ГЛАВА XII Местность, где началось Христово учение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XII

Местность, где началось Христово учение

Первое чудо Спасителя убеждает нас, что Он пришел не удалить своих учеников от мира и их обычных обязанностей, а научить людей жить лучше, благороднее и счастливее в мире. Он желал видеть их супругами, отцами и гражданами и доказал, что настолько же одобряет восторженность аскета в пустыне, видение мистики в пещере, насколько святые радости в семействе, невинную веселость в общественных собраниях. Он проповедовал общительность, удостаивал своим присутствием невинные собрания.

Ввиду таких нравственных правил, сама местность, которую он избрал для первоначального своего учения, представляет нечто знаменательное. Иоанн Креститель проповедовал среди безмолвия пустыни, при водах Мертвого озера; голос его отражался только в кремнистых стремнинах, возвышавшихся над знойным Гором. Ближайшие к месту проповеди города были построены на случай отражения набегов неприятельских; путь туда был залит людской кровью. Все вокруг напоминало близость преступного прошедшего и мертвенного запустения. Вода отделяла из себя смолянистый запах; плоды под прикосновением обращались в пепел; горячая, белая пыль поднималась из-под ног путника, шедшего над могилой погрязших в чувственности и схороненных под озером городов. Вблизи таких мертвенных вод, под медно-красным небом, среди раскаленной пустыни, изрытой оврагами, проповедовал Иоанн крещение покаяния. Иисус Христос, сопутствуемый матерью, братьями и учениками, центром первоначального своего учения избрал красивый, кипучий деятельностью город, мраморные здания которого гляделись в светлые воды разливавшегося близ него озера.

Это был Капернаум, расположенный под красивыми склонами холмов, окружающих местность, которую можно назвать земным раем. В целой Палестине нет ни таких деревьев, ни таких садов, как в стране Геннисаретской. Самое имя ее ганнесарим означает сады изобилия. Бесчисленное множество цветов рассыпано по небольшой равнине, которая выглядывает изумрудом. Нельзя выбрать природы благодатнее, местности живописнее и соответственнее тем словам благовестия, в которых проповедовались человечеству самые утешительные надежды, самые чистейшие удовольствия. Необходимо было, чтобы первые звуки этого благовестия раздались в стране необычайно красивой, как Геннисаретская. В обстановке не было ничего пышного, ничего колоссального: не было ни горной суровости, ни горного величия; не видно было того мертвого великолепия, которое поражает наши глаза при взгляде на огненные вершины тропических вулканов или на ледяные стремнины северного хребта. Местности, которые вечно грозят пожаром или потоплением, могли бы ему служить символом нашей жизни только тогда, когда бы ей суждено было проходить постоянно в убийственных горестях и неотвратимых несчастьях. Эти зеленые пастбища, эти тихие воды, эти пестрые птички и цветущие олеандры, эта углубляющаяся поверхность туземного озера, своей прохладой предоставляющего истинную усладу раскаленной от жары стране, — вполне соответствовали характеристике жизни, составленной из невинных и простых элементов и полной незатейливыми удовольствиями, которые, как дождь и свет солнечный, предоставлены в одинаковой мере для всех и для каждого. Первое, что путешественник видит, выходя из Голубиной долины и бросая первый пристальный взор на Геннисарет, — это небольшое, в 20 верст длины и 9 ширины, озеро в виде арфы, от чего, говорят, произошло и первоначальное его название (Хинниреф, или арфа). На дальней, или восточной, стороне тянется зеленая полоса шириной около 200 сажен, за которой поднимаются на 300 фут. высоты над уровнем озера откосы уединенных холмов, прорезанных сероватыми оврагами, без деревьев, без поселения, без всяких следов обработки, — местность, куда нередко удалялся Спаситель, когда после тяжких трудов искал полного уединения в беседе с Богом. Озеро, — с его прозрачными водами и каймой из цветущих олеандров, сквозь зелень которых просвечивают светло-голубые крылья сивоворонок, — с множеством пеликанов, опускающихся к воде за рыбой, — лежит на дне большой котловины, или бассейна, на 500 фут. ниже Средиземного моря. Отсюда палящий изнурительный жар на долине, но отсюда же разнообразие растений, плодородие почвы, роскошь цветов, изобилие жатв, которые поспевают месяцем раньше, чем где бы то ни было, и множество ручейков, которые журчат, ниспадая с холмов в озеро. Теперь, кроме небольшого разрушающегося городка Тивериады, достигшего последней степени одряхления, и несчастной деревушки Медждель (древн. Магдала), — где дикость жителей лучше всего высказывается в том, что дети играют на улице совсем нагие, — там нет никаких жилых мест, некогда окружавших берег; жалкая, исковерканная лодка, не всегда способная к плаванию, — заменила веселый и многочисленный флот. Отвратительная неподвижность и апатическое бездействие настоящих прибрежных жителей доказывает ясно, что рыбы еще много. Но красоты природы остались до сего времени те же. Так же неизменно лежит озеро у склона холмов, отражая переменные цвета атмосферы, как опал, оправленный в изумруд; так же чисты и прозрачны воды, как и в то время, когда лодка апостола Петра качалась на их струях, а Иисус смотрел в их кристальную глубину; так же, горлицы воркуют в рощах, пеликан ловит рыбу; так же, как прежде, зеленеют там пальмы и поля, струятся источники, но вместо строений рассеяны серые груды развалин. Настолько убавилось населения и деятельности, настолько прибавилось торжественности и интереса. Если все до последнего следа людского населения исчезнут; шакал и гиена будут выть около лежащих в тени обломков синагог, где некогда учил Христос, то и тогда избранный Иисусом для начала учения Геннисарет[143], с его уединенными струями, пробудит в нас святые восторги.

