Церковные злобы дня при патр. Филарете

Церковные злобы дня при патр. Филарете

Тотчас по формальном облечении патр. Филарета полнотой иерархической властью, на него пала обязанность ликвидировать ряд назревших и застоявшихся злободневных церковных дел. Неумное ведение дела местоблюстителем м. Ионой о книжных исправлениях, превратившее архи. Дионисия, старца Арсения Глухого и Ивана Наседку в настоящих страдальцев, было ясно даже чужому гостю, прибывшему патр. Феофану, который, узнав в чем дело, «пода-де Дионисию руку помощи, да вознесется правда его». По-видимому, это воздействовало и на царя и на Филарета. Когда Москва встречала Филарета, бывшие узники были уже на свободе в числе встречавших. Наседка подал уже новому патриарху целый доклад. Через неделю по посвящении патриарха, 2-го июля, от имени обоих патриархов Ионе Крутицкому предложено было представить на соборный пересмотр все дело Дионисия. На соборе, кроме двух патриархов, присутствовал и сам царь. Дионисий «стоял в ответе» больше 8 часов. Дионисий свободно опроверг все взведенные на него небылицы и клеветы. Клеветники, включая и м. Иону, были посрамлены. А Дионисия похвалил и сам царь. Следуя его примеру, и патриархи с митрополитами, архиепископами, епископами и всем освященным собором, приветствовали Дионисия, лобызали его и благословляли. С великой честью и дарами Дионисий возвращен был на свое место настоятеля Троице-Сергиевой Лавры. Вскоре его там посетил патр. Феофан и, в виде особого дружеского жеста, возложил на него свой собственный клобук греческого образца, конечно, не белый. Так началось видоизменение русского обряда в московских пределах по образцу греческому, что в юго-западной литовской Руси уже в значительной мере было распространено. Арсений Глухой был утвержден в звании главного справщика и много потрудился при выпуске новых книг из царской типографии. И. Наседке разрешено священнодействовать на почетном положении ключаря Успенского собора.

Но эти искупительные милости за неправедно причиненные страдания ничуть не свидетельствовали о широте взглядов п. Филарета. Психологически и умственно он был на уровне московских консерваторов. Так, он не решился вычеркнуть добавку в чине водоосвящения: «и огнем». Он велел впредь печатать без перемен, но с примечанием к этому месту: «быть сему глаголанию до соборного указу». Пользуясь присутствием патр. Феофана, Филарет просил его перед отъездом в феврале 1620 г., прислать за подписью всех патриархов ряд выписок из древних Требников. Патриарх ехал медленно, надолго останавливаясь в Киеве, в Валахии. Тем временем Наседка, для воздействия на московское общественное мнение, написал обширную апологию в 40 главах своей поправки без задиристой полемики в спокойном духе. Лишь через 5 лет, в апреле 1625 г., пришел отклик с медлительного Востока. Прибыл от патриархов Иерусалимского и Александрийского посланец с письмами, отвергавшими «и огнем». Лишь в декабре 1625 г. Филарет указал отобрать старые тексты, замарать в них «и огнем» и сделать разъяснительное примечание на поле.

Другим злободневным вопросом, которому патр. Филарет уделил особое, близкое его сердцу внимание — был вопрос о чиноприеме в православие и чистых латинян, и униатов, и вообще «ляхов и литовских людей», крещенных не в три погружения. Принимать, но каким чином? Первым ли: — через перекрещивание; вторым ли: — через миропомазание; или третьим: — через покаяние? Патр. Филарет, настрадавшийся от поляков и не имевший никакого богословского образования, склонен был занять самую крайнюю нетерпимую позицию. Если в прошлом конфликте с местоблюстителем м. Ионой он оказался как бы либералом, то в данном случае он превзошел Иону своим крайним консерватизмом. До сведения Филарета дошло донесение двух московских священников, что митр. Иона не велел им крестить принявших православие ляхов, Яна Слободского и Матфея Свентицкого, а, миропомазав, допустить к св. причащению. Делалась ссылка по указанию Ионы на древнерусскую практику по Вопрошанию Кирика к Нифонту. Патриарх вызвал к себе на объяснение м. Иону и упрекал его, что Иона якобы вводит нечто новое, не приказывая перекрещивать латинян. Чтобы подавить Иону авторитетом, патриарх поставил вопрос на повестку очередного пленума освященного собора 16.?. 1620 г. С обвинительной речью на нем выступил сам Филарет, доказывая, что еретическое крещение не есть крашение, но «паче осквернение». Вот патр. Игнатий за то и низвергнут, что не крестил Марину. Патр. Ермоген требовал крещения королевича Владислава. В ту пору по приказу Ермогена Филарет сам изучал канонические правила и убедился, что все еретики не имеют действительного крещения. Вся богословская логика патр. Филарета свидетельствует о страшном понижении уровня знаний у тогдашней русской иерархии и особенно у самого Филарета от страстного озлобления на латино-поляков. Патр. Филарет говорил: «латиняне — папежники суть сквернейшие и лютейшие из всех еретиков, ибо они приняли в свой закон проклятые ереси всех древних, эллинских, жидовских, агарянских и еретических вер, и со всеми погаными язычниками, со всеми проклятыми еретиками обще все мудрствуют и действуют». И обращаясь к Ионе, Филарет задавал вопрос: «как же ты начинаешь вводить в царствующем граде противное правилам св. апостолов и св. отцов и велишь принимать латинян, сущих аки псов и ведомых врагов Божиих, не через крещение, а только через миропомазание, а потом допускать их к св. причастию и венчать на русских дщерях? Почему не хочешь быть единомысленным со всем освященным собором рус. церкви? Ты прельстился умом и ищешь хвалы и чести от отверженных от Христовой церкви. А я о таковой, вводимой тобою еретической прелести и слышать не хочу и по святым правилам запрещаю тебе служить литургию до большого собора». Ученая диалектика у Филарета и у его собора была такова. В 96-м правиле VI Вселенский Собор (т. е. Трулльский), обобщая нормы воссоединения с церковью еретиков, одних из них (ариан, македониан, новатиан) предписывает присоединять через миропомазание; других, более чуждых — через крещение: таковы — павлиане, евномиане, монтанисты, манихеи, валентиане, маркиониты. Но Филарету угодно причислять латинян к этой последней категории, ибо ему кажется, что «в латинских ересех все те ереси есть — суть». Ссылку на Кирика он отклоняет, как относящуюся к древниим временам, когда латинские ереси еще не выросли. «Последи того у латинян многие ереси учинилися, а после седми вселенских соборов Сергий патриарх со всеми вселенскими патриархи и со всем освященным собором папежев — римских еретиков из поминовения извергоша и конечному проклятию предаша». И далее, не стесняясь никакими архивно-историческими справками, просто, так сказать, на глазомер, Филарет заявляет: «в нашем московском государстве, с самого его основания, никогда не бывало, чтобы еретиков латинян и других еретиков не крестили». Подсудимому Ионе велено было выслушать записку, составленную Ермогеном и дополненную Филаретом. В собранных цитатах, конечно, не говорилось о латинянах, а только о древних ересях, но записка произвольно и максимально утверждает, что латинство есть итог и хранилище решительно всех древних ересей. Признаки и доказательства берутся без всякой системы главным образом из поверхности латинства и даже из протестантства и новых сект его, т. е. из всего западного христианства. Латиняне якобы переняли: 1) субботний пост в четыредесятницу от мелхиседекиан, жидов, армян; оттуда же — дозволение есть сыр и яйца по воскресеньям великого поста, и, конечно, целогоднее празднование субботы; 2) безбрачие духовенства взяли у монтанистов, равно и случаи совпадения христианской Пасхи с иудейской; 3) обливательное крещение заимствовали от евномиан (?); 4) от ариан — крещение в одно погружение и запрещение молитв за умерших. Последние два обвинения явно относятся к крайнему современному виду протестантизма, — к социнианству.

