Глава 11.  (О порядке псалмов и о порядке восхождения душ человеческих)

Глава 11. (О порядке псалмов и о порядке восхождения душ человеческих)

Но иной основательно спросит и о том, почему порядок псалмопения не согласен с последовательностью истории. Ибо, если кто обратит вниманье на расстояние времени, в которое продолжалась жизнь Давидова, и на последовательность событий; то не найдет, чтобы расположение псалмов согласовалось с порядком истории. Посему, обращаясь к первой цели нашего слова, скажем, что ни о чем этом не было заботы у нашего Учителя; а Учителем, думаю, должно наименовать Духа Святаго, как говорит Господь: «Той вы научит всему» (Иоан. 14:26). Итак, Сим руководителем и наставником душ признается делом второстепенным все иное, попечение же у Него только о том, чтобы спасти блуждающих в суете жизни и привлечь к жизни истинной. Ибо для всякого дела, совершаемого с какою либо целью, есть некий естественный и необходимый порядок, при котором последовательно с успехом исполняется желаемое. Так у каменотесцев, хотя цель работы та, чтобы камень уподобить какому либо существу, однако же дело начинается не вдруг с конца, а напротив того, искусство вводить необходимый некий порядок, без которого желаемое не может быть сделано. Ибо сперва надлежит отделить камень от однородной с ним скалы, потом обсечь на нем бесполезные выпуклости, препятствующие тому, чтобы он уподобился предположенному, и таким образом обработать камень, выдолбив те его части, по отнятии которых в остальном начинает быть видим образ животного, которое изобразить старается художник. После сего, надобно какими либо более тонкими и слегка действующими орудиями очистить и выровнять шероховатость камня, и тогда уже остальному сообщить вид первообраза, наконец, поверхности камня придать лоск и большую гладкость, и сообщить произведению такую красоту всеми средствами, какие знает искусство. Таким же образом, поелику все естество наше от пристрастия к вещественному как бы окаменело, то слово, которое выделывает из нас первобытное Божественное подобие, неким путем и последовательно достигает конца своей цели. Прежде всего отделяет нас, как бы от какой–то однородной с нами скалы, разумею порок, с которым съедились мы какою–то постоянной дружбою. Потом обсекает излишки вещества; после сего начинает тому, что обделывает, придавать вид подобия образцу отнятием препятствующего сходству, и, таким образом, обучением мыслям более тонким, очищая и выравнивая наше разумение, напечатлением добродетели воображает в нас Христа, по образу Которого и первоначально мы были, и снова сотворены.

Посему какой же порядок в обработке наших душ? В первом отдел псалмопения, отлучены мы от порочной жизни, а в следующих отделах непрерывною последовательностью уподобление доведено до совершенства. Посему порядок псалмов строен, потому что, как сказано, Духу желательно научить нас не простой истории, но души наши образовать добродетелью по Богу, как требует сего последовательное уразумение написанного в псалмах, а не какое нужно в исторической последовательности. Ибо, как в представленном нами примере каменотесания много орудий потребно искусству для обработки изваяния, и орудия сии не сходны между собою по наружному виду, но иные к концу сделаны винтообразными, другие имеют острее, на подобие пилы, другие же устроены в виде резца, иным придан вид полукружия; из всего же этого и подобного сему служит художнику каждая вещь в свое время: так и истинному искуснику, художнически приводящему души наши в Божественное подобие, как бы вместо неких каменотесных орудий, уготованы псалмопения; употребление же сих орудий приводит в порядок потребность делания. И художнику не для чего любопытствовать, какое из орудий выковано прежде другого, чтобы приготовленное прежде и в деле тесания употребить первым. Ибо кто обращает внимание на потребность, тот первым и вторым часто употребляемым делает то орудие, которое присоветует потребность.

Посему, идет ли речь в первых псалмах о Голиафе и Сауле, а в последних об Авессаломе, об Урии, о «словесех Хусиевых» (Пс. 7:1), о встрече с Вирсавиею, нет до сего дела тому, кто образует ими сердца наши, но только бы от каждого псалма было какое либо содействие к нашему благу; сие одно имеет в виду и последовательность в деле спасения. Наилучшим порядком делается последовательность и порядок в том, что содействует нам в этом.

Так первый псалом удалил человека от сродства со злом, второй, предвозвестив явление Господа во плоти и показав, что блаженство наше — упование на Него, указал, к кому должны мы прилепиться.

