4.4.1. Толкование запечатанной книги как Писания Ветхого Завета (Священного Писания)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4.4.1. Толкование запечатанной книги как Писания Ветхого Завета (Священного Писания)

В святоотеческой традиции широко распространено толкование запечатанной книги как Писания Ветхого Завета, хотя такая интерпретация изначально была предложена преимущественно в творениях, специально не посвященных толкованию Апокалипсиса.

Святоотеческие свидетельства о понимании запечатанной книги как Писания Ветхого Завета, открываемого Христом. Первым это мнение высказал сщмч. Ипполит Римский в «Толковании на книгу пророка Даниила» (датируется началом III в.). Это второе по времени после сщмч. Иринея Лионского дошедшее до нас толкование запечатанной книги. Св. Ипполит (ок. 170—236), комментируя Дан 9: 24 («…запечатаны были видение и пророк»), относит упомянутое там «запечатывание» не только к этому видению Даниила, но и ко всему Ветхому Завету. Он говорит, что все изреченное законом и пророками было запечатано для понимания людей, и в качестве иллюстрации приводит цитату Ис 29: 11—12. По мнению св. Ипполита, для неверующих фарисеев все реченное пророками остается запечатанным (несмотря на их знание буквы Закона), а уверовавшим во Христа открывается все по благодати Господа, Который Сам есть «совершенная печать» и «ключ Давидов» (аллюзия на Откр 3:7). Далее следует цитата Откр 5: 1—10 и дается следующий комментарий: «Он взял и открыл книгу для того, чтобы прикровенно сказанное о нем было открыто проповедано “на кровлях”»[329]. Открытие книги (как и «ключ Давида») понимается как символ открытия истинного смысла ветхозаветных Писаний, которые получают свое исполнение в Самом Христе.

Ориген (185—254) достаточно часто и в разных творениях обращается к образу запечатанной книги. В гомилии на прор. Иезекииля (Нош. in Ez. 14. 2) Ориген использует Откр 5 для толкования «затворенных врат» в Иез 44: 1. Как и св. Ипполит, он также связывает воедино Ис 29: 11, Откр 3: 7 и Откр 5. Ориген утверждает, что смысл Писаний (sensus scripturarum) был сокрыт до пришествия Христова (quamdiu non venit Dominus meus, «clausa» erat lex, «clausus» sermo propheticus), и «доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце» иудеев (цитируется 2 Кор 3: 12—16)[330]. В гомилии на Исход (Нош. in Ex. 12. 4) Ориген добавляет, что не только Ветхий Завет, но и все божественные Писания полны загадочного и таинственного, и если не прилагать старания, то и сочинения апостолов и евангелистов также будут скрыты «покрывалом». Поэтому необходимо молиться Господу (…supplicandum Domino), чтобы пришел Агнец «от колена Иудина» – Тот, Который воспламенил сердца учеников, изъясняя Писания (аллюзия на Лк 24: 32 – «не горело ли в нас сердце наше»), – и, взяв книгу, открыл ее[331].

В комментарии на Евангелие от Иоанна, рассматривая Ин 5: 39 («Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне») Ориген утверждает, что запечатанная книга символизирует «все Писание» в его единстве (? ???? ????? – Comm, in Ev. Joannis 5.6). Этим подтверждается, что Христос предызображен во всех книгах Писания. И здесь

Ориген вводит новый аспект толкования книги, который оказал существенное влияние на последующую традицию интерпретации этого образа: как запечатанная книга написана «внутри и отвне», так и Писание имеет два смысла – открытый для всех буквальный и внутренний духовный. Соответственно Христос является «ключом» для понимания сокровенного духовного смысла[332].

Сщмч. Викторин Петавийский (ум. 304) в комментарии на Апокалипсис также говорит, что запечатанная книга «обозначает Ветхий Завет» (liber hic Vetus Testamentum significat…[333]). Однако далее, обращая внимание на само слово «завет», св. Викторин развивает свое толкование: он поясняет, что книга Откр 5:1 есть «завещание» Христа (testamentum; подробнее см. ниже).

Свт. Иларий Пиктавийский (315—367) в начале комментария на Псалмы также использует образ запечатанной книги для выражения своей мысли невозможности постижения смысла Псалмов вне Христа. Для св. Илария Христос является «ключом Давидовым» (Откр 3: 7) в смысле «ключа к пониманию Псалмов Давида», и он подтверждает это ссылкой на Откр 5: 1—10: «Этот свиток, написанный внутри и отвне, содержит в одном и прошлое и будущее…»[334] По его мнению, плач Иоанна обозначает невозможность понимания слов свитка. Но именно Христос открывает свиток, «поскольку только Он таинством Своего воплощения раскрыл те семь печатей».

