Глава шестая. Последние годы жизни и кончина св. Дионисия

Глава шестая. Последние годы жизни и кончина св. Дионисия

Плен Валериана и возвращение св. Дионисия из ссылки в Александрию. Междоусобные войны, голод и моровая язва в Александрии. Пасхальные послания св. Дионисия, написанные по возвращении в Александрию. Участие св. Дионисия в борьбе православных епископов с ересью Павла Самосатского. Кончина св. Дионисия.

После жестокого гонения на христиан, продолжавшегося более трех лет, Валериан, не отменяя своих указов против христиан, предпринял поход против персов. Этот поход кончился в 260 г. поражением и пленом Валериана. Причиной поражения римских войск была измена того самого Макриана, который своим влиянием на императора произвел резкую перемену в отношении его к христианам.[845] По свидетельству Лактанция, персидский царь Сапор, взявший Валериана в плен, подвергал своего пленника чрезвычайным унижениям, заставлял его подставлять спину всякий раз, когда садился на коня, и всячески издевался над бывшим императором. После смерти Валериана персы не оставили в покое даже его тело: по приказанию Сапора, кожу императора сняли с трупа, выкрасили красной краской и выставили в одном из языческих храмов на память о славном триумфе. В этот храм водили потом римских послов, чтобы последние не слишком полагались на свои силы, рассматривая кожу взятого в плен римского императора.[846] Так наказан был Валериан за воздвигнутое им жестокое гонение.

После взятия Валериана в плен сын и преемник его Галлиен, бывший соправителем своего отца с самого вступления Валериана на престол, сделался единодержавным правителем Империи. Хотя по свидетельству светских историков[847] Галлиен не отличался качествами хорошего правителя, однако воцарение его сопровождалось весьма благодетельными последствиями для христианской Церкви. Во время гонения Валериана Галлиен, по–видимому, успел убедиться в бесполезности суровых мер против христиан, а может быть и ранее не был враждебно настроен против них, как один из последователей неоплатонической философии, признававшей долю истины во всех религиях. Как бы то ни было, сделавшись единодержавным правителем, Галлиен особыми указами прекратил воздвигнутое на христиан гонение, предоставил предстоятелям Церкви право свободно совершать обыкновенные свои действия (?? ????? ?????????) и сделал распоряжение о возвращении епископам мест д ля так называемых усыпальниц, обыкновенно служивших и местами богослужебных собраний христиан.[848] Сопоставляя эти распоряжения Галлиена с предписаниями Валериана, мы видим, что Галлиен имел в виду ближайшим образом отмену распоряжений своего отца, запретившего епископам и всем христианам сначала под угрозой ссылки, а потом и под угрозой смерти устраивать богослужебные собрания и посещать усыпальницы.[849] Но эта официальная отмена суровых распоряжений Валериана заключала в себе первое официальное признание за христианами весьма важных для христианской Церкви прав. Предписывая возвратить христианам места для так называемых усыпальниц, Галлиен тем самым признавал за христианскими общинами право иметь недвижимую собственность. Кроме того, христианские епископы получили позволение беспрепятственно совершать Обычные действия и устраивать богослужебные собрания, и этим позволением за христианами признавалось право иметь своих представителей и под управлением их удовлетворять своим важнейшим религиозным потребностям. Правда, эти права не освобождали христиан от обязанности совершать предписываемые законом в известных случаях и обязательные для всех римских граждан языческие религиозные церемонии и за отказ от исполнения этой обязанности один из христианских воинов и при Галлиене подвергся смертной казни.[850] Однако законодательная мера Галлиена несомненно ставила христианские общества в положение, близкое к положению религий, дозволенных римским законодательством и находившихся, по крайней мере, в некоторых отношениях, под покровительством закона.[851] Доказательством того, насколько благодетельны были распоряжения Галлиена для христианской Церкви, служит глубокий и продолжительный мир, которым наслаждались верующие в течение сорока лет от появления указов Галлиена до гонения Диоклетиана.

