Письмо одиннадцатое

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Письмо одиннадцатое

"Я семь путь и истина и жизнь" (Ин.14:6).

"Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину... Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам" (Ин.16:13-14).

"Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его... и поставил Его (Иисуса Христа)... главою Церкви" (Еф.1:17,22).

"Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины" (1 Тим.3:15).

"Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь".

Вот мысли, на которых я хотел бы остановить ваше внимание, друзья мои. Вдумайтесь в них сами, выясните себе связь между ними и сделайте соответствующий вывод. А я поведу с вами беседу издалека, и даже не сам буду беседовать с вами, а познакомлю вас с одним интересным человеком, который расскажет вам о себе поучительную историю и выведет из нее душеполезное заключение.

Человек этот, Юрий Александрович Колемин, был секретарем нашего посольства в Мадриде, а затем состоял секретарем канцелярии министра иностранных дел. В бытность свою в Мадриде он содействовал обращению к Православию из католического раскола начальника отделения генерального штаба в Испанской королевской армии Викентия Гарсия Рюи-Переса.

Интересны подробности совместных богословских занятий Ю.А. Колемина и его ученика. Вместе они проштудировали литургии святых Василия Великого и Иоанна Златоуста, катехизис и сочинения о.Владимира Геттэ{349}, сочинения А.С. Хомякова, специально для Викентия переведенные на испанский язык Ю.А. Колеминым, православный молитвослов и многое другое. По возвращении в Россию г.Колемин выпустил крупное (свыше 300 стр.) сочинение под заглавием: "Римский Духовный Цезаризм перед лицом Соборной Православной Церкви" (СПб., 1913 г.).

Но прежде чем вступать в полемику с врагами Православия и чад заблуждения соделывать чадами единой истинной Церкви, Ю.А. должен был сам выдержать нелегкую брань с представителями инославия, чуть было не уловившими его в свои искусно расставленные сети. Избыв страшную опасность быть увлеченным в еретический раскол, Ю.А. предостерегает относительно этой опасности своих православных сородичей и дает им оружие на случай борьбы с духовными недругами.

Вот что он говорит[63]:

"Знаете ли вы, какое мучительное посрамление ожидает громадное большинство из нас, православных, когда наталкиваешься на представителей западной инославной дисциплины, веками выработавшей из своего миросозерцания страшное для маловерных наступательное оружие?.. Отступничество многих наших интеллигентов от родного Православия в сторону Рима является прискорбным фактом... Позвольте мне показать вам на примере, взятом из жизни, как совершается это отступничество среди нас, то отступничество совершенно особого свойства, вина за которое падает на всех нас, в котором он, отступник, является зовущим, а мы - не отворяющими, он, отступник просящим, а мы - не дающими. Я вам покажу на примере, взятом из жизни, каким образом наша восточная туманность, несмотря на все широкие порывы к субъективному блаженству, побеждается логическою точностью западного объективизма... и вы поймете тот соблазн, жертвами которого делаются наши интеллигенты, жертвою которого некогда чуть не сделался и ваш покорный слуга, говорящий с вами о том, что сам испытал. Так вот слушайте и любуйтесь следующим, повторяю, взятым из жизни, разговором!

Непогрешимый авторитет в католичестве

К православному человеку подходит иезуит. Я не стану утруждать внимания вашего приведением всего того, что было сказано между ними раньше. Прямо подхожу к примеру. Вот подлинный разговор:

- Имеется ли у вас в православной Церкви авторитет, хранящий веру вашу в чистоте с апостольских времен? - спрашивает иезуит.

- Имеется, - отвечает православный.

- Кто он такой, этот ваш авторитет?

- Наша православная духовная власть.

- Скажите мне: признаете ли вы, что ваша духовная власть гарантирована от всякого заблуждения?

Православный человек немного смущен этим вопросом, что дает иезуиту повод к следующему объяснению:

- Не смущайтесь моим любопытством! Я спрашиваю потому, что вы мне ведь только что говорили, что ваша духовная власть хранит вашу веру в чистоте со времен апостолов. Так как ваша духовная власть, т.е. Российский Правительствующий Синод, существует не с апостольских времен, а только со времен Петра Великого, и так как мы нигде не находим никакого обещания, данного Российскому Синоду, в смысле гарантии его от всякого заблуждения, то я и хотел именно знать, на чем вы основываетесь, когда вы Синоду приписываете какой-нибудь авторитет в вопросах веры?

- Да я ему такого авторитета не придавал, - говорит православный.

- Позвольте, ведь вы мне только что говорили, что для вас авторитет в вопросах веры - это ваша подлежащая духовная власть. Разве Российский Синод не является вашею подлежащею духовной властью?

