Возникновение христианства

Возникновение христианства

Раввины давно критиковали теологическую сущность Нового Завета. В 19-20-м в.в. было написано немало отличных книг, критикующих Новый Завет с исторической точки зрения, а также показывающих фальсификации текста. Я же обращаю внимание на третье направление, демонстрацию несостоятельности Нового Завета в контексте логики его собственных тезисов. Именно поэтому здесь не отмечено большинство исторических несуразностей, географических неточностей и ошибок перевода, кроме, разве что, самых вопиющих.

Большая часть Нового Завета изначальна фальсифицирована. Она не могла быть написана Иисусом. Та же часть, которая могла прийти от него, искажена до неузнаваемости христианскими теологами. Несмотря на привлекательность фигуры Иисуса, ни его тезисы, ни тезисы, ему приписываемые, не оригинальны. Они многократно встречаются в иудейской, греческой, индийской, других культурах.

Нет смысла анализировать те положения Нового Завета, которые евангелисты принципиально не могли узнать: сами, от Иисуса или из достоверных источников. Таковы генеалогия Иисуса, видение Захарии, собственные молитвы Иисуса и многое другое. Эти положения не могут являться ни чем иным, кроме как фантазией.

Ссылка на откровения, данные евангелистам, не выдерживает критики. Ведь тогда придется предположить, что их откровения противоречили друг другу. Более того, современные методы анализа текста позволяют однозначно утверждать о заимствованиях из других источников, о получении авторами которых откровениями умалчивает даже церковная традиция.

Новый Завет пестрит натянутыми ссылками на пророчества. Понятно, что апостолы, не будучи книжниками, не знали пророчества в таких тонкостях, чтобы цитировать отдельные фразы. В силу искаженности цитат, неуместно ссылаться на то, что их диктовал апостолам святой дух.

Кстати, собственный опыт апостолов изложен на плохом греческом. Причем, его вряд ли ухудшили ученики Лука и Марк, более ассимилированные в грекоговорящей среде, чем их учителя. Трудно рассчитывать на то, что такие необразованные люди правильно поняли и донесли слова Иисуса. Впрочем, Евангелия и Послания многократно упоминают об ошибках и непонимании апостолов.

В Евангелиях встречается множество глубоких тезисов: «не мир… но меч», «кесарю кесарево…», «что есть истина», «вначале было Слово», «всякий, гневающийся на брата своего» и множество других. Такое количество тезисов создает репутацию богоданного текста. Но не стоит забывать, что эти тезисы, во многих случаях, – явная компиляция. Они принадлежат разным авторам, разным религиям. Ко времени написания Евангелий они уже стали частью теологии и народного эпоса. Поэтому объединение этих мудростей в одной книге, вообще говоря, не должно придавать ей больше религиозной достоверности, чем любому сборнику афоризмов.

Рассматривая красивые апокалиптические формулы и концепции, следует понимать, что они являются творчеством не одного гениального фальсификатора, но отточенными за 100-300 лет текстами различных сект. В процессе кросс-фертилизации над этими текстами работали сотни и тысячи хороших авторов, остроумных мыслителей, неплохих теологов. Продукт их творчества, заимствованный христианством, получился довольно любопытным.

В истории религии вообще чересчур много проблем, чтобы теологи могли строить надежные концепции. Почему Павел не знал прототекстов? Почему Евангелия пренебрегают концепциями Павла? Почему никто из предположительно реальных отцов церкви не знал Павла лично? Почему легенду об историческом Иисусе предпочли авторитетному древнему мифу? Почему распятие по приказу Пилата соседствует с подчеркнутой лояльностью к Риму? Откуда появились параллели с другими религиями: как очень глубокие теологические построения, так и тонкие детали структуры мифов, так и целые эпизоды? Насколько иудейское Писание связано с текстами из Египта? Что было положено в основу египетских мифов христианского типа об Озирисе? Что происходило в Риме, когда столица была перенесена в Константинополь? Что общего между оргиастическими практиками Индии, Греции и средневековой Европы? Насколько вообще верно мы датируем сохранившиеся манускрипты Евангелий? Новые ответы на эти вопросы могут изрядно изменить наше понимание теологии.

Почему такие несоответствия стали явными сравнительно недавно? Основные причины две. Только с развитием книгопечатания текст Нового Завета, в основном, стабилизировался, в нем перестали появляться все новые изменения. Во-вторых, текст Библии был недоступен рядовым христианам, для которых выпускались суррогаты “для домашнего чтения”: набор из молитв и вульгарных толкований.

Кроме того, даже монахи, которым Библия часто была доступна в виде полного текста, не могли высказывать мнение вопреки авторитетным теологам древности. А такие теологи многих частей Библии нередко не читали вообще – потому что в их времена ее просто не существовало (как, например, Павел). Либо читали их в существенно искаженном виде – потому что именно такая редакция тогда существовала. Либо на текст Библии почти не опирались, трезво рассчитывая на то, что проверить их некому – по крайней мере, из современников.

Возникновение книгопечатания должно было бы привести к масштабной ревизии христианской фальсификации. Но не тут-то было. Книгопечатание, наоборот, оформило в виде массово принятой догмы абсурдные измышления христианских теологов. Популяризация абсурда привела к его укоренению, и придала ему достоверность в силу концепции общепринятости.

Необходимо учитывать и неадекватную, по современным меркам, доверчивость людей древности и средневековья. Описание самого замысловатого чуда не вызывало у них никакого сомнения. Даже у весьма образованных людей еще 300 лет назад напрочь отсутствовало критическое отношение к услышанному. Поэтому неудивительно, что авторы Евангелий добросовестно включили в них все услышанные небылицы.