Св. Иларий цитирует Откр 5: 1—5 в одном ряду с Ис 29: 11, Лк 11: 52 и Откр 3: 7, чтобы обосновать христологическое толкование Псалмов. Подобное понимание есть и у свт. Амвросия Медиоланского (334/40—397). Он сопоставляет Пс 118: 13 («устами моими возвещал я все суды уст Твоих») с изречением Пс 35: 7 («судьбы Твои – бездна великая»). Св. Амвросий снимает противоречие между высказываниями Псалмов, приводя Откр 5:1—10 и делая вывод, что бездна судеб Божиих становится понятной во Христе и через Него может быть возвещена[335].

Схожее мнение можно встретить и у Андрея Кесарийского: «Под книгой разумеются и пророчества, о которых сам Христос сказал, что частью они исполнились в Евангелии (Лк 24: 44), но что остальные исполнятся в последние дни…»[336]

Позднейшее понимание запечатанной книги как всего Писания (совокупности Ветхого и Нового Заветов). Позднее на латинском Западе утвердилось несколько другое толкование, восходящее к комментарию Тихония Африканского (IV в.)[337]. Такие толкователи, как Примасий Гадруметский (ум. 560), Беда Достопочтенный (673—735), Беат Лиебанский (VIII в.), Амвросий Аутперт (нач. VIII в. – 781), считали, что книга Откр 5:1 изображает «два Завета»: и Ветхий, и Новый[338]. Написание книги «внутри и отвне» они поясняли тем, что «Ветхий был виден снаружи, а Новый невидимо скрывался в Ветхом»[339]. К этому суждению комментаторы присоединяли мысль Оригена о двух смыслах Писания; Андрей Кесарийский также высказывает эту мысль: «Внутреннее сей книги, по причине духа, для понимания недоступно, внешнее же, ради буквы, – удобопонятнее»[340]. Эта традиция повлияла на многих средневековых авторов: большинство комментаторов того времени воспроизводили именно это мнение как классическое. Подобное толкование запечатанной книги можно назвать «спиритуалистическим»[341].

Специфика святоотеческого понимания – выражение герменевтического принципа. В приведенных ранних святоотеческих свидетельствах мы видим, что толкователи постоянно употребляют образ открываемой Христом запечатанной книги в тесной связи с другими библейскими текстами, говорящими о сокровенности Ветхого Завета при попытке понять его вне Христа (например, 2 Кор 3: 12—16: «…покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом»; Лк 24: 32 и пр.). Утверждение, что Христос является «ключом» к истинному пониманию Писания, для святых отцов является «программным». В этом выражается их общий герменевтический принцип, который они сами всегда применяют в своих толкованиях. В образе раскрытия Христом запечатанной книги (Откр 5: 1—10) св. отцы видят библейское обоснование этого принципа. Поэтому их обращение к образу запечатанной книги можно в какой-то мере назвать «служебным» – при помощи него истолковываются другие тексты Св. Писания[342]. Неслучайно обращение к Откр 5 в основном встречается в их экзегетических трудах.

Основания в тексте Апокалипсиса для толкования книги Откр 5 как Ветхого Завета. Как известно, весь текст Апокалипсиса насыщен ветхозаветными аллюзиями, органично вплетенными в его повествование. Ап. Иоанн считает себя продолжателем традиции ветхозаветных пророков (Откр 1: 3), притом что он свидетельствует о принципиально новом, новозаветном пророческом откровении. Поэтому сам Апокалипсис осознается как «вершина пророчеств»[343]. Как подчеркивает Г. Бил, «через весь Апокалипсис красной нитью проводится мысль, что все ветхозаветные пророчества получают исполнение во Христе»[344]. Поэтому можно сказать, что рассматриваемое толкование запечатанной книги вполне гармонирует с характером Откровения Иоанна Богослова в целом, «где Ветхий Завет постоянно интерпретируется в свете новозаветного Благовестия»[345].

Указания на связь запечатанной книги с Ветхим Заветом можно увидеть в одном из образов 4-й и 5-й глав: 24 старцев можно понимать как 24 книги Ветхого Завета (или их авторов). Такое толкование старцев как одно из возможных приводит св. Викторин (viginti quattor seniores viginti quattor libri sunt prophetarum)[346], также этого мнения придерживался блж. Иероним[347]. При таком понимании старцев толкование образа книги как Ветхого Завета становится очень уместным. Именно один из старцев объявляет Иоанну, что лев от колена Иудина «победил» и откроет книгу – «авторы провозглашают исполнение пророчеств, о которых они сами ранее свидетельствовали»[348].

Образ книги Откр 5: 1 как аналог читаемого за богослужением Писания Ветхого Завета. Рассматриваемое толкование полностью сочетается с пониманием повествования Откр 4—5 как отражения раннехристианской литургии. Действительно, присутствие литургических мотивов в этом разделе неоспоримо. Более того, Л. Моури считает, что в этих главах содержится уникальный богослужебный памятник, позволяющий проследить переход от строя синагогального богослужения к собственно христианскому[349]. П. Прижан видит в Откр 4—5 отражение синагогального богослужения, включавшего прославление Бога, Его закона, благодарение за избавление из Египта и чтение Св. Писания[350]. Соответственно запечатанная книга является аналогом читаемому Священному Писанию как неотъемлемому элементу богослужения. Таким образом, преимущество этого толкования заключается также в том, что оно соотносит образ запечатанной книги с предполагаемым контекстом его возникновения.

