Глава 11: О псалмопении, молитве и порядке их совершения
Глава 11: О псалмопении, молитве и порядке их совершения
1. Из Палладия
Авва Памво отправил своего ученика продавать рукоделие. И тот, как он рассказывал, отсутствовал шестнадцать дней. Ночью ученик спал в нефе храма святого апостола Марка и выучил несколько тропарей. Старец спросил его:
— Я вижу, ты, чадо, смущен, не случилось ли с тобой какого искушения в городе?
Брат ответил:
— Осмелюсь заметить, авва, что мы попусту тратим наши дни в этой пустыне: не поем ни канонов, ни тропарей. Когда я был в Александрии, я узнал чинопоследования в церкви, как их поют, и опечалился. Почему же и мы не поем каноны и тропари?
— Горе нам всем, чадо! — ответил старец. — Настают дни, когда монахи оставят твердую пишу, предреченную Святым Духом, и последуют за напевами и сочетаниями звуков. Но разве рождаются от тропарей слезы и сокрушение? Какое сокрушение может быть у монаха, когда он стоит в храме или в келии и голосит, ревя под стать быкам? Если мы предстоим прямо перед Богом, то должны стоять в великом сокрушении, а не в парении помыслов. И не для того ушли монахи в пустыню, чтобы предстоять Богу и при этом парить помыслами, напевать песни, сочетать лады, махать руками и притопывать ногами. Нет, мы должны в страхе великом и трепете, в слезах и воздыханиях, с благоговением и гласом смиренным, легким на сокрушение и соблюдающим меру приносить Богу молитвы.
И вот, говорю тебе, чадо, что наступают дни, когда испортят христиане книги святых: Евангелие, святых апостолов и дивных пророков, смывая с пергаментов священные писания и записывать тропари и эллинские речи, и разольется ум по тропарям и по речам эллинов. И поэтому отцы нам сказали, чтобы мы не писали, те из нас в этой пустыне, кто каллиграфы, жития и слова отцов на кожах, но только на листках папируса. Ибо будущее поколение будет стирать жития святых отцов и записывать то, что вздумается».
— Неужели так будет? — спросил брат. — Неужели изменятся нравы и предания христиан, и не станет в Церкви священников?
— В те времена, — ответил старец, — во многих охладеет любовь (Мф 24,12), и настанет великая скорбь: нашествия языков, волнения народов, шаткость царств, бесчиние начальников, роскошь священников, беспечность монахов. Игумены будут ни во что ставить спасение свое и паствы. Они будут суетливыми и усердными в трапезах, озлобленными, медлительными на молитвы, но скорыми на наговоры и легкими на осуждение. Житиям и словам старцев они не будут подражать и не будут их слушать, но только болтать и говорить, что, мол, «жили бы мы в их времена, мы бы были такими же подвижниками».
Епископы в те времена будут стесняться влиятельных лиц, вершить суды за дары, не выступят в защиту бедных, но, напротив, станут притеснять вдов и угнетать сирот. В народ проникнет безверие, невоздержанность, ненависть, вражда зависть, ругань, кражи, пьянство, грубые потехи, разврат, распутство, убийства, грабежи.
— Что же делать, — спросил юноша, — когда настанут такие времена и сроки?
— Чадо, — ответил он, — в эти дни спасется тот, кто будет спасать душу свою, — тот великим наречется в Царстве Небесном (Ср.: Мф 5,19).
2. Из жития преподобного Луки Нового
Как — то преподобный Лука пришел к своему знакомому (а тот тоже был усердным подвижником, игуменом боголюбивых мужей). На третий день их общения преподобный Лука загорелся желанием вернуться в свою хижину, в пустыню и попросил отпустить его. Но настоятель не отпускал: ему так хотелось и дальше общаться с преподобным, что он даже мысли не допускал о разлуке. Ведь суровы узы дружбы любящих Бога людей, они сильнее уз родства. Когда же Лука решил все же не уступать просьбам друга и принялся настойчиво просить отпустить его, настоятель, сразу найдя повод — какой — то приближающийся праздник, ответил строго, под действием душевного желания:
— Неужели сельская жизнь и пустыня тебе больше угодны, чем церковная служба? Праздник при дверях, соберется вся округа, а ты лишаешь себя священной службы! Подумай, как ты себе вредишь.
Богоносный отец ответил с подобающей ему блаженной простотой:
— Учитель благой, пастырь благословенный, хорошо ты повелеваешь. Но все уставы и чтения, которым мы внимаем, и вся церковная служба на что направлены? Цель их одна, как ты сам учишь: они ведут к страху Божьему и усердных возвышают. А тот, кто потщился уже стяжать страх Божий в сердце, нуждается ли в том, о чем ты мне говорил.
Услышав это, настоятель восхитился таким оправданием. Он уже не смел более задерживать друга и отпустил его, и друг отправился в свою низенькую лачугу.