Евангелия были первоначально написаны через 50-150 лет после Иисуса, после Иудейской войны. Отсюда могу идти предсказания о войнах и разрушении Храма, собирательные черты Иисуса (другие прорицатели у Флавия).

В канонических посланиях полностью отсутствуют достоверные ссылки на Евангелия – даже нет текстуальной общности. Может, Павел, Иоанн, Петр считали нужным говорить своими словами, не ссылаясь не авторитет Евангелий? Нет! Послания буквально усыпаны самыми натянутыми ссылками на Библию. Авторы текстов выходят из себя, чтобы обосновать свои тезисы ссылками на авторитеты. Евангелий или даже оригинальных текстов, позднее положенных в основу Евангелий, они не видели – именно поэтому Послания не имеют ссылок или заимствований из Евангелий. Христианство возникло и Послания были написаны из бородатых легенд, слухов, преданий – не из откровений. А Евангелия – якобы откровения – потом уже были написаны под уже имевшуюся христианскую религию. Естественно, написаны не как новая теология, а как компиляция эллинских, индуистских и откровенно языческих учений, на основе Писания. Собственно, какие же это откровения, если апостолы должны пересказывать реальную историю?

Важно отметить и то, что апостолы прямо не указывают, что они были знакомы с Иисусом. В посланиях к новообращенным христианам они не ссылаются на, казалось бы, чрезвычайно убедительные подробности своего личного знакомства с ним.

Евангельские тексты не синхронизируются. Существуют две основных концепции их совмещения.

Ранняя, со времен Юстина, утверждает, что каждый евангелист описывал некоторую часть событий. Полный текст, таким образом, является суммой всех Евангелий. Тогда Иисус присутствовал на двух пасхальных трапезах непосредственно перед казнью, после распятия женщины видели то ли 6, то ли 8 ангелов, и т.д.

Августин развил боле изощренную концепцию. Каждый евангелист описывал одно и то же, но по-своему. Различия в фактах носят поверхностный характер, а на духовном уровне Евангелия одинаковы. Поскольку эта концепция заранее отметает содержащиеся в Евангелиях (различные) факты, спорить с ней невозможно.

Любой, кто не скован догмой, видит очевидный факт: Евангелия являются плодом более или менее буйной фантазии и теологических воззрений того или иного автора. В их основе лежат популярные истории и тезисы. В результате литературной обработки и многовекового редактирования, выявить оригинальную форму тезисов невозможно. Разделить (видимо) оригинальные тексты на аутентичные и просто популярные невозможно.

Если убежденный христианин и хочет во что-то верить, то он должен «под себя» выбрать те или иные тексты, в аутентичность которых он верит. То есть, создать приемлемую для себя религию. Но тогда зачем называть ее христианством?

Непонятно даже направление редактирования. Естественно предположить, что, раз Иисус проповедовал в Иудее, то и иудейское Евангелие от Матфее ближе всего к аутентичности. Это, очевидно, не так.

Матфей очень часто использует гностические тексты, толкуя их буквально – до бессмыслицы. Эти же тексты менее искажены у Луки. Но Евангелие от Луки невозможно совместить с иудаизмом.

Секта была, как и большинство гностиков, под сильным влиянием эллинских мифов и философии, ее члены говорили по-гречески. Полуабстрактный иудейский проповедник был не более чем еще одной фигурой гностического пантеона: наравне с Дионисием, Сократом, Пифагором и многими другими. Причем, реальный Иисус мог быть кем угодно, например, Иудой Галилеянином, которого описывал Флавий, или любым проповедником или бунтарем. Для гностиков он был одним из великих людей, фигурой в пантеоне. Возможно, им не хватало фигуры из Иудеи, и ее радостно добавили при первой возможности.

Павел писал еще до Луки, что-то слышав от гностиков, но не будучи знаком с их текстами (по крайней мере, редакциями, похожими на известные нам). Возможно, будучи иудеем, он предпочел Иисуса из всего пантеона гностиков. Возможно, услышав от гностиков об Иисусе, он искренне поверил в божественную инкарнацию, явившуюся на земле. В любом случае, оппортунист Павел увидел возможность проповедовать учение, довольно новое для его аудитории. В то же время, учение было легко узнаваемым и привычным по греческим мифам. Старое в новом обличье часто оказывается привлекательным для толпы.

Далее процесс кросс-редактирования и гармонизации постепенно сблизил Евангелия. Они обросли историческим фоном, традицией и стали выглядеть как вполне реальные истории.

Несомненно, что основные христианские традиции никак не отражены в оригинальных текстах, а развиты позднее. К ним относятся искупление/ спасение, осуждение/ распятие/ воскрешение, новые заповеди, непорочное зачатие/ генеалогия от Давида/ божественная сущность/ триединство, апокалипсис и многие другие.

Церковное христианство бесконечно далеко от учения Иисуса, которое можно предполагать аутентичным. Основы христианства были сформированы вовсе не Иисусом, а Павлом. Ссылки же Павла – и христианства – на Иисуса не выдерживают критики.

Иисус был иудейским учителем. Во многих местах видно его понимание Торы. По его словам: "не нарушить пришел Я, но исполнить" (Мф 5:17), «итак, все, что они {фарисеи} велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте» (Мф23:3). Соответственно, Новый Завет необходимо анализировать если не на идентичность Торе (что было бы неприемлемо для верующих христиан), то на родство с ней.

