XIV. Юлиан Отступник
XIV. Юлиан Отступник
Со смертью Констанция прекратилась на время власть ариан; но новое бедствие постигло Церковь: неожиданное гонение от язычников. Оно, впрочем, продолжалось недолго и лишь указало, как крепко утвердилась христианская вера и как тщетны и безумны были бы все попытки оживить умирающее язычество.
После Константина Великого оставшиеся в живых малолетние племянники его Галл и Юлиан воспитывались, по повелению Констанция, под надзором христианских наставников из ариан. Они были окружены почетом, но их содержали почти в неволе. Оба они крестились, затем были поставлены чтецами в церкви. Заставляли их строго соблюдать все обряды христианского закона: поститься, посещать гробницы мучеников, делать пожертвования в пользу храмов, но дух Христова учения не коснулся их: никогда образ Христа не был представляем им в настоящем своем свете и величии. Среда, в которой они воспитывались, мало имела влияния на старшего из них, Галла: слабый и физически, и умственно, он ко всему относился одинаково равнодушно и к тому же не долго оставался в живых. Младший же, Юлиан, богато одаренный природой, принял в душу свою впечатления всего того, что с детства его окружало. Он видел вблизи жизнь тех, кому было поручено его христианское воспитание, — видел, что эта жизнь была переполнена злобой, враждой, взаимным преследованием, и причину зла стал искать в христианском учении. Ко влиянию же язычества он относил все то прекрасное и великое, что сквозь прозрачность таинственной дали представляла его воображению жизнь героев древнего мира, к памяти которых он относился не иначе, как с благоговейным восторгом! Христианства настоящего он не знал, а то, которое думал видеть в жизни близких к нему людей, — презирал и ненавидел…
Он жаждал знания; ему долго запрещалось общение с языческими философами, и это запрещение придавало новую привлекательность их учению, тогда как учение, преподаваемое ему людьми, которых он глубоко презирал, могло лишь охладить его душу, живую, беспокойную, любознательную…
Так возрастал он, тая в душе своей ненависть к Церкви Христовой… Наконец император Констанций признал нужным позаботиться о дальнейшем образовании Юлиана, и для этой цели ему велено было предпринять путешествие по Малой Азии и Греции. В Афинах Юлиан посещал то самое училище, в котором учились Василий Великий и Григорий Богослов, и вполне предался изучению классических наук и языческой философии. Замечательно, что вскоре после первой своей встречи с ним Григорий, которого неприятно поразило гордое, презрительно насмешливое выражение Юлиана, воскликнул, беседуя о нем со своими друзьями: "Какое проклятие в нем подготовляет себе империя!"
Еще в бытность свою в Ефесе Юлиан, на двадцатом году жизни, отрекся от Крещения и был посвящен в язычество. В Афинах же он совершил над собою языческий обряд очищения чрез окропление жертвенной кровью и был торжественно, хотя тайно, принят в число служителей богов. Он не смел еще прямо объявить себя язычником, и необходимость притворяться и скрывать свои истинные чувства и убеждения еще усилила в нем ненависть к христианской вере… Император Констанций внезапно умер, Юлиан вступил на престол как единственная отрасль дома Константина; дальнейшее лицемерие стало теперь лишним… Языческая партия ожила: ниспровержение христианства и восстановление язычества сделались главной целью жизни Юлиана.
Он тотчас же объявил себя почитателем богов Греции и Рима, велел во всех городах открыть языческие капища и, где они были разрушены христианами, построить новые на счет христиан. Он сам принимал деятельное участие во всех языческих торжествах и говорил, что звание верховного жреца для него почетнее и драгоценнее, нежели самый титул императора. Окружив себя языческими философами и софистами и будучи сам образован и учен, он вместе с тем вдавался в языческие суеверия, верил гаданиям и заклинаниям, старался узнать будущее по внутренностям жертвенных животных, считал за великую честь принимать участие во всех языческих обрядах, вставал ночью, чтобы совершить молитву идолам, начинал день жертвоприношением в честь Солнца, которое чествовалось в особенности.
Юлиан понимал однако, что язычество не может иметь силы, если не преобразуется и не очистится. Христианский закон явил миру образец нравственной чистоты, которая внушала уважение и удивление даже неверующим; итак, безнравственность язычества должна была неприятно поражать лучших людей между язычниками. Юлиан старался перенести в язычество дух чистоты и добродетели, свойственных христианству. Он запретил жрецам являться на публичные увеселения; требовал, чтобы они вели жизнь чистую и воздержную, предлагали народу нравственные поучения; велел устраивать при капищах странноприимные дома и больницы, на содержание которых выдавать деньги. "Стыдно нам, — говорил он, — что "галилеяне" (так звал он христиан) содержат не только своих бедных, но еще и наших".
Желая заменить христианство преобразованным язычеством, Юлиан однако не хотел открыто преследовать христиан: он хорошо понимал, что "кровь мучеников есть семя христианской Церкви", и надеялся иными путями подавить столь глубоко им презираемую веру… По восшествии на престол он объявил, что каждый из его подданных свободен поклоняться тому божеству, которое считает истинным. Затем он возвратил из ссылки всех изгнанных за веру. Эта глубоко обдуманная мера имела двоякую цель: достигнуть похвалы за веротерпимость и нанести удар христианству, возвратив тех изгнанников, которые могли снова вселить раздор и смуту в дело Церкви.
Однако скоро он познал свою ошибку: общая опасность от возрождения язычества сплотила все партии, заставила умолкнуть все те споры, которые так долго раздирали Церковь… Ненависть Юлиана теперь главным образом обратилась не на массу народную, исповедовавшую христианскую веру, но на тех вождей и пастырей Церкви, которых он сам этому народу возвратил… Особенно опасался он влияния Афанасия, признаваемого повсюду главной опорой веры и Церкви Православной.
Возвращение Афанасия к Александрийской пастве было народным торжеством, о котором современники вспоминали с умилением, сравнивая его со входом в Иерусалим. Весь город от мала до велика выступил ему на встречу с восторженными восклицаниями, песнями и благодарственными молитвами. Афанасий принялся немедленно за восстановление мира в возмущенной распрями пастве: умея соединить мудрую строгость с кротостью, он старался покрывать снисхождением вины многих, отступивших в смутное время от православия.
Юлиан с раздражением следил за каждым его действием; не прошло еще и года от возвращения Афанасия, как императорским указом было повелено ему удалиться, из Александрии в силу того, что указ, возвративший изгнанников, не имел в виду восстановление епископов на кафедры, которые они занимали до изгнания. Афанасий немедля выехал из города; а когда православные обратились к царю с просьбой возвратить епископа, это еще более раздражило Юлиана, и он велел изгнать Афанасия даже из Египта. И этого казалось мало. Вскоре пришло повеление разрушить главную церковь в городе и предать Афанасия смерти, если найдут его где-либо в Египте. Христиане со слезами провожали любимого епископа; он утешал их и говорил: "Не плачьте, это небольшое облако; оно скоро пройдет". Он на ладье поплыл по Нилу в Фиваиду. Воины, имевшие повеление умертвить его, последовали за ним. Они уже почти настигли его, но Афанасий велел обратить лодку и плыть им навстречу. Воины, не ожидавшие этого, не узнали его. "Далеко ли Афанасий?" — спросили они. "Нагоните скоро, если поспешите", — отвечали им спутники епископа. Они продолжали плыть; а Афанасий вышел на берег и вновь нашел убежище у пустынных подвижников. Изыскивая все способы, чтобы унизить христиан, Юлиан уничтожил все христианские символы на общественных зданиях и на знаменах, вводя повсюду статуи и символы языческих богов, не упускал случаев насмеяться над христианством и в публичных речах своих, и в сочинениях. Христианское духовенство он лишил всех прежних льгот и запретил делать завещания в пользу Церкви. В христианских училищах запретил изучать классических писателей древности под тем предлогом, что христианам довольно своих священных книг, так как сами их учители хвалятся не мудростью, а невежеством и простотой. Наконец, для посрамления их верования, он решил, хотя и обманом, вовлечь их в совершение языческих обрядов и приказал кропить кровью идольских жертв припасы, продаваемые на рынках. Господь не попустил такого посрамления верных. Предание гласит, что на первой неделе Великого поста епископу Константинопольскому явился ночью святой мученик Феодор Тирон и сказал: "Запрети христианам употреблять в пишу купленное на рынке; а пусть те, которые не имеют других запасов, сварят у себя пшеницу с медом". С этих пор ведется в Церкви обычай приносить на первой неделе Великого поста коливо в память святого мученика Феодора Тирона.
