У каждого печника своя кладка

У каждого печника своя кладка

Сыроежкину хотелось поторопить Открытого и набить себе цену. Можно долго ждать заказчика, а он, исполнитель, давно созрел. В следующий раз, когда встретятся, он намекнет, что у него появилось еще несколько заказчиков, которые за ценой не постоят, надо у него попросить задаток, хотя бы треть от стоимости заказа. А остальную сумму выплатит, когда заказ будет готов.

Он не считал Открытого умным, хоть он и посты занимал и сейчас начальник, но простых вещей он не понимает, а по печному делу он и вовсе ничего не смыслит. Другое дело — рабочий класс, всякий мужик быстро смекнет, что к чему, как кирпич положить, как плитку, да еще какую. Если он выплатит треть суммы, половину нужно жене отдать, чтобы успокоилась и не пилила. А то они с дочерью его грызут, грызут — поневоле запьешь с этими бабами.

Алка все бубнит, бубнит что одевается хуже всех. А он так не считает, все у нее необходимое есть, а ей все мало. Запросы растут, может она скоро потребует, чтобы он ей машину купил. Не дождется, можно подумать она знаменитая артистка, пусть не забывает, что дочь простого работяги, который почти работу потерял. Никакого сочувствия к отцу. Сколько народу на «Мерседесах», «Фордах» гоняют. Откуда у них столько денег? У многих наворованные. А он воровать не умеет. Не всем в роскоши купаться, кто-то должен и честно хлеб есть и пивом запивать.

Если Алка на Мерседесах хочет ездить, пусть ищет себе обеспеченного, он и оденет, и за границу отдыхать отправит. Отец на такие подвиги не способен: кишка тонка. Как не гонись за другими, а впереди все равно не будешь. Глупые эти женщины, все им мало. А где он возьмет, если нет. Лично ему все равно, как одет, что по этому поводу подумают. Главное, чтобы было, что выпить, закусить и успокоиться. Среди его мужиков такой конкуренции нет, они проще живут. А женщины так устроены, что подавай им красивое барахло, только тогда они будут чувствовать себя людьми. Разве в барахле дело, основное — это человеком остаться.

Еще не известно, кто там сидит за этим Мерседесом. Сколько наворовал у страны. Полстраны гуляют без работы, а эти разъезжают на наворованные деньги. Ограбили народ и ездят туда-сюда. А глупая молодежь им завидует. Подавай им красивую жизнь, и все тут! А не понимают того, что «Мерседесы» куплены на грязные деньги. Лично ему — «Мерседес» и бесплатно не нужен. Если есть машина, то в рюмку лишний раз не заглянешь. Это ему не под силу.

Так рассуждал Сыроежкин о сложностях жизни, сидя вечером на кухне, когда пил чай с хлебом и малиновым вареньем.

Он вдруг почувствовал вкус к свободной жизни: на работу нестись не надо, с начальством грызться не надо, никто не командует, не пилит, жена с дочкой далеко, у них своя жизнь.

Хорошо бы вот так жить-поживать, только денег нет. Еще, пожалуй, не хватает коллектива, всегда хочется поделиться своим настроением, тебя мужики выслушают, дадут совет. Не плохо с ними в доминишко переброситься, пивка попить. Нынче, чтобы купить бутылку пива, надо сдать пятьдесят банок. Их еще собрать надо.

Он достал бутылку самогона, налил в стакан, соленые огурцы в банках остались с лета, черный хлеб привез. Хоть он и безработный, но может себе позволить расслабиться. А если не позволить, то жизнь будет и вовсе скучная. Он выпил залпом и крякнул.

Настроение налаживалось: пропитание всегда найдется. В погребе есть огурчики, помидорчики, кабачки, грибочки. Не все воры забрали. Он налил еще самогона и размечтался: засадит он участок картошкой, можно и за участком посадить, чтобы был побольше урожай. Уродиться картошка — поедет продавать, смотришь — и деньги. Картошка всегда нужна.

За грибами будет ходить с Кузмичем: он пенсионер, не работает. Будут вместе продавать грибочки, глядишь, кое-что выручат. Кузьмич в том году продал на пять тысяч. А чем он хуже?

Получается, что лето — время денежное. Только успевай управляться. Если крутиться, то не пропадешь. Можно еще черникой торговать, правда, собирать ее нужно, комарье жрет поедом.