- Ну да, является-то является, только я не говорил, чтобы он являлся той властью, которая получила бы обещание по текстам Священного Писания.

- Если он не получил обещаний, тогда откуда же вы берете, что он не может ошибаться?

- Да я не говорил, что он не может ошибаться.

- Так что может ошибаться?

- Ну да, может, конечно, - с недовольством отвечает православный, припертый к стене.

- С какой же стати, - продолжает с тонкою улыбкой иезуит, - вы тогда признаете его авторитетом? Ведь авторитет предполагает необходимость подчинения. Но вы ведь сознаетесь, что он может ошибаться. С какой же стати подчиняться вам в вопросах абсолютной истины такому авторитету, который может ошибаться?

Православный чувствует, что что-то неладно, и говорит:

- Да нет. Российский Синод - это, конечно, наша подлежащая духовная власть, но только русская наша власть, поместной русской православной церкви. Поэтому она является только как бы подчиненною властью, а не той, которая имеет обещания и которая никогда заблуждаться не может.

- Ага! Будьте добры, скажите мне, какая же тогда эта ваша высшая власть, которая, по-вашему, имеет эти обещания и которая именно и является тем авторитетом, который хранит вашу веру в чистоте с апостольских времен? Может быть, Константинопольский Патриарх?

Православный молчит. Но иезуит продолжает:

- Не он, значит. Может быть, какой-нибудь другой Патриарх? Или вообще, может быть, каждый православный иерарх? Конечно, нет! Ведь, бывали и иерархи еретики. Так, может быть, какой-нибудь синод, если не Российский, то какой-нибудь другой православной церкви? Тоже нет? Ну кто же тогда?

- Да никто... - с недоумением отвечает православный.

- Никто?! Так что у вас каждый православный, ну вот вы сами, например, гарантированы от всякого заблуждения?

- Да нет же.

- Тоже нет? Так что у вас решительно никто, как бы высоко он ни стоял, не гарантирован от заблуждения и не имеет поэтому никакого разумного основания считать себя тою авторитетною подлежащею духовною властью, которая имела бы право на ваше доверие и подчинение в вопросах веры! Одним словом, когда вы мне давеча говорили, что у вас такая подлежащая духовная власть имеется, вы ошибались. И так как вы сами говорили, что ваша вера остается незапятнанною благодаря именно присутствию этого вашего вероисповедного авторитета, то отсюда следует, как дважды два четыре, что вследствие отсутствия такой необходимой власти вы обязательно блуждаете во тьме.

Но православный не сдается еще и отвечает:

- Нет. Такая власть обязательно у нас имеется. Только ни одна из наших поместных духовных властей не является этой высшею над всеми властью.

- Хорошо, - продолжает иезуит. - Вы исключили непогрешимый вероисповедный авторитет всех ваших епархиальных поместных духовных начальств, архиереев, синодов и патриархов. Кто же, благоволите все-таки мне ответить, кто же она тогда, эта ваша высшая власть, хранящая залог Христовой веры у вас в неприкосновенности? Кто он, тогда, этот ваш непогрешимый авторитет? Вы ведь не посмеете теперь сказать, что это - ваше священство, то есть те же архиереи, синоды и патриархи, насчет которых вы изволили согласиться, что они могут ошибаться. Ведь авторитет в вопросах абсолютной истины и одновременная возможность заблуждения - это, изволите ли видеть, только чепуха.

Православный недоумевает. Но он все же находится - и говорит:

- Ну да, я на самом деле выразился не вполне точно. Знаете, мы вообще с точностью не очень-то ладим. Когда вы меня спросили, кто у нас хранит залог православной веры, я немножко скороспешно ответил вам, что подлежащая духовная власть. Но это верно только отчасти. Потому что веру нашу хранит, конечно, тоже каждая духовная власть, но не в отдельности. Хранительницею веры кашей является, собственно говоря, сама Церковь.

- Православная Церковь? Церковь? Кто? Что такое? Церковь? Что такое Церковь?

Православный человек вспоминает единственный ответ своего катихизиса на такой неожиданный вопрос и говорит:

- Общество верующих, соединенных православною верою, священноначалием и таинствами{350}.

- А вы сами, - продолжает иезуит, - имеете православную веру?

- Имею, по милости Божией.

- Священноначалие признаете?

- Признаю.

- В таинствах участвуете?

- Участвую.

- Ошибаться можете?

- Могу.

- Органом церковной непогрешимости не являетесь?

- Боже спаси!

- И все вы, от первого до последнего, находитесь в том же положении?

- Все мы находимся в том же положении,

- Так что в этой вашей Церкви, о которой вы мне говорите, что она является хранительницею вашей веры, никакого решительно органа ее непогрешимого авторитета нигде не имеется?