С другой стороны, Иисус был обычным персонажем тогдашней Иудеи: странствующий учитель, мессианский проповедник, чудотворец. Христианству понадобилось приписать ему декларацию собственной божественности (в буквальном смысле, не в духовном), чтобы сделать минимально правдоподобными его преследования иудеями. Интересно, что в тот период иудеи весьма вяло (если вообще) оспаривали историчность Иисуса: таким обычным персонажем он выглядел до создания Евангелий. Даже Талмуд легко помещает Иисуса в историческую канву, нисколько не сопротивляясь самой возможности такого учения и событий.

Раннее христианство во многом похоже на верования других иудейских сект. Примерно в это же время, 1в., были написаны, в частности, 2Барух и 4Ездра. Два Мессии, апокалипсис, крещение в воде, спасение только части Израиля, воскресение присутствуют там тоже. Следует понимать, что это не означает происхождения христианства из иудаизма. Псевдоэпиграфия описывает вознесение Моисея, его трон в царстве небесном, даже его существование до сотворения мира (именно это Иоанн приписывает Иисусу). Просто другие секты так же, как христиане, отошли от своей религии в сторону греческой философии, заимствований из культов соседних народов, некоторого гностицизма, космогонических спекуляций. Отдаленность этих учений от иудаизма видна уже в том, что весьма толерантные священники (в целом, допускавшие любые толкования постольку, поскольку соблюдался Закон) вынуждены были во 2в. ввести в синагогах литургическую формулу «проклятье сектантам» – имея в виду отнюдь не только христиан.

Действительно, нет однозначных доказательств (особенно – датировок имеющихся свитков) того, что книги пророков были написаны до изложенных в них событий. Нет и надежных свидетельств описанных в Торе исторических событий. Вызывают сомнения датировки и географические привязки (например, размер античного Иерусалима, по некоторым оценкам, меньше размера Храма). Пророчества описывают Б. со множеством глаз, с лицами, обращенными в разные стороны – именно так, как описывал Кришна Арджуне.

Впрочем, иногда появляются о неожиданные трактовки, связывающие Тору с реальностью. Например, создание человека около шести тысяч лет назад. Когда Адам и Ева были изгнаны из Эдема, на земле уже жили какие-то люди. Можно ли предположить, что люди, основавшие известную нам цивилизацию, появились около этого периода, а жившие ранее всяческие питеки были тупиковой ветвью развития?

Тем не менее, в данном анализе я исхожу почти всегда из теологических тезисов Писания, являющихся предметом не истории, но веры. Тем более, на соответствие Торе могут проверяться декларированно производные от нее религии – христианство и ислам.

Ссылаясь на Тору, необходимо понимать, что она дает совершенно точные формулировки. Писцы сохраняли даже шрифт и чернила. То есть, нельзя полагать, что текст должен выглядеть несколько по-иному, или иначе его цитировать. Именно такой прием сплошь и рядом применяется в Новом Завете, используя цитаты, искаженные до потери всякой связи с оригиналом.

Образ Иисуса имеет сильные корни в иудейской традиции (впрочем, аналогичные легенды имелись и в других религиях). Как Мудрость, Иисус: участвовал в сотворении мира, прошел инкарнацию (Сир24:8), скитался по земле, не был принят, вернулся на небо, восседая с ангелами (1Енох42:1-2). Как праведник в МудСол2:20, Иисус был подвергнут постыдной казни, но потом будет судить своих обвинителей на небесах. 4Мак6:27-29: «Ты знаешь, О Б., что, хотя я мог спасти себя, я умираю в мучительном огне ради Закона. Будь милосерден к Твоему народу, и пусть наше наказание будет для него достаточно. Сделай мою кровь их очищением, и возьми мою жизнь в обмен на их». 4Мак17:21: «они стали выкупом за грехи нашего народа. И через кровь посвятивших себя и их смерть как жертву искупления, божественное Провидение сохранило Израиль…» Иисус нюхал уксус на кресте, как в 4Мак6:25. Помимо описаний Мессии, немало легенд и реальных историй ходило об учителях. Возможно, именно они легли в основу тезисов Иисуса. Можно предполагать, что, при обилии мессианских сект в тогдашней Иудее, заимствования были осуществлены по многим направлениям.

Интересно принципиальное отличие Иисуса от абсолютного большинства мессианских образов: Иисус не был воинственен (хотя какие-то отголоски агрессивности, как изгнание торгующих из Храма, встречаются и в Евангелиях). Можно рассматривать это как свидетельство оригинальности его образа. А можно и, на мой взгляд, более адекватно, – как доказательство греческих, а не иудейских корней легенды.

Как Павел и гностики, большинство ранних христиан рассматривали Иисуса как миф неопределенного прошлого. Возможно, потом он был отождествлен с «другим Иисусом», учителем из Галилеи или Иудеи. Учение последнего было подогнано под тезисы Павла. Гармонизация текстов (проникновение тезисов Павла в прототексты Евангелий и обратно, коррективы текстов с учетом антихристианской критики, свободное редактирование) привела к тому, что установить изначальные тексты, а также порядок и направление их исправлений уже невозможно. Собственно, оно и не нужно, поскольку теологическая ценность оригинальных текстов явно мифического содержания – близка к нулю.

Очень вероятно, что некоторые из аллегорических текстов о таких спасителях, во множестве созданные в тот период, были потом незнакомыми с контекстом христианскими авторами истолкованы как фактически указывающие на Иисуса. Так эти сюжеты просочились в Евангелия.

