ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ
Я волею уходил в глубины мрака. Побуждающим мотивом к усилиям совлечься данной нам формы «бывания», исполненного неизбывных страданий, было искание непоколебимого бытия. В моей художественной работе в моменты, когда мне казалось, что я уловил чудо красоты, я желал повелеть сему «моменту»: «Остановись!» Но ничто не пребывало устойчивым? на всем лежала печать нетления. И рана ложилась на душу.
Что же, собственно, тяготило меня? Был элемент отталкивания от бессмысленности всего, что осуждено на погибель; умирание внушало мне страх и отвращение: смерть не есть решение проблемы — в ней я ощущал отрицание всего существующего. «Земля и все дела на ней» (2Пет.3:10) воспринимались духом в их обреченности; нигде не виделось спасение; все утопало в бездонности вечного мрака.
Жажда Бытия непреложного томила меня. В тайниках сердца была вера в некое иное Бытие, не имеющее в себе порока непрестанного возникновения и затем непременного разложения. К Нему я устремился негативным путем: освободиться от земного образа жизни через погружение умом в идею «чистого бытия». Поняв ошибочно Евангелие, я совершил в то время безумный выбор, сущность которого — возвратиться в то небытие, из которого воля Святого Отца вызвала всех нас. Нескоро уразумел я мое заблуждение. Мой дух был в непрестанном напряжении. Перемены во внутреннем состоянии отзывались на моем мышлении: каждый новый опыт тем или иным образом колебал прежнее решение, показывая тем, что наш ум, как он есть в нашем данном состоянии, не способен своею силою утвердиться в искомой Истине через подлинное постижение ее.
Так я дошел до того предела, за который мысль не могла переступить, и все мое существо стало одним ожиданием пришествия духа Истины.
AЗ ЕСМЬ СЫН. Невозможно уловить процесс нашего внутреннего роста. Не потому ли, что дух наш жаждет Бытия непоколебимого (см.: Евр.12:27 28), следовательно, беспроцессуального. Жизнь глубокой молитвы слагается из свойственных нам тварных процессов нашего внутреннего человека и прикосновений к нам Бытия безначального. Когда открывается нам воистину Сущий Бог через приближение к нам Своим Бытием, то переживаемое нами изменение настолько велико своим содержанием, что не нашей «тесноте» вместить Его. Однако сердце живет Его в неописуемой гармонии любви, ум же молчит, пораженный сверхмысленным видением.
По прошествии многих лет, в течение которых на сердце и в ум приходили слова от Бога, я заметил, что в самых кратких словах Своей с нами беседы Господь раскрывает бесконечность через тот «момент», на котором сосредоточен наш молящийся дух. В немногих словах вмещается и высота видения, и глубина познания. Дух наш вводится недоведомою силой и непостижимым образом в самую реальность вечного Бога. Не от человека зависят подобные события, а от Бога, благоволящего снизойти к страдающему творению Своему. Мы не можем предвидеть, когда Он склонится к нам и каким образом: мы только тоскуем по Нему, мы плачем в нашем раскаянии о нашем извращении, мы ждем, что Он исцелит нас, мы скучаем в разлуке с Ним.
Сам человек, помилованный неожиданно Богом, вовсе не склонен рассказывать другим о даре свыше. Наоборот: душа целомудренно хранит обретенное сокровище в сердце своем (ср.: Лк.2:19). Так было со мною в более чем полувековом подвиге моем. Теперь же, решившись на сей акт, я все же не нахожу ни слов, ни путей к передаче другим того, что сам пережил, по временам с побеждающею силой. «Из встреч взываний, идущих от меня „снизу», с Твоими движениями, ко мне снисходящими, я вдруг обнаружил в себе Тебя в имени: A3 ЕСМЬ» (ср.: Ин.8:23). С этого времени началось мое обращение: я увидел Бытие в перспективе, обратной той, в которой воспринимал его до сего благословенного чуда. И опять не знаю: «откуда» начинать повесть о Безначальном?
