Рабан Иоханан бен Заккай

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рабан Иоханан бен Заккай

РАБАН ИОХАНАН БЕН ЗАККАЙ

Долгие годы, при жизни последних поколений перед разрушением Второго Храма и первого поколения, пережившего великую катастрофу, рабан Иоханан бен Заккай занимал в еврейском мире одно из центральных мест. Его имя упомянуто Талмудом в числе младших учеников Ѓилеля [1]. Своей устойчивостью династия Ѓилеля во многом обязана Иоханану бен Заккаю. Он сохранял высокое положение при трех преемниках своего учителя, унаследовавших титул наси. Какое-то время Иоханан бен Заккай также возглавлял Санѓедрин. Он, единственный из мудрецов, не будучи потомком Ѓилеля, удостоился звания рабан, что означает наш господин и учитель, наставник всего Израиля. Подобный почет оказывали лишь прямым наследникам Ѓилеля.

И тогда, когда он занимал пост, был наси, и тогда, когда этим титулом были облечены другие, Иоханан бен Заккай оставался одним из самых выдающихся и признанных мудрецов Торы, быть может, величайшим законоучителем своего поколения. Среди его учеников были такие знаменитые мудрецы как рабби Элиэзер бен Гурканос, рабби Иеѓошуа бен Ханания и многие другие [2]. Когорта питомцев Иоханана бен Заккая образовала ядро, вокруг которого в последующих поколениях продолжала складываться Устная Тора.

Оставаясь на протяжении нескольких поколений в центре еврейской жизни, рабби Иоханан бен Заккай ощущал ответственность за будущее своего народа, за то, в каком направлении двинется его история. Особенно тяжкая ответственность легла на плечи мудреца после разрушения Второго Храма. Впрочем, чувство ответственности не покидало его и раньше — во время антиримского восстания и в период, предшествовавший ему.

В период относительного затишья, установившийся перед тем, как разразилось великое восстание, личность рабана Иоханана бен Заккая заметно выделялась на фоне других мудрецов — перушим. В ту эпоху он решительно боролся против саддукеев и в этой борьбе порой применял крайние методы. Рабан Иоханан бен Заккай буквально выкорчевывал остатки влияния саддукеев в Санѓедрине и Храме. Он часто дискутировал с саддукейскими мудрецами. Когда читаешь об этом, в тоне Иоханана бен Заккая слышится чувство превосходства, а порой звучит и излишняя резкость: Да не будет совершенная Тора наша как ваша болтовня! [3] Неустанно внедряя обычаи и законы перушим — мудрецов дома Ѓилеля — в жизнь народных масс, Иоханан бен Заккай не выбирал средств. В одной из историй (конечно, не самой популярной) рассказывается о том, как в пылу дискуссии с Первосвященником-саддукеем, Иоханан бен Заккай отхватил оппоненту мочку уха, чтобы навсегда сделать того негодным к храмовому служению [4]. Деятельность рабана Иоханана бен Заккая в те годы в определенной мере явилась завершением начатого еще его великим предшественником, Шимоном бен Шетахом [5]. Иоханан бен Заккай окончательно упрочил влияние перушим и школы Ѓилеля во всех сферах народной жизни.

Хотя в большинстве случаев рабан Иоханан бен Заккай старался следовать примеру своего великого учителя Ѓилеля, любившего мир и всегда стремившегося к нему [6], все же представление о нем как о заядлом миролюбце, как о живом олицетворении терпимости и умеренности, мягко выражаясь, не вполне соответствует истине. Иоханан бен Заккай был максималистом. Он свято верил в правоту избранного им пути, и не жалея сил добивался торжества идей, которые считал единственно верными.

Яркий контраст непримиримости Иоханана бен Заккая в борьбе с саддукеями являет позиция, занятая им в ходе антиримского восстания. Уже на начальной стадии восстания мудрец противился его продолжению. Конечно, не из любви к чужеземному игу, а потому, что не верил в возможность победы. Маленькая Иудея не могла рассчитывать, что ей удастся сколь-нибудь длительный срок отстаивать свою независимость в недрах могучей империи. Продолжение восстание неизбежно вело к катастрофе. Предчувствуя грядущее поражение, Иоханан бен Заккай пытался, насколько в его силах, загасить пламя вражды и умерить разгул кровавых страстей. Одновременно он предпринял шаги, продиктованные заботой о будущем. Время показало, что в своей предусмотрительности Иоханан бен Заккай оказался прав. Его дальновидность оказалась спасительной.

