Письмо второе.

Письмо второе.

Приступим к обозрению писем. Первое письмо довольно темновато, не по смыслу, а по терминам, взятым отъинуду. В нем Сперанский говорит о проявлении в нем истинной внутренней жизни, называя этот акт или постоянное состояние раскрытием внутрь царствия Божия, состоянием благодати, как в этом письме, и состоянием ощутимого богообщения, как в следующем.

Чтобы понять, как следует, что это за состояние, воспроизведем подлинный очерк хода духовной жизни, который помещать здесь не было нужды ни для писавшего письмо, ни для имевшего читать его, потому что это им было понятно и без того, по прежним письмам, или личным беседам.

Нравственных состоянии на добром и на худом пути очень много, и они очень разнообразны, так что напрасно пытался бы кто все их отчетливо очертить или пересказатъ. Беру самые крупные явления. Bсе мы, православные христиане, получаем благодать возрождения в таинстве св. крещения, и благодатные дары Святого Духа в таинстве миропомазания. Это семя благодатно–духовной жизни во Христе Иисусе. В период воспитания следует развивать и его наряду с развитием естественных сил человеческой природы, подобно тому, как св. Тимофею надлежало, по заповеди св. Апостола Павла, возгревать в себе полученный им дар с возложением рук священничества (2 Тим. 1, 6; 1 Тим. 4. 14): иначе это семя заглохнет под гнетом злых движений и отправлений нашей жизни, как это и бывает нередко, если не большею частью.

Берите последний случай: семя благодатно духовной жизни заглушено, — и вы получите в человеке, возмужавшем или вступающем в жизнь, лицо без духа жизни о Христе Иисусе. Нерадение родителей и воспитателей раскрыть в нем начало и правила и требования сей жизни, а еще более недобрые примеры дома и вне в старших и сверстниках, оставляют полный простор раскрытию в нем всех естественных недостатков поврежденного естества нашего. Но как раскрылся он, так потом начинает жить и действовать под влиянием всех страстных наклонностей и недобрых привычек, особенно своих удельных, ибо не у всех все. Он гневлив, своекорыстен, сластолюбив, горд. завистлив, похотлив, своенравен, и проч. Не то, чтоб эти и подобные им страсти действовали в немъ поминутно, а как только выпадает случай. Не то также, чтоб он был зазорной жизни: нет, — наружно он бывает исправен, и не позволит себе осрамиться пред другими дурнотою нрава, — жить на показ главная его пружина. Не то, наконец, чтобы в нем не было ничего доброго: Создателем положено в естество наше много добра, и мы, при всей испорченности нашей, не можем в конец истребить его, так что оно проглядывает и проглядывает. В нем смесь добра со злом, и перевес того или другого зависит от случайностей. Ныне рассердился, завтра перенесет обиду; ныне обидел кого, завтра окажет услугу; ныне воздержался, завтра предается всему разгару утешной жизни, и т. п. Он действует, как повлечет его свой нрав и сплетение внешних обстоятельств жизни, действует по движению душевно–телесных изменений и по течению окружающих событий, позволяя себе самоуправление на столько, на сколько дает ему к тому сил его самолюбие. Неотлучный спутник его — отчуждение от всего Божественного и духовного, от Церкви, от лиц с христианским характером, от св. книг и бесед о святом, хоть случайно иногда и попадает туда, где хотя — нехотя соприкасается со всем этим. Забота о своем спасении и о своей загробной участи никогда не посвщает и не тревожит его. При всем том, он приятный член общества, увлекательный собеседник, пользуется общим вниманием, уважением и славою. Только в нем ничего нет такого, что входит в состав жизни о Христе Иисусе.