Критика толкования книги Откр 5: 1 как Писания Ветхого Завета. Тем не менее в современной библейской науке высказывается серьезная критика толкования книги Откр 5: 1 как Ветхого Завета (Св. Писания). Например, Е. Бил утверждает, что это понимание не может восходить к точке зрения автора Апокалипсиса, поскольку «упомянутые в Иез 2—3 и Дан 12: 9 книги, во многом послужившие прототипами этого образа, не являются символами Ветхого Завета, но преимущественно сосредоточиваются на темах суда и спасения»[351]. Образы иных небесных книг тоже никогда не символизируют ветхозаветных Писаний.

Исследователи приводят и формальные аргументы: Ветхий Завет не мыслился как одна книга, но скорее как собрание книг; изв естно, что в свитках его текст писался только на одной стороне и не мог быть записан «внутри и отвне»[352]. Содержание Писаний Ветхого Завета было хорошо известным, поэтому образность «семи печатей» вряд ли уместна. При этом во всем Апокалипсисе ветхозаветные Писания интерпретируются совершенно свободно, и ничто не указывает на проблему их понимания. По мнению Дж. Бигуцци, плач Иоанна невозможно понять как скорбь о неверном истолковании Ветхого Завета – скорее этим обозначается нечто более глубокое[353].

Как и во всем тексте Откровения Иоанна Богослова, литургические элементы в сцене Откр 5 действительно присутствуют, но вряд ли из них можно вывести целостную картину раннехристианского богослужения – они вписаны в общий образный ряд изображаемых видений[354]. Можно сказать, что в перспективе Тайнозрителя скорее земное богослужение предстает отображением богослужения небесного, но не наоборот.

Нужно признать, что рассматриваемое толкование не слишком хорошо соотносится с общей сценой и композицией 4—5-й глав и с их главной темой – получением Христом универсального владычества (если только не принимать точку зрения Р. Стефановича, что это именно книга Второзакония, якобы используемая при помазании израильских царей). Также в этом случае неясной остается связь книги с образностью седмериц: акцент дальнейшего повествования, начиная с Откр 6, сделан именно на грядущих событиях, а не на исполнившихся пророчествах[355]. Ввиду этого, как указывает Г. Райхельт, «начиная с XVII в., толкователи отказываются от этого мнения, и в настоящее время большинством исследователей оно решительно отвергается»[356].

Несмотря на вышеперечисленные доводы, засвидетельствованное у многих отцов Церкви понимание запечатанной книги как Писаний Ветхого Завета, открываемых Христом, является очень ярким, причем оно выражает святоотеческий принцип толкования Писаний, с которым нельзя не согласиться. Этот принцип не теряет своей актуальности и в настоящее время.

Расширенное понимание книги Откр 5:1 как предвозвещенного в Ветхом Завете божественного замысла. Нужно отметить еще один аспект рассматриваемого толкования. Можно увидеть, что книга Откр 5: 1 не просто обозначает Писание Ветхого Завета, до пришествия Христа бывшее для людей непонятным. Как и у святых отцов, так и у немногочисленных современных сторонников этой точки зрения присутствует мысль, что все предсказанное в Ветхом Завете получает исполнение во Христе, все пророчества «актуализируются» в Нем, – и именно благодаря этому они становятся понятными. Например, так это выражено у Андрея Кесарийского: «Ни Ангелы, ни люди… не достигли полного ведения Божественных судеб, кроме Агнца Божия, разрешившего Своим пришествием сказания ранее о Нем пророчествовавших». И если понимать плач Тайнозрителя не как скорбь о неверном толковании Ветхого Завета, а как скорбь о неисполнении его пророчеств (которые могут свершиться только через Христа, «закланного Агнца»), то в этом случае предлагаемое толкование книги Откр 5: 1 будет гораздо лучше соотноситься с композицией всей сцены. Можно уточнить, что под запечатанной книгой толкователи часто понимают не книги Ветхого Завета как таковые, но, выражению П. Прижана, «божественный замысел, провозглашенный в Ветхом Завете»[357]. Христос исполняет замысел Божий, который уже в какой-то степени был открыт в Ветхом Завете (ср. Ам 3: 7: «Господь Бог ничего не делает, не открыв тайны рабам Своим, пророкам»)[358]. В таком своем варианте рассматриваемое толкование тесно соприкасается с весьма распространенным среди современных исследователей пониманием книги Откр 5: 1 как эсхатологического замысла Божия о спасении мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.