ГЛАВА 46. О том, какое сокровище — самоукорение

ГЛАВА 46. О том, какое сокровище — самоукорение

1. Из патерика

Блаженный старец Зосима рассказывал:

— Как — то недолгое время я прожил в Лавре аввы Герасима, и был у меня там друг. Однажды мы сидели и беседовали о пользе души. Вспомнили о тех словах, которые сказал авва Пимен: «Тот, кто во всем укоряет себя, найдет успокоение». Затем о том, что сказал авва Нитрийской горы, когда его спросили: «Отче, что главное ты обрел на этом пути?» — и он ответил: «Всегда винить и укорять самого себя». Причем сам спросивший подтвердил это, сказав: «Другого пути, кроме этого, нет».

И вот припомнили мы все это и с удивлением говорим друг другу:

— Сколь сильны суждения святых! Вот уж действительно: если они что и говорили, то, как сказал святой Антоний, говорили «из своего опыта и так, как оно есть». Потому — то и сильны их слова: они говорили то, что знали опытно. Не случайно один мудрец призывает: «Пусть твои слова будут заверены твоей жизнью».

И тут, когда мы с другом обсуждали все это, он сказал:

— Мне тоже довелось испытать на деле эти слова и то успокоение, которое они сулят. В этой Лавре был у меня когда — то подлинный друг, один диакон. И он — не знаю, отчего — начал меня подозревать в одном деле, которое было ему обидно. Стал он относиться ко мне холодно. А я, поскольку вижу, что он со мной холоден, спросил его о причине такой суровости. Тут он мне говорит, что ты, мол, сделал то — то и я на тебя обижен. Но из того, что, по его словам, я сделал, ничего подобного за собой я не знал. Стал я его уверять, что впервые об этом слышу. Его это не убедило. «Прости, — сказал он, — я не верю». Отправился я в свою келию и стал тщательно исследовать себя: может, действительно сделал что — то такое, — и не находил. После этого я увидел его, когда он держал святую Чашу и причащал братьев. Стал я его заверять Святой Чашей: мол, не знаю я за собой того, в чем ты меня обвиняешь. Но и это его не убедило.

Тогда я вновь углубился в себя. Вспомнил я все эти слова святых отцов и искренне поверил им. Стал я думать несколько иначе и говорю себе: «Отец диакон искренне меня любит. И то, что у него было на душе, он дерзнул сказать мне из любви, чтобы я покаялся и впредь этого не делал. И потом, жалкая душа, коли говоришь ты, что этого не делал, так припомни все то плохое, что ты сделал и не помнишь. И будь уверен: это дело ты тоже сделал и забыл, как не помнишь того, что сделал вчера и сегодня утром». Думая так, я убедил свое сердце, что действительно сделал это и забыл, как и прежние мои грехи. Тогда я почувствовал благодарность Богу и отцу диакону за то, что чрез него мне было дано познать свой грех и раскаяться в нем.

С этими мыслями я пошел к келии диакона, чтобы положить ему поклон и попросить прощения, а также чтобы поблагодарить его. Я подошел к дверям и постучал. Он открыл и видит меня. И тотчас он первый падает мне в ноги и говорит: «Прости меня, что заподозрил за тобой это дело: бес меня попутал. Но Бог истинно открыл мне, что ты тут ни при чем и даже ничего об этом не знал». Я было в ответ тоже начал уверять его в обратном, но он прервал меня, сказав: «В этом нет нужды».

— Вот это, — добавил блаженный Зосима, — и есть истинное смирение. Брат искал его, и оно уберегло его сердце от обиды на диакона. А ведь диакон, во — первых, подозревал его в том, чего не знал точно. А во — вторых, не принял его уверений, хотя они были такими, что впору убедить даже врага — не то что искреннего друга. Однако брат, как я уже сказал, не только не оскорбился этим, но и сам себе приписал грех, которого не делал. Это потому, что он счел слово диакона более достоверным, чем собственное сердце. И не только это: он даже решил покаяться и поблагодарить за то, что через диакона был избавлен от греха, которого у него даже в мыслях не было.

Видишь, на что способны смирение и самоукорение — к какому преуспеянию они возводят, если обретешь их? И если бы мы усвоили себе это и приучили бы свое сердце к помыслам смиренномудрия, врагу негде было бы сеять в нас дурные семена. Но он видит, что мы совсем оскудели благими помыслами и, более того, сами себя подстрекаем на зло. Посему он берет наши склонности, прибавляет к ним что — то от себя — и превращает нас из людей в бесов.

Постоянно смущаться самим и смущать людей — дело бесов, а с добродетелью все бывает иначе. Если увидит Господь, что душа жаждет спастись, что она возделывает или стремится возделывать благие помыслы, что она выказывает благое произволение, — Он дает ей Свою благодать. И через благодать она понемногу достигает величайшего преуспеяния, как написано: «Любящим благо Бог содействует во благо» (Ср. Рим.8. 28).