Он Своею рукою достиг меня в моем гибельном полете в бездне мрака и возвел в то «место», из которого я увидел Свет Его Царства. Когда окончилось сие вневременное видение, я оказался в среднем состоянии: я видел еще Свет, но как бы вдали, и вместе ясно помнил и ощущал еще в себе небытийный мрак. И дух мой был в ужасе от «прошлого» моего, и душа потянулась к святому Свету, предавшись покаянному плачу.
Начался благословенный период воссозидания моего явным вмешательством Бога. «Благословенный», но жуткий: вся моя жизнь подверглась решительной ломке. Изменялся ход моего мышления; восприятие всех вещей становилось иным. Общение с людьми моего прежнего круга теряло интерес. Самое искусство, бывшее ранее как бы наиболее существенным элементом моей жизни: путем к познанию мира через созерцание его видимого аспекта, через удивление пред тайной красоты — предстало мне в своей ограниченности и недостаточности для достижения искомого мною Абсолютного Бытия. Все старое рушилось: многое, что казалось мне великим, повернулось ко мне своей, иногда наивной, но чаще отвратительной стороной (ср.: Лк.16:15). На смену всему пришла неудержимая молитва, уносившая меня в иные сферы Бытия. Она не без борьбы разрывала мои прежние связи, и особенно с искусством, и длилась месяцами, прежде чем мне была дана возможность уйти из мира на Святую Гору. Там, в этом благословенном месте, молитва овладела мною в еще большей мере.
Чрезвычайность задания, поставленного пред нами Христом, не должна нас отклонять от его выполнения, но наоборот — вдохновлять. Творец нашего естества знает лучше нас, каковы конечные возможности нашей природы. И если Откровение говорит о нашем избрании во Христе «прежде сложения мира» (Еф.1:4), что ярко осознали Иоанн, Павел, Петр и другие апостолы и отцы, то почему бы нам малодушествовать пред таким, единственно достойным внимания, призывом, пред которым все иные цели и смыслы бледнеют? «Много званых, а мало избранных»(Мф.20:16; 22, 14). Звание обращено ко всем от Бога; избрание же зависит от нашего ответа.
Конечно, мы не сильнее апостолов, которые «ужасались и были в страхе» следовать за Христом, восходящим во Иерусалим на предстоящий над Ним суд, на предание Его позорной смерти (Мк.10:3233). Опять же Господь сказал: «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф.10:34) и «разделение» (Лк.12:51). На своем опыте мы убеждаемся, что Господь бросил нас на великое сражение веры с неверием, и наша брань ведется в условиях исключительно неравных: руки и ноги наши связаны, и мы не смеем никого поражать ни огнем, ни железом. Оружие наше — «меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф.6:17) и любовь. Это — воистину святая война, избранная и нами. Битва наша — с общим для всех людей врагом: смертию. Борясь за наше личное воскресение, мы вместе боремся и за всеобщее восстание всех от века живших на Земле людей.
Господь оправдал и освятил восходящую линию Своих по плоти предков. Так, каждый из нас, если последует заповедям Христа, слезами покаяния может восстановить омраченный в нас образ Божий и тем оправдать себя в своем личном бытии и содействовать оправданию предшествовавших нам поколений. Все мы носим в себе греховное наследие напйах отцов, дедов и прадедов, и наше исцеление положительно отражается и на них; в силу единства естества нашего существует как бы общая порука: не спасается человек один (ср.: Рим.5:12. 1Кор.15:2122).