Опять недоумение православного. Но, спохватившись, он возражает:

- Простите, у нас такой орган имеется. Именуется же он "Вселенским Собором".

- Вселенский Собор? Где же он у вас находится?

- Да нигде... он собирался, когда это являлось необходимым.

- Когда это являлось необходимым! Следует думать, что эта необходимость, на которую вы ссылаетесь, была именно необходимость сохранения веры в чистоте?

- Конечно.

- Так что с девятого века у вас в такой вероохранительной деятельности, полагаем, надобности не было, так как ведь вселенские соборы с тех пор у вас больше не собирались{351}. Неужели у вас за целых 1000 лет не возникало никогда и нигде на Востоке никаких заблуждений?

Новое недоумение православного. Но иезуит продолжает спрашивать и говорит так:

- Хорошо. Положим, что у вас за целые тысячи лет действительно не было уже надобности в проявлении вашего непогрешимого церковного авторитета. Положим, с очевидною натяжкою, что это так. Но скажите мне: ручаетесь ли вы, что такая необходимость уже вовеки больше не представится?

- Нет. Откуда же мне знать! Но когда представится необходимость, тогда, полагаю, и соберется Собор.

- Собор! Погрешимый или непогрешимый?

- Ну да, тот, о котором идет речь.

- То есть непогрешимый, не так ли, потому что мы ведь говорим о вашей непогрешимой власти, на которую вы изволите ссылаться?

- Ну да.

- Речь, стало быть, идет о Соборе вселенском, а не о поместном, не так ли, потому что вы признаете качество непогрешимости только за первым?

- Конечно, так.

- Хорошо. Стало быть, тогда соберется вселенский Собор. Мы, конечно, видим вашу немощь, которая не позволяет вам добиться не то что вселенского, но даже несчастного вашего русского поместного Собора{352}. Но предположим, хотя бы ради упражнения, что это так. Вот вы, действительно, устроили непогрешимый, т.е. вселенский, Собор. Что же он из себя представляет, этот ваш непогрешимый Собор, и каковым именно он должен явиться по составу своему, чтобы претендовать на непогрешимость своих вероопределений?

- На нем присутствуют верующие, с пастырями во главе, от всех стран, - отвечает православный.

- Да какие именно? - спрашивает иезуит, - ведь полный Собор всех православных людей, живущих на земном шаре, является фактически невозможным; никогда такой Собор не собирался, да и не соберется когда бы то ни было. Так что вы, пожалуйста, не увертывайтесь, а покажите нам орган вашего непогрешимого церковного учительства и скажите мне, каков именно точный его состав.

-Ну, на нем там присутствуют верующие, иерархи там с духовенством да с мирянами, - лепечет православный.

- Так что всякое собрание иерархов с духовенством да с мирянами есть вселенский Собор?

- Да нет, он отличается известными признаками.

- Да какими?

- Да на нем присутствуют представительства от всех церквей.

- Позвольте! ни на одном из всех ваших семи вселенских Соборов не было налицо этого признака. На втором вселенском Соборе всего присутствовало даже только 150, к тому же исключительно восточных, епископов{353}. Да кроме того, это даже практически совсем не выполнимо. Как же на вселенском Соборе будут присутствовать все иерархи, все духовенство и все миряне, хотя бы даже только в лице их законных представителей! Это ведь предполагает такое социальное устройство, такую дисциплину, такие бессомненные формы законного представительства во всех решительно государствах, церквах и народах, каковых не было не только во времена ваших семи вселенских Соборов, но нет и сегодня, да вряд ли и будет когда-либо. Так что все это якобы непогрешимое учительство ваше является не чем иным, как жалкою фикциею, которою вы прикрываете ваше церковное банкротство. Ибо это значит ни что иное как то, что у вас нет уже того необходимого, бесспорного, непогрешимого учительства веры, на которое вы давеча ссылались, когда вы мне говорили, что православная Церковь веру свою хранит в незапятнанной чистоте.

Видите ли, как вы находитесь в противоречии с собою, с вашею теориею православной незапятнанности! Видите ли, что с вами стало с тех пор, как вы отвернулись от того единого, ясного, всегда точного и всегда действительного критерия непогрешимости, который основывается на апостольском престоле святого Петра!.. - Церковь - не фикция. Она действует.

Ваша же церковь мертвою лежит, до такой степени мертвою, что собственное ее непогрешимое учительство бездействует уже 1000 лет, если вообще допустить, что оно могло бы существовать... в чем вы сами сомневаетесь, ибо не ведаете даже его определительных признаков, с тех пор, как вы отбросили единый истинный критерий. Этот единый истинный критерий имеется в утверждении Соборных решений преемником Петра.

