ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ И КОНЧИНА
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ И КОНЧИНА
В июле 1911 года было торжественно отмечено пятидесятилетие служения отца Николая на японской земле. Епископ Сергий (Тихомиров) писал : «Вот начали съезжаться со всех концов Японии иереи, катехизаторы... Их только одних было свыше 120 человек, а поусердствовали и многие провинциальные христиане. И вот 75-летний старец ежедневно с раннего утра до позднего вечера сидел в своей комнате и выслушивал доклады иереев о состоянии их приходов, рассказы катехизаторов о проповеди в пределах их ведения или любезно беседовал с какой-нибудь бабушкой, прибывшей из далеких краев. Начался собор... А на нем разве мало дела, волнений? Празднование юбилея... В течение одного дня Литургия, молебен, обед в отеле с почетными гостями, музыкальный вечер. Этим мы, молодые, закончили. Но 75- летний старец был приглашен на собрание бывших воспитанниц Суругадайской школы. И пошел. И не столько слушал, сколько говорил и поучал. Нужно было удивляться тому, как мог вынести владыка такой день... А и завтра не обещало отдыха. Долгое, часа на четыре, чтение адресов. А вечером обед на миссийском дворе, с сотнями христиан... Но мне кажется, и этот день прошел бы для почившего сравнительно благополучно, если бы не заключительный момент... Воодушевленный речами, владыка встал, с необыкновенной энергией как-то вздернул головой и голосом, которого достало на всю широкую площадь, занятую обедавшими сотнями христиан, предложил спеть японский гимн в честь Его Величества, императора Японии, благодаря религиозной терпимости которого христианство получило возможность не только распространяться, но и пользоваться если не покровительством, то, во всяком случае, полным благополучием. Нужно было видеть необыкновенное возбуждение владыки, его покрытое румянцем лицо. Нужно было слышать, как владыка не только первый запел гимн, но и пел его до конца... Нужно было видеть этот молодой огонь в столь немолодом уже организме. И тогда ясно было бы каждому, что этот момент не мог для расстроенного сердца владыки пройти бесследно...»
Нервное напряжение и переутомление этих дней обострили сердечную астму, которой страдал владыка. Силы его стали быстро таять.
Незадолго до кончины владыка говорил еп. Сергию: «...Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха из-носилась. Он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит — и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась, и за сие будем всегда Бога благодарить».
В последний раз архиепископ Николай служил в первый день Рождества Христова 1912 года. Через несколько дней его поло-жили в больницу св. Луки в Цукидзи. Однако 5 февраля владыка, спешивший закончить свои дела, настоял на том, чтобы его доставили обратно на Суругадай, и вновь вернулся к переводческой работе. 13 февраля им было составлено последнее донесение Синоду о состоянии дел в миссии. 15 февраля владыка потребовал возобновления проходивших обычно в соседней комнате и отмененных по рекомендации врачей занятий хора и попросил исполнить любимое им «На реках Вавилонских».
Ночью начался бред, во время которого умирающий несколько раз произнес слово «Воскресение». 16 февраля в четверть восьмого зазвонил большой храмовый колокол, извещавший о кончине святителя Николая.
Епископ Сергий пишет: «Не стонет уже владыка. Не делает ему впрыскиваний сестра. Лишь тихое чтение Слова Христова, на служение которому владыка отдал всю свою святую жизнь, нарушает таинство смерти, столь очевидное, у постели еще так недавно, всего вчера, оживленно беседовавшего и составлявшего план на 10-летнюю работу. <...>
Тело высокопреосвященного архиепископа лежало в крестовой церкви... В субботу 4 февраля (ст. ст.) утром и вечером после всенощного бдения, в воскресенье после Литургии и вечером, в понедельник 6 февраля утром и вечером здесь были совершены торжественные панихиды, всегда в переполненной церкви. Владыка лежал еще не в гробе, ибо гроб не был готов. Чудный обы-чай мне пришлось наблюдать в эти дни, впервые за время своей службы в Японии! Известная группа христиан, по взаимному соглашению, приходит к телу почившего с вечера и бодрствует до утра, слушая чтение Евангелия.
Обычай этот есть и в обычной жизни, при погребении знакомых... Трогательно было видеть старичков и старушек, в полудремоте, но около своего Дай-Сюкео (владыки) проводящих ночь... Умилительны были матери семейств, приходившие со своими грудными ребятками и здесь же располагавшиеся с одеялами... Но мне не забыть одной ночи. Она тем сильнее поразила меня, что была почти неожиданна. Конечно, плохо спалось. Немного нападет забытье, — очнешься: через стену в церкви читают св. Евангелие... И с такою горечью в который уже раз почувствуешь, что все это не сон, а горькая действительность... Так было и в эту ночь. Тянуло к владыке. Пошел. Открываю дверь. И что же? Вокруг тела владыки сидят по-японски девочки нашей женской миссийской школы, человек 40. У всех в руках св. Евангелие и зажженные свечи. Все с благоговением в последний раз научаются от безмолвного владыки словесам Христовым. Я обомлел от неожиданности. Заплакал. И возвратился домой... Да, велика и искренняя была любовь владыки к своим христианам, нежна была привязанность его к школам. И поняли это христиане. Почувствовали это своим сердцем ангельские души воспитанниц. Любовь к своему владыке привела их на всю ночь разделить с ним безмолвие смерти. Но говорил им владыка через Христово слово».
Тело владыки было отерто святым елеем от мощей святителя Иоасафа Белгородского. На деньги, пожертвованные А. П. Синельниковой, купили небольшой участок земли на кладбище Янака (район Уено), где 22 февраля и было совершено погребение.
С утра на четырех престолах были отслужены четыре Литургии об упокоении души архиепископа Николая. В 11 часов в со-боре Воскресения Христова началось отпевание, совершавшееся, главным образом, на японском языке. Среди прочих венков выделялся венок от императора Японии — этой чести иностранцы удостаивались исключительно редко. После отпевания гроб был обнесен вокруг собора и установлен на колесницу. Похоронная процессия, растянувшаяся на десять километров, направилась к кладбищу. «Рвет неистово хоругви наши ветер. Пришлось их нести в опущенном положении. Идут воспитанники, воспитанницы. Все в однообразных костюмах. У всех в руках пальмовые ветви, символ веры в победу дела владыки в Японии. Многочисленные цветы, сотни венков. Святые иконы, кресты. Иереи, диаконы в священных облачениях... Многие катехизаторы в стихарях. В полном облачении с посохом в руках епископ. Ордена владыки. Все принадлежности архиерейского сана, носившиеся владыкою. В заключение колесница с дорогим гробом, представитель России в шитом золотом придворном мундире. И лента, бесконечная лента христиан...»
Александр Чех
Япония