Кстати, хотелось бы предостеречь от чрезмерного внимания к деталям Евангелий и Посланий. Совершенно очевидно, что это литературные произведения, изобилующие неточностями и ошибками. Они написаны плохими теологами без всякого участия святого духа. Поэтому те или иные оттенки в толкованиях, усматриваемые современными критиками, в основном, не были предусмотрены авторами. Например, Иисус отождествляется с Мудростью у Иоанна, но, похоже, является посланником Мудрости, проповедующим раскаяние, у Матфея. Скорее всего, это чисто случайное различие, которого сами авторы не видели.

Гностическая концепция Иисуса внешне весьма привлекательна: традиционная смерть для искупления чужих грехов, воскрешение как символ пробуждения к новой жизни «здесь и сейчас», «сын Б.» как декларация единства с божественным. Проблема в том, что эта концепция имеет мало корней в современном тексте Евангелий. Искупление и воскрешение являются гарантированными фальсификациями, отсутствующими в Q. «Сын Б.» употребляется в Писании и апокрифе только как обозначение человека.

Мы можем придерживаться очень интересной и довольно универсальной для различных религий теософии гностицизма в ее адаптации к Иисусу, и забыть про Евангелия. Мы можем использовать Евангелия, но тогда придется признать, пожалуй, единственное разумное их объяснение (гностицизм) чем-то средним между ересью и беспочвенной фантазией. Совместить Евангелия с их разумным толкованием не удастся.

Это и понятно, если вспомнить формирование текстов. Вначале были популярные легенды о Мудрости, спасителе и пр. На их основе одновременно гностики построили свою концепцию (откровенно заимствуя из язычества), иудеи – свою (используя фигуру проповедника), а Павел – свою (используя понемногу того и другого). Евангелия возникли позже, причем гностические мифы (например, о воскрешении) были восприняты буквально и превращены в историю. Эти дополнения теперь заметны на фоне реконструируемого Q. Совершенно невозможно рассматривать эти различные ветви (ортодоксальных гностиков, иудеев, Павла) как части одного целого.

Косвенно подтверждают эту гипотезу взгляды еретических сект. Гностики вообще не придавали значения историческому Иисусу – до такой степени, что подставляли его имя в существующие языческие тексты. Впрочем, они считали именно себя настоящими христианами, а церковь – имитацией. Иудейские христиане-эбиониты, по словам Евсевия, считали Иисуса просто учителем. Вряд ли значительная историческая фигура, изначально воспринимавшаяся как божественная, могла так уменьшиться в восприятии: до мифа или обычного человека. Скорее, процесс развивался в обратном направлении обожествления вполне земного учителя. Но некоторые секты отказались участвовать в такой очевидной для них фальсификации.

Гностическое понимание христианства не только противоречит церковному канону. Оно, видимо, несовместимо с иудейскими корнями христианства. Основная посылка гностицизма: преобладание в мире зла, удерживающего людей от обращения к божественному. Эту концепцию трудно совместить с монотеизмом. Впрочем, при достаточно мистической трактовке можно и совместить: например, полагая, что зло в мире не противоречит устремлению Б., но создано для того, чтобы человек мог его преодолеть, в процессе этого внутренне совершенствуясь.

Гностицизм противоречит христианской традиции и в доктрине демиурга, второстепенного божества, создавшего мир. Некоторые секты (в частности, марциониты) так считали, но их можно скорее считать гностиками, чем христианами (теми, кто основывается на Евангелиях и Посланиях). Последние отождествляют Иисуса с Б., а не превозносят над Ним.

Гностики, вопреки победившей христианской традиции, отрицали телесное воскресение. Их концепция, в реальности, мало напоминала христианскую, они понимали вечную душу существенно иначе. Здесь опять представление о преемственности доктрин возникает вследствие схожести терминов, которым, на самом деле, каждая сторона придает различное значение.

Трудно однозначно ответить на вопрос, был ли Иисус мистиком. С одной стороны, большинство ранних (оригинальных) тезисов, претендующих на аутентичность, явно принадлежат гностику. С другой стороны, именно аутентичность их далеко не доказана – особенно если учесть очень вольное приписывание гностиками авторства своим текстам. Добавим сюда еще и неоригинальность большинства тезисов (они явно базируются на традиции: философии, этики или мифов). В итоге непонятно не только какие именно тезисы придумал Иисус, не только какие тезисы он хотя бы произнес, но даже направление его доктрины.

В пользу того, что Иисус формально не был гностиком, говорит принятие его учения иудейскими сектантами. Со своей стороны, гностики легко принимали любую известную фигуру. Но евангельские тексты носят более или менее выхолощенный отпечаток мистицизма.

Можно предположить, что Иисус проповедовал иудаизм с существенным уклоном в мистицизм. Если это не так, то следы учения Иисуса практически полностью утеряны.

Собственно, далеко не однозначно отношение иудаизма и мистицизма, насколько последний был ассимилирован. Даже ивритский термин misterim (мистерии) похож на заимствование.

Учение Иисуса естественно для мифического героя, но довольно странно для исторической фигуры пророка. Иисус как бы вырван из времени. Он не затрагивает никаких практически важных для того периода вопросов. Что делать с камнями алтаря, которые, после изгнания греков из Храма, Маккавеи отложили, «пока не восстанет настоящий пророк» и не скажет, что с ними делать? Какой труд допустим в субботу? Можно ли использовать перевод Торы? Множество вопросов, на которые раввины отвечали в Талмуде и Мишне на протяжении следующих почти пятисот лет.