Рабан Иоханан бен Заккай скорее всего происходил из священнической семьи [7]. Он, как уже говорилось, не был потомком Ѓилеля и рассматривал себя как своего рода регента династии, основанной его учителем. Бережное отношение Иоханана бен Заккая к наследникам Ѓилеля хорошо иллюстрирует пример рабана Шимона бен Гамлиэля, сына рабана Гамлиэля Первого и паси Санѓедрина. (Сам рабан Гамлиэль, чья душевная близость с Иохананом бен Заккаем была исключительно велика, оказался по ту сторону баррикад. Он решительно поддержал восстание, став одним из его вождей в Иерусалиме. Имя Гамлиэля даже включено в мартиролог десяти мучеников царства). Иоханан бен Заккай совершил поступок, требовавший исключительного мужества, выступив перед римским полководцем в роли ходатая за семью Ѓилеля. Ему, конечно же, было хорошо известно, какая участь уготована потомкам учителя: римляне вырубали враждебные роды под корень [8].

Положение, занимаемое рабаном Иохананом бен Заккаем — такое, каким он сам его представлял — служит ключом к пониманию характера и личности мудреца. Сохранился интересный диалог рабана Иоханана бен Заккая с женой. В нем он сравнивает себя с рабби Ханиной бен Доса, чудотворцем: Ханина подобен рабу перед лицом царя, я же — министру [9]. Рабан Иоханан бен Заккай сравнивает себя с министром, но не при дворе земного владыки, а у престола Царя царей, Пресвятого, благословен Он. На мудреца возложена миссия вершить делами Царя, исполнять Его поручения, причем не какие-нибудь второстепенные, а самые важные и значительные. Такой видел свою роль рабан Иоханан бен Заккай. И действительно, хотя, как и каждому пастырю Израиля, ему приходилось тратить время на мелочи и вникать во второстепенные детали, главным занятием министра оставались великие дела. Ему довелось принимать судьбоносные решения на высшем уровне национального руководства.

Верша великие дела, рабан Иоханан бен Заккай оставлял и другим возможность отличиться на общем поприще. Он обладал даром подмечать в каждом человеке его собственные, особенные достоинства и способности. Известна теплота, с которой мудрец относился к своим ученикам. Его любовь к ним была отмечена не только щедростью чувства, но и уважением — воздавая ученикам хвалу, учитель умел найти в каждом неповторимую грань величия, которой сам не обладал [10]. Способность оценить чужое величие видна в самоотверженной борьбе рабана Иоханана бен Заккая за жизнь рабби Цадока, которого он почитал святым. Несмотря на то, что в том поколении среди потомков Ѓилеля не было мудреца, равного ему в Торе, Иоханан бен Заккай приложил все усилия, чтобы титул наси сохранился в семье его учителя. Последнее обстоятельство характеризует его как человека, лишенного эгоистического честолюбия и не стремящегося к личной власти. Главное качество Иоханана бен Заккая — непререкаемая верность Царю, ощущение личной ответственности за все, что происходит в Его царстве. Мудрец видел свою роль в том, чтобы находиться в центре происходящего, направлять события и управлять ими. Он никогда не желал быть чем-то большим, нежели опекуном, помазывающим на царство других. Даже когда обстоятельства сложились так, что венец главы Санѓедрина украсил его собственное чело, рабан Иоханан бен Заккай считал себя лишь временным его носителем, не помышляя о том, чтобы завещать титул наси своим потомкам.

Уникальным оставалось положение Иоханана бен Заккая в годы восстания против римского владычества. Хотя мудрец противился продолжению войны, не имевшей, как он полагал, шансов на победу, он сохранял личные отношения с теми, кто стоял во главе восстания. И в дальнейшем это обстоятельство сыграло важную роль. Один из народных вождей, по прозванию Бен Батиах (кроме прозвища, о нем ничего не известно) [11], приходился Иоханану бен Заккаю племянником. Он был сыном сестры мудреца. Воспользовавшись положением старшего родственника, дядя пытался увещевать Бен Батиаха, доказывая, что в сложившихся условиях продолжение сопротивление бессмысленно. Однако, подобно другим руководителям восстания, Бен Батиах не в силах был совладать с разбуженной им же самим стихией. Даже вняв доводам дяди, он все равно не мог открыто высказываться против продолжения борьбы. Единственное, в чем племянник смог оказать содействие — помочь дяде бежать из Иерусалима, чтобы, оказавшись вне стен осажденного города, Иоханан бен Заккай смог вступить в переговоры с врагами и попытался спасти то, что еще возможно было спасти [12].

Бегство рабана Иоханана бен Заккая из осажденного города не было спонтанным. Рассказывают, что за сорок лет до падения Иерусалима разрушение Храма представлялось ему неизбежным [13], скорее, бегство явилось частью хорошо обдуманного, всеобъемлющего плана действий, который созревал в мозгу Иоханана бен Заккая на протяжении четырех с лишним десятилетий. Линия поведения в отношении Того, чьим министром он себя чувствовал, была совершенно ясна: Его царствование не должно прекратиться. Отныне проблема состояла не в том, как защитить город или отстоять Храм. Под вопросом оказалось само существование еврейского народа, спасать надо было смысл и цель этого существования. И потому бегство из осажденной крепости и вступление в переговоры с римским полководцем Веспасианом явилось естественным актом, необходимым продолжением той линии, которой рабан Иоханан бен Заккай придерживался, вероятно, уже долгие годы. Исследователи расходятся во мнениях относительно того, когда начала действовать академия в Явне. Но в любом случае не вызывает сомнений, что еще за несколько лет до разрушения Храма Иоханан бен Заккай приступил к созданию в провинции очага Торы, способного, в случае необходимости, послужить убежищем и заменой разгромленного центра. По мысли мудреца, когда отчаянные надежды восставших и их вождей будут погребены под стенами разрушенного Иерусалима, в Явне сможет сформироваться новое неофициальное руководство — взамен уничтоженного врагами.