Протестанты, заблуждающиеся по другим соображениям, отличаются от вас только тем, что они имели смелость и последовательность дойти до последних выводов из того же самого положения, которое является основанием и вашего отступничества. Вы же, собственно говоря, верующие христиане, а потому и в страхе остановились на полдороге, вращаясь теперь беспомощно в сфере вашей собственной непоследовательности и ваших церковных фикций, для того чтобы не открывать ваших глаз и чтобы не лишиться душевного спокойствия при виде собственного безумия. Потому всяких логических изысканий вы и боитесь... ибо имеете для этого основание...

Велико недоумение православного. Но беда теперь не в этом, а в том, что из этого тупика выхода никакого нет. Иезуит предъявляет абсолютно точную, логически неопровержимую систему, и сколько бы ни старался наш православный христианин, он из этого своего сомнения никакого логически правильного выхода не найдет, потому что выхода этого на самом деле не существует. В этом состоянии внутренней неудовлетворенности его и оставляет иезуит, чтобы приступить к нему потом, когда дело уже достаточно подготовлено, и когда то семя, которое он бросил в душу своей намеченной жертве, успело пустить уже достаточно глубокие корни, чтобы лишить его душевного спокойствия. Тогда он и подходит. Начинаются беседы о Петре, об обещаниях Спасителя, о евангельских текстах, касающихся святого Петра. Попутно речь идет и о неустройстве церковном на Руси, которым сильно недоволен наш православный христианин, как и многие другие русские, каковое недовольство приходится для иезуита очень кстати. Блестящая его логическая аргументация окончательно сбивает православного собеседника. Ему показывают картину вышлифованного до последних мелочей строения безукоризненной логики; зовущий его призрак, под сладким ликом Христа, открывает ему свои объятия, и он не устоял... он бросается туда... отступничество совершилось!..

Господа, эта картина нарисована с натуры.[64]

На одном только примере мы показали опасность, но думаете ли вы, что этот пример не является типичным? Думаете ли вы, что много найдется православных, даже ученых, которые в приведенной беседе с иезуитом не попали бы впросак? Так, именно так совершается отпадение православных душ от родной Церкви в сторону Рима, на что нередко, особенно за последнее время, жалуются наши пастыри. И с этим надо покончить. Надлежит снабдить православного человека{354} необходимым оружием и дать ему в нескольких словах одно сжатое, категорическое, громадного значения правило, одно правило, благодаря которому мы больше не станем принимать той ложной точки отправления, которая является постоянною причиною наших поражений.

Вот оно, это правило, вот где лежала ошибка: мы, не правда ли, соглашались с иезуитом насчет того, что в нашей Церкви существует авторитет в вопросах веры. Нет! В Церкви Христовой нет того кощунственного, богохульного, противохристианского и безнравственного начала, что называется авторитетом в вопросах совести и веры.

Непогрешимость Церкви в Православии

Вся она, Христова Церковь, является непогрешимой. Она сама берет только то, что согласуется со Христом по союзу взаимной любви[65] всех христиан между собою. Она сама, в цельности своей, исполняет одно беспрерывное учительство... И ею руководит высший Разум, Сам Дух Святый, защищающий ее от всякой заразы, против которой никто из нас в отдельности не гарантируется, против которой не гарантирует даже Собор.

Потому что непогрешимость вовсе не принадлежит Собору, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе. Каждый же из нас имеет истину лишь в меру своего участия в Церкви. Это же участие дается по мере уничтожения собственной себялюбивой разрозненности, растворением себя в совершенстве Церкви, посредством смиренной любви, ставящей согласие с телом церковным выше собственного мнения, что именно и есть радикальное отрицание авторитета. Одно лишь помышление о приписании себе такого авторитета кем бы то ни было над совестью и верою других (заметьте, мы все время говорим о вере и совести, т.е. о мире бесконечном, а не о земном конечном мире, который один лишь является надлежащею почвою для всякого авторитета) является поэтому радикальным отказом от Церкви Христовой, пропастью отрицания и себялюбия...[66]. В вопросах совести и веры любовь и авторитет суть два противоположных, исключающих друг друга в Церкви, понятия. Между этими двумя началами невозможны никакие компромиссы.

