Суд Пилата

Итак, после ночного экстренного заседания Синедриона и второго — утреннего — Иисуса ведут к Пилату.

Допрос Иисуса Пилатом ничем не напоминает суд Синедриона. Пилат первым делом спрашивает его в лоб: «Ты Царь Иудейский?» Иисус на это отвечает уклончиво: «Ты говоришь» (Мк. 15:2).

Вопрос Пилата — именно тот вопрос, который задается лидеру неудавшегося мятежа. Римского префекта не интересует ни воскресение мертвых, ни тонкие теологические подробности Двух Властей в Небе. «Ты Царь Иудейский?»

Тут надо сказать, что объявление себя правителем Иудеи без согласия римлян уже было заведомым восстанием, вне зависимости от степени успеха операции, и де-юре, и де-факто.

«Это было, согласно Lex Julia maiestatis, принятому первоначально Цезарем в 46 г. до н. э. и повторно Августом в 8 г. до н. э., тягчайшее преступление, известное как crimen laesae maiestatis, т. е. преступление, наносящее ущерб величию императора»[362].

Иисуса начинают обвинять «во многом» (Мк. 15:3). Мы опять дорого бы дали, чтобы услышать эти обвинения. Но Марк опять не приводит из них ни слова. Он только сообщает, что Иисус молчит.

«Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился» (Мк. 15:4–5).

Доселе Марк служил нам довольно верным, хотя и пристрастным источником.

Как ушлый адвокат, он не приводит слов тех, кто ложно обвиняет Иисуса «во многом», но он упоминает об их существовании: верный признак того, что Марк следует какому-то авторитетному источнику. Мы даже можем предположить, что этот источник был письменный и не очень благоприятный для Иисуса, ибо в устной передаче эти «многие» обвинения просто бы потерялись.

Он также сообщает нам поразительно верные детали: поспешный ночной суд и Синедрион, собравшийся на Пасху в доме первосвященника. Эти детали должны быть признаны верными потому, что они очень невыгодны для Марка: если бы он выдумывал, ничто не мешало бы Марку сказать, что Иисуса судили днем и в Храме.

Но на этот раз Марк подбирается к ключевой сцене. Он имеет дело с неоспоримым фактом: Иисус был распят, распятие было чисто римской казнью, и на эту казнь его осудил римский прокуратор Понтий Пилат.

И теперь Марк, которому очень хочется обелить римские власти, делает невероятный сюжетный поворот: он сообщает, что, несмотря на то, что Иисус был обвинен в crimen laesae maiestatis и не мог возразить ни на одно из обвинений, всемогущий римский прокуратор захотел отпустить Иисуса! Из торжественного въезда Мессии в Иерусалим и устроенного им погрома в храме Пилат каким-то образом вывел, что Иисус совершенно невиновен и что «первосвященники предали его из зависти» (Мк. 15:10).

У Матфея, писавшего спустя поколение, дело заходит еще дальше: Пилат просит у народа иудейского отпустить Иисуса и, получив отказ, умывает руки со словами «невиновен я в крови Праведника Сего». Иудеи в ответ кричат: «Кровь его на нас и на детях наших» (Мф. 27:24–25).

У Луки Пилат уже трижды говорит: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23:4).

А в Евангелии от Иоанна, написанном в 90-х годах, с Пилатом случается и вовсе чудесная метаморфоза: он изо всей силы защищает Иисуса перед злобными евреями. Римский префект даже заявляет, что Иисус является их царем, на что евреи, более чем удивившись такой постановке вопроса в устах официального должностного лица, ответствуют: «нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15).

Но и Иоанн не предел! В дальнейшем образ Пилата претерпит еще более головокружительную метаморфозу: во множестве апокрифов Пилат вместе с женой будут обращаться в христианство, встречаться с воскресшим Иисусом и докладывать императору о своих встречах с Авраамом и Исааком, воскресшими в момент смерти Иисуса.

Долгую череду этих фантастических трансформаций увенчает душераздирающая по силе апокрифическая переписка Пилата, Тиберия и царя Ирода, которые все наперебой пересказывают христианские догмы и требуют предать смерти гонителей Христа. «И Царство перейдет к язычникам, ибо мы, народ Избранный, надругались над Праведником», — будет свидетельствовать лично Ирод в письме Понтию Пилату. Против личных писем, знаете ли, не попрешь: сам признался!