Не невозможно, что «Иисус» – искаженное «ессен», а не «Иешуа». Эта секта придерживалась многих взглядов, приписывемых Иисусу: детерминированность (Мф6:27: «Но и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?»), вера в двух Мессий (военного и духовного) отсутствие богатства (общность имущества), отсутствие клятвы, отказ от причинения зла, бессмертие души, проявление милосердия во всех условиях, члены секты носили белую одежду (ангел, преображение). При перемещениях ессеи ничего с собой не брали – аналогично ученикам Иисуса – поскольку могли воспользоваться общим имуществом ессеев в других городах. Ад ессеев – мрачная пещера для мучений – похожа на «тьме внешнюю, там будет плач и скрежет зубов». Вообще ад – концепция, типичная скорее для язычников-эллинов, нежели для иудеев. Жесткое ограничение Иисуса на развод соответствует концепции ессеев о брака исключительно для произведения потомства. С другой стороны, имеются и существенные отличия, в особенности несвойственная Иисусу строгость соблюдения субботы. После войны с римлянами ессеи были очень почитаемы за несгибаемую войну с притеснителями веры.

Иисус критикует фарисеев, книжников и саддукеев, но не ессеев.

Впрочем, отличия от описываемого в Евангелиях Иисуса значительны: прежде всего, нет характерной для ессеев строгости в соблюдениb Закона.

Из сходства с фарисеями следует выделить веру в ангелов и воскресение в теле.

Флавий рассказывает, ИВ 6:5:3 о появлении за 4 года до войны деревенского жителя Иешуа, возвещавшего день и ночь: «Голос, вопиющий над всем народом!» Его наказывали, и он ничего не говорил в свое оправдание, а только продолжал повторять. Его привели к прокуратору Альбину для бичевания, где он твердил: «О горе тебе, Иерусалим!» Во время осады к крику: «Горе городу, народу и Храму» он однажды прибавил «Горе также и мне!» и после этого погиб, убитый камнем от метательной машины.

Флавий рассказывает и о знаменитом лжепророке из Египта, имевшем до тридцати тысяч последователей и бежавшем из Иудеи после того, как его пытались казнить.

Иисус действовал на фоне многих прорицателей, часто имевших большое число учеников. Поэтому неудивительно, что иудеи не отнеслись к его явлению как к необычайному событию.

Мессианская идея получила сильное распространение в Иудее примерно со 2в. до н.э. Эта доктрина практически не находит отражения в Торе и, как отмечает Neusner, лишь минимальное – в Мишне. Эсхатология стала сравнительно активно развиваться в иудаизме лишь после разрушения Храма и, особенно, ок.2-4в.в. Пророки связывают приход Мессии, скорее, с благополучием в реальном мире иудеев, чем с концом дней. Тем не менее, поздняя талмудическая доктрина состоит в том, что его приход будет сопровождаться катастрофами апокалипсиса. Нет надежных указаний на то, что Мессия будет вершить Суд. Нигде нет указаний о промежуточном пришествии Мессии перед вторым, окончательным.

В тот период Мессией называли и Маккавея, и бар Кохбу. Приверженные монотеизму и вообще здравому смыслу иудеи никогда не рассматривали Мессию как аспект Б. Христиане не только не заметили этого различия, но и, движимые желанием иметь самого лучшего бога, набили образ Иисуса множеством сверхъестественных концепций, вплоть до сефиры и аспекта Б.

Мессия должен быть именно человеком, благословенным на избавление иудеев. Если он вершит чудеса, то делает это не сам по себе, а именем Б. Несколько тезисов, которые можно истолковать как указания на божественную сущность Мессии, не допускают ничего подобного однозначному толкованию. На сверхъестественную сущность Мессии нередко указывали сектанты, ассимилировавшие концепции религий близлежащих народов. Такое превознесение его было для них тем более удобно, что они считали себя авангардом Мессии, и тем самым поднимали свой собственный статус. Традиционно считается, что Мессия или несет послание Б., или же избран Б. для определенной цели, как Давид и его царствующие потомки. Эта цель – военное освобождение Израиля и установление вечного (или очень продолжительного) мира праведных. То есть, такого, в котором будет исполняться Закон.

Христианские обоснования мессианства Иисуса тезисами Библии являются, в большинстве случаев, использованием неверных, искаженных или вырванных из контекста цитат и, буквально в нескольких случаях, весьма неоднозначным, если не сказать, своеобразным, толкованием.

Светоний в «Жизнь Клавдия», гл.25 (41-54н.э.) описывает изгнание иудеев из Рима из-за прославления Христа. Когда же Павел успел обратиться в христианство, быть миссионером в Греции, находиться в заключении в Иудее, попасть в Рим, ожидать там суда (менее двух лет) и обратить достаточно именно иудеев, чтобы поднять заметное волнение? Аналогично Деян15 упоминают, что Петр еще долго оставался в Иерусалиме и, по-видимому, не собирался его покидать, чтобы отправиться в Рим. То есть, и он там был недавно. Кстати, если Петр вообще получил наставление от Иисуса проповедовать язычникам, то почему он все эти годы находился в Иудее?

Тацит («Анналы») упоминает (не вполне достоверно, писал в начале 2в.), что в 64н.э. Нерон обвинил христиан в поджоге Рима, указывая на популярность христианства в Иудее. Но сами христиане полагают, что их преследовали тогда в Иудее. Тацит пишет о христианах, скорее, в прошедшем времени, хотя, как правитель в Азии ок.112н.э., он должен был видеть их популярность.

