Сохранение соразмерности вещей. Вклад религии в обоснование научных исследований и развитие науки и техники

Сохранение соразмерности вещей. Вклад религии в обоснование научных исследований и развитие науки и техники

Введение

Какой вклад могут внести религиозные традиции в действенное урегулирование, касающееся научных исследований и развития науки и техники? Мы осведомлены об этических суждениях, выдвигаемых с религиозных позиций при дискуссиях, касающихся, например, клонирования или использования в исследовательских целях человеческих эмбрионов. Во время дебатов о применении химикатов, ядерной энергии, использования животных при проведении научных исследований, использования природных ресурсов и других безотлагательных вопросов также раздаются голоса, озвучивающие религиозную точку зрения. Однако в ходе таких дискуссий эффективность религиозных голосов зависит от признания обоснованности религиозной позиции – и в этом их слабость. Поскольку религиозные установки не играют существенной роли в мышлении большинства людей, занимающихся научными исследованиями или научно-техническими разработками.

Нельзя отрицать, что многие ученые и технологи одновременно являются истинно верующими людьми и сомневаться в искренности их веры. Стоит вопрос о применимости их религиозных убеждений в ходе повседневных исследований и разработок. Исследования и разработки в науке и технике обусловливаются человеческой любознательностью и человеческой алчностью. Любознательность побуждает людей еще глубже изучать устройство мира, в котором мы живем: алчность толкает их к поиску новых и новых способов применения знаний о мире для получения какой-то выгоды. Ни любознательность, ни жадность не слишком восприимчивы к этическим аргументам, основанным на религиозной точке зрения.

Поэтому, если необходимо, чтобы религиозные традиции способствовали решению практического вопроса о проведении научных исследований и разработок, нужно делать это так, чтобы стали привлекательными для тех, кто не придерживается религиозных убеждений. Один из способов состоит в том, чтобы сконцентрироваться на таком вопросе: как мы приходим к решениям, касающимся научных исследований и разработок? Ответ на этот вопрос требует внимания к убеждениям и ценностям, лежащим в основе таких решений, а также к тем аргументам, которые приводятся в их защиту.

Суть моего предложения состоит в том, что религиозные традиции могут сыграть значительную роль при научных и технических исследованиях и разработках, потребовав от ученых обоснования их деятельности. В этом случае религиозные традиции смогут предложить критическую оценку такого обоснования и указать на наиболее приемлемые способы того, как сделать эту деятельность более обоснованной. Предоставление такого руководства, исходящего из религиозной точки зрения, тем ученым, которые не разделяют религиозных убеждений, кажется трудной и даже неосуществимой задачей. Однако, по крайней мере западное, христианство накопило значительный опыт решения этой проблемы, правда, в другом историческом контексте – при оценке допустимости насилия.

Для христиан всегда было трудно принять решение о применении силы. Очевидно, что раннее христианство имело пацифистскую направленность, ориентируясь на слова Иисуса о подставлении другой щеки. На ранних этапах становления христианства многие христиане, по-видимому, отказывались брать оружие или применять силу, предпочитая скорее погибнуть самим, чем причинить вред другим. Это было одной из причин того, что власти относились к ним с подозрением.

Дебаты по поводу применения силы христианами приобрели особое значение, когда христиане сами пришли к власти. Как только христиане начали занимать руководящие посты в управлении государством и стали ответственными за исполнение законов, возникли вопросы, касающиеся средств применения законов. Когда христиане начали также применять силу против других христиан для того, чтобы заставить тех принять определенные доктрины или обычаи, эти проблемы затронули Церковь в целом.

Помимо этих проблем развернулась дискуссия по поводу применения силы в законных целях. Эта дискуссия была закреплена в традициях западных христиан в виде теории Справедливых войн. Обычно происхождение этой теории связывают со святым Августином, который впервые сформулировал ее положения в том виде, в каком мы ее понимаем.

Со времен Августина эта теория подверглась значительной переработке; по мере того как развивались и менялись приемы ведения войны, возникали новые вопросы. Всевозрастающую озабоченность вызывал вопрос о статусе гражданских лиц и отношения к ним; другим аспектом, который приобрел особое значение в ХХ веке, стало обсуждение приемов ведения партизанской войны и войны, ведущейся во имя освобождения от угнетения.

По моему мнению (и это отвечает моим задачам), в этой традиции было и остается очень важным стремление религиозных мыслителей найти средства для сдерживания злоупотреблений со стороны религиозных и светских властей, для оценки их действий, независимо от того, каких религиозных убеждений они придерживаются.

Правители и другие власти, к которым была обращена теория Справедливой Войны, зачастую являлись номинальными христианами. Но даже для искренне верующих религиозные рамки отходили на задний план по сравнению с требованиями безопасности или претворения закона в жизнь. Поэтому, религиозные мыслители выдвигали теории Справедливой Войны и давали наставления по использованию силы и ведению войны людям, которые были знатоками приемов ведения войны и считали этих религиозных деятелей слабыми, не понимающими реальности и постоянно лезущими не в свое дело.