Но огромную разницу представлял общий вид Теннисаретской долины во времена Спасителя. Она была гораздо красивее, потому что гуще, зеленее и лучше обработана. Иосиф[144], в припадке пылкого восторга описавши красоту вод озера, дивную температуру, пальмы, виноградные лозы, померанцы, фиги, миндальные деревья, гранаты и теплоту весны, говорит, что времена года по-видимому здесь спорят за честь владения этой местностью, и природа, для того чтобы достигнуть разнообразия, истощила тут все свои силы. Талмудисты толкуют, что эта долина, гордость природы, принадлежащая колену Невфалимову, была такова во исполнение Моисеева благословения: Невфалим насыщен благоволением и исполнен благословением Иеговы; море и юг во владении его[145]. Придумана была даже поговорка с более глубоким смыслом, чем предполагали ее составители, что «Господь сотворил семь озер для земли Ханаанской, и оставил себе одно Галилейское».

Но не по одной только красоте, центральному положению и народной деятельности Галилея была особенно приспособлена к восприятию Христова учения, а в исполнение древнего пророчества Исаии, что земля Завулона и земля Невфалима, по ту сторону Иордана, Галилея языческая увидит свет великий и что для тех, которые сидят в стране и сени смертной, возсияет свет[146]. Потому что Иисус Христос даже во время своей земной жизни должен был быть светом к просвещению язычников, точно также как славой народа своего Израиля[147]. Люди всяких национальностей жили по соседству, ибо это была дорога к морю. «Города, — говорит Иосиф[148], — лежали там очень тесно и множество поселений было, по случаю плодородия земли, до того густо населено, что в самом малейшем из них находилось до 15000 жителей». Причем он прибавляет, что тамошние жители был народ деятельный и старательный; обрабатывали каждый клочок богатой и плодоносной почвы и с детства привычны к войне. Около четырех дорог вело к озеру. Одна лежала на западной стороне к низовьям долины Иорданской; другая, переехавши мост на южной стороне озера, проходила через Перею к волнам Иорданским близ Иерихона; третья пролегала через Сепфорис, веселую и нагорную столицу Галилеи, к знаменитому порту Акре на Средиземном море, а четвертая тянулась через горы Завулоновы к Назарету и таким образом через Есдрелон в Самарию и Иудею. Через этот участок Палестины проходили огромные караваны из Египта в Дамаск, и язычники, которые пробирались в Юлиеву Вифсаиду или Кесарию Филиппову, постоянно были видимы на улицах Капернаума. Во времена Иисуса Христа, Галилея, по населению и деятельности, была промышленной провинцией Палестины и воды этого озера рассекались почти четырьмя тысячами судов разного вида, начиная от военных кораблей римлян до грубых лодок рыбаков Вифсаиды и позолоченных шлюпок Иродова дворца. Итурия, Самария, Сирия, Финикия находились в таком близком расстоянии, что для достижения туда стоило только переехать реку, озеро или холм. Город Тивериада, — который Ирод Антипа построил, сделал столицей Галилеи и назвал по имени царствовавшего римского императора, — возведен был с удивительной быстротой. В то время, когда евангелист Иоанн писал свое Евангелие, озеро Галилейское получило уже, по вновь созданному городу, название Тивериадского. Если Иисус Христос не входил никогда в языческий амфитеатр или на улицы Тивериады, проходившие по разрытым кладбищам (что считалось осквернением могил), то Ему часто приходилось видеть в отдалении стены этого города с их укрепленными башнями, а равно и золотой дом Антипы, отражавший далеко в озере мраморных львов и скульптурные архитравы. Европа, Азия и Африка платили контрибуцию этому народу; люди всех национальностей встречались на его рынках. По всему протяжению западного берега Геннисарета жило смешанное население из евреев и язычников; дикий сын Аравийской пустыни мог быть там видим бок о бок с предприимчивым финикиянином, изнеженным сирийцем, презрительным римлянином, изворотливым, коварным и развращенным греком.