Если же это было движение другого Мессии, то не удивительно, что в начале 2в. от него не осталось особых следов. Или же могли существовать много мелких течений: каждое исповедующее собственного Мессию. На это же указывают Деян18:25: существовало множество сект, уделявших внимание крещению. Поскольку оно рассматривалось как подготовка к пришествию Мессии, то эти секты, естественно, были христианскими (мессианскими). Потом они могли быть ошибочно объединены позднейшими историками как последователи одного конкретного Христа – Иисуса.

Фило Александрийский, Юстус Тивериадский, Иосиф Флавий не упоминают об Иисусе в достоверных текстах. Здесь нет смысла останавливаться на фальсификации Свидетельства Флавия [5], поскольку этой теме посвящен ряд отличных исследований. Последний довод апологетов состоит в том, что христианский редактор не стал бы писать об Иисусе в недостаточно возвышенном стиле, как у Флавия. Однако именно так поступил бы фальсификатор, пытающийся приписать иудею свидетельство о своем боге.

Кстати, отметим сильное искажение церковью истории преследований, очевидно, с целью показать немедленное признание значительности христианства. В Риме философы, служители чужих культов, астрологи и т.п. время от времени, не очень активно, но довольно постоянно преследовались. Иногда впоследствии культ приобретал официальный статус. Так, вакхические служения до Юлия были запрещены, а потом императоры объявляли себя дионисийцами. Евсевий, реально, насчитывает порядка сотни христианских мучеников, что не совсем то же самое, что массовые репрессии (по крайней мере, они не сравнимы по масштабу с инквизицией). Ориген также не пишет о массовых казнях. Христиане формально и активно преследовались при трех императорах (Деций, Валериан, Диоклетиан) и несколько раз кратковременно при других правителях, всего в сумме 5-8 лет.

Интересно, что христиане спровоцировали преследования своей секты за практику нелегальной религии и отказ приносить жертвы римским богам. Римляне рассматривали только древние религии. При Юлии Цезаре иудеи получили право не участвовать в языческих обрядах. Этим вначале пользовались и христиане. Однако, добившись отмены для себя штрафа, наложенного на иудеев после войны 66-70г.г. (христиане не участвовали в Иудейской войне), они вынудили римлян рассматривать их как неиудеев, соответственно, став приверженцами несуществующей в глазах римлян религии.

Для обоснования божественности Иисуса христианам пришлось создать весьма эклектичный образ: Б. (вершит суд), дух Б. (снисходит на христиан), ангел или посланник (несет духовное послание), Мудрость (отвергнута на земле, существование до создания мира), Слово, Свет, Мессия (триумф на земле), двух Мессий (отсутствие военных побед Иисуса), агнец Исаии (жертва искупления), Озирис-Дионисий (непорочное зачатие и воскрешение) и ряд других. Были использованы совершенно различные традиции: ортодоксальный иудаизм и сектантские учения, полидемонизм, различные ветви греческой философии, эллинские мифы, гностицизм и мистерии, митраизм, возможно, индуизм и буддизм. Для их согласования понадобились странные теологические конструкции: богочеловека, Троицы, второго пришествия, дьявольской имитации Иисуса перед первым пришествием и другие.

Впрочем, христиане не были одиноки в этом приеме. Иудейские секты трактовали Тору с определенной вольностью, а пророчества – вообще как заблагорассудится. В некоторый момент пророчества вообще перестали восприниматься как повествующие об изложенных в них событиях, но о важных для сектантов: современном положении дел, будущих победах или Суде.

Авторов толкований едва ли можно назвать лжецами: восточный подход к точности сильно отличался от западного. Значение придавалось не фактам, а идее, посланию произведения. Факты же свободно подгонялись под пропагандируемую идею.

Моделью Иисуса может быть Мессия «кумранского типа» (в свитках идет речь о двух Мессиях, военном и духовном). Хотя очевидно, что для установления вечного мира духовным Мессией сначала должен победить военный Мессия. Даже если военный Мессия погибает в битве или подвергнут казни, все равно Иисуса трудно за него принять. Приход духовного Мессии первым, конечно, описывается. Но тогда почему те же ессены, которые развили эту доктрину, так и остались ожидать его в Кумране? Если предположить богоданность их доктрины, то она должна была исполниться явлением Иисуса среди них и исполнением их пророчеств. Иначе теологический авторитет их текстов становится очень низким.

О весьма приземленном восприятии иудеями термина «Мессия» говорит и известный факт объявления рабби Акивой Симона бар Кохбы Мессией во время восстания 132-135г.г. Вопреки распространенному мнению, это появление альтернативного Мессии едва ли было значительным фактором в отделении христианства от иудаизма, поскольку бар Кохба (Kokba) вскоре уже был прозван бар Коцвой, «сыном лжеца», и его мессианство не воспринималось всерьез. Наоборот, христиане могли бы удачно использовать пример лжемессии для подчеркивания роли Иисуса.

Учитывая волнения и милитаризм иудеев, ожидающих Мессии, позднее раввины решили прекратить мессианские спекуляции. Sanh98: «Сын Давида не придет, пока поколение не будет целиком добрым или злым». Это похоже на ироничное постулирование невозможности прихода Мессии – по крайней мере, в ближайшее время.

Христианство формировалось в результате сектантской борьбы. В то время в разных странах были сильны апокалиптические секты, проповедовавшие конец мира. Исторической обстановкой были постоянные перевороты в Риме, войны, мятежи. Многие из таких сект проповедовали разврат (об этом говорит и послание Иуды). Не исключено, что разврат был апокалиптической адаптацией Тантры. Вообще, индийские верования тогда начали активно проникать в Европу и на Ближний Восток, и христианство носит сильный их отпечаток.