3. Из святого Диадоха Фотикийского
Когда душа оказывается среди изобилия своих естественных плодов, то во весь голос воспевает псалмы и стремиться громко молиться. Когда же она находится под действием Святого Духа, то легко и сладостно молится всем сердцем. За первым расположением души следует только возбужденная радость, а за вторым — духовный плач, а после некое духовное наслаждение, влекущее к безмолвию. Память разогревается благодаря мерности пребывающего гласа и начинает привносить в сердце слезные и кроткие мысли. Все могут увидеть тогда, как в землю сердца с радостью засеиваются семена молитвы со слезами и надеждой на урожай. А когда мы отягощены тоской, нужно громче петь псалмы, извлекая из души звуки с радостью, пока не рассеется это грозовое облако под ветрами напевов.
4. Из аввы Кассиана
Все восточные монастыри, особенно египетские, придерживаются такого правила при совершении молитв и песнопений. Братья собираются в одном месте на богослужение в урочный час и, прочитав псалом, не сразу падают ниц в земном поклоне, но прежде чем преклонить колени, некоторое время стоят и, простерши руки к небу, молятся. Только после этого они припадают к земле и опять недолго молятся так, стоя на коленях. Встают все вместе и еще выше простирают руки к небу и еще настойчивее произносят молитвы. Тогда они не преклоняют колена и не делают земной поклон, пока служитель не преклонит колена и не совершит земной поклон первым.
Как уже было сказано, когда монахи стоят на богослужении, во время службы царит такая тишина, что можно подумать, что в храме не множество братьев, а нет ни души. Никто не плюет, не кашляет, не зевает от рассеянности или сонливости, не вздыхает вслух. Говорят, кто молится расслабленно и при этом громко, согрешает дважды. Во — первых, потому что он молится беспечно, а во — вторых, потому что своим голосом, в котором слышна невоспитанность, он только раздражает слух и рассеивает мысль слушателей. В таких случаях на них нападают лукавые, которые как увидят, что мы молимся, так пытаются отяготить душу неподобающими помыслами и унынием. Вот почему монахи совершают псалмопение не шумно и смятенно, не во множестве стихословий. Чтобы радоваться разумному пониманию, они следуют изречению: «Пою духом и пою умом». Они считают более полезным спеть десять стихов с пониманием, чем весь Псалом с возмущенным разумом.
Когда псалмы спеты и все последование службы прочитано, никто из братьев, как мы уже говорили, не смеет даже ненадолго задержаться и перекинуться с кем — то словом. Он идет в свою келью, чтобы усердно выполнять свою работу. У каждого есть свое дело, как наставлял апостол. А во время богослужения в третий, шестой и девятый часы, если кто опоздает на пение первого псалма, то не входит в храм, чтобы присоединиться к поющим. Ему следует стоять у дверей и ждать отпуста, и когда братья начнут выходить, он будет кланяться каждому до земли и просить прощения за свою лень. Только на ночных службах разрешают пускать опоздавших, если не закончили петь первый псалом.
5. Из Отечника
Авва Макарий, когда закончилась служба в церкви, сказал братьям:
— Бегите, братья.
— Куда же нам бежать? — спросил кто — то из старцев. — Кругом пустыня.
Авва приложил палец к устам и сказал:
— Отсюда бегите, — ушел в келью, запер дверь и совершай монашеское правило.
2. Говорили об авве Сисое Фивейском, что как только в церкви провозглашали отпуст, он сразу спешил в свою келью. Он шел быстро, можно сказать, бежал. О нем говорили: «Он одержим бесом», а он совершал дело Божие и не смотрел на злословящих его.
3. Один брат спросил авву Силуана:
— Что я должен сделать, авва, чтобы стяжать сокрушение? Меня вовсю борет уныние, сон и тоска. Когда я встаю утром, долго бужу себя псалмопением и без участия голоса и пения псалмов не могу согнать с себя дремоту.
— Чадо, — ответил старец, — произносить псалмы вслух — это прежде всего гордыня: ты внушаешь себе, что, мол, я пою псалмы, а брат не поет. Затем пение ожесточает сердце и огрубляет его. Оно не позволяет душе сокрушаться. Если хочешь прийти в сокрушение, забудь о пении. Когда стоишь и творишь молитвы, ум твой пусть исследует смысл каждого стиха, и ты поймешь, что стоишь перед Богом, испытующим сердца и утробы (Пс 7,10; Мер 11, 20; 17,10; 20,2; Откр. 2, 23). И когда ты встаешь от сна, прежде всего пусть прославят Бога уста твои. Затем прочти Верую и Отче наш, а после читай правило без помех, стеная и вспоминая свои грехи и будущие мучения, как бы уже сейчас тебя истязающие.
— Отче, — сказал брат, — с тех пор как я стал монахом, то исполняю последование правила и часы по Октоиху.