Авторитет в правовом значении

Этот вывод относится к тому именно авторитету, что под этим юридическим термином обыкновенно подразумевается. Авторитет, согласно рассуждениям нашим с иезуитом в показанном выше примере, авторитет в обыкновенном своем правовом значении - это такая власть, такая высшая инстанция, скажем, судебного, что ли, характера, определения которой считаются суверенными, не подлежащими дальнейшему оспариванию, содержащими в себе, по голому материальному факту провозглашения их именно этим учреждением, всю непреложную и неопровержимую истину, доступную для нас в том круге понятий, в котором хозяйничает эта авторитетная власть. Если этот круг понятий, следовательно, составляется из вопросов абсолютной истины, то, значит, абсолютною истиною считаются определения именно этой власти. В этой структуре, следовательно, целое зависит от части; оно, целое, должно подчиняться этой части своей, какие бы ни были его собственные мнения. Вот такой-то именно власти Христос Спаситель никому из нас в вопросах бесконечного мира не давал.

В вопросах бесконечного мира не целое зависит от части, а всякая часть от целого. В вопросах бесконечного мира исчезает всякий человеческий авторитет, потому что человеческий авторитет, то есть зависимость целого от части, имеет свою природную почву лишь в мире конечном, то есть, например, во всех чисто земных коллективных организмах, например, в государстве, а в Церкви Христовой только в тех ее функциях, которые именно и относятся к ее организации на земле, то есть, например, в вопросах управления и дисциплины. В мире же бесконечном, к которому со времен Спасителя именно и относится совесть человеческая, там царствует только Он один, великий Первосвященник по чину Мелхиседека{355}, Который Своею кровью возвел нашу совесть и нашу веру, освободив их навсегда от всяких человеческих уз, в Свое Божественное бесконечное Царство. Этот великий Первосвященник, о Котором говорит св. Кирилл Иерусалимский: "Христос Первосвященник, имеющий священство беспрерывное и не имеющий никакого другого преемника Своего первосвященства",{356} - Он один царствует в Церкви Своей в вопросах совести и веры.

Установлением авторитета в этой области человек отказывается от Христа, чтобы сесть на Его место. Вот этот-то именно авторитет в вопросах совести и веры, он радикально противоречит самому христианству...

Авторитет нравственный

Если же мы под словом "авторитет" подразумеваем, как то иногда бывает, известное чисто фактическое, чисто нравственное значение, благоприобретенное каким-нибудь лицом на пути христианских подвигов и мудрости, т.е. на пути сыновнего отношения к Церкви, а не наоборот, - повторяем, на пути сыновнего послушания Святой Церкви, а не посредством власти над ней, - если мы так определим авторитет, то он, конечно, имеется в Церкви Христовой, источнике всякой мудрости, больше, чем где бы то ни было. Является же он тогда только вопросом факта, а отнюдь не вопросом права.

Но эта мудрость, это ведение никому не дается полностью и никому не дается лично, потому что лично мы ничего собственного, своего, не имеем, кроме греха. Дается ведение только по мере участия в Церкви, потому что ведение само принадлежит только ей одной, Церкви Христовой, получившей с самого начала все в полности.

И если бы на это наш иезуит в приведенном примере ответил бы вопросом: "Да каким же образом вы можете разузнать, участвует ли кто в Церкви, и правду ли он вам говорит, когда вы к нему обращаетесь, чтобы удостовериться в истине тех религиозных суждений, которые занимают вашу совесть?" - то мы ему на это отвечаем: "Мы это всегда можем знать точно и подлинно, но не по мере нашего мозгового разума, который воспринимал бы от юридического авторитета диалектические вероопределения, а по мере нашей сердечной веры и нашей сердечной любви. Молитесь! и сами имейте веру и любовь, тогда и учения неправильного не примете от самозваного учителя! Никакой другой гарантии не требуется".

Причастность Церкви - условие причастности Истине

Церковь Христова является по сущности своей союзом взаимной любви, и непогрешимость, повторяем точнее, и принадлежит одному только союзу взаимной любви (Кол.2:2-3). И это прямо значит, что познание истины отнимается у всякого, который себя из этого союза исключает, т.е. ставит себя выше его, навязывая свое мнение, на основании собственного своего авторитета, всем другим. Познание истины отнимается у всякого, который совершает такое святотатство. Если его совершает одно отдельное лицо, тогда познание истины отнимается у этого лица, и если его совершает собрание лиц, тогда познание истины отнимается у этого собрания, каким бы титулом себя собрание это ни украшало, хотя бы и титулом Вселенского Собора. Потому что истинный Вселенский Собор - это такое собрание, которое свидетельствует о вере не от себя, а от Церкви. Ибо в Церкви Христовой, повторяем, никто не имеет никакой благодати собственной веры или собственного ведения, данного ему лично или полностью, а лишь по мере участия в Церкви. И не Собор важен, а важна соборность[67], которая проявляется всячески, на Соборе ли, или не на Соборе. И по тому, что Церковь в определенные исторические периоды созывает Соборы, или по тому, что она их не созывает, отнюдь нельзя заключить, что в таком-то периоде существует непогрешимое учительство, а в таком-то периоде не существует.