Легко представить, как обрадовало всех христиан появление таких благосклонных к ним указов после жестокого гонения Валериана. Но находившийся в ссылке епископ Александрийской церкви и его паства более года не могли еще воспользоваться благодетельными для христиан распоряжениями Галлиена. После взятия Валериана в плен восточные провинции некоторое время находились под властью Макриа–на, провозгласившего себя императором в Египте.[852] Хотя все внимание Макриана поглощено было борьбой с императорскими войсками и другими претендентами на императорский престол, появлявшимися в различных захваченных им провинциях, однако трудно думать, чтобы распоряжения Галлиена исполнялись в провинциях, признавших власть Макриана. Еще менее вероятно, чтобы Макриан, злейший враг христиан, восстановивший против них самого Валериана, прекратил или ослабил гонение на Востоке, пока верховная власть находилась в его руках. Правда, сам Макриан недолго оставался в Египте и вместе с одним из своих сыновей, по имени также Макрианом, отправился в Иллирию для борьбы с другим претендентом на императорский престол Авреолом, но на Востоке оставался другой сын Макриана, по имени Квиет, и Макриан имел полную возможность подтвердить через него строгие распоряжения Валериана относительно христиан. Впрочем, сыновья Макриана не нуждались и в побуждениях со стороны отца, чтобы поддержать или даже усилить гонение на христиан. Сами они не менее отца своего проникнуты были ненавистью к христианам, и св. Дионисий, говоря о том, что Макриан перенес на своих детей собственное нечестие и ненависть к Богу,[853] может быть, имеет в виду жестокое отношение к христианам упомянутого Квиета, оставленного Макрианом на Востоке.[854]

Но скоро и сам Макриан, предавший, по словам св. Дионисия, одного из своих императоров и возмутившийся против другого, погиб со всем своим родом. Поход его против Авреола кончился неудачей: потерпев поражение, Макриан вместе с сыном своим Макрианом был убит войсками Авреола. Второй сын Макриана Квиет ненадолго пережил своего отца. Как только распространилось на Востоке известие о гибели Макриана, многие из городов, признававших его власть, возмутились против Квиета. Последний заперся вместе со своими сторонниками в Эмессе, но когда один из полководцев, поддерживавших Галлиена на Востоке, осадил этого город, Квиет был убит своими сторонниками, и восточные провинции перешли под власть Галлиена. Вместе с другими городами Александрия также оказалась под властью римского императора.

Галлиен не замедлил прекратить гонение в Египте и других восточных провинциях. Евсевий в своей «Истории» сохранил текст замечательного рескрипта, данного императором на имя св. Дионисия Александрийского и некоторых других епископов. Вот слова этого рескрипта: «Император, Кесарь Публий Лициний Галлиен, благочестивый, счастливый, Август Дионисию, Цинне, Димитрию и прочим епископам. Благодеяние моего дара повелеваю распространить на весь мир: да удалятся все от ваших мест богослужения. Поэтому и вы можете пользоваться списком моего рескрипта, чтобы никто не беспокоил вас. Что теперь позволяется вам совершать, на то я давно уже согласился. Верховный прокуратор Аврелий Квириний в силу этого также будет действовать по данному мною рескрипту».[855] Рескрипт явно предписывал не только прекращение гонения, но и признавал за христианами право собираться для совершения богослужения и ограждал неприкосновенность мест богослужебных собраний. Восточные провинции получили теперь те же важные для христиан права, какими уже более года пользовались провинции западные.

Весьма вероятно, что св. Дионисий возвратился в Александрию из ссылки именно в силу этого распоряжения Галлиена, воспользовавшись мирным временем, наступившим в Александрии после перехода ее под власть Галлиена.[856] Памятником радостных чувств Александрийского епископа, возвратившегося к своей пастве после продолжительной ссылки, служит послание св. Дионисия к Ермаммону и египетским братьям, написанное вскоре после возвращения из ссылки на 9–м году царствования Галлиена, т. е. в 261 или 262 г. христианской эры.[857] Судя по тому, что оно оканчивается приглашением христиан к празднованию, можно думать, что это послание принадлежало к числу пасхальных[858] и составлено было на Пасху 262 г. Но радость по случаю прекращения гонения и чувство благодарности к императору побуждали Александрийского епископа говорить о счастливой для христиан перемене правительства. И вот св. Дионисий снова обозревает в своем послании «дни царственных лет», напоминает о злонравии Декия и преемника его Галла, рассказывает о Валериане, подробно описывает характер Макриана, его привязанность к язычеству и ненависть к Церкви и оканчивает свое послание похвалой Галлиену, «старому и вместе новому царю», который был и прежде Макриана с сыновьями и остается после их. С чувством глубокой благодарности за дарованный Галлиеном Церкви мир, св. Дионисий сравнивает императора со светозарным солнцем, а Макриана — с облаком, скрывшим солнце на короткое время и потом исчезнувшим без следа. Освободившись от Макриана, «царство как бы стряхнуло свою старость и, очистившись от прежних пороков, зацвело с большей силой». Не забывает св. Дионисий отметить и тот знаменательный факт, что ближайшие предшественники Галлиена, преследовавшие христиан, «в короткое время остались без имени», и ни один из них не управлял Империей более семи лет, тогда как «благочестивейший и боголюбивейший император, преступив семилетие, оканчивает девятый год», в течение которого христианам предстояло совершить празднование.

