Великое испытание совести народной

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Великое испытание совести народной

Хорошо называют всякую войну великим испытанием. Как золото очищается от посторонних примесей огнем, так и душа христианская очищается скорбями, так целый народ Божиим попущением подвергается великому испытанию войною: никогда так ярко не обнаруживаются душевные свойства народа, как во время бедствий войны. Будто со дна души поднимаются и добрые качества, и те страсти, которые таятся в самой глубине сердечной; и начинается между ними борьба, и благо тому народу, в душе которого добро возьмет верх над злом, добрые свойства его души над недобрыми... На наших глазах за эти два года войны раскрылась во всей наготе душа немца: это — настоящий потомок древних гуннов, бессердечный, бесчеловечный эгоист, пропитанный гордостью и самоценом до мозга костей; в его глазах только его соплеменники — люди, остальное человечество — что-то вроде животных, коими он может пользоваться как рабами, почти как бессловесною тварью. Тут обнаруживается что-то сродное с иудейским талмудическим мировоззрением. Немец пьян своею гордынею, буен и шумен от нее, как от крепкого вина. Если еще есть надежда на его отрезвление, то именно война и должна отрезвить его, смирить, вразумить... Вызвала ли война в немецкой душе что-либо доброе — мы не знаем: пусть об этом судит единый Ведущий человеческие сердца.

Обратимся к родному народу, посмотрим, что вызвала на поверхность его души эта ужасная война, зла в мире больше, чем добра, а потому больше приходится замечать явления отрицательные, чем положительные. Мир ведь во зле лежит.

Думали ли мы, пастыри Церкви, что война вызовет из глубин души народной беспредельную, ужасающую страсть корыстолюбия?.. Правда, она проявилась сначала не в массах народных, — она прежде всего обозначилась в том сословии, о котором еще древний мудрец сказал: «Купец едва может избежать погрешности; как посреди скреплений камней вбивается гвоздь, так посреди и купли вторгается грех» (Сир. 26, 27; 27, 2). Но как пламя пожара, страсть наживы быстро распространилась повсюду, где только открывалась возможность нажить: все без исключения быстро стало дорожать: и товары, и труд рабочих, и самые первые потребности жизни... Будто опьянели все: что вчера стоило несколько копеек, то стало стоить рубль, и что всего хуже: дороговизна все растет, и нельзя сказать: когда и на чем она остановится... Будто люди сказали своей совести: «Уйди ты от нас, не докучай нам: видишь, настало время, когда так легко можно нажить, такого времени мы и не запомним, да едва ли когда еще и будет: как же не попользоваться, как не скопить деньгу на черный день?..» И копят, и прогнали от себя совесть, и она замолчала, и то, что свойственно отверженному Богом племени, будто стало общим достоянием всех, кто только видит возможность под тем или другим предлогом взять втридорога, а иногда и еще дороже. И будто все правы: «С меня дерут, как же мне не брать?»... И не знаешь: да к чьей же совести обратиться? Увы, она спряталась куда-то у всех, не только торгующих, но и трудящихся... Дело в том, что явилась в жизнь какая-то невольная круговая порука: все вздорожало как бы поневоле, и только тот, кто не имеет возможности поднять цену на свой труд, например чиновник, священник, учитель, живущие жалованьем, несут всю тяготу этого вздорожания, только они обречены на голод и всю невыносимость дороговизны... Довольно сказать, что профессора высших учебных заведений, люди с высшим образованием, с видным общественным положением, люди, занимающие высшие должности в правительственных учреждениях, но не имеющие посторонних источников для своего содержания, кроме жалованья, начинают завидовать простым фабричным рабочим, которые сами повышают цену своего труда пропорционально росту дороговизны жизни. Что это, как не повальное сумасшествие? Люди в сущности обманывают друг друга, ибо если ты требуешь за свой труд, за то, чем ты торгуешь, больше прежнего, то и с тебя требуют также больше прежнего: повышается твой приход, но повышается и расход, если ты только хочешь остаться честным человеком. Но в том-то и горе, что этого мало: ты снова повышаешь цену своего труда или товара, чтобы что-нибудь нажить, но и с тебя снова повышают требование за все... Будет ли этому когда конец? Ведь так можно дойти до того, что рубль обратится в копейку: подумайте, как же тогда жить тем, у кого не может быть такого превращения, кто живет тем же рублем, каким жил три-пять лет назад? Ведь ему придется умирать с голоду!.. Пишет мне один многосемейный чиновник: «Вот, приходит осень, зима: жалованья, которого прежде доставало кое-как на квартиру, отопление, на пищу и одежду семьи (а она у меня состоит из 11-ти человек), теперь едва достанет на скудный стол да на полуотопление, — будем уже согревать квартиру наполовину своим дыханием; детям ходить в учебные заведения — не в чем: ни теплой одежи, ни обуви, да и за ученье вносить нечего; в церковь выйти в праздники и думать не приходится: будут сидеть до весны дома — ведь совсем одичают... Помогите, чем можете». Но ведь таких тысячи: как и чем им помочь? И это еще те, у кого хоть на кусок хлеба-то достанет, а как жить нищете безысходной, вот этим вдовицам духовного ведомства, получающим из своего попечительства по рублю в месяц, как быть тем, которые вовсе не получают ни гроша, а для труда нет у них ни силы, ни умения. У миллионеров бездна бездну призывает, по 500% наживают, куда деньги девать — не знают: рядят своих жен в бриллианты, которые, говорят, страшно вздорожали, одевают в шелки, которые стали дороже серебряной парчи, прожигают время в театрах да веселых домах, проигрывают целые состояния в одну ночь в карты, — а беднота плачет с голоду и холоду, а младенцы новорожденные не имеют капли молочка, а больные беспомощные старички и старушки зябнут в нетопленных хатах или подвалах, и нет у них корки хлеба, чтобы размочить да голод утолить!.. Господи, помилуй их, напитай их!.. А Господь словами песнопевца отвечает: «Тебе оставлен есть нищий, сиру ты буди помощник»... Вы, забывшие Бога, у которых совесть молчит! Услышьте хотя вопль и стенание, слезы и рыдание этих несчастных! Вы, роскошно пирующие подобно евангельскому богачу, бросьте хоть ту корку хлеба несчастным сиротам и беднякам, которую вы небрежно бросаете своим псам, что под вашею трапезою подбирают крошки! Вы, власть имущие, обуздайте жадность торгашей, вы, законодатели, издайте законы, или лучше сказать: напомните существующие уже законы, не позволяющие брать свыше известного процента! Ведь вопли бедноты, стоны вдов и сирот вопиют к небу, и внемлет им Господь — Судия праведный, — поспешите умилостивить Его, пока до конца не прогневался Он на всех нас!..

Но почто пишу я эти многоскорбные строки? Кто будет читать их? Вси уклонишася, вкупе неключими быша, — все сошли с ума, все, кто забрал в свои руки так называемые предметы первой потребности! Все опьянели страстью наживы, подобно тому, как немцы опьянели страстью гордыни, зверства, жадности! Вот мы каждый день умоляем Господа, чтобы помог Он Царю нашему одолеть врага и супостата, но сами что делаем? Прогневляем Господа. Услышит ли Он молитву нашу? Русские люди, — не говорю уже о живущих среди нас не русских, коим дела нет до русского народа, до блага родной земли, — вы, именующие себя русскими, православными людьми! Опомнитесь! Убойтесь Бога, Судии праведного! Призовите в помощь свою забытую, прогнанную вами совесть! Спросите ее: чем умилостивить гнев Божий, грядущий на нас? Она вам подскажет. В ее голосе вы услышите голос Божий. И лишь только послушаетесь этого голоса, как увидите воочию Божие благословение на вас и на делах ваших, как почувствуете в сердцах своих прикосновение Божией благодати, милующей и спасающей нас. Лишь только вы протянете руку помощи горюющим беднякам, лишь только откроете житницы ваши — не говорю уже для бесплатной раздачи хлеба алчущим, а хотя бы только для продажи по совести, без большого барыша, тех запасов, какие у вас имеются, — вы сразу почувствуете, что над вами будто небо раскрылось: так станет у вас светло на душе, вы сознаете, что есть на земле счастье повыше всех ваших удовольствий, и настолько выше, что, как небо от земли, так это счастье отстоит от всех ваших балов, театров, игр, наслаждений... Ужели вы так и умереть хотите, не изведав этого счастья, — счастья делать добро, жить по совести, счастья чувствовать близость Божией благодати к себе, счастье быть уверенным, что есть вечноблаженная жизнь, которая начинается еще здесь на земле, в сердце нашем, когда начинаем исполнять Божий заповеди, освещая себя святыми таинствами Церкви, нашей матери? Ведь вы же, русские люди, называете себя еще православными: вы еще не отреклись от Церкви, от Христа: вы не хотите этого — да? Так проснитесь же, отрезвитесь, сбросьте вражье наваждение, ослепляющее вас страстью наживы! Ах, братья — купцы и торговцы! Если бы вы знали, какое теперь, именно теперь благоприятное время для вас, чтобы с Богом прогневанным примириться, чтобы себе царствие Божие — еще здесь на земле купить, в свое сердце стяжать, чтобы начать жить по-божьи здесь и перейти туда, в вечность, с мирной совестью, с верою и упованием на Божию милость! Ведь я говорю с русскими людьми, а русские люди веруют в Бога, не то что немцы, — правда, увлекаются страстями и грехами не меньше немцев, но все же, по-русскому обычаю, когда гром грянет, и перекрестятся. Вот, гремит гром небесный над Русской землей: перекреститесь же! Ведь гроза Божия может прямо разразиться над вами, — отведите же ее от себя милосердием и простою справедливостью! Пожалейте родную землю, родной народ, будьте русскими!..

