СТАРЦЫ–ПУСТЫННИКИ ФЕОФАН И КЛИМЕНТ

Соловецкая буховная сокровищница доносит до нас в числе других подвижников имена и этих двоих доблестных Христовых воинов, подвиги которых во многом похожи на подвиги любимого в народе Саровского чудотворца Серафима. Их, жертвенно потрудившихся Христу в различных, но весьма похожих внешних условиях, объединяет один наиважнейший принцип духовной жизни — неуклонное стремление к непрестанной внутренней умно–сердечной молитве и к реализации всех сил и возможностей собственной природы, ведущих к состояниям совершеннейшего единения с Богом. Однако, в отличие от имени преподобного Серафима и многих других, широко известных святых имен, соловецкие подвижники, о которых ниже пойдет речь, сегодня остаются как бы в тени, хотя в прошлом их имена, особенно в иноческой среде, были хорошо известны, и их жития послужили вдохновляющим началом к благочестивым подвигам многим христианам последующих за старцами поколений.

Духоносный старец Феофан († 1819) был родом из крестьян малороссийских земель, составляющих нынешнюю территорию современной восточной Украины. Двенадцати лет он лишился родителей и остался сиротой вместе с малолетними братом и сестрой. С юных лет отрок должен был трудиться для своего пропитания. Однажды, когда он работал в поле, у него возникло пламенное желание, по–евангельски оставить всё и последовать Христу. Тотчас распряг Феофан своих волов, оставил землю, плуг и, даже не простясь с братом и сестрой, увлекаемый любовию ко Христу, пошел из родной стороны. Было ему в то время шестнадцать лет.

В1760 году юноша был принят послушником в колыбель русского иночества — в древнюю Свято-Успенскую Киево–Печерскую Лавру. Семнадцать лет он провел в испытаниях, а затем, как весьма одаренный, был отдан под начало к легендарному подвижнику Досифею (как выяснилось впоследствии — то была суровая подвижница, достигшая высочайших духовных вершин, и скрывавшая себя под видом старца — Ред.), находившемуся тогда в затворе уже третье десятилетие. Старец Досифей никуда не выходил из своей кельи и никого к себе в келью не принимал. Желавшие получить от него благословение и наставление могли беседовать с ним через маленькое оконце его кельи. Особый дар слова в нем соединялся с прозорливостию. Под присмотром этого богомудрого наставника Феофан начал быстро совершенствоваться в духовной жизни.

Скоро в Феофане возгорелось желание посетить Святую землю, Когда Феофан просил у старца Досифея благословения на дальний путь, тот ответил: «Нет тебе пути ни в Иерусалим, ни в Святую Гору; тебе предлежит в свое время другой путь; а теперь, если желаешь, ступай в Молдавию; это будет тебе на пользу» (7, с. 101).

Старец Досифей велел Феофану идти на Подол (нижнюю часть города Киева), и, отыскав там двух молдавских иноков, привести их к нему. Один из этих иноков был Софроний, друг и спостник великого исихаста, преподобного Паисия (Величковского). Исполнив все поручения, данные ему преподобным Паисием, он собирался отправиться в обратный путь, и старец Досифей попросил взять с собою его ученика. Молдавские иноки охотно взяли с собою Феофана.

Нелегок показался Феофану этот путь из— за притеснений со стороны турок и разных лишений, так что он даже раскаивался в том, что покинул Киев. Близ Нямецкой обители встретил путников сам преподобный Паисий и приветствовал Феофана следующими словами: «Чадо Феофане! Не вотще [напрасен] бысть к нам путь твой; он уготовил тебе мзду [награду] свою» (1, с. 138).