Дни приятного уединения в счастливой долине Назаретской прошли; началась жизнь постоянного труда, глубокой скорби, смятений, путешествий, борьбы, проповеди, исцелений и совершения добрых дел. При вступлении в общественную деятельность, Иисус в первый раз недолго оставался в Капернауме; но эти дни были типом Его остальной жизни. Ему пришлось проповедовать в еврейской синагоге, построенной римским центурионом[149], и дело Его милосердия в Кане стало известно людям всех национальностей. Всем было ясно, что вновь восставший пророк несходен со своим великим Предтечею, он явился открыть, что Вечность не есть нечто будущее, а только невидимое. Он пришел научить, что Бог есть не туманный абстракт, удаленный от людей бесконечной высью голубого неба, но что Он есть Отец, о котором живем, движемся и есмы и что служение Ему состоит не в жертвах и приношениях, а в делах милосердия и справедливости, в смирении и любви. Он пришел не с тем, чтобы нарушить природную гармонию жизни человеческой, чтобы поднять в ней бурю и волнение, но чтобы настроить каждую струну этой тысячеструнной арфы и согласить се с гармониею небесною.

Но местность, где стоял Капернаум, — этот город, который, по Евангелию св. Матфея, Иисус считал своим[150], который был свидетелем стольких великих чудес, слышал столько великих откровений, — остается до сего времени неразысканной. Достоверно известно, что он был на месте Кан-Миниега или Телль-Гума; но на месте которого из двух? Оба города находятся в соседстве с Вифсаидою и Хоразином; оба примыкают к водам Геннисаретского озера; оба стоят на дороге к озеру; притязания того и другого на право быть Капернаумом подтверждаются сильными доказательствами; решение на пользу которого-нибудь из них представляет неразрешимое затруднение. Посетив местность и старательно изучив там многообъемные доказательства путешественников, я отдаю преимущество Телль-Гуму. Там, на высоко выдающемся месте, заваленном обломками белого мрамора, возвышаются разрушенные стены, в которых была, может быть, синагога, построенная в цветистом сложном стиле иродианского века, а среди зелени и гигантской заросли лежат разбросанные остатки колонн и архитрав, доказывающие, что на этом месте стоял красивый и богатый город. В Кан-Миниеге нет ничего, кроме обыкновенного разрушенного караван-сарая и множества сероватых груд, которые могут быть и не быть развалинами развалин. Но в которой бы из этих местностей ни был дом апостола Петра, признаваемый у евангелиста Матфея жилищем Иисусовым[151], — во всяком случае дом этот разрушен до основания. Даже странствующий бедуин старается избегать этих древних развалин, где бродят по ночам одни лисы да шакалы. Исполнилось грустное и торжественное проклятие, прогремевшее над этим живописным и цветущим городом: ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься; ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе; то он остался бы до сего дня. Но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе[152].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.