Законы правды Божией непреложны; когда люди не хотят знать их, они свершаются над ними с неумолимой строгостью. Около четырех тысяч лет тому назад прогремело грозное повеление Божие на Синае: «Не укради!» Всякий бессовестный продавец нарушает эту святую заповедь Божию, а потому над ним висит гнев Бога правосудного; он не только сам лишает себя благословения Божия, но и призывает на себя проклятие. «Сладок, — говорит древняя богодуховенная мудрость, — сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою, но после рот его наполнится дресвою (Причт. 20, 17); строящий дом свой на чужие деньги — то же, что собирающий камни для своей могилы. (Сир. 21, 10), а кто спешит разбогатеть, тот не останется ненаказанным (Прит. 28, 20), потому что богатство его, по пословице, прахом пойдет, или, как говорит премудрый Соломон, оно сделает себе крылья и, как орел, улетит к небу» (Пр. 23, 5)...

Никакой народ не умеет так каяться, как наш православный Русский народ. И слава Богу: хоть редко, хоть единично, а я имею утешение видеть такое — русское — покаяние. Приведу самый последний пример. Вот что пишет мне один почтенный старец из торговых людей. Само собою разумеется, я не назову ни его имени, ни адреса, хотя думаю, что он был бы согласен и на это. «В дни моей молодости, когда мне было лет восемнадцать (а теперь мне уже 67 лет), я служил конторщиком в купеческой конторе. Раз приказчик считал деньги для сдачи их хозяину, когда хозяин позвал его к себе в соседнее помещение. Он поспешил на зов хозяина и оставил деньги на столе. В конторе остались я да бухгалтер. И вот кому-то из нас — кажется, что мне, пришла мысль подшутить над приказчиком, спрятать часть денег, и я взял — не помню, одну или две пачки по сто рублей и спрятал в свой ящик с мыслию: хватится ли приказчик? (Как видите, враг хитер: он не стал внушать тут же присвоить — попросту украсть — деньги: он учит только «подшутить», спрятать их.) А приказчик по возвращении в контору, не считая денег, убрал их в свой ящик, поспешая куда-то, чтобы исполнить приказание хозяина. В этот ли или на другой день у нас с бухгалтером явилась мысль, что у приказчика, вероятно, столько хозяйских денег, что он и не хватится взятых нами, а потому можно их и вовсе не отдавать ему. Действительно, сразу он и не хватился, что у него денег недостает, но потом по его беспокойству мы заметили, что он денег не досчитывается, но все-таки взятых денег ему не возвратили, а разделили их пополам, то есть украли... (Вот как враг ведет человека от шутки ко греху: может быть, стыдно уже стало признаться в «шутке».) Много лет спустя у меня зашевелилось сознание греха, и я был бы очень рад возвратить эти деньги по принадлежности или наследникам того приказчика, но к розыску его не принял мер, а потому вовсе потерял его из виду. Вот я прибегаю к вам, владыко, с почтительнейшей просьбою: прилагаемые двести рублей употребить по вашему усмотрению и помолиться о прощении моего греха».

Прошло пятьдесят лет, а совесть все мучила русского человека. Надо бы, конечно, и теперь возвратить хотя наследникам того приказчика, но и они не известны. В успокоение кающейся совести, я послал эти деньги в распоряжение Волынского святителя, в помощь его бедному духовенству, лишенному крова после разорения их жилищ немцами, присоединив и от себя нечто, дабы быть участником в покаянной жертве доброго христианина. Думаю, что самая мысль поступить так, пришла ему под впечатлением недавно напечатанной моей заметки под заглавием «Совесть заговорила». Там я рассказал, как тоже некто, взявший у странника 15 рублей и не возвративший ему, прислал мне 30 рублей с просьбою послать на фронт нашим воинам «Троицких Листков» в виде духовной милостыни, потому что он не знает, кто и где живет, даже жив ли тот странник, у кого он взял деньги, ибо прошло уже лет пятнадцать, как это было.

Так вот как поступают люди, у которых совесть еще не погасла, которые еще внимают ее неумолимому требованию и боятся чуда Божия. Вот добрый пример тем из торговых людей, которые уж слишком много перебрали за свои товары с добрых людей: пусть они вспомнят еще евангельский пример мытаря Закхея, пусть в своем сердце повторят его золотые слова: «Господи, се, пол имения моего раздам нищим, и аще кого чим обидех, возвращу четверицею!» Зато и услышал из уст Самого Господа: «Днесь спасение дому сему бысть, зане и сей сын Авраамль есть». Вот настоящий путь, указываемый Самим Господом и нашим купцам, если только они не хотят отречься от Христа Спасителя. Господь говорит, что радость бывает на небесах у Ангелов Божиих, когда и один грешник кается: какую же радость самим Ангелам Божиим доставили бы наши купцы, если бы по примеру Закхея стали бы обращаться, каяться или хотя бы полагать начало покаянию, продавая товар по совести, не обижая ближнего, не повышая цен... Ужели в самом деле они так заглушили свою совесть, что перестали быть христианами?

Не хочу верить!..

Я кончил статью, когда пришел ко мне один настоятель, только что назначенный в монастырь. Его рассказ подтвердил мне то, что я думаю о русской душе. Она способна на великие подвиги, на самоотречение в самых, казалось бы, насущных и крупных материальных интересах. Предместник о. настоятеля оставил монастырских долгов на несколько десятков тысяч. Кредиторы, все торговые люди, явились к новому настоятелю с своими заявлениями об этих долгах. Настоятель сказал им прямо, что монастырь не имеет чем платить. «Как же нам быть? Что посоветуете?» Он сказал: «Если хотите выслушать мой совет, то скажу вам откровенно: судиться с прежним настоятелем — один соблазн, да и у него ничего нет; обитель посвящена Матери Божией: Она и должна вам в сущности. Если вы простите Ей этот долг, то Она будет вам помощницей в ваших делах и Сама наградит вас... Вот и весь мой совет». Купцы подумали немного и решили: «Быть так! Верим Царице небесной». И заявили, что они прощают монастырю весь долг...

Широка натура русская. Это отметил еще наш славный поэт граф Алексей Толстой в своем известном стихотворении. Это сказалось даже и в том печальном явлении, которое называется дороговизной. «Если уж наживать — так без меры, без пощады». И наживают... И народ простой на тот же путь примером своим толкают. И вот мужик требует 5 рублей только за то, чтобы перевезти кубик хворосту за две версты для соседа, беспомощного старика, у которого нет ни лошади, ни денег заплатить... Какое-то бессердечие, — страшно подумать!.. Но не верится, что так и дальше будет. Гремят громы Божий, крестятся уже русские православные люди. Ужели люди торговые, именующие себя русскими, не опомнятся, не перекрестятся? Не хочу верить...