Многие секты проповедовали ожидание Мессии. Сектанты были хорошо знакомы с историей Иоанна Крестителя, но часто не слышали об Иисусе. Когда христиане стали проповедовать о явлении Мессии, «секты последнего дня» легко восприняли этот тезис. Восприняли и потому, что совсем не считали его новой религией, но только эпизодом своих собственных верований. Понятно, что сектантство было развито в диаспоре, в отсутствие сравнительно жесткого контроля со стороны первосвященников.

Сама христианская церковь состояла из множества групп, враждовавших между собой. 2Ин отмечает, что местная церковь не слушает апостола, и ее руководитель стремится обособиться. Когда Павел после нескольких лет в Греции вернулся в Иерусалим, его принял только апостол Иаков – и то на следующий день и на короткое время. Причем, Иаков очень настороженно относится к Павлу. При обсуждении обрезания язычников в Деян15, большинство апостолов даже не смогли высказать свое мнение. Петр в послании указывает, что он живет в Вавилоне. Апостолы в посланиях не упоминают друг друга. Зато они критикуют моральный облик руководителей местных церквей. Видимо, группировка Павла победила в силу стечения обстоятельств – Павел осел в Риме и много спустя его группа была избрана императором при формировании новой государственной религии.

Христианство с самого начала было у Павла практически отделено от иудаизма, а собственно иудейские христианские секты были, по-видимому, совершенно незначительны. Оно больше привлекало язычников, чем иудеев. Если первым – политеистам – было легко поверить в существование нового, главного, реально и близко действующего бога, то иудеям для такой веры пришлось бы расстаться с монотеизмом. Также иудеям, в обязательном порядке изучавшим Писание, было бы трудно выслушивать объяснения христиан, построенные на мифологии и искаженных цитатах. Иудейское христианство (эбионизм) было, вероятно, распространено вблизи Иудеи, в языческих же местах ограничивалось незначительным числом участников. О воинственности иудеев диаспоры повествуют Деяния: многочисленные случаи изгнания Павла из синагог. Вероятно, такая полярность связана с тем, что иудеям на их земле не нужно было прилагать усилий, чтобы сохранить свою национальную индивидуальность. Переходя в христианство, они все равно оставались иудеями. Они жили среди своего народа, соблюдали Закон. С другой стороны, переход в христианство для иудеев диаспоры был практически равнозначен слиянию с язычниками.

В этом смысле не следует переоценивать Adversus Judeaus Иоанна Крисостома. Критикуемые им контакты христиан с иудеями проявлялись лишь на очень небольшой части территории распространения христианства.

Сама формулировка, adversus, указывает на умеренность противоречий. Вероятно, последующие поколения христиан, выросшие в другой культуре, неправильно поняли агрессивные тексты ранних отцов церкви как проявление острой борьбы. И перенесли эту борьбу на современный им мир. Скорее всего, эти тексты отражают обычный полемический стиль того времени, который имел мало общего с личной ненавистью к оппонентам.

Внешне непонятно, почему Евангелия не приписывают Иисусу многих важных тезисов об отсутствии необходимости соблюдения Закона. Эти положения крайне важны для этой религии. Учитывая, что Евангелия были написаны явно после Посланий, эти вопросы уже стояли перед авторами. Вероятно, авторами прототекстов синоптиков были все-таки иудеи, причем враждебные Павлу и его учению отказа от Закона. Они знали Послания, могли их использовать, но не сочли возможным проповедовать отказ от Закона. Иоанна же эта тема, похоже, вообще мало интересовала.

Возможно и циничное объяснение: авторам Евангелий необходимо было объяснить, почему иудеи виновны в непринятии Иисуса. Для этого отказ в принятии необходимо было сделать явно неоправданным – что было бы невозможно, если бы Иисус проповедовал заведомо неприемлемый для иудеев отказ от Закона.

Собственно, не очевидно, почему христианство претендует на теологическую самостоятельность. Учение Иисуса, по существу, не выходит за рамки Закона, хотя очень интересно толкует его в некоторых местах. Опять же, эти трактовки, похоже, существовали и в других сектах.

Пусть христиане склонны считать, что Мессия приходит дважды. Что это меняет? Соблюдение Закона, добродетельность совершенно не зависят от того, когда придет Мессия, и приходил ли он уже.

Выход христианства за рамки Закона – как, например, в вопросах о кошерной пище и обрезании – совершенно никак не основывается на словах Иисуса. Оно обосновано личным мнением (не откровением) Иакова, и еще более сомнительными доводами самозванного апостола Павла. Что же касается обращения других народов, то иудаизм такое обращение приветствует. Например, Матфей упрекает фарисеев в том, что они «обходят землю», чтобы обращать.

Раннее христианство нуждалось в религиозном корне по нескольким причинам. Во-первых, в Римской империи можно было проповедовать только легальную религию. Таковой могла быть только религия, признаваемая римлянами как древняя. Соответственно, христиане изначально вынуждены были «привязываться» к иудаизму как к наиболее подходящей легальной религии.

Другой причиной была определенная экзотичность иудаизма. На основе других теологий уже существовало множество культов, и удивить еще одним богом было трудно. Иудаизм же был новой религией для аудитории, к которой обращались христиане.

Потом, практически невозможно было бы обращать в новую религию – с новым богом. В нее мало кто бы поверил. Но новый культ на основе старой (то есть, достоверной) теологии выглядел вполне правдоподобно. И, что важно, – привычно. В то время чуть ли не каждый учитель создавал культ на базе той или иной известной религии.