В такой атмосфере немыслимо было давать какие-то компромиссные объяснения и выводы. Иона просто был раздавлен, смирился, просил прощения и сам подписал соборное постановление, после чего получил разрешение на архиерейское священнодействие. Так был подтвержден и обобщен и раньше практиковавшийся, но не генерально, обычай русской церкви — перекрещивания латинян. Но жизнь всегда родит разнообразие комбинаций и казусов. Через две недели пришлось собрать второе заседание того же собора для приложения радикального принципа к отдельным казусам. Поставлен был вопрос: как, каким чином принимать в московское православие русских из Литвы и Польши («белорусцев»)? Филарет и по личному опыту своего долговременного плена в тех краях знал и сообщил собору о создавшемся там разноверии. «Белорусцы» были и православные, и униаты и кальвинисты. Но в практических предписаниях собора Филарет провел радикальную строгость, не с догматической точки зрения, а с чисто обрядовой, и через это почти уравнял и православных «белорусцев» с униатами и кальвинистами. Так как практика обливательной формы крещения и тогда уже становилась в тех краях преобладающей, то Филарет установил почти всеобщее перекрещивание, за одно обливание: 1) «Когда кто… истинный христианин греческого закона» должен быть принят в состав московского православия, то предстоит тщательное исследование: «истинно ли он крещен в три погружения, или через обливание? Если сам скажет, что он крещен в своей земле, а у них в крещении обливают, то его… совершенно крестить в три погружения». 2) «Если… поп крестивший» данное лицо «поминает папу» (другими словами — если мы имеем дело с униатским крещением), «то… совершенно крестить в три погружения». И сверх того, присоединяемый проклинает еще все латинские ереси. 3) Некоторая мягкость допущена по отношению к тем, кто будет горячо доказывать свое православное крещение в три погружения и миропомазание, хотя бы и без свидетелей. Таких отдавать на исповедь специальную отцу духовному и, по его ходатайству, с разрешения архиерейского, присоединять третьим чином. 4) «Белорусцев», которые с детства были в протестантских ересях, особенно в социнианстве, и затем в зрелом возрасте крещены, но униатским попом, предписано «также крестить совершенным крещением». При этом, кроме крещального младенческого отрицания от сатаны, они должны произносить анафематствование и латинских и протестантских ересей.

Так, благодаря острому оттолкновению Филарета от западной заразы, русская церковь не увлеклась массовым принятием родных соплеменников, строго вменяя им малейшую заразу в деле веры. Дезинфекция была строгая. В 1623-24 гг., например, было принято всего несколько десятков «белорусцев». Среди них были и чисто православные монахи, иеромонахи, игумены. Обливательное крещение при этом не признавалось — все перекрещивались и затем, если нужно, перепосвящались. В 1630 г. был перекрещен даже архиепископ-униат, Афиноген Крыжановский. В начале он имел чисто православное поставление до архимандритского сана включительно. Соблазнился лишь на архиепископский сан у униатов. В Москве он, после перекрещивания, был перепоставлен и удостоен даже места келаря Николо-Угрешского монастыря, но вскоре оказалось, что его прошлое было криминально, и он передан был в руки гражданской судебной власти.