Феофан сначала жил в Нямецком монастыре; потом ходил в другие обители, изучая чиноположение и монашеские уставы, нравы и обычаи иноческого жития. Нестяжание молдавских иноков было полное: в кельях, кроме иконы, книг и орудий для рукоделия, не было ничего. Иноки особенно отличались смирением, устраняясь гордости и тщеславия; они не знали ненависти и взаимных обид; если случалось кому?либо, по неосторожности или горячности, оскорбить другого, такой спешил примириться с оскорбленным. Кто не хотел простить согрешившего брата, был изгоняем из монастыря. Походка у иноков была скромная и благочинная; глаза опущены в землю; при встрече они один другого предупреждали поклоном; в церкви стояли в назначенном для каждого месте; празднословия не допускали не только в церкви, но ни в монастыре, ни вне его. С преподобным Паисием жило тогда до семисот братий, и когда они собирались на послушание по сто и по полутораста человек, то один из братий читал книгу или рассказывал какую?либо душеполезную повесть. Если же, если кто заводил праздный разговор, немедленно его останавливали. В кельях одни писали книги, другие пряли, шили клобуки и камилавки, выделывали ложки, кресты или занимались разными рукоделиями. Все были под надзором духовников и наставников; никто самовольно не дерзал даже съесть какой— либо плод, которых так много произрастало в Молдавии; только с благословением и все вместе они вкушали произведения земли во славу Божию.

По сердцу пришлась отцу Феофану эта жизнь, и он просил преподобного Паисия оставить его в Молдавии. «Иди теперь в Россию, — сказал преподобный Паисий, — и еще немного послужи старцу, имеющему скоро скончаться, и, по благословению его, иди спасаться, куда он тебе укажет» (1, с. 139). И напутствуя его своим благословением, прибавил: «Чадо, Бог и Пречистая да соблюдут тебя на всяком пути; верую, что Бог не даст тебе искуситься более меры и сподобит части избранных Своих, ради молитвы преподобных отец Антония и Феодосия, Печерских чудотворцев, и старца твоего Досифея; да будет на тебе от нашего смирения благословение Божие. Скажи благоговейному старцу твоему благодарность и не забывай наше убожество» (1, с. 139).

Вскоре инок Феофан прибыл в Киев. К этому времени старец Досифей уже пребывал в Китаевской пустыни. Почувствовав приближение кончины, затворник сказал своему ученику:

«— Возлюбленное чадо мое, ты много послужил мне; теперь я отхожу в путь отцов моих; когда погребешь меня, не оставайся здесь, но иди на север: там, в обители Соловецкой, ты найдешь спасение.

Феофан отвечал:

— Отче, я обещался проводить жизнь при пещерах преподобных Антония и Феодосия.

— Чадо, — сказал старец, — пред Богом равны здесь Антоний и Феодосий, там Зосима и Савватий; они имеют у Бога одинаковую благодать ходатайствовать о духовных чадах своих. Вижу, что Божественный промысл указует тебе место на севере, и верую, что строит все по желанию твоему, на пользу и спасение души твоей, и поможет тебе понести скорби пустынного жития. Не противься определению Вышнего; но, пребывая там, внимай себе и блюдись от лютого зверя, ищущего поглотить тебя. Если же и найдет искушение, не унывай, — но мужественно старайся исправить себя» (1, с. 139).

Инок Феофан сначала не исполнил завета своего старца и остался жить в Киеве. Ископав себе пещеру, он думал поселиться в ней, но ему не позволили; потом он удалился в пустыню в окрестностях Лавры, но и здесь ему жить запретили. Видя неблаговоление Божие за ослушание старцу, он оставил Киев и направился в отдаленную Соловецкую обитель.

Он прибыл в обитель при архимандрите Иерониме и проходил разные послушания, начав с просфорни. Здесь он нашел подобного себе инока Климента († ранее 1873), проводившего очень внимательную и углубленную подвижническую жизнь. Изнуряя себя различными аскетическими упражнениями, отец Климент говорил своему телу: «Я смиряю тебя сухоядением, алчбою и жаждою, чтобы ты было покорно и удобнее текло своим путем, неся возложенное иго» (1, с. 141).