Конечно, связь с иудаизмом была очень искусственной. Как только христианство достаточно распространилось, церковь стала косвенно отрицать иудейские корни. Не так явно, как Марцион, который предлагал вообще отказаться от Писания (видимо, понимая отсутствие существенной связи). Был избран другой метод: иудаизм признавался источником, но Иисус принес совершенно новое учение, полностью изменив старое. Практический результат тот же – отдельная религия, однако с существенным преимуществом перед концепцией Марциона. Теперь у церкви была древняя, известная в античности, уважаемая религия.

Христианство резко отличается от иудаизма в методе. Если раввины осторожно строят новые и развивают старые концепции с тонкой привязкой к Писанию, то христианские теологи одним махом решают любую проблему путем совершенно свободного толкования Писания. Толкования, зачастую выходящего за любые рамки связи с контекстом. А часто и просто основываясь на вдохновении, без какой-либо аргументации.

Христианство доказывает свое отличие от иудаизма, пользуясь ошибочными переводами и неправильными толкованиями. Особенно популярен тезис о том, что Иисус проповедовал любовь, а Писание – злобу. На самом деле, Тора предписывает доброе отношение к врагам человека, но ненависть к врагам Б., то есть, к оскорбляющим Его неверием. В практической реализации этой ненависти христиане зашли куда дальше.

Конечно, нельзя отрицать обращения и раввинов к передергиваниям текста, таких примеров немало в Талмуде. Но их, по-видимому, использовали как раз для иллюстрации ошибочных позиций. Часто вслед за одиозной интерпретацией текста (приписываемой тому или иному раввину) следует ее опровержение.

Для формирования halackah могли использоваться фразы, изъятые из контекста. Однако, в отличие от метода евангелистов, дело не доходило до толкования этих фраз в противоречии с контекстом. Такая ошибка осуждается, например, в b.Ber10, где р.Абайя (Abahu) говорит сектанту: «Для вас, которые не интерпретируют контекст, здесь есть трудность; для нас, которые интерпретируют контекст, никакой трудности нет». Этот принцип, отметим, был сформулирован гораздо раньше. Первые его упоминания относятся если не ко времени Иисуса, то к периоду составления Евангелий.

Конечно, речь не идет о том, что доводы раввинов носят строгий характер. Немало толкований построены не на логике, а на haggadah, метафорической интерпретации, которая, безусловно, далеко не однозначна. Немало и насилия над текстом, хотя и ничего подобного масштабу искажений в Евангелиях.

Евангелисты не используют раввинистических методов интерпретации. Это и понятно: не имея безусловно авторитетных текстов, язычники не разрабатывали методов доказательств на их основе. Важно, что участие иудеев – по крайней мере, образованных – в составлении Евангелий было минимальным, если вообще имело место.

Евангелия написаны людьми, далекими от теологии. Талмуд, цитируя Писание, обычно приводит короткую строфу, подразумевая, что читатели помнят полный текст. Евангелия, написанные дилетантами для любителей, содержат цитаты целиком.

Единственная религия, в которой основные положения введены не пророком, а последователем, Павлом. Его указания, как по поводу обрезания, кошерной пищи, Субботы, строительству церкви прямо противоречат тексту Библии. Никаких объяснений, кроме его мнения, не приведено. Изменения носят явно политический характер: упрощения и административного отделения от иудаизма. Павел построил религию на смирении, страдании, вине. Иисус не указывал на отказ от присущей иудаизму жизнеутверждающей позиции.

Не используя законов иудаизма, христианство не создало и новых законов, за исключением небольшого количества указаний Иисуса. Практически все процедуры, обряды, праздники были введены административными актами, а не указаны Иисусом.

Церковь требовала веры даже в откровенный абсурд, веры как единственного условия спасения. Маймонид же совершенно корректно считал, что вера возможна только при понимании. Действительно, необходимо отказаться от интеллекта, чтобы поверить в то, что противоречит здравому смыслу. В чем же смысл такой веры – ведь без понимания из нее нельзя сделать никаких выводов. Она, таким образом, не влияет на сознательное поведение человека. То есть, на самого человека. Неужели же задачей веры может быть превращение людей в бездумных, механических исполнителей? Тем более, исполнителей заведомо фальсифицированного учения, случайным образом скомпонованного церковными администраторами.

Собственно, в христианстве трудно усмотреть доктрину. Первое требование – вера в божественность Иисуса. Допустим, в это кто-то поверил. Но что дальше?

Ожидать второго пришествия следующие пару тысяч лет? Просто смешно.

Не грешить? Но что такое грех в христианстве? По мнению Павла, нет грехов. Да и откуда они возьмутся, если отсутствуют требования, как Закон, нарушения которых как раз и являются грехом.

Часто молиться? Но Иисус выступает против требования в молитве. Благодарственный гимн Евангелия не описывают.

К спасению [6] ведет вера в Иисуса. Но она означает принятие его заповедей и их соблюдение (соблюдение заповедей – также заповедь). Однако соблюдение заповедей само по себе уже достаточно для спасения, независимо от веры в мессианство, божественность или воскрешение Иисуса.

Христианство не является религией, поскольку в нем отсутствуют указания о действиях: соблюдении Закона, медитации и т.п. Оно построено на борьбе за абсурдную, бессмысленную саму по себе веру в Иисуса. Если с этим согласиться, то дальше ничего и нет. Отсюда и такое количество самых разных сект: ведь, если согласиться, что Иисус действительно воскрес, то любое такое верование уже является христианством.

Конечно, положения христианства немедленно стали объектом атак со стороны здравомыслящих людей. Интересно, что ранние известные критики этой религии были не теологами, а юристами. То есть, противоречия видны уже на уровне логики.