Лично ему много не надо. Это женщинам большие деньги приноси. А он будет жить на даче и довольствоваться тем, что у него есть. Самогон всегда будет, а одежда скромная тоже найдется. И при такой жизни никто с него ничего требовать не станет.

Но вдруг мысль у него омрачилась. Боится он ночей, особенно сейчас: народа нет, сторож далеко. Если кто в дом залезет, разве он с ними справится. Не мешало бы собаку завести, но ее кормить надо.

Была не была, но сейчас жизнь его устраивает. Он пошел спать в натопленную комнату, включил свет, радио, послушал новости. Разделся, лег и продолжал слушать радио, которое соединяло его с миром. Где-то шли концерты, спектакли, менялся курс доллара, люди дрались, убивали друг друга, делались научные открытия. А он лежал под теплым одеялом, ему казалось, что он никому не нужен в этом мире, только себе.

В голове помутилось, он выключил радио, наступила тишина, каждый шорох и звук настораживали. Выпил он все-таки лишнего, и он заснул.

* * *

Через неделю приехал Открытый, он заказал кирпич и цемент, должна была приехать машина. Часть кирпича он решил оставить во дворе, а другую спрятать в доме, если не успеет разобраться в сарае. В сарае он так и не успел разобраться, там не было свободного места.

Он начал с сарая: убрал часть огородного инвентаря в туалет, в дом отнес пакеты с удобрениями, газонокосилку.

Пока он разбирался, услышал, как подъехала машина, дала сигнал. Он вышел к калитке.

Из серого рафика вышел водитель: «Здравствуйте, вы Вячеслав Петрович, хозяин кирпичей?»

— Здравствуйте, я вас жду.

— Кирпичи где выгружать? — водитель рассматривал двор.

— Часть перенесем в сарай, там я освободил угол, посмотрим, сколько поместится. Остальные в дом унесем. Если здесь оставить во дворе, могут разворовать.

— Надо управиться по-быстрому, ты давай, помогай, нам надо сегодня много заказов обеспечить, возить в разные концы, вот, с тебя начали.

— Понял, понял, начнем выгрузку, я сейчас быстро приведу еще человека, он поможет.

— Иди, а мы начинаем.

Открытый отправился к Сыроежкину, надеясь, что тот дома. Калитка была открыта, он обрадовался. Вошел, не постучавшись, Сыроежкин возился у печки.

— Доброе утро, Петр Васильевич, кирпич привезли, твоя помощь требуется. Ты не слишком занят? Я с тобой рассчитаюсь.

— Хорошая новость, — хозяин восторженно замахал руками, — есть у меня дела, но не срочные. Я теперь личность свободная, меня никто не торопит. Нужна помощь — пойдем. О чем речь! Сейчас куртку надену и сапоги.

Они вышли, он закрыл дверь на замок.

— Хоть брать у меня и нечего, но кто знает, что этим пьянчугам в голову полезет. Приду после разгрузки, а дом пустой. Все вынесут или нагадят. А при моей бедности — это катастрофа. Где я, к примеру, стол возьму, одеяло, кровать? Домой ехать за одеялом и подушкой, а мои женщины чем укроются? У нас нет лишних одеял. Ты на меня не обижайся, Петрович, но к тебе не полезли, а на мое барахло позарились. Где же справедливость?

— Я не обижаюсь, сочувствую. Трудно сказать, почему к тебе полезли, а не к другому.

— То-то и оно! Иные вон, какие особняки строят, никто ничего не выносит, а ко мне занесло нечистую силу, говорят по грехам.

Они подошли к участку Открытого. Грузчик носил кирпич в сарай.

— Сейчас они занесут в сарай, — пояснил Вячеслав Петрович, — а мы остальные в дом отнесем.

— Привет, мужики, — приветствовал бодро работяг Сыроежкин. — Отлично работаете, приятно на вас смотреть.

— Спасибо на добром слове, — ответил водитель.

— Возьми рукавицы, — предложил Открытый, протягивая новые. — Давай носить в прихожую.

Открытый принес тележку, они стали складывать кирпич.

Сыроежкину очень хотелось пообщаться с грузчиком и водителем, он соскучился по обществу, но те не обращали на него внимания — они торопились. Он повеселел, не ожидал, что сегодня что-то заработает.