Третьи псалом предвещает предстоящее тебе от врага искушение, так что тебя, помазанного уже на царство за веру и соцарствующего с истинным Помазанником, намеревается свергнуть с сего достоинства не кто либо внешний, но тот, кто от тебя самого происходит. Ибо не со стороны заимствованную имеет над нами силу неприятель, и не бываем мы свергнуты с своего достоинства кем другим, если сами при тяжких муках не соделаемся отцами злого порождения, которое угрожает нашему царству и восстает на него, тогда одерживая над нами верх, когда осквернит сожительствующих с нами, делая открытым срам, то есть, когда объявит всем о растлении в нас добродетелей, с которыми сожительствовали мы некогда. Посему, поелику в первых псалмах не укреплены еще наши силы к борьбам, чтобы при нападениях противника лицом к лицу вступить с ним в битву; то слово показало боримым, что не маловажно для безопасности избегать нашествия подобного врага, примером из надписания (Пс. 11) научая тебя, что, когда родится у тебя Авессалом, власатый пороками братоубийца, вознеистовавший на честный твой брак и на ложе не скверное; тогда бегай, как говорит Господь, из города в город (Матф. 10:23). Ибо бегством от лица такого сына — Авессалома, тому, кто собрал свои силы при помощи древа, привязавшего к себе лукавые власы Авессаломовы, можно тремя стрелами умертвить врага.

Конечно же, явен для тебя смысл, представляемый историею загадки, то есть, как значение древа, к которому пригвождены были власы порока, что именует Апостол рукописанием грехов, говоря: «и то взять от среды, пригвоздив е на кресте» (Кол. 2:14), то есть, на древе, так и значение трех стрел, в средину сердца поражающих врага, чем наносится и смерть врагу последнему.

Чтобы иметь нам надлежащее понятие о стреле, вникнем в пророчество Исаии, который говорит от лица Господа: «положи Мя яко стрелу избранну, и в туле Своем» вознес «Мя» (Иса. 49:2). Посему стрела сия есть живое Слово Господне, «острейшее паче всякаго меча обоюду остра» (Евр. 4:12), слово же есть Христос; и в сем имени исповедуется таинство Троицы. В Нем познаем и Помазанного, и Помазавшего, и Того, Кем помазан. Ибо если недостает одного из трех, то не составляется и имя Христово. Посему имя сие, когда вознесено оно в туле нашем, то есть, когда верою приемлется в душе нашей (потому что туле слова есть душа); тогда делается губительным для восстающего на нас и преследующего нас, кому уничтожение на древе.

Посему после благовременного бегства от восстающего (который по естеству один, но делается множеством при худом вспоможении), и после сказанного: «умножишася стужающий ми: мнози востают на мя» (Пс. 3:2), и после всего того, что далее заключает в себе псалмопение, полагается уже начало побед. Ибо благовременное бегство от восстающих делается причиною победы над врагами. Посему последующее псалмопение имеет надписание: «в конец». А конец всякой борьбы — победа (как наше слово предварительно установило сие значение). И кто однажды изведал сию победу, у того победы над врагами успешно следуют одна за другою; потому что в первой победе, когда житейские сладости входили в состязание с душевными благами, в тебе наклонность к лучшему препобедила вещественное обольщение. Осудив ищущих суетного и любящих ложь, пристрастие к видимому обменил ты на вожделение невидимого.

В следующем псалме побеждаешь другим способом. Ибо двое вас состязающихся между собою об истинном наследии, и другой выставляет на вид закон, а ты веру; правдивый же подвигоположник тебе предоставляет награды за победу над ним, так что чистое состояние души делается для тебя восходом солнца, к удалившемуся от тьмы приводящего начало дня, что псалмопение именует словом: «заутра» (Пс. 5:4). Таким образом, у подвижника всегда следует победа за победою, и преспеяния в следствие победы делаются непрестанно большими и славнейшими.

Еще по порядку следует другая победа, одерживаемая по указанному прежде сего. Ибо кто признал наследие, тот памятует о «осмом» (Пс. 6) дне, который служит пределом настоящего времени и началом будущего века. Особенность же осмого дня та, что пребывающим в оный не дается уже времени на приуготовление добрых или злых дел; но чего семена посеет кто себе самому делами своими, рукояти того и воздадутся ему в замен. Посему, кто упражнялся в одержании сих побед, тому псалом вменяет в закон покаяние приносить здесь, потому что во аде старание о подобном сему не исполнимо.