— Поэтому сокрушение и плач бегут от тебя, — сказал старец, — Подумай о великих отцах, ведь они были простецами и не знали ничего, кроме нескольких псалмов, не знали ни гласов, ни тропарей, но воссияли в мире, как светочи. Свидетельствуют в пользу моего слова и авва Павел Препростой, и авва Памво, и авва Аполлос, и другие богоносные отцы, которые и мертвых воскрешали, и великие чудеса творили, и власть над бесами показали. Они совершали это не в пениях, тропарях и гласах, но в молитве с сокрушением сердечным и посте. Тем самым страх Божий непрестанно пребывал в сердце, и плач длился, очищая человека от всякого греха и соделывая ум его белее снега.
Пение многих низвело в нижняя земли, не только мирян, но и священников, потопив в блуде и множестве страстей. Пение, чадо, — это дело мирских людей: ради него народ и собирается в церквях. Подумай, чадо, сколько чинов ангельских на небе, и не написано о них, что они поют по Октоиху Но один чин непрестанно воспевает Аллилуйя, другой Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф! (Ис 6, 3), третий Благословенна слава Господа от места своего (Иез 3, 12). Подражай отцам, чадо, если хочешь в молитвах стяжать сокрушение, сохранив ум свой возможно более далеким от парений. Возлюби смирение Христово и внимай себе, храни ум свой в час молитвы. И куда бы ты ни пришел, не показывай себя проницательным человеком и наставником, но будь смиренномудр, и Бог подаст тебе сокрушение».
4. Старец сказал: «Молящиеся Богу должны совершать молитву в мире, многом безмолвии и покое, а не возмущать себя и ближнего неподобающими и беспорядочными воплями. Они должны с болью сердечной и трезвенными помыслами внимать Господу. Некоторые люди, страждущие телесно, когда врач прижигает или режет их, мужественно и терпеливо переносят боль. Они не кричат, не пугаются, но владеют собой и боль врачевания не может нарушить их молчание. А другие, такие же больные, когда их начинают лечить, кричат вовсю и терзаются. Но боль и у тех, и у других одна. Также бывает с молитвой и умилением.
Некоторые молятся в безмолвии и хранят сердечное напряжение с безмятежностью. Другие не могут сдержаться, но яростно и шумно совершают молитвы, так что это может даже ввести в соблазн невольных слушателей. Не должен раб Божий распускать себя, но всегда быть в смиренномудрии и безмолвии. Как сказал Господь через пророка: А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духам и на трепещущего перед словом Моим (Ис 66, 2). Те, кто так поступают, умиротворяют и всех смотрящих на них.
6. Из святого Ефрема
Приходить раньше всех на богослужение — дело доброе и спасительное. А до отпуста уходить со службы без нужды опасно и вредоносно. Обожди, послушай божественные Писания для своей же пользы. Как в знойный день путнику желанна чаша холодной воды, так и божественные слова дают душе прохладу. Если ты хочешь услышать слово Божие, прояви терпение и, выслушав, приобретешь мудрость. А если тебе тяжело даже выслушать слово, то сколь труднее будет осуществить его на деле? Так что знай самого себя, что ты нерадив, совсем как я. Когда мы входим в дом Господень, всякие мечтания должны уйти прочь из нашей головы. Наш внутренний человек должен погрузиться в созерцание и молитву, и всякие чуждые помыслы пусть не смущают наш ум.
Обратим внимание на то, как мы стоим на молитве, и тогда вся душа и сердце наши обратятся к Богу и не будут ни на что отвлекаться. Пойми сказанное на примере. Человек взял с собой кошелек серебряных монет и отправился на ярмарку покупать коров. Он что, будет думать о свиньях? А если он покупает ослов, будет ли он ходить там, где продают собак? Весь его помысел направлен на то, к чему он стремится, и только это он станет высматривать, а иначе будет блуждать попусту, купит не то, и все его засмеют. Так и мы, когда входим в храм, предстоим Богу. Мы весь свой разум обращаем к Нему и только о Нем думаем и рассуждаем. Тогда мы приобретем себе спасение и вкусим небесных благ. Не нужно начинать разговоры с ближним, а то, вместо того чтобы умилостивить Творца неба и земли, мы только огорчим Его.
Представьте: человек стоит и беседует с царем. Если обратится к нему такой же слуга, как он, оставит ли он дивную и одаряющую славой беседу с царем и повернется ли беседовать со слугой? Он этим оскорбит царя и вызовет в нем досаду и страшное негодование. Таков и тот, кто разговаривает с рядом стоящим во время псалмопения и молитвы. Мы должны стоять, как ангелы. Как они с великим трепетом совершают славословие Творцу, так и мы должны петь Псалмы. Если рядом с тобой стоящий брат по немощи телесной будет много чихать и кашлять, не раздражайся на него. Вспомни, что многие из нас себя предали на служение немощным и прокаженным, чтобы от этого приобрести великую пользу и на опыте узнать, что такое любовь и сострадание. Ты облечен тем же телом и потому сам на краю тех же болезней, а здоров ты сейчас только по человеколюбию Божию. Поэтому не превозносись перед немощным, но бойся, что с тобой может случиться то же самое, если не худшее, и укрепи себя, чтобы сострадать брату.