Таким образом, и для александрийских христиан наступил период сравнительного спокойствия, продолжавшийся, впрочем, всего несколько месяцев, от возвращения св. Дионисия в Александрию до Пасхи 262 г. К этому времени можно относить созвание св. Дионисием собора против Савеллия, о котором упоминается в «Книге соборов».[859] Хотя достоверность свидетельств этой книги подвергается некоторому сомнению, однако нет ничего невероятного в предположении, что св. Дионисий, потративший так много усилий в борьбе с савеллианской ересью, созвал в Александрии собор, отлучивший Савеллия от Церкви.[860] Мы видели, что большая часть посланий, написанных св. Дионисием против Савеллия, относится ко времени гонения Валериана, т. е. ко времени пребывания св. Д ионисия в ссылке, когда св. Дионисий не имел возможности созвать в Александрии собор. С другой стороны, едва ли можно думать, чтобы св. Дионисий стал откладывать созвание собора и не воспользовался первым удобным временем для соборного осуждения ереси, принявшей широкие размеры и увлекшей даже некоторых епископов. Отсюда с некоторой вероятностью можно заключать, что собор был созван св. Дионисием вскоре после возвращения в Александрию, т. е. в конце 261 или в начале 262 г. Почти одновременное осуждение савеллианской ереси в Риме и Александрии, без сомнения, имело своим результатом ослабление или даже полное уничтожение ереси.

Но недолго суждено было св. Дионисию и его пастве наслаждаться спокойствием. Еще до Пасхи 262 г. в Александрии вспыхнуло восстание и вслед за ним началась гражданская война, разделившая жителей города на две партии.[861] По свидетельству Требеллия Поллиона, в Египте всегда было много несдержанных и безумных людей, готовых по самым ничтожным поводам начать беспорядки, опасные для всего государства. Забытое приветствие, отказ уступить место в публичной бане, секвестрация мяса и огородных овощей на рынке и тому подобные обстоятельства нередко вызывали столкновения, требовавшие вмешательства военной силы. Нечто подобное случилось и теперь. Раб тогдашнего правителя Александрии, Эмилиана, был убит солдатами за то, что говорил, будто башмаки его лучше, чем башмаки солдата. Возмущенная этим убийством толпа, вооружившись чем попало, со всех сторон окружила дом Эмилиана. Войска, находившиеся под его властью и ненавидевшие Галлиена, воспользовались затруднительным положением своего начальника и заставили его провозгласить себя императором. Эмилиан оказался в безвыходном положении и вынужден был исполнить требование войск, чтобы хоть на некоторое время отсрочить свою гибель.[862] Началась междоусобная война, продолжавшаяся более года.