Это просто значит, что в таком-то периоде обстоятельства требовали, чтобы учительство проявляло себя таким образом, в другом же периоде обстоятельства этого именно способа проявления не требовали. От этого ни соборность, ни учительство ничуть не изменяются в своем благодатном и беспрерывном существовании.[68]

Сказали мы, что не Собор важен, а важна соборность! Что такое соборность?

Основа соборности, иначе - непогрешимости

По православному, кафолическому, христианскому учению соборность действует в той взаимной любви, которая связывает все множество отдельных членов Церкви. Святой апостол Павел говорит, что сердца христиан соединены в любви для всякого богатства совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол.2:2-3).

Так что по учению святого Апостола, по учению Церкви, эта взаимная любовь, любовь, а не что-либо иное, является для нас гарантиею познания Христовых истин. И эта взаимная любовь, познающая тайны Божественной премудрости, выражается в согласии христиан между собою.

Это согласие является действием Духа, и Дух сей ведет всю земную часть Христовой Церкви, неведомыми для пытливого разума способами, к цели Своего пути. Этот Дух - Сам Дух Святый. И какие бы ни были препятствия, лежащие на этом пути, какие бы ни были злые страсти отдельных членов Церкви, противящихся Христовой благодати и восстающих против этого соборного единения, любовь Христова, действующая в сердцах, иначе - Сам Дух Святый, всегда в конце концов побеждает эти страсти и не допустит никогда, чтобы земное существование Церкви было уничтожено нами. Ибо Христос пребывает с нами по конец дней.

Итак, соборность в Христовой Церкви проявляется в согласии всех членов между собою. Это согласие не приурочивается к какой-либо поместной церкви, к какому-нибудь географическому пункту, к какому-нибудь иерарху или собранию иерархов, а связывает всех причастных к Церкви членов и не нуждается ни в каких юридических регламентациях, так как самобытная его сила действует вне постижимых для разума нашего правил. Оно просто существует и само определяет все остальные явления церковности, вместо того, чтобы быть определяемым ими. Одно из этих явлений - вселенские соборы.

Что же представляют собою вселенские соборы, и каковы их отличительные признаки?

Отличительные признаки вселенских Соборов

Не всякое собрание иерархов и верных есть вселенский Собор. Потому что истинным, вселенским, непогрешимым Собором является только такое собрание, в котором имеются налицо два фактора, а именно: один - материальный, и другой - духовный.

Материальный фактор имеется в лицах, участвующих на Соборе, во внешних условиях их совместной работы и в количестве и характере решаемых дел. Духовный же фактор лежит в тождественности соборных свидетельств с верою всего тела Церкви. Вот эта-то самая тождественность именно и есть не что иное, как сама соборность, выражаемая на Соборе. И она, только она определяет собою вселенскость и соборную непогрешимость, заключающиеся всецело в ней[69]. Ибо соборность, вселенскость, непогрешимость, все это равнозначащие термины, определяющие собою только различные виды одного и того же целого, имя коего Дух Святый, руководящий Церковью.

И этот Дух является мерою для всех материальных факторов церковности, а не материальные факторы церковности являются мерою для Духа.

Вот оно коренное, отличительное свойство Православной, Соборной, Апостольской Церкви, разделяющее ее непроходимою пропастью от всех решительно религий, толков и расколов, когда-либо появлявшихся на поверхности времен. Итак, Собор является непогрешимым лишь при наличности этого своего духовно-определительного фактора. Потому что вселенская непогрешимость принадлежит, как мы видели, не Собору самому по себе, а всей Церкви Христовой, свидетельствующей о себе на Соборе.

Критерий непогрешимости данного собора

Теперь: где лежит критерий наличности этого духовно-определительного фактора соборной непогрешимости? Короче: где лежит, применительно к какому-нибудь Собору, критерий его соборности?

Чтобы правильно ответить на этот вопрос, нужно строго различать два тезиса. Первый - тезис церковный; второй - научно-богословский. Оба тезиса гласят неодинаково.

Критерий церковный

Тезис церковный, по которому в Церкви, для Церкви и для всех живых ее членов Церковью самой определяется, применительно к Собору, критерий его соборности, гласит просто-напросто так: Церковь Христова сама является критерием и мерилом соборности для самой себя.

Этот тезис никакими силами человеческого ограниченного разума не постигается. Он лежит за пределами не только всякой науки, но за пределами даже всякого логического мышления, и осязается одною только благодатною верою. В нем выражается принцип абсолютной, безграничной свободы, принадлежащей всем чадам Христовой Церкви по мере участия в ней. И так как участие в Церкви дается смиренным отказом от себя в пользу всех других; то отсюда неизбежно следует, что в Христовой Церкви абсолютная личная свобода и абсолютный самоотказ от себя совпадают. Пожертвовавший собою самим находит себя же и личность свою во всесильном выражении.