Встреча между Иохананом бен Заккаем и Веспасианом [14] знаменита не только тем, что в ходе ее раскрылся замысел мудреца, проложившего новый путь еврейской истории. Славу рабану Иоханану бен Заккаю принес, главным образом, дар политического предвидения, отличное понимание расстановки сил на политической арене. Титулуя полководца кесарем [15], рабан Иоханан бен Заккай не мог не знать, что подобное обращение к любому лицу, кроме самого императора, считается у римлян призывом к бунту. Мудрец предположил, что Веспасиан не только является первым и самым вероятным кандидатом на престол, но что борьба за власть в Риме вот-вот начнется, и потому именно с этим человеком следует вести переговоры. Ближайшее будущее показало, что он был прав. Когда это выяснилось, Иоханан бен Заккай попытался использовать успех своего политического предвидения, с тем, чтобы смягчить удар или даже предотвратить кровопролитный финал неравной борьбы [16]. Однако беда заключалась в том, что не только в римском лагере, но и в осажденном городе никто не проявил заинтересованности в мирных переговорах. И трагическая развязка сделалась неизбежной.

Вместе с тем, рабан Иоханан бен Заккай добился части того, о чем просил. Династия Ѓилеля осталась неприкосновенной, ее авторитет не пошатнулся. В потомках Ѓилеля Иоханан бен Заккай видел законных преемников царского рода Давида. Признание рабана Гамлиэля (которого впоследствии назовут Гамлиэлем из Явне) главой народа Израиля в этот трудный исторический момент заметно увеличило вес династии Ѓилеля. Если прежде полномочия наси были ограничены и он не мог избежать зависимости от тех или иных политических сил, то теперь власть главы Санѓедрина из дома Ѓилеля простиралась почти на все религиозные и политические стороны народного бытия.

После разрушения Храма деятельность Иоханана бен Заккая развивалась в двух направлениях. Во-первых, необходимо было позаботиться о создании новых национальных институций, чтобы разрушение Храма не обернулось крахом всего еврейского народа. С известными постановлениями рабана Иоханана бен Заккая [17] связаны давно назревшие изменения в ѓалахическом законодательстве. Они стали частью эпохального поворота, значение которого в наши дни невозможно в полной мере оценить. Центр тяжести в изучении и применении Ѓалахи переместился из Храма и храмового служения в другие сферы. Во-вторых, с именем рабана Иоханана бен Заккая связан принцип хранить память о Храме. Он был одним из инициаторов постановлений и обычаев, направленных на увековечение Храма в народной памяти. Таким образом, Иоханан бен Заккай, с одной стороны, стремился создать временную альтернативу разрушенному Храму, а с другой — заботился о том, чтобы утраченный центр — Иерусалим и Храм — сохранял свое исконное значение.

Эта двунаправленная деятельность привела не только к перемещению средоточия религиозной жизни с Храмового служения на изучение Торы, но и к тому, что взамен единого религиозного центра образовался ряд важных очагов. Таким образом, плодом длительных усилий стало создание универсальной системы, в которой сочетались Храм, Тора, Земля Израиля и диаспора.

Волнующее повествование о кончине рабана Иоханана бен Заккая и о его последней беседе с учениками [18] проливает немного света на то, каким видели мудреца его современники, и что думал о себе в свой последний час он сам. Перед смертью рабан Иоханан бен Заккай обратился к ученикам со словами: Очистите сосуды от скверны и готовьте трон Хизкии, царю Иудейскому! Визит иудейского царя Хизкии в такую минуту подводит итог миссии Иоханана бен Заккая. Мудрец и царь связаны глубоким внутренним сходством, хотя на первый взгляд в аналогичной ситуации царь повел себя совершенно иначе, более того — прямо противоположным образом. Осажденный в своей столице войском могущественной империи, Хизкия не сдается и отказывается от всех мирных предложений. И все же его приход к мудрецу в последний час символизирует их единство. Оба, каждый в своем поколении, посвятили жизнь сохранению преемственности, которой угрожала опасность — преемственности еврейского пребывания в мире. Царь делал это, отказываясь от компромиссов, сражаясь до последнего и уповая на чудо, которое одно могло предотвратить трагический конец — и действительно, чудо произошло. Мудрец оставил осажденный город, совершил поступок, выглядевший предательством, но его цель была той же самой: сохранить власть над Израилем — не династии, не знатной семьи царского рода, а владычество Пресвятого, благословен Он.