В беседах Феофана с Климентом речь заходила о прежде бывших на Соловецком острове пустынножителях, о том, как они, ведомые только единому Богу, жили в алчбе и жажде, питались мхом и разными плодами, терпели всякую тесноту, мороз и различные страхования от исконных врагов спасения — бесов. Но подвижники Христовы, вооружась верой и молитвой, мужественно преодолевали всё. Иноки–друзья, дивясь подвигам предшествующих им соловецких отцов, более и более возгорались благочестивым желанием и решимостью о Господе последовать их примерам.

Вскоре Климент попросил у своего старца благословения идти на суровый подвиг пустынножительства. Старец, по испытании его, видя в нем непреклонное желание и зная его терпение, с молитвой отпустил его в уединение. Как олень спешит к источникам водным, так и монах Климент устремился внутрь острова в самые необитаемые места. Там под горой он нашел удобное место, где, выкопав пещеру, начал подвизаться в посте и молитве.

Отец Феофан заботился о своем бывшем сожителе и по возможности посылал ему необходимое. Но скоро местопребывание отшельника было открыто одним из монастырских служителей, который донес о пустыннике архимандриту Иерониму. Архимандрит распорядился привести его в монастырь и возвратить в просфорню. Но Климент не имел покоя, снедаемый желанием жить в пустыне. С наступлением весны он опять получил от старца дозволение идти в необитаемые места.

Отец Феофан сначала скорбел, потеряв своего друга Климента, потом сам тайно ушел из монастыря и в самых отдаленных местах острова стал отыскивать своего единомысленного сожителя.

Не найдя его, он близ так называемого Ягодного озера, в десяти верстах от монастыря, устроил себе землянку, в которой сам также стал пустынничать. Ночами он пел Псалтирь и клал поклоны, а днем с молитвой занимался необходимыми трудами: собирал мох и корни для пищи. Его давнее желание подражать древним святым анахоретам теперь было удовлетворено — душа его чувствовала себя в пустыне, как совершенно в сродной себе стихии. Диавол, однако, страшил старца Феофана разными видениями: иногда, казалось ему, являлись дикие звери или прилетали во множестве хищные птицы и поднимали крик; иногда представлялось как бы конное войско врагов, иногда он даже физически страдал он от бесовских побоев. Тогда повергался он перед Богом, прося помощи и заступления, и — Господь спасал его.

И все?таки надежда отыскать где?либо своего духовного друга Климента или найти других отшельников не оставляла старца Феофана. С этой целью он время от времени обходил соседние горы и удолия. Однажды он сподобился отыскать двух пустынников, семь лет обитавших в одной укромной келье. Проведя у них ночь, он узнал чин их моления: встав в полночь, один делал поклоны, а другой, воздев руки, молился о себе и о брате своем; потом первый становился на его место, а второй брат творил поклоны. В другой раз, ходя по острову, он встретился с посланными отыскивать его самого: с ними он возвратился в монастырь.

Вскоре пустыннолюбец Феофан был послан настоятелем в поселок Суму для надзора за Соловецким подворьем. Жизнь среди мира изменила духовное настроение отца Феофана. Три с половиной года он пробыл в Сумах в житейских попечениях и потом был послан в Архангельск для необходимых монастырю закупок. После этого преемник архимандрита Иеронима по настоятельству, архимандрит Герасим, назначил его экономом обители. Здесь, в многолюдной обители через звонаря монастыря он однажды получает приветствие от своего прежнего сподвижника.

«— Разве жив еще Климент?» — с некоторым страхом спросил старец Феофан.

— Жив, — отвечал звонарь и рассказал свою встречу с отважным Климентом» (7, с. 103).

Будучи в Свято-Троицком Анзерском скиту и посетив Голгофскую гору, звонарь на обратном пути, собирая ягоды, потерял дорогу, блуждал два дня по острову, а на третий, увидев дым, исходящий как бы из горы, обрадовался своему спасению. Подой–дя к горе, он нашел малое отверстие, а затем и дверь в келью, в которую вошел с обычной молитвой. Здесь он увидел пустынника, стоящего на молитве, поклонился ему, сел и, по его просьбе, рассказал о себе. Пустынник узнал в звонаре давнего своего знакомца и сказал, что он Климент, бывший сотрудник инока Феофана в просфорне. На вопрос звонаря, как он попал сюда и как жил все это время, отшельник Климент отвечал:

— Выйдя из монастыря, я пошел к морю. На берегу нашел три бревна, сделал плот и на нем пустился в плавание, взывая: «Господи Иисусе Христе, Боже мой! Ты ведаешь мое намерение: желая служить Тебе Единому, бегаю людей. Если Тебе угодно спасти мою душу на этом острове, удержи меня здесь, а если предназначил мне иное место, веди туда. Молю Тебя, Владыко, не лиши меня Твоего Промысла, но да будет во всем Твоя святая воля» (6, с. 120). Молясь так, я начал удаляться от берега, гребя обломком дерева. Подул попутный ветер, и я скоро пристал к Анзерскому острову. Отыскивая место, удобное для жительства, я пришел сюда, выстроил здесь хижину и шестой год в безмолвии служу Господу.

«— Скажи, чем ты питаешься, — спросил звонарь, — и не беспокоят ли тебя нечистые духи?

Пустынник указал ему на коренья, называемые вакха, которых было на острове много. Их истирал он в муку и мешал с березовой корой, приготовляя хлеб.

— Вот чем питает меня Владыка мой. Пребывание мое здесь блаженно и небесно благодатью Божией, как и всякого, истинно избравшего безмолвие. Одна нам всем пустынникам напасть — от бесов, злобы которых, впрочем, никто по–настоящему и не знает, кроме нас. Но всесильна Божия благодать, и трудно им прати (идти — Ред.) против рожна. Вначале я много страдал от их коварства: то страх наводили они на меня разными привидениями, то в сон ввергали, особенно в часы молитвы, то пищу предлагали прежде времени, чтобы нарушил пост по— хотением. Случалось и раны терпеть от них на теле, и оставаться едва живым. Но ради терпения и моей веры в Господа, Всесильного Спасителя нашего, теперь прекратились все их козни.

«— Но скажи, — спросил пустынник, — жив ли мой отец Феофан, и что с ним?

— Жив, и теперь в закупщиках, — отвечал звонарь.

Услышав это, Климент ударил себя в грудь, упал на землю и, рыдая, говорил:

— Увы мне грешному! Слышу не то, что хотелось бы. Скажи ему, Господа ради, что он погибает, передай ему скорбь мою. Где его прежняя подвижническая жизнь? Где ревность к добродетели и желание пустынной жизни? Находясь среди мира и его соблазнов, он более и более тонет в житейских заботах» (7, с. 103 — 104).

Рассказ звонаря глубоко потряс отца Феофана — друг его подвизается на безмолвии, а он погружен во множество попечений и не имеет времени подумать о душе. Чувства скорби и покаяния объяли его сердце, и отец Феофан стал искать возможность исправить свою жизнь. Скоро Господь открыл ему и сам путь покаяния.

Новый архимандрит Герасим, ревностно желавший водворить в обители некий новый строгий порядок, делал ему, как эконому, надзиравшему за монастырскими работами, строгие внушения. Отец Феофан, в связи с этим и решился оставить Соловецкий монастырь. Он взял малое суденышко, хлеба и пустился в море с намерением поселиться в Поморье. Сначала дул тихий ветер, но потом поднялась сильная буря. Видя пред собою смерть, Феофан возопил: «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня! Ты ведаешь, что я вдался волнам этим ради Тебя. Молю Твое милосердие, дай мне время на покаяние, ибо вижу, что волны готовы поглотить меня, бездна водная да не сведет в ад душу мою, не готовую предстать на Страшный Суд» (7, с. 104 — 105). Волны так были сильны, что невозможно было ни держать паруса, ни грести веслами. Отец Феофан лежал среди лодки, каждую минуту ожидая смерти. Так его носило по морю десять дней. Наконец он был выброшен на берег, где слезно благодарил Бога за спасение. Местный житель отвел Феофана в хижину в густом лесу. Господь очищает и возводит к высшему совершенству избранных Своих разными путями, сообразно с их духовным состоянием. В от–не Феофане было много добрых порывов, много благочестивых желаний, но не было полного отвержения своей воли и покорности воле Божией; не было абсолютной и непреклонной решимости к подвижничеству. Поэтому Господь вразумляет его скорбями и искушениями, чтобы укрепить его доброе желание.