Зная ненависть иудеев к христианам, Юлиан стал оказывать особенное покровительство иудеям и верованиям и обрядам иудейским. Он задумал приступить к восстановлению храма Иерусалимского, надеясь нанести этим чувствительный удар христианству и доказать ложность пророчеств о разрушении храма. Иудеи приняли это предложение с восторгом. Восстановление храма было любимой мечтой несчастного народа; с возобновлением древней святыни связывал он надежды на величие и славу. Иудеи вновь возмечтали о независимости и толпами поспешили в Иерусалим. Уверенные в покровительстве царя, иудеи стали везде наносить оскорбления христианам; во многих городах они предавали их истязаниям, везде безнаказанно ругались над их верой. В Иерусалиме особенно положение христиан сделалось крайне тяжелым от оскорблений, которые наносили им торжествующие иудеи. Между тем приступили к работам.
Но едва успели расчистить место и приготовить материалы для постройки, как страшное землетрясение с бурей и вихрем разметало все заготовленное, и множество работников было завалено обломками и камнями. Оставили на время работу; когда же опять приступили к делу, произошло новое землетрясение, страшнее первого. На этот раз остатки еще уцелевшего основания были вырваны из земли, орудия разнесены вихрем; пламень клубами вспыхивал из земли и опалял работников. Ужас объял иудеев; они оставили предприятие, убедившись, что Сам Бог против них; многие уверовали и крестились.
В военных делах с германцами и персами Юлиан показал себя искусным полководцем; но последний задуманный им поход на Персию был неудачен и стоил ему жизни. Двинувшись со значительными силами, на пути он посещал знаменитейшие языческие капища, совершал усердно жертвоприношения и вопрошал оракулов; давал щедрые пособия на возобновление разрушенных языческих храмов, обещая открыть их торжественно на возвратном пути. Ободренный первыми успехами своего оружия, он зашел далеко за Евфрат, сжег за собой флот, понадеявшись на верный успех предприятия, но, внезапно окруженный персами в опасном месте, был смертельно ранен в сражении неприятельской стрелой. Утверждают, что перед смертью, в отчаянии, захватил он в горсть крови, текущей из раны, и бросил ее на воздух, воскликнув: "Ты победил, Галилеянин!" Так он скончался в 363 году.
Он хотел устранить веру, принесшую миру святые идеалы, святую отраду, но только успел закалить ее новым страданием; с его жизнью закончилось возрождение язычества.
На следующий день был избран императором Иовиан — христианин. Войско объявило себя христианским, и на возвратном пути армии священный лабарум, предшествовавший войскам, возвещал всем народам, какой вере принадлежит новый император. Водворился мир. Христиане радовались; проповедники возбуждали к кротости и незлобию, и нигде радость не омрачилась гонением на язычников. Но скоро эту радость сменила печаль… Миновало гонение от язычников, настало снова гонение от ариан.
По смерти Юлиана Афанасий вернулся на свою Египетскую кафедру, которой он спокойно правил во все время непродолжительного царствования Иовиана. Когда новый владыка Востока, арианин Валент, стал изгонять всех православных епископов, — и Афанасий подвергся изгнанию, однако мольбы преданной его паствы побудили императора согласиться на его возвращение. В то время, когда дело, которому посвящена была вся его жизнь, подвергалось преследованию во всех других частях Восточной империи, великому поборнику православия было дано провести свои последние годы в мирном обладании той самой кафедрой, на которую с ранней его молодости поставила его рука Божия. Он скончался в мае 373 года.
Продолжительная борьба святого Афанасия с царской властью и уже одно то, что императоры столько раз принуждены были с ним вступать в борьбу, свидетельствуют о том духе свободы, который в эти дни всеобщего нравственного порабощения сохранился в Церкви христианской.