По–видимому, в самом начале этой войны, когда Эмилиан не успел еще овладеть не только всем Египтом, но даже и одной Александрией, наступила Пасха 262 г. Беспорядки помешали св. Дионисию собрать верующих для празднования Пасхи, и в самый день величайшего из христианских праздников он должен был сноситься с ними письменно.[863]Но скоро Эмилиан овладел не только городом, но и всеми провинциями Египта, не исключая Верхней Фиваиды. Чтобы удержать в повиновении покоренные области, он захватил запасы хлеба, находившиеся в Александрии, вследствие чего многие города стали страдать от голода. Голод повел за собой необычайную смертность и заразные болезни, не миновавшие и самой Александрии. К довершению всех бедствий жители Александрии снова разделились на две партии, так как Гал–лиен не замедлил выслать войско против Эмилиана под начальством Феодота, родом из того же Египта. Феодот осадил Александрию и, по–видимому, овладел частью города. Осада продолжалась до конца 263 г. В обычном пасхальном послании, написанном, по всей вероятности, в самом начале этого года, св. Дионисий с необычайной живостью изображает одному из египетских епископов, по имени Иераксу, бедствия жителей Александрии во время этой осады. «Что удивительного, — писал в этом послании св. Дионисий, — если мне трудно беседовать хотя бы посредством писем с жителями отдаленными, когда мне нелегко стало беседовать с самим собой и советоваться с собственной душой? Подлинно, с моей утробой, с одножителями и единодушными со мной братьями, с членами одной и той же Церкви, мне приходится сноситься посредством писем, и, кажется, я не придумаю, как мне отправить их. Легче совершить путешествие не только в чужие края, но от Востока до Запада, чем пройти из Александрии в Александрию же. Средняя улица города теперь гораздо шире и непроходимее той беспредельной и непротоптанной пустыни, через которую в течение двух поколений прошел Израиль. Зеркальные и тихие гавани похожи на море, разделившееся на две части и ставшее стенами для прохода Израиля, а потом потопившее в своей пучине египтян. Часто походили они на Мертвое море и от совершенных в них убийств. А текущая через город река иногда была суше и скуднее той безводной пустыни, где странствующие израильтяне от сильной жажды кричали на Моисея, пока силой единого Творца чудес не изведено было для них питие из крутой скалы. Иногда же она так переполнялась, что покрывала все окрестности, дороги и поля и угрожала таким же стремлением воды, как при Ное. Постоянно оскверняемая кровью, убийствами и утопленниками, она несет свои воды, как во дни Моисея, когда он перед лицом фараона превратил ее в кровь и сделал смрадной. И какая другая вода могла бы очистить эту всеочищающую воду? Мог ли бы даже великий и неизмеримый для людей океан омыть своим приливом это горькое море? Могла ли бы очистить ее скверну и та великая, исходящая из Эдема река, хотя бы четыре потока, на которые она разделяется, соединить в один Гион? Очистится ли когда–нибудь воздух, зараженный отовсюду поднимающимися зловредными испарениями? От земли поднимаются такие ветры, с рек такой воздух и с гаваней такие туманы, что росы похожи на сукровицу трупов, разлагающихся на все свои составные стихии. И после этого еще удивляются и недоумевают, откуда эти тяжелые болезни, откуда непрестанные язвы, отчего умирает так много людей, поражаемых разнообразными болезнями, что за причина, что в величайшем городе не набирается такого числа жителей, сколько кормил он прежде так называемых полустарцев, если даже начать счет с бессловесных детей и кончить достигшими крайних пределов старости. И замечая, что род человеческий все уменьшается на земле и исчезает, что гибель его все увеличивается и преуспевает, они все еще не трепещут».