— Так, хозяин, — обратился водитель, — расписывайся в наряде, что все получил, давай неси остальные деньги, мы уезжаем, сегодня много работы. У тебя и помощник нашелся.

— Я с радостью работаю, до работы охоч, — затараторил Сыроежкин, что можно поговорить. — Люблю работать, а сейчас временно безработный, цех наш закрыли…

— Тогда можно считать, что тебе повезло, — неохотно ответил водитель, поглядывая в ту сторону, откуда должен был появиться Открытый. Наконец, тот появился, отдал деньги, расписался, поблагодарил.

Взяв деньги, он сел в машин, и они уехали.

Закончив переносить кирпич, они пошли на кухню. На столе стояла бутылка водки и закуска, копченая рыба, колбаса и хлеб. Сыроежкин снял куртку и отнес в прихожую.

— Кухня у тебя, что надо, — похвалил он. — Большая, светлая, все приспособлено для порядка.

— Жена такой кухонный гарнитур выбрала, называется деревенский, табуретки резные и стол широкий, мебель не крашеная, такая же тумбочка для посуды. А кухонный шкаф привезли из дома, другой купили, побольше прежнего.

— А у меня на даче вся мебель собранная, кто чего отдаст, то и брали, кухонный стол отдала соседка, я его отремонтировал, стулья нашли на помойке в хорошем состоянии. Гардероб отдал родственник, он себе гарнитур купил. Диван тоже с помойки, но в отличном состоянии. Другие предметы тоже наотдавали. Ничего не покупали. Это ж сколько денег надо.

— У нас тоже в комнатах мебель старая, давно купленная. Мы купили домой итальянский гарнитур четыре года назад.

— У вас и старая мебель богатая, у нас на даче я лучше не видел. У всех скромная обстановка.

— Все по-разному живут. Давай отметим привоз кирпичей.

— Отметим, это важно, материал есть. Вот только когда за дело браться?

— Не могу тебе точно сказать, на выходные заеду и решим вопрос. Надо жену к делу подключать, но она пока не может, парень учится, скоро закончит.

— Я пока буду здесь жить. У меня к тебе просьба: позвони моей жене, скажи, что я не собираюсь возвращаться, у меня деньги на мобильнике кончились. Дома мне делать нечего, здесь всегда дело найдется. Про кражу не говори, она начнет стонать и причитать. Нервная.

— Ладно, позвоню, какие проблемы.

— Ты ей скажи, что буду забором заниматься и сараем, крыша прохудилась, по мелочам много работы. Заготовки есть летние, беру из погреба, все у меня в порядке.

— Угощайся, Васильевич, я пить не буду, за рулем, завтра утром уезду. Не стесняйся, — Вячеслав Петрович налил в рюмку водки, а себе минералки.

— Не возражаю, за начало дела, пусть оно спорится, — он опрокинул рюмку и стал есть. — Хорошо пошла. Скажу честно, Петрович, чего здесь не достает, так это общения. Хоть с тобой, приятным собеседником, поболтать. Ты человек занятый, дел много.

— Да, хватает. Значит, мне еще нужно огнеупорного кирпича привезти, цемент есть, побелка, плитка еще нужна.

— Все верно, только я тебе сегодня помог, ты мне хоть что-нибудь заплати, — Сыроежкин смотрел на Открытого упорно, не моргая. — Что-нибудь подкинешь, знаешь мое бедственное положение с кражей.

— Да-да, разумеется, — спохватился Вячеслав Петрович, встал, достал кошелек из сумки. — Вот, возьми две тысячи за помощь.

— Великодушно рад, на хлеб пока хватит, хоть у жены не буду просить, — он положил деньги на стол.

— Чайник вскипел, — спохватился Открытый, — давай чаю попьем, — он достал чашки из шкафа.

— Да, но только я еще рюмочку налью, ты-то не пьешь, тебе машину вести, а я за тебя и за себя выпью. В следующие выходные приезжай, начнем работу с тем материалом, который есть, фундамент хотя бы положу. За тебя пью, твое здоровье, Петрович, и за начало работы, то есть за печку. У каждого печника своя кладка, как говорят.

Сыроежкин напился чаю с булками и вернулся к себе в отличном настроении.