Вскоре отца Феофана обнаружили в его хижине и привели его в Кемь, где заключили под стражу, чтобы при удобном случае отправить в Соловецкий монастырь. Увидев, что сторож заснул, отец Феофан тихо вышел из места своего заключения и побежал в лес. Дорогой он наткнулся на проходивших людей и просил их указать ему такое пустынное место, где бы никто его не нашел. Сжалясь над ним, эти люди накинули на него ветхое рубище, дали ему пищи и отвезли вверх по реке верст за тридцать и более, где и указали ему шалаш звероловов.

Но спокойствие пустынника было нарушено и здесь. Нашли его поморские звероловы и узнали в нем бывшего соловецкого закупщика Феофана. Дьявол внушил им, что отец Феофан бежал с деньгами из монастыря, и решили отнять богатство. Когда же подвижник стал уверять их, что у него нет никаких денег, звероловы сожгли его келью, били его, пытали огнем; потом, привязав веревкой, протаскивали старца подо льдом на озере из одной проруби в другую и грозились или отвезти его в монастырь, или совсем утопить. Ничего не добившись, разбойники оставили пустынника едва живым.

Придя в чувство, подвижник благодарил Бога за перенесенные страдания, признавая себя достойным и большего наказания за свои грехи. Увидев свою хижину сожженной и разграбленной, он слезно молился Богу: «Ты зришь, Господи, страдания мои, видишь беду мою! Я не имею чем питаться и прикрыть свою наготу. Молю Твое милосердие, помоги мне. Я умру здесь, если есть на то воля Божия, но Господь силен укрепить мою немощь» (1, с. 145 — 146). Немного оправившись, он пошел на другое место, добыл огня, собрал дров и с великим трудом выкопал себе пещеру. Не имея ни хлеба, ни орудия для копания каких?нибудь корней, он собирал гнилое дерево и мох, варил их в воде в берестяной посуде и тем питался, но от такой пищи совершенно ослабел и ежечасно ожидал себе смерти. Впоследствии он сам рассказывал, что употреблять такую пищу его заставлял сильный голод, хотя желудок отказывался ее принимать. Когда он ее проглатывал, то чувствовал тяжкую боль, так что много раз падал на землю и, как бы прощаясь с жизнью, говорил: «Господи, приими в мире дух мой» (1, с. 146). Потом, ощущая в себе некоторую теплоту, вставал и просил Бога об укреплении своей немощи. В таких страданиях старец Феофан дожил до лета. Тогда он заготовил себе кореньев, мха, разных ягод и последующие пять лет ими питался.

Соседние поселяне, узнав о пустыннике, иногда приносили ему необходимое. Наконец, Божиим благопоспешением, истерзанный подвижник сносно поправился, и впоследствии его уже никто не беспокоил. Когда же отец Феофан начал сеять рожь и ячмень, то урожая не только ему самому доставало на прокормление, но иногда оставалось и для других. Самое же главное — подвиг молитвы продолжался. Невзирая ни на что, в его молитвенное правило входило в то время две тысячи четыреста поклонов в сутки. Многие поморяне, особенно живущие в Кеми, любили его, как своего духовного отца. Подвижник мирно прожил здесь двадцать четыре года, оставив по себе неизгладимую добрую память.

Местные власти с подозрением смотрели на то, что старец Феофан учит народ, и угрожали ему изгнанием. Действительно, вскоре прибыл соловецкий иеромонах Иосиф и, взяв пустынника, привез в Соловецкий монастырь. Это было в 1817 году, в настоятельство на Соловках архимандрита Паисия.

Старец прибыл ночью и, придя к утрени в церковь преподобных Зосимы и Савватия, приложился в их святым мощам и стал с умилением слушать службу. Странен был вид пустынника: он был малого роста, весь почерневший от дыма, на голове ветхая камилавка, вся его одежда была изорвана.

