Письмо десятое.

Письмо десятое.

Как войти внутрь, об этом было уже говорено. Можно бы прибавить только: устройся так и держись этого строя терпеливо, ожидая Божия посещения. Милостив Бог, —получишь несомненно, только в час, в который и не чаешь, ибо оно не приходит с усмотрением. Но наше внимание должно останавливаться на том, что говорит об этом Сперанский. Припомните, что он уже касался этого предмета в первом письме, но не высказался вполне. Там он упомянул о последнем условии к получению сего дара, а здесь говорит об образе первого вступления в путь, ведущий к тому, —таком образе, которым можно измерять шаги вперед на этом пути. Именно он говорит об удалении по временам от миpa для того, чтобы поглубже заняться собою, об исповеди и причащении. Хоть эти три действия он называет тремя шагами, но в практике нашей Церкви это одно дело—говение.

Что за дивное у нас учреждение—это говение! Хочет–не хочет человек, но глубже займется собою и усерднее припадет ко Господу; а тут, неведомо как, у одного засеменяется решение исправить свою жизнь, у другого зарождается забота от внешней исправности перейти к внутренней, у третьего возгорается огнь внутренней пред Богом жизни; далее —поддерживается и усиливается этот огнь строгим исполнением сего же учреждения, во все положенные у нас посты, и кроме их. Сказав, что надо войти внутрь пред Господа, Сперанский определяет шаги туда. „Первый шаг, говорит он, состоит в том, чтобы войти в самого себя (удалясь от миpa); второй шаг есть раскаяние; третий—причащение.

Иначе сказать: брось все дела на время, пересмотри всю свою жизнь, отвратись от всего худого, оплачь то, что следует оплакать, и, положив намерение ходить по заповедям непорочно, очисти себя покаянием; затем чашу спасения прийми, чтоб искреннее соединиться с Господом, Обновившись таким образом, ты с новыми силами опять вступишь в порядок своей жизни, на труды о спасении, соответственно степени твоего духовного преспеяния. Выносится из этого чина говения не всеми одно: одни выносят решимость жить исправно, другие—ревность о внутренней жизни, третьи—огнь этой жизни, или поддержание и усиление его. Cпepaнский говорит о говении вообще, не ограничивая его каким либо особым состоянием духа, хоть по ходу речи видно, что он чает от этого для друга своего зарождения внутрь–цребывания пред Господом.

Bсe действия, входяшие в состав говения, так хорошо определены у Сперанского, что нам остается только переписать их здесь, лишь кое–где прибавляя несколько пояснительных слов.

„Удаление от миpa. Быть одиноким среди миpa есть принадлежность существ совершенных, на которую мы не должны иметь притязания. Периодические удаления необходимы. Посвятите одну, две недели на удаление, хочу, сказать на самое строгое одиночество. Странность, приличия. — все это вздор, в сравнении с спасением. Употребите это время единственно на то, чтоб рассматривать самого себя, без всякой примеси теоретических размышлений. Довольно вы размышляли: пора вам себя обсудить. Производите над собою следствие, с трех главных точек: гражданской, нравственной и религиозной. Недостаточно осудить себя в общих чертах (великая ошибка обыкновенных исповедей)! —нужно спуститься до малейших подробностей; нужно иметь храбрость взглянуть в лицо всем безобразным формам своего беззакония. Я слишком полагаюсь на благость нашего Спасителя, и на благодать, уже пребывающую в нас, чтоб не надеяться, что взгляд ваш не будет отведен изворотами самолюбия, и что вы будете иметь достаточно сил, чтоб увидать себя таковым, как вы есть. Не выходите из этого горнила прежде, чем когда вы убедитесь, что злодей, влекомый в темницу и терзаемый публичною казнью есть некоторого рода святой в сравнении с нами, людьми добра и внутреннего благочестия, которые имеем притязания на благодать и на общение с Иисусом Христом (вы легко проникнитесь этою истиною, вместе горькою и спасительною). При этом разборе следует остерегаться одного камня претыкания: судя себя, не следует судить других, —следует держаться своей личности и предоставлять все сравнения Тому, Кто ведает сердца.

„Раскаяние. Когда чувствуешь себя проникиутым, растерзанным в сознании своего беззакония, тогда понимаешь впервые, что такое pacкaяниe. сердце сокрушенное не есть выражение метафорическое: это истинное и положительное ощущение; чувствуешь, как оно сокрушается, стирается в прах. Не бойтесь измять его; напротив того, разорвите его окончательно, свидетельствуя, так сказать публично об этом внутреннем раскаянии, — хочу сказать, исповедуясь в церкви, то есть, священнику, который, в некотором роде, есть представитель, уполномоченный всех наших верующих братий, известных и неизвестных, видимых и невидимых, живых и умерших, составляющих в смысле мистическом и истинном, тело Иисуса Христа. Не боюсь утверждать, что внутреннее раскаяние, как бы оно ни было горячо, без этой форменной исповеди (разве при неодолимых препятствиях) всегда будет не полно.

„Причащение. В причащении Иисус Христос истинно соединяется с нами. Он всегда в нас (и это присутствие называется благодатию); вот истинный смысл этого выражения, столь мало известный книжникам нашего века, —хотя мы Его и не ощущаем, но мы должны Его ощущать в себе; и для того, чтоб возбуждать или оживлять cиe ошущение, и установлено св. причащение. Tе, которые уверяют, что, вследствие постоянного непрерывного общения, они могут обойтись и без этого специального сочетания, заблуждаются глубоко. Ибо, во первых, постоянное общение предполагает высокую степень святости, — а кто будет достаточно смел, —чтоб ее себе приписать? Далее, предположив даже, что существует это непрерывное общение, cиe другое, нарочитое и символическое, общение лишь оживит и усилить его. Итак, оно во всяком случае чрезвычайно полезно и нужно. Присовокупите к этим доводам, что ваша церковь представляет к этому упражнению столь великие удобства, что не пользоваться ими непростительно. Было бы излишне предупреждать вас, относительно другой опасности— сердечной сухости. Вам слишком хорошо известно, что кротость и горячность чувства не всегда суть верное ручательство в умножении благодати: напротив, она действует могущественнее при внутренних мучениях и крестах."

Изложив весь порядок говения, Сперанский дает другу своему нисколько уроков, применительно к тому. Уроки эти такого рода, что могут идти ко всякому из нас: ими стоит заняться.