Критерий рациональный

Но поскольку человек является разумным обитателем мира сего - безотносительно к тому, принадлежит ли он к Церкви, или нет, - он имеет тоже рациональные опоры, чтобы формально удостоверяться в соборности даваемых Соборами свидетельств. И вот вырабатывается на этот счет другой критерий, рациональный или научно-богословский, являющийся продуктом анализирующего умственного наблюдения. Этот тезис является, в науке и для науки - отнюдь не для Церкви, масштабом проверки соборности Соборов. По этому тезису соборность каждого Собора усматривается только из последующего материального исторического явления: фактического принятия его самого и данных им свидетельств всем телом Церкви, как свидетельств собственных. Так что вопрос этот разрешается на основании факта, а не на основании права[70].

Итак: если все церковное тело фактически принимает состоявшийся Собор, то, значит, Собор и был Вселенским; если его отбрасывает, то, значит, для Церкви он был ничтожен.

Собор сам по себе ничего не значит. Важна только соборность, которая зависит не от какого-нибудь собрания лиц, ни тем паче от одного какого-нибудь лица, а от всей Церкви. Все это доказывается исторически. Вселенское значение какого-нибудь Собора познавалось вовсе не сейчас <же>, а лишь по истечении некоторого времени, необходимого для выяснения этого вопроса.

Конечно, Церковь сама и все ее живые члены, по мере своего участия в Ней, в рациональном критерии соборности собственных своих Соборов, для себя, вовсе не нуждаются. Но по адресу заблуждения и в смысле рациональной опоры для нуждающихся в таковой Церковь на Соборе рационально же обосновывает свои свидетельства, придерживаясь общедоступного критерия. И поэтому она и ссылается на такие факты, которые воспринимаются разумом всех, даже посторонних.

Вывод из предыдущего

Мы считаем теперь необходимым настоятельно указать на один особенный вывод, который точно объясняет собою отношение православия к этому вопросу.

Вывод - вот именно какой: вера Церкви противится такой-то или такой-то ереси не потому, что эта ересь была осуждена таким-то или таким-то вселенским Собором, а как раз наоборот: такой-то вселенский Собор осудил такую-то ересь потому, что она противится вере Церкви. Этим положением заграждаются пути для всяких дальнейших полемик, потому что всякие дальнейшие полемики делаются беспредметными.

Заключение

Итак, что касается соборной непогрешимости, то она лежит, как мы видели, в тождественности даваемых Собором свидетельств с верою всего церковного тела. Характер этой соборной непогрешимости, т.е. этого непогрешимого соборного согласия, отнюдь не изменяется от разнообразия тех материальных способов, которыми оно удостоверяется. Конечно, наиболее целесообразный способ удостоверения для посторонних имеется в том материальном съезде известного числа физических лиц, который именуется Собором. Но соборное согласие может также одухотворить какое угодно другое свидетельство, которое является поэтому свидетельством соборным по факту этой тождественности с мнением всего церковного тела. Потому что соборность является единым неизменным духом, свидетельства же подлежат закону материального разнообразия внешних форм. Из этого следует, что вселенскость, непогрешимость, соборность имеются везде, в каждом подлинном, тождественном с церковною верою свидетельстве, даваемом по участию в Святой Церкви кем бы то ни было: Собором, великим или малым, или отдельным лицом, хотя бы даже юродивым или ребенком.

И отсюда вытекает церковный тезис полной, абсолютной отрешенности соборного начала от каких бы то ни было формально-юридических правил его проявления. Дух свидетельствует о Себе в Христовой Церкви когда хочет, где хочет и как хочет, потому что не мы является мерою для Духа, а Дух является мерою для нас.

Вот православный ответ на вопрос, кто именно в каждом случае является непогрешимым органом Святого Духа в Церкви. Дух Сам Его в каждом случае Себе выбирает. Потому что не орган, по праву своему, преподает себя Духу, а Дух, по милости Своей, преподает Себя органу. Этим раз навсегда устраняются все приемы юридического определения соборности, доступной только вере и любви, а не разуму.

Вот оно, непоколебимое православное учение вселенской Апостольской Церкви[71].

Я извлек из статьи Ю.А. Колемина все существенное. Может быть, некоторым из вас, друзья мои, иные места покажутся слишком отвлеченными и трудными. Что делать? - надо превозмочь эту трудность. Тема настоящего письма слишком важна, чтобы относиться к ней поверхностно. Она имеет огромное значение не только богословско-догматическое, но и церковно-практическое, и особенно в наше время, время видимой церковной разрухи.

При переживаемых Русской Церковью обстоятельствах, о которых я не буду распространяться, так как они у всех на глазах{357}, чрезвычайно важно, даже больше - необходимо осознать и усвоить основную мысль, развиваемую Ю.А. Колеминым, - мысль об отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета в вопросах веры и совести и о непогрешимости самой Церкви, этого "столпа и утверждения истины". Мы, православные, как паства, так и пастыри, усвоили, к сожалению, ложный взгляд католиков на значение авторитета в сфере Церкви. Наша иерархия привыкла смотреть на себя (и привила этот взгляд пастве) глазами римского католика, видящего в своем первоиерархе непогрешимого судью в области веры. Этот взгляд на себя нашей иерархии очень ярко выражен в Синодном Послании 1913-го года, посвященном рассмотрению вопроса об Имени Божием и обращенном ко "всечестным братиям, во иночестве подвизающимся"{358}. Изрекая строгий, безапелляционный приговор афонитам-имяславцам{359}, Синод исходил из сознания иерархической непогрешимости. Вот что читаем мы в этом Послании:

"Теперь, когда высказались и Константинопольская и Российская церковная власть, их (имяславцев) дальнейшее настаивание на своем будет уже противоборством истине"{360}.

Оставляя сейчас в стороне вопрос о том, которая из споривших сторон была права по существу, я обращаю ваше внимание лишь на ясно выраженное в вышеприведенных словах Послания убеждение Синода в непогрешимом авторитете иерархии.

Следующее, а, может быть, и два следующих письма я предполагаю посвятить тому же вопросу об авторитете в Церкви и иллюстрировать довольно отвлеченно развиваемую Ю.А. Колеминым тему историческими примерами, а сейчас укажу в немногих словах практический вред от усвоения ложного воззрения на иерархию как на хранительницу и возвестительницу безусловной истины или, иначе, как на непогрешимый авторитет. Из этого ложного взгляда вытекают два противоположных и одинаково неправильных по существу вывода.

Если церковная власть изрекает суждение, не согласное с религиозным сознанием паствы или некоторой части ее, то последняя вынуждается: или, жертвуя собственным разумением истины, принять решение иерархов (как это сделал, например, в Афонском споре о.Алексий затворник, отказавшись, из послушания Синоду, от своего первоначального взгляда на имяславие), или, в силу своего религиозного сознания, отвернуться от Церкви, "непогрешимый орган" которой не оправдал притязаний на безошибочность своих суждений.

За последнее время нередко приходится слышать голоса скорбного недоумения по поводу того обстоятельства; что наша иерархия запуталась в вопросе о стиле{361}, а равно и в способах разрешения живоцерковного вопроса{362}, - в то время как верующий народ обнаружил больше и ясности взгляда и стойкости убеждения. Проскальзывает, а иногда открыто высказывается мысль, что "церковь заблудилась".

Это нелепое и во многих отношениях крайне вредное отождествление иерархии с Церковью - обычное, к сожалению, явление в нашем обществе, и верующем, и неверующем. На этом нелепом, повторяю, отождествлении Лев Толстой в свое время построил свою злостную критику Церкви{363}, а его яростный противник, зосимовский старец Алексий{364}, отрекся от собственных убеждений, боясь непослушанием церковной власти нарушить свой союз с Церковью.

Если вы, мои дорогие, вчитаетесь в рассуждения Ю.А. Колемина, то, надеюсь, не будете искушаться недоумениями и впадать в безнадежное уныние ни по поводу измены Православию многих десятков живоцерковных архиереев и сотен иереев, ни из-за духовной неустойчивости канонически законных иерархов. Отщепляясь в разной мере сами от "столпа и утверждения истины" и соблазняя этим "малых сих"{365}, "стражи Израилевы"{366} нисколько не задевают Церковь как хранительницу Истины Христовой. Вдумайтесь в сказанное Ю.А. Колеминым и просмотрите из моих писем 2-е, 5-е и конец 10-го: там вы найдете достаточную, надеюсь, охрану от неправильных и наводящих уныние умозаключений относительно Церкви. Но разумная и твердая вера в Церковь не исключает, конечно, спасительного беспокойства за братьев по вере, соблазняемых теми, кто по своему сану призван утверждать в вере. Эта братская тревога подскажет нам и наши обязанности относительно искушаемых, кои суть уды того же Тела, к которому принадлежим и мы.

Мир вам, возлюбленные! Не откажите в молитвах брату вашему о Господе и о единой, святой, соборной, апостольской Церкви.

1924 г. 29 февраля, день преп. Иоанна Кассиана