Берите другой случай. Обращают вниманиe на христианское воспитание, но не доводят его до конца, или оставляют без внимания cyщественнейшие и труднейшие стороны христианской жизни, останавливаясь на легчайших, видимых, внешних. Это недоконченное, или не как следует направленное воспитание дает лица, которые тщательно соблюдают все установившиеся порядки благочестивой жизни, но мало обращают, или и совсем не обращают внимания на внутренние движения сердца и на истинное преспеяние внутренней духовной жизни. Это не то, что лицемеры, которые намеренно так себя держат для своих особых целей: нет, — они со всем усердием и любовью все исполняют, и ограничиваются одним этим, или преимущественно этим, по незнанию лучшего, по неощущению недостаточности своего строя жизни. Они чужды смертных грехов, но за движениями помыслов сердечных не смотрят. Оттого иногда и посудят, и потщеславятся, и погордятся, и посерчают в чувстве правоты своего дела, увлекутся иногда красотою и утехами, иногда даже обидят в порывах неудовольствия, поленятся молиться, и в молитве расхищаются в помышлениях суетных, и прочее подобное — и ничего им. Движения эти малозначительны для них. Сходили в церковь, или дома помолились, подали милостыню, по заведенному порядку, исправили свои обычные дела, — и совершенно довольны и покойны. А что при этом происходит в сердце им мало заботы; между тем, оно может ковать злая и тем отнимать всю цену у их исправной благочестивой жизни. Это два класса людей — христиан только по имени, и христиан неполных, ставших на полдороге. Какую часть христианского общества составляют они, определять не смею. Осмотритесь, и увидите. Но нельзя не желать, чтобы первые опомнились и начали жить по–христиански; а вторые дополнили недостающее и возревновали стать полными христианами. Берите теперь этот третий случай: нерадевший о спасении и вечной жизни опомнился: совершавший дело спасения неполно пришел в чувство этой неполноты, увидел неверность своего пути и ненадежность своего труда. Что делает и должен делать первый, то подробно изображено в статье „О Покаянии". Не будем его касаться. По содержанию разбираемых писем, нам нужнее второй.

Таким образом, кто нибудь обращается от внешнего благочестия к внутреннему. Наводят его на это или чтение книг о духовной жизни, или беседа с знающими — в чем существо христианской жизни, или недовольство своими трудами, чутье, что чего?то недостает, и все будто не так идет. При всей исправности, он не имеет покоя внутреннего; нет в нем того, что обетовано истинным христинан — мира и радости о Дусе Святе (Рим. 14, 17). Когда зародится в нем это беспокойное помышление, тогда бееседа с знающими, или книги растолковывают ему, в чем дело, и указывают существенный недостаток в строе его жизни, недостаток внимания к внутрениим движениям и самоуправления. Уразумевает он, что существо жизни христианской состоит в том, чтобы стать умом в сердце пред Богом в Господе Иисусе Христе, благодатию Святого Духа, и оттуда управляя всеми движениями внутренними и всеми действиями внешними, все в себе, и малое и великое, обращать в служение Богу триипостасному, пожершись Ему всецело сознанием и свободою.

Уразумев это, он возлюбляет, и, возлюбив, начинает ревновать о том, чтобы воспроизвесть в себе такой строй жизни внутренней. О, когда бы для этого достаточно было одного желания и ревности! Задумал — и все бы явилось. Но на деле предлежит долгий и утомительный труд над собою, чтоб все упорядочить внутри себя по написанному. И что же выходит? Цель видится светлая, желание достигнуть сильно, труд для того несется неутомимо, и, однакож, ничто не спеется. Все будто валится из рук и когда думается, что вот–вот то, что так желательно, оно оказывается не тем, что желательно, словно мираж воды жаждущему в пустыне. Долго или коротко бывает так, — зависит от благодати Божией: иной годы, иной десятки годов проводит трудясь, пока успеет стать в сердце, и получить искомое, потому что, при всем труде и искании, строй тот производится не одними нашими усилиями. Его подает Господь, но без искания и усилия не подает. Видит искание усердное, и труд болезненный, и томление жаждущего сердца, — сжаливается и подает чаемое благо. Почему Он так делает, — Ему единому ведомо: только без этого болезненного искания никто не доходит до того нормальнаго строя. Это секрет духовной жизни… В сокровищницу Божию нельзя вводить, не иснытав верности вводимого.

Заметьте вы этот период томительного искания: он отличает подлинное от подложного. Сперанский хорошо очерчивает его во втором письме. Наконец, проходит он; счастливый искатель получает свое искомое, находит сердце и устанавливается в нем умом своим пред Господом, и стоит пред Ним неотходно, как верноподданный пред Царем, и от Него получает власть и силу править всем своим, и внутренним и внешним, благоугодно Ему. Это момент, когда царствие Божие приходит внутрь и начинает проявляться в свойственной ему силе. Что дальше, мы этого теперь не коснемся.

Об этом?то блаженном моменте и говорит Сперанский в первом своем письме, да и и во всех почти, но говорит не подробно, и языком, который он занял не в писаниях своей Церкви.