Еще к новым борьбам отсылает слово; снова умащает пред приражением искушений. Ибо тот же неприятель, этот Авессалом, как бы возродившись от нас, восставляет ту же нами уготовляемую брань, в которой обращает в бегство уготовляющего нам смерть наше благоразумие в деле, лучше же сказать, Божия помощь. Ибо Пророк, причину добрых для него последствий от слов Хусиевых приписав Богу, воздает тем благодарение. Но излишним будет делом в точности излагать тебе историю, как этот Хусий, верный между оруженосцами Давидовыми, вмешивается в число друзей Авессаломовых, и у похитителя власти приобретает более доверия, нежели совет Ахитофелов, от чего произошло, что, когда в совет одержало верх решение Хусиево, подававшей Авессалому гибельный для Давида совет сам на себя кладет удавку. Стоило бы внимания к жизни добродетельной применить то, что в истории загадочно; почему спасающее нас определение делается удавкою сопротивнику? и сие спасительное определение описывается, как в истории, так и в псалмопении? Но наша цель в порядке псалмов выразуметь ту связь, которою приводимся к благу. Поэтому обратим здесь внимание на определение, губительное для подающего нам коварный совет. Какое же это определение? Равно вменять в порок — и начинать неправду, и мстить начавшему. Ибо Давид признает себя достойным крайних бедствий, и сам себе определяет наказание, если окажется, что он как бы в обмен за зло вознаграждал злом, и за сделанные ему прежде обиды воздавал тем же, что сам получил.

И таким образом Пророк после сих борений снова оказывается победителем. Ибо следует надписание, предуказующее «конец: о точилех» (Пс. 8); а конец борьбы есть победа. Но распространять снова речь о смысле сего выражения: «о точилех», будет делом излишним, когда достаточно раскрыть оный при исследовании его в своем месте. Пророк, как после первого бегства от Авессалома за различение дел истинных с суетною заботою удостаивается победы, так и теперь, после подобных борений, пользуясь споборающим сопротивника словом: «о точилех», делается победителем за сокрушение вместе «врага и местника» (7), который потому и именуется и «врагом и местником», что самые приманки его ко греху служат для чувствующих всего тягчайшим наказанием, и то самое, чем, обманывая, привлекает он человека к общению с злом, есть несноснейший род мучения. Так обеясняет мысль сию Божественный Апостол, сказав: «возмездге, еже подобаше прелести их, в себе восприемлюще» (Рим. 1:27). Ибо какое другое тягчайшее наказание могло бы быть придумано за нечистоту студа, какой сами на себе содевают делатели студа? Посему ты, собственною своею жизнью сокрушивший силу такого «местника», который предающегося пороку наказывает соучастием его в пороке, обрати взор на небеса, и на великолепие, которое превыше небес, и на достоинство естества нашего, над кем оно начальствует и с кем поставлено в один ряд. Ибо одним и тем же и над бессловесными владычествует, и, сравниваемое с Ангелами, не многим умалено в равенстве с ними. Разум причиною тому, что имеет и начальство над бессловесными, и близость к Ангелам.

Еще следует способ новой победы, когда ты, Пророк, прешедши видимое, вступаешь с Словом в сокровенное; а Слово — Сын. И достаточно уже обученный предшествующими победами, псалмопевствуешь о «тайных сына» (Пс. 9) в благозвучном и стройном созерцании, и снова, победив в тайне устрояющего нам козни зверя, преследуешь так, чтобы врагу не оставалось больше повода хвалиться перед нами. «Да не приложит ктому величатися человек на земли» (Пс. 9:39). Тогда, по причине последовательно одержанной тобою победы, имея еще совершеннейшее упование на Бога, говоришь: «на Господа уповах» (Псал. 10:1). А в последующей за тем победе снова припоминаешь «об осмей» (Пс. 11), когда истребляются «языке велеречивый и устны льстивыя» (Пс. 11:4) и неистовство против Бога. Но сохранены будут «от рода сего и во век» (8) не ходящее окрест нечестия, а держащиеся прямого пути, «егоже обновил есть нам» Бог — «путь новый и живый» (Евр. 10:19–20).

И какая надобность говорить о каждом псалме? Достаточно тебе и сего напутствия, предуказующего дальнейший путь к совершенству в порядке и надписании, и псалмов, после того как к таковому разумению немало помогает нам в предшествующих словах предложенное истолкование надписаний.