Новые скорби и переживания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новые скорби и переживания

На пути, которым я ходил, они (демоны) поставили сети для меня (Пс. 141, 3), говорит псалмопевец. Демон не оставлял в покое святого человека Божия до последнего дня его жизни. Демоны и злонамеренные люди восставали против него вплоть до его удаления на Эгину.

Несмотря на многочисленные знаки расположения Божия к Нектарию, некоторые высокопоставленные церковные деятели буквально преследовали Святителя. Так согласно церковным канонам, монастыри находятся непосредственно под юрисдикцией местного епископа. Именно ему надлежит возводить на должность игуменов и снимать их, рукополагать священников. Нектарий же по ряду веских причин желал, чтобы его монастырь подчинялся епископу лишь духовно. С этой целью он письменно обратился 7 августа 1913 г. к митрополиту Афинскому, прося его о поддержке, чтобы основанный им монастырь был признан юридическим лицом. Министр по делам культов, от которого зависело решение, запросил мнение митрополита. Последний, забыв о том, что дал свое благословение и согласие, а также одобрил пребывание Святителя с инокинями, затеял против него тяжбу. Во что бы то ни стало он не хотел упускать из своей административной юрисдикции учреждение, которое с каждым днем становилось все более преуспевающим. Поэтому он ответил на письмо Святителя лишь год спустя и, к тому же, отчитывал его и спрашивал, каким образом он, вопреки священным правилам, смел основывать женскую обитель, принимать в нее монахинь, число которых непрестанно росло, самостоятельно руководить ею в качестве духовника и совершать церковные службы.

Митрополит изощрялся в поисках предлогов для своего крайнего недовольства и антипатии к Святителю, который стремился избавить от злоупотреблений церковной администрации свой процветающий монастырь. Святителя преследовали за “нововведения” в церковных вопросах, особенно — за разрешение носить церковные одежды инокиням. И действительно, с благословения Нектария, инокини, на которых была возложена обязанность помогать ему во время совершения божественных служб, носили стихарь, поручи и перекрещенный орарь, как иподиаконы.

Однако и сам Святитель принял подобное решение не без страха Божиего и после глубоких раздумий. Когда появилась необходимость во второй алтарнице, он молился Божией Матери, чтобы Она Сама указала ему достойную для выполнения этого послушания монахиню. Во время Литургии в Великую Субботу, в момент, когда под сводами храма звучало песнопение в честь Богородицы, одной монахине было видение. Она увидела св. Нектария, звавшего ее к Царским вратам и подававшего знаки другой монахине, чтобы она поднесла ему заранее приготовленные священные одежды: стихарь, орарь и поручи, в которые он ее и облачил. Затем он дал ей приложиться к Евангелию и ввел в алтарь через Царские врата. Монахиня (а мы хорошо ее знаем) оставалась после этого в церкви на молитве. На следующий день, по завершении Пасхальной литургии, когда сестры пришли поздравить Святителя и получить его благословение, то каждую из них он спросил, не было ли ей какого-либо видения во время Божественной литургии. Когда подошла тайно предуказанная избранница Божией Матери, то подобный вопрос был задан и ей. Монахиня смутилась, и по виду ее Святитель понял, что она что-то видела. Он попросил все ему рассказать, а затем воскликнул: “Именно этого я и желал!” Святитель поспешил закрепить за ней обязанности алтарницы и сделал это со спокойной совестью, ибо получил одобрение свыше[5].

10 октября 1914 г. святитель Нектарий отвечал своему брату и сослужителю, митрополиту Афинскому, письмом, выдержанным в сухих тонах, в котором четко изложил свою позицию и напомнил Его Высокопреосвященству о том, что ранее им были даны не только согласие и благословение, но и ряд обещаний по другим вопросам. Дело затянулось, и Святитель был вынужден возобновить свою просьбу четыре года спустя — в 1918 году. Между тем, митрополит не упускал из виду предмет своего озлобления. Он навязал Нектарию годовую ревизию монастыря, вменив при этом в обязанность священнику, которому было поручено это дело, жесткое обращение со Святителем. Так что только через четыре года после кончины Святителя, 31 марта 1924 г. был, наконец, издан указ, признававший учреждение обители. Другой, более поздний указ, подписанный 6 июля 1930 г., предоставил монастырю административную самостоятельность.