С этой идеей я встретился на Святой Горе среди монахов. Монах посвящает всю свою жизнь, всего себя Богу. Если мы жаждем, чтобы Бог был с нами всецело, то и мы должны предаваться Ему всем своим существом, а не отчасти. Монах, отказываясь от брака, от продолжения в веках рода людского в плане физическом, делает это, с тем чтобы возможно было ему свободно, вне житейских забот о семье, идти на всякий риск и подвиг ради сохранения заповедей Божиих. Если монах не достигает стоящей пред ним цели: жить в духе евангельских повелений о любви, то тем самым он показывает, что не вполне оправдал свое звание. Не содействуя относительному увековечению человеческого рода через деторождение, прервав на себе эту линию, не содействует он в должной мере и бессмертию через воскресение. Выпадая из плана исторического, отказываясь от активного действия социального, чтобы не сказать политического, он не переносит человеческое бытие в метаисторию, не помогает людям достигнуть область бессмертного Духа... Впрочем, если монах и не осуществляет в полноте христианского совершенства, а лишь отчасти, то и тогда его молитвы все же благотворны для мира всего мира.
Когда кому-либо было дано, по дару свыше, приблизиться к той мере совершенства, о которой говорит Павел: «В меру полного возраста Христа» (Еф.4:13), то подобное событие отражается положительно не только на судьбах всего человечества, но идет далеко за пределы земной истории, изменяет ход космической жизни, ибо мир создан ради таких существ. Когда же люди ради «чечевичной похлебки» (ср.: Быт.25:3334) отказываются от пути, указанного Христом: от обожения силою Духа Святого и усыновления безначальному Отцу, — тогда исчезает и самый смысл явления человека в мир.
«Человек явился в мир» (Ин.16:21). Зачем?
Никто никогда не знал бы Бога, ни человека так, до конца, как дано нам знать через Христа: Он открыл нам и Отца Небесного, и человека, как сей задуман прежде создания мира. Господь Иисус есть абсолютная бытийная Истина. Познать сию Истину возможно не иначе как следуя Им же Самим установленному методу: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете Истину, и Истина сделает вас свободными»... «Истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек»... «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.8:3132; 8, 51; 14, 23).
«Мы знаем, что чем больше любовь, тем больше страданий душе» — по слову Старца Силуана. Тот, кому было дано испытать Христову любовь, знает, что она влечет сердце желать всем без исключения только добра; она — животворный огонь и Свет несозданный — из недр своего носителя излучает потоки благодетельной для всего человечества энергии. Проникая в нас, она уподобляет Христу и как бы естественным порядком включает нас в страдания Его любви, не терпящей видеть человека лишенным высшего блага.
Печально узнать, что большинство людей живет, не проявляя должного стремления стать причастниками несозданного Света. Больше того: когда они слышат о нем, то не верят и даже полагают невозможным существование его; и тех, кто получил этот дар, склонны считать душевнобольными. Но кому опытно было дано жить любовь Христа, тот знает, как она вводит дух человека в небесные сферы, где нет смерти, где в неописуемом Свете созерцает он Бога.
Логически нельзя доказать возможность для нас вечной жизни. Но когда Божественная сила нисходит на человека, тогда становится он подлинно причастником Божией вечности, и излишними бывают все рассудочные доказательства.
Вечная жизнь есть бытие иного порядка. Собственно говоря, это есть Сам Бог; Его Бытие, безначальное, прикасается к нам, наполняет нас, и мы, можно сказать, вечны постольку, поскольку мы в Боге.
Итак, теперь нам совершенно ясно: все те, что под каким бы то ни было предлогом отвергают Христа, сами не знают, Что и Кого они отвергают.
Иисус Христос есть премудрость Божия, предвечная, сокровенная, «которой никто из властей и служителей века сего не познал» (ср.: 1Кор.1:24; 2, 78). До Него весь мир, все народы ходили во тьме неведения пути, ведущего в Царство Бога и Отца нашего. Ныне нам открыты тайны сии; дано вернейшее познание о последнем смысле прихода нашего в жизнь сию. Господь и возвестил нам словом о предвечной любви к нам Отца, и Собою явил нам, какой Он — Отец. Но мы, в безумии нашем, распяли Его; и когда висел Он на Кресте, насмехались над Ним; и до сих пор не перестаем издеваться.