1.3. Апокалипсис как книга

1.3. Апокалипсис как книга

Слово «книга» применяется по отношению к Апокалипсису достаточно часто, восемь раз. При этом практически все исследователи отмечают, что четкое осознание всего произведения как письменного документа составляет яркую особенность Откровения Иоанна Богослова.

Действительно, весь Апокалипсис целиком имеет эпистолярное обрамление – все произведение заключено в рамки послания[188]. В Откр 1: 4—5 находится приветствие и пожелание благодати, в 22: 21 – заключительное пожелание благодати[189].

Важно, что в самом начале произведения, уже в третьем стихе, Апокалипсис заявлен как книга: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем…» (Откр 1:3). Как следует из текста, Апокалипсис и есть это «слово пророчества»[190] (ср.: Откр 22: 7), предназначенное к прочтению на богослужебных собраниях. Раннехристианское пророчество гораздо чаще имело устную форму[191], и характерная черта «пророчества» Апокалипсиса состоит в том, что его письменный характер подчеркнут с самого начала.

В качестве подтверждения этого факта Г. Гэмбл отмечает еще один значимый момент. Поручение написать, что Иоанн видит («…то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам…» – Откр 1: 11), дается ему, собственно, прежде начала самих видений[192]. Как известно, основной корпус видений Апокалипсиса начинается с 4-й главы. Более того, это повеление дается даже до того, как Тайнозритель видит Христа, «подобного Сыну Человеческому» (Его описание следует только в Откр 1: 12—17). Таким образом, можно увидеть, что «пророчество» ап. Иоанна – «это не устное сообщение о видениях, зафиксированное письменно лишь впоследствии; напротив, Иоанн с самого начала осознаёт свое пророчество письменным текстом»[193]. Подобное можно увидеть в Книге пророка Иезекииля: его пророческим призванием явилось дарование ему Богом «свитка» (Иез 2: 8 – 3: 3); съев его, Иезекииль наполняется словом Божиим и пророчествует «дому Израилеву». То есть можно сказать, что данное от Бога пророчество изначально мыслится письменным текстом[194]; очевидно, таково понимание и ап. Иоанна.

Значимость записанного Тайнозрителем «пророчества» утверждается с особой силой. Как это было и в самом начале произведения, в Откр 1: 3, в последней, 22-й главе также содержатся слова «блажен соблюдающий слова пророчества книги сей» (Откр 22: 7). Всего по тексту Апокалипсиса рассредоточено семь обетований «блаженства» (или «макаризмов»)[195], и указанное обетование является предпоследним. В заключительных стихах Апокалипсиса звучит грозное предостережение: «…я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие… в святом граде и в том, что написано в книге сей» (Откр 22: 18—19).

В этих словах исследователи видят свидетельство того, что для Тайнозрителя было чрезвычайно важным сохранить текст именно в той форме, в какой он был изначально написан.

Г. Гэмбл считает, что это можно понять как предупреждение переписчикам, очень актуальное в античном мире[196]: писцы могли вставлять в текст свои пометки и комментарии, не говоря уже о вероятности случайных ошибок при переписывании текста. В главе I настоящей работы было отмечено, что одним из свойств письменного текста является то, что он выходит из непосредственного контроля своего автора и начинает «жить своей жизнью» (ср. изречение: habent sua fata libelli). Возможно, здесь имеется в виду именно это, и ап. Иоанн желает оградить свой текст от изменений, добавлений и искажений. Это не «формула канонизации» текста[197], но, скорее, проявление заботы о его сохранении в первоначальном и целостном виде.

В аналогичном контексте, согласно Гэмблу, можно понимать и слова Откр 22: 10: «И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей». Помимо иных значений, это также может быть указанием на прочтение Апокалипсиса в христианских общинах Малой Азии[198]. Тем самым уже в самом тексте Апокалипсиса мы видим намерение автора сделать свое произведение доступным для широкого круга читателей.

Можно заключить, что в Апокалипсисе, как ни в какой иной новозаветной книге, велика значимость образа книги и записанного текста. Более того, постоянно подчеркивается письменный характер самого Апокалипсиса, который является для автора неотъемлемым и изначальным; «Откровение стало книгой, а книга стала Откровением»[199]. Эта особенность Откровения Иоанна Богослова вполне объяснима, если принять во внимание цель Тайнозрителя – передать большому количеству людей, принадлежащих к разным церковным общинам Малой Азии, сложное и многогранное откровение Христа и Бога (ср.: Откр 1: l)[200]. Эта цель могла быть достигнута единственным образом – посредством записанного текста.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.