Наконец, после продолжительной осады город был взят императорскими войсками. Победитель отправил Эмилиана в Рим, где Галлиен приказал заключить его в тюрьму, как обыкновенно поступали с царями, взятыми на войне. Прекращение войны на короткое время доставило отдых несчастным жителям Александрии. Но этот отдых скоро сменился новым бедствием. Моровая язва, не перестававшая тревожить Александрию со дней Декия и Галла, после войны и голода стала свирепствовать с ужасающей силой. Уже во время осады жители Александрии гибли в громадном количестве от разнообразных болезней, но, по–видимому, конец осады совпал с тем самым временем года, которое было особенно благоприятно для развития болезни.[864] Начавшись осенью 263 г., чума продолжалась до Пасхи следующего 264 г. В пасхальном послании, относящемся к этой Пасхе,[865] св. Дионисий поразительно живыми красками рисует ужасы нового бедствия, постигшего Александрию, и различное отношение к бедствию со стороны язычников и христиан. Город переполнился слезами и плачем жителей и стонал от жалобных воплей по причине множества умерших и ежедневно умиравших. Не осталось ни одного дома, где не было бы умершего. Но среди общей скорби и сетований ясно обнаружилось, какую нравственную силу давало христианство своим последователям, и в каком жалком положении оказались язычники перед лицом постигнувшего их бедствия. В последних болезнь заглушила все человеческие чувства, так как была для них «ужаснее всякого ужаса и страшнее всякого бедствия». Пораженные страхом, язычники «прогоняли от себя начавших хворать, убегали от самых дорогих людей, выбрасывали на улицу полумертвых и сваливали трупы без погребения, стараясь отвратить передачу и распространение смерти, хотя при всех усилиях им нелегко было достигнуть этого». Прекратили они и все обычные у них религиозные торжества, не исключая и тех, которые совершались у них в память событий, считавшихся у них наиболее радостными. Одни только христиане, не оставлявшие своих праздников даже во времена гонений и устраивавшие торжественные собрания «на всяком месте своей скорби, была ли то деревня, пустыня, корабль, гостиница или темница», не упали духом и во время болезни. Приглашая христиан к празднованию, св. Дионисий не опасается упрека в неуместности этого приглашения. В болезни, как и во всяком другом бедствии, христиане видели упражнение и испытание, и св. Дионисий в трогательных выражениях рассказывает о том, как перенесли христиане это испытание, и какие чудеса геройского самоотвержения, любви к ближним и упования на Бога явили они в это тяжелое время. «Весьма многие из наших братьев, — пишет он в своем послании, — от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя и поддерживали друг друга, безбоязненно наблюдали за больными, неутомимо ухаживали за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, исполняясь страданиями других, привлекая на себя болезнь от своих ближних и добровольно принимая на себя их мучения… Таким–то образом оставили жизнь лучшие из наших братий, некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма похва–ляемые из народа. Они принимали тела святых на распростертые руки и перси, закрывали им глаза, заключали уста, носили их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе, обнимали, омывали и украшали одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что остававшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественников». Самоотверженное служение больным справедливо казалось св. Дионисию «делом великого благочестия и твердой веры», и он без колебаний ставит подвиги александрийских христиан во время болезни наравне с мученичеством, конечно, с той целью, чтобы воодушевить всех читателей своего послания к таким же подвигам любви и милосердия. Без сомнения, и сам он принимал живое и деятельное участие в самоотверженном служении александрийских пресвитеров и диаконов во время болезни, и если мы не имеем прямых указаний на это в посланиях самого св. Дионисия, то причина этого заключается в обычной скромности св. Дионисия.

Но приближалось уже то время, когда Господу угодно было призвать к себе великого епископа Александрии. Церковные историки сохранили нам драгоценное свидетельство о том, что до последних дней своей жизни и даже на смертном одре св. Дионисий, несмотря на преклонные лета и слабость телесных сил, продолжал неутомимо трудиться не только на пользу александрийских и египетских христиан, но и на защиту истины от искажений за пределами вверенной его попечению области. Последнее пасхальное послание св. Дионисия к египетским братьям,[866] написанное уже по окончании моровой язвы, с водворением спокойствия в городе, если относить его по принятому нами предположению к Пасхе следующего 265 г., составлено было св. Дионисием незадолго до смерти. По свидетельству Евсевия, в тот же период времени, т. е. по прекращении моровой язвы, св. Дионисий написал «несколько других различных посланий».[867] По всей вероятности, здесь имеются в виду послания, написанные св. Дионисием по поводу ереси Павла Самосатского. Как мы видели,[868] есть некоторое основание предполагать, что по поводу этой ереси св. Дионисий написал до четырех посланий. Из них три были ответными посланиями на письма Павла Самосатского, а одно написано было к епископам, собравшимся в Ан–тиохии для обличения еретика, в ответ на приглашение принять участие в занятиях собора. В посланиях к Павлу Самосатскому св. Дионисий старался склонить еретика оставить свое заблуждение[869] и доказывал истину божества Иисуса Христа, подробно опровергая те выводы, какие Павел Самосатский делал из различных мест Священного Писания, относившихся к человеческой природе Спасителя. В послании к епископам, собравшимся в Антиохии, св. Дионисий, отказавшись от личного присутствия на соборе по причине старости и слабости телесных сил, высказал свое мнение об учении Павла Самосатского, побуждая собравшихся епископов к ревностной защите истинного учения о Христе.