Аналогичная ситуация складывается, когда религиозные мыслители пытаются вступить в диалог с людьми, занимающимися научно-техническими исследованиями и разработками. Какими бы ни были их религиозные убеждения, ученые и технологи должны заниматься своей работой, и они хотят делать это по возможности рационально и эффективно. Очевидно, что вопросы богословского характера не имеют отношения к научным исследованиям или коммерческим проектам и не влияют на них.

Вот почему, я полагаю, что традиция Справедливой Войны заслуживает внимания и изучения в новом контексте: она дает возможность выдвижения богословских аргументов, касающихся небогословских вопросов, не требуя предварительного признания конкретных доктрин. Чтобы попытаться доказать это, я вначале обращусь к традиции Справедливой Войны, а затем рассмотрю некоторые примеры ее возможного применения по отношению к технологическим исследованиям и разработкам.

Теория Справедливой Войны

Происхождение этой теории обычно относят к деятельности святого Августина, то есть концу IV века. На протяжении столетий она развивалась, тщательно разрабатывалась, особенно в средневековый период, такими богословами, как святой Фома Аквинский, а в наше время такими писателями, как Пол Ремси (Ramsey). Для достижения поставленных перед нами задач достаточно отметить три основные идеи: законность, намерение и соразмерность. Все они в течение веков широко обсуждались, в результате чего дискуссия вылилась в сложные, изощренные, с множеством нюансов формулировки этих основных идей. Тем не менее мы можем довольно легко уловить суть каждой из них. Я поочередно рассмотрю каждую.

Законность

Идея законности – это попытка ответить на вопрос: кто вправе начинать войну или применять иные виды насилия, неизбежно причиняя страдания другим людям? Очевидно, что если нужно ограничить войны и иные формы насилия, необходимо строго ограничить круг тех, кто может развязать войну. «Законность» требует, что это может быть сделано только признанной властью. Теория Справедливой Войны признает роль власти в поддержании правовых норм и поэтому накладывает ответственность за решение о применении силы на тех людей, которые признаны в качестве гарантов и исполнителей закона. Одна из задач заключается в обуздании военных диктаторов, которые применяют силу для укрепления собственной власти и обогащения, невзирая на правовые нормы.

Однако девиз законности не решает проблему, поскольку мы немедленно должны задаться вопросом: что составляет «законную власть»? Изначально законная власть проявлялась в лице императоров, королей и князей, которые правили по наследству или же назначались на верховный пост какой-то правящей структурой, такой, например, как Римский сенат. Позднее «законная власть» стала означать любого правителя или избранное правительство. Это более догматичный подход, допускающий признания де-факто тех, кто захватил власть силой и тем самым стал неоспоримой властью в конкретном географическом регионе. Однако не все сторонники теории Справедливой Войны признают это, осознавая, что это распахивает двери как раз для тех военных диктаторов, которых пыталась частично обуздать эта традиция.

За последние десятилетия концепция законной власти была вновь подвергнута сомнению. В какой момент партизаны могут считаться законной властью и имеют право объявлять войну, даже войну от имени «законной власти»? Кто решает, когда правящий орган становится «законной властью»? Может ли орган, считающийся законным в чьих-то глазах, например правительство, избранное путем народного голосования, тем не менее считаться незаконным другими, например когда заявляется, что имели место подтасовки избирательных бюллетеней?

Мы видим, что даже эта краткая схема концепции законности является очень сложной и сама по себе не решает ни одну из проблем. Однако, задаваясь вопросом: «Кто может начать войну или применить силу?», эта теория стремится заставить тех, кто объявляет войну или применяет силу, обосновать свои действия; а также заставить других, например международное сообщество, взять на себя серьезную ответственность за принятие санкций против тех, кто применяет насилие.

Намерение

Руководствуясь идеей «намерения», традиция настаивает на том, чтобы у войны или применения силы были четкие цели и справедливые намерения. Например, когда берут в руки оружие, чтобы защитить территорию страны от захватчиков, – это справедливое и хорошее намерение, но ведение войны с целью захвата чужой земли – несправедливо. Здесь задача состоит в том, чтобы сдержать тех, кто развязывает войну, поскольку они стремятся завоевать территорию или взять под контроль природные богатства, как, например, золотые прииски или (в наше время) нефтяные скважины, а также обуздать тех, кто ведет войну просто потому, что они могут воевать и получают удовольствие от применения физической силы. В этом случае и причины несправедливы, и намерения нехороши. Аналогично, насилие, применяемое исключительно в целях отмщения, также не считается справедливым и имеющим хорошие намерения.

Как и в случае с законностью, простая идея о намерении вызывает множество вопросов. Например, имеет ли «хорошее намерение» тот, кто поднимает оружие против «законной власти» в стремлении к свободе? Если «законная власть» становится тиранической, превращается ли насильственное сопротивление в «справедливое»?

Распространенным методом обоснования идей о справедливой причине и хорошем намерении является заявление о том, что зло войны можно допустить только для того, чтобы противостоять большему злу. Однако это не решает вопрос: кто скажет, какое из зол является большим? Здесь для обсуждения разных представлений о том, что составляет зло, должны быть привлечены различные религиозные и нерелигиозные традиции, а участники дебатов должны найти способ примирения идей, отличающихся друг от друга, а порой и противоречивых. Однако важно то, что, задавая вопрос о причине и намерении, традиция Справедливой войны призывает к ответу тех, кто поднимает оружие. Они обