ГЛАВА XXXIX

ГЛАВА XXXIX

О САМООПРЕДЕЛЕНИИ, Т.Е. О ТОМ, ЧТО НАХОДИТСЯ В НАШЕЙ ВЛАСТИ[927]

Рассуждение о самоопределении (свободе воли), то есть о том, что находится в нашей власти, заключает в себе, во–первых, вопрос[928] о том, есть ли что–нибудь в нашей власти, потому что многие отрицают это[929]; во–вторых, что именно находится в нашей власти и по отношению к чему (над чем) мы имеем свободную власть (????????); в–третьих, оно исследует причину[930], по которой сотворивший нас Бог создал нас свободными[931]. Итак, начав с первого вопроса, прежде всего скажем, что есть нечто в нашей власти, доказывая (это) из того, что и теми признается[932].

Причина всего происходящего есть, говорят, или Бог, или необходимость, или фатум, или природа, или счастье, или случай[933]. Но Божие дело — бытие (вещей) и промышление; необходимости же — движение того, что существует всегда одним и тем же образом; а фатума — то, чтобы происходящее через него совершалось по необходимости [ведь, и сам он есть необходимость[934]]; дело же природы — рождение, возрастание, уничтожение, растения и живые существа; а счастья — то, что — редко и неожиданно. Ведь, счастье определяют как совпадение и стечение двух причин, которые, имея начало от свободного выбора, производят нечто иное в сравнении с тем, что предназначено природой[935], — как например, если копающий ров нашел сокровище: ведь, ни тот, кто положил (сокровище[936], не положил так (с той целью), чтобы тот его нашел[937], ни тот, кто нашел, не копал так (с тем), чтобы найти сокровище; но один (положил) для того, чтобы, как только он пожелает, взять для себя, другой (копал), чтобы вырыть ров; между тем, случилось нечто другое по сравнению с тем, что оба они предполагали[938]. Дело же случая — то, что приключается с неодушевленными вещами или неразумными животными, без участия природы и искусства. Итак, чему из этого мы подчиним то, что происходит через людей, если действительно человек не есть причина и начало действий? В самом деле, нельзя приписывать постыдных иногда и несправедливых действий ни Богу, ни необходимости, потому что они не принадлежат к числу того, что всегда бывает одним и тем же образом, — ни фатуму, потому что свойственное року принадлежит не к случайному, а к необходимому[939], — ни природе, потому что дела природы — живые существа и растения, — ни счастью, так как человеческие действия не редки и не неожиданны, — ни случаю, потому что случайные приключения[940] бывают с бездушными предметами или бессловесными животными. Следовательно, остается (признать), что сам человек, действующий и поступающий, есть начало своих собственных действий и имеет способность самоопределения.

Кроме того, если человек не может быть началом[941] никакого действия, то напрасно он имеет способность совещания (обсуждения). Ведь, для чего он будет пользоваться совещанием, не будучи господином (инициатором) никакого дела? Но объявлять, что прекраснейшее и драгоценнейшее в человеке излишне (для него), было бы крайне бессмысленно. Поэтому, если он (человек) совещается, то совещается ради действия, потому что всякое совещание бывает ради (касательно) действия и по причине действия[942].

Сверх того, чего энергии (силы[943]) находятся в нашей власти, того же и действия, соответствующие этим энергиям (силам), в нашей власти: в нашей власти находятся энергии, соответствующие добродетелям, — следовательно, в нашей власти и добродетели[944]. А что в нашей власти энергии, соответствующие добродетели, обнаруживает и то, что прекрасно сказано Аристотелем о нравственных добродетелях: что, делая, изучаем, — то, изучив, делаем[945]. В самом деле, научившись умерять удовольствия[946], мы становимся благоразумными (лат. умеренными); а сделавшись благоразумными, умеряем удовольствия. Можно еще и так сказать. Все согласны в том, что заниматься и упражняться находится в нашей власти; а в упражнениях заключается суть (корень, начало) привычек[947], потому что привычка есть вновь приобретенная природа[948]; если же упражнение есть начало (корень) привычки, а упражнение — в нашей власти, то, следовательно, и привычка — в нашей власти. А если привычки в нашей власти, то и действия, соответствующие этим привычкам, — в нашей власти[949], потому что действия соответствуют привычкам. Итак, в ком есть навык справедливости, тот и будет действовать справедливо, в ком — навык несправедливости, тот (поступает) несправедливо; следовательно, от нас зависит[950] быть справедливыми или несправедливыми.

Наконец, что есть нечто в нашей власти, об этом свидетельствуют побуждения и увещания. Ведь никто не увещевает людей к тому, чтобы не голодать или не жаждать, или летать, потому что это не в нашей власти. Очевидно, таким образом, что то, к чему относятся увещания, находится в нашей власти[951]. Кроме того, если ничего нет в нашей власти, то излишни законы; между тем, всякий народ естественно пользуется некоторыми законами, сознавая, что он имеет свободную силу исполнять узаконенное, а большинство народов считают законодателями богов, как, например, критяне — Зевса, лакедемоняне — Аполлона. Следовательно, всем людям естественно присуще знание того, что в нашей власти. Что сказано об увещаниях и побуждениях[952], то же самое должно сказать и относительно порицаний и похвал и всего остального, разрушающего то положение, что все происходит в силу рока[953].