Подробное изложение содержания всех этих посланий, а особенно последнего из них, которое впоследствии разослано было предстоятелям всех Церквей вместе с посланием отцов нового Антиохийского собора против Павла Самосатского, состоявшегося в 269 или 270 г., без сомнения, составило бы блестящую страницу в истории жизни и трудов св. Дионисия, но, к несчастью, ни одно из этих посланий не сохранилось до нашего времени в подлинном виде.

Упоминая о последнем послании св. Дионисия против Павла Самосатского, блаженный Иероним сообщает, что оно написано было св. Дионисием уже на смертном одре.[870] Через несколько дней после составления этого послания св. Дионисий скончался после семнадцатилетнего управления Александрийской церковью.[871] Очевидно, телесная слабость, помешавшая св. Дионисию принять личное участие в трудах первого Антиохийского собора против Павла Самосатского,[872] была уже предвестником приближавшегося отшествия святителя Александрийского. Блаженная и тихая кончина его последовала на 12–м году царствования Галлиена.[873] Галлиен вступил на престол не ранее мая или даже августа 253 г. христианской эры,[874] и двенадцатый год его правления совпадает частью с 264, частью с 265 г. Как мы видели, св. Дионисий успел еще написать пасхальное послание на 265 г., а потому время его смерти можно относить к концу 264 или к началу 265 г. Определение месяца и дня смерти св. Дионисия затруднительно, так как указания древних мартирологов и миней не дают твердых оснований для решения этого вопроса. Не говоря уже о том, что многие святые занесены в эти памятники не в те дни, когда они скончались, решение вопроса о месяце и дне кончины св. Дионисия значительно затрудняется тем, что как греческие, так и латинские памятники указывают не один и тот же день памяти св. Дионисия, а иногда в одном и том же памятнике имя св. Дионисия Александрийского встречается несколько раз без ясных указаний на то, какое событие из его жизни вспоминается в тот или другой день. В наших славянских житиях память св. Дионисия празднуется 5 октября,[875] в греческой минее, изданной Сирлецием, и в большинстве других греческих печатных миней — 3 октября,[876] в греческой минее, составленной по приказанию Василия Порфирогенета, — 4 октября,[877] в древних латинских мартирологах — 19 ноября,[878] в новейшем римском мартирологе, исправленном на основании минеи Сирлеция, — 3 октября и, кроме того, 17 и 19 ноября,[879] в коптском календаре — 14 сентября.[880]Ясное указание надень кончины св. Дионисия находится только в абиссинском агиологе, где имя св. Дионисия стоит под 14 сентября и под 9 марта, причем последнее число отмечено как день блаженного переселения св. Дионисия в небесную обитель.[881] Если признать, что св. Дио–ниеий скончался действительно 9 марта 265 г., то необходимо будет отнести вступление св. Дионисия на Александрийскую кафедру, а следовательно, и окончание третьего года царствования Филиппа, ко времени после 9 марта 247 г., т. е. допустить, что Филипп вступил на престол не ранее середины или конца марта 244 г., или даже позднее; иначе выходило бы, что св. Дионисий, сделавшийся епископом на третьем году царствования Филиппа, был епископом целых восемнадцать лет или даже несколько более. Хронологические данные, относящие к царствованию императора Филиппа и епископскому служению св. Дионисия, не противоречат указанной в абиссинском агиологе дате кончины св. Дионисия,[882] а в пользу этой даты говорит тесная связь Абиссинской церкви с Александрийской. Благодаря постоянным сношениям с Александрией, Абиссинская церковь могла сохранить более подробные и точные сведения о епископах и патриархах Александрийских, чем другие, хотя бы и не столь отдаленные от Александрии Церкви. Поэтому мы не видим причин сомневаться в достоверности свидетельства абиссинского агиолога о том, что кончина св. Дионисия последовала 9 марта. А так как из двух смежных годов христианской эры — 264 и 265—только в 265 г. 9 марта падает на 12-й год царствования Галлиена, вступившего на престол не ранее мая 253 г., то у нас получается вполне точная, хотя, может быть, и нуждающаяся в новых подтверждениях дата кончины св. Дионисия — 9 марта 265 г. христианской эры.