодати на умы совершенных во Христе и становится постоянным состоянием человека, проявляющимся в виде веры. Она делается как бы новой душой и сущностью разумных существ, так что неизменной реальностью для них является Бог, Который есть «все во всех»[392].

Старец следующим образом поясняет полноту равновесия в отношениях между Творцом и созданиями, соответствующую смыслу творения: «Бог производит на свет, создает и наделяет дарами Свои создания, а те, благодарно принимая их, с благодарностью возвращают долг. Это умозрение, несмотря на простоту, с которою его можно описать, становится реальностью лишь для пребывающих в состоянии освящения и бесстрастия, стяжавших "ум Христов"[393] и носящих "образ Небесного"[394]». Такие люди, как говорит старец, могут дерзновенно назвать Бога Отцом: «Только тот может назвать Отцом Бога нашего, кто по благодати познал Его как ОТЦА, И ТОТ ЗОВЕТСЯ СЫНОМ, КТО ВКУСИЛ ОТЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ. И тот воздает "Твоя от Твоих", кто увидел, что сам он наг, познав и собственную немощь и, равным образом, познав своего Благодетеля, Который облек его в дорогую одежду и назвал отныне сыном Своим по благодати. Такой, следовательно, и наслаждается богатством Отца своего и в чистоте воздает "Твоя от Твоих"».

Этот образ взаимоотношений Создателя с Его творениями старец назвал «божественным движением», вводя, по своему обыкновению, особые слова и определения для передачи собственных мыслей. Тот же порядок он приписывает и небесным телам (святым Ангелам), поскольку и они, получившие от Бога бытие и благобытие, неуклонно пребывают в равновесии и благодарно возвращают Богу то, что изначально получили от Него. Старец говорит: «Ибо все это божественное движение в отношении небесных и земных, ощущающих и бесчувственных созданий, с тех пор как они были сотворены и познали свое бытие, основано на этом дивном созерцании, и совершается вечно, и постоянно приносит «Твоя от Твоих» своему Создателю. Господь же, Чье богатство превыше всяческой меры, благодарно принимает благодарение, вновь щедро вознаграждая теми же дарами. Ибо это, продолжает старец, поистине начало для монашествующего, это та ступень, где он, оставив страсти, встретился с Богом и, познанный Им, прилепился к любви Его, доселе неведомой ему, чтобы повторить слова Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле»[395]… Начало чистого жития и нисхождения даров Божиих заключается для человека в познании собственной немощи. И опять?таки надобно человеку пройти через многие и великие искушения, превосходящие силу его, чтобы достичь сего познания; когда же сделается он его причастником, то одержит верх и над ними, и надо всем иным».

Находясь на других ступенях своего подвижнического поприща и в других состояниях, человек, чтобы победить страсти, стяжать боговидные добродетели и вообще взойти по лестнице покаяния, обязательно нуждается, наряду с Божественной благодатью, в приложении собственных усилий. Однако в состоянии полноты освящения, то есть обожения, человеческие средства бездействуют и Божественная благодать сама придает всему совершенство. Старец справедливо указывает: «Ибо Он — поистине Радость, Он же — и Дарование! Лишь Он — Дарующий, и лишь Он — Дар!» Истинное слово Господа нашего: «Без Меня не можете делать ничего»[396], обращенное к человеческому ничтожеству, всегда справедливо, однако в том состоянии, о котором идет речь, оно имеет абсолютный характер, ибо оное преображение, при котором «смертное сие облекается в бессмертие»[397], всецело является делом благодати.

Лишь тогда, когда человек ощутит это, он может с уверенностью произносить: «Твоя от Твоих» и «Всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе, Отца светов»[398] Нечто подобное происходит и во время чистой молитвы, как подчеркивает святой Исаак. Ибо когда достигнет подвижник чистой молитвы, то, по благодати Божией, «за сим пределом будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвою молится ум»[399]. Когда мы настаивали, чтобы старец разъяснил вышеестественный способ, которым богоносный человек скорее испытывает, нежели просто ощущает эти явления, он говорил так: «В это время все свойственное ветхому человеку бездействует, ибо он пребывает не только в ином естестве, вне места, времени и естественных движений, но и в ином воздухе, в ином мире, где теряют силу чувственные меры, образы и знаки». Чтобы подтвердить свои слова, старец, по своему обычаю, привел подходящее место из томика святого Исаака Сирина, с которым никогда не разлучался: «У чистого душою мысленная область внутри его; сияющее в нем солнце — свет Святой Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сей, — Утешительный и Всесвятый Дух»[400]. Тогда Господь наш Своею благодатию, будучи Сам Дарующим и Даром, преображает верного раба Своего, с великой стойкостью и терпением миновавшего море тяжких искушений и не предавшего Божественную любовь. И тогда тот научается «созерцать в Боге, сообразно Ему, а не как видим мы»[401] не по–человечески, но боголепно.

В том, что касается «чувства в Боге», которое испытывает и которым наслаждается человек, все обстоит именно так, согласно всем неложным свидетельствам святых отцов. Однако в том, что касается его самого, он ощущает совершенное свое ничтожество и ставит себя ниже всей твари, что неспособен понять мир. Если же такого человека спросят, что он думает о самом себе после стольких благодатных божественных посещений, он пребывает в молчании, как бы неспособный выразить свои мысли. То, что истина относительно Божественных даров именно такова, не отрицает, но скорее подтверждает их невыразимость, чрезвычайную реальность и достоверность. Однако сам он не может найти или увидеть в себе ничего достойного и хочет, если возможно, не соизмерять себя с существующими созданиями, но скрыться и стать для людей неизвестным, словно несуществующий. Благодаря этим разъяснениям приснопамятного старца, я смог постичь глубину слов, которые тот часто повторял: «Твоя от Твоих, Владыко многомилостиве, от Твоего человеколюбия принимаем и благодарно возвращаем, благодаря великую Твою милость».

В качестве эпилога этой последней ступени старец пишет следующее: «Ибо то, что Он назвал "образом Божиим", есть божественная сущность души нашей, разумная, прекрасная, умная и святая! Итак, взгляни, смиренный, на сию небесную славу, в которую ты облекся на земле, подобно Богу! Взыскуй вышнего, помышляй о вышнем, желай вышнего, коль скоро ты — причастник Вышней Сущности. Не заботься о бренном сосуде, но непрестанно размышляй о содержимом его. Подобие же Господне — это те Божественные дары, о которых сказано выше…» И заканчивает в поэтическом стиле: «Ведь если этих даров не имеешь, то знай, что и подобием Господа нашего не владеешь! Если же душу свою оскверняешь, то и образ Божий в себе помрачаешь, на адский мрак себя обрекаешь!»