Из Соловецкой обители старец Феофан скоро был отпущен на Анзерский остров, в Голгофский скит. Вначале келья подвижника размещалась на горе. Сюда постоянно пребывали к нему поморяне и жалуясь на то, что он их оставил, были готовы опять увезти старца к себе. Батюшка с угрозой отгонял этих соблазнителей. В это время ему уже исполнилось семьдесят три года. И так как он не имел сил взносить себе на гору ни воды, ни дров, поставили ему новую келью под горой, где он и поселился. И здесь он перенес много болезней, много вытерпел досады от людей, искушений от нечистых духов и напастей.

Порой около его кельи раздавался звук бубнов, тимпанов, хлопанье в ладоши, обхождение вокруг кельи и ударение в стены и окна. Особенно увеличивались нападения бесов когда он начинал молитвенное правило, но подвижник мужественно стоял на молитве. Телесные потребности его удовлетворялись частью от монастыря, частью от приношений богомольцев. Он не отказывал в советах и поучениях братьям, приходящим из монастыря. Приходили к старцу на Голгофу и миряне, прося его наставлений.

Он учил их трудиться без лености, не роптать, ходить на молитву в святые храмы.

Незадолго до преставления Бог вновь попустил злым людям жестоко надругаться над старцем, что послужило к его еще бблыпему духовному совершенству. Ища у него денег, его снова били, сорвали волосы на голове и бороде, горящею головней опалили все его тело и, оставив едва живым, ушли. Старец Феофан три дня лежал полумертвый, изнемогая от голода и холода, и до конца своей земной жизни уже не мог совершенно оправиться. Странным для приходящих казался этот престарелый отшельник — без бороды, без волос на голове, с пришибленным хребтом, с избитым телом.

Но близок был его добропобедный конец и исход в блаженную вечность. Однажды свет осиял его келью и ему явился святой преподобный Иов (иеросхимонах Иисус Голгофский). «Радуйся, брат, — сказал он, — скоро наступит твой конец» (7, с. 108). Старец Феофан имел еще некое видение, возвестившее ему переселение в Царство праведников, но с уверенностью говорил, что доживет до лета. Старца не страшила мысль о близкой смерти: он желал ее, но порой смущало его представление о строгости Божиего Суда и высоте иноческих обетов. Он успокаивался упованием на милосердие Божие к кающимся грешникам. Скорбя о слабой жизни некоторых из братий, беспокоился он и о своих учениках, как бы они ни соблазнились худыми примерами. С утешением он видел во сне двух почивших пустынников, подвизавшихся на Муксальмском острове. Имена их: Антоний и Феодосий. «Мир тебе о Господе, возлюбленный брат наш, — сказали они старцу. — Не скорби о братии, живущей в обители; в нынешнее время много прельщений и нападений. Спасайся, да спасешь свою душу. И в учениках твоих нет еще ничего подвижнического; они подобны прочим» (1, с. 153). После этого старец Феофан, призвав своих учеников, велел им усугубить пост и молитву.

В тяжком положении старец Феодосий провел зиму и был взят весною в Соловецкий монастырь. У него открылась горячка, и всякая пища казалась ему горькой.

К его болезненному одру стекалось много посетителей, что конечно возмущало его покой. Перед наступлением Петрова поста, когда угасали последние остатки жизни старца Феофана, он был перенесен в келью своего ученика Антония. Три дня пролежал старец в той келье, по своему желанию, был приобщен Святых Тайн. Обратясь к своему ученику Антонию, он сказал: «Вот, чадо, наступает час моей кончины, час более всех дней моей жизни тяжелый и страшный, в который откроется сокровенное, которого трепетали и праведные; болезнь более всех болезней, время, полное ужаса и страха» (1, с. 154). Старец стал озираться, как бы страшась кого?то, потом просил своего ученика покадить в келье ладаном. Старец Феофан мирно расстался с земной жизнью и предал дух свой Богу 26 июля 1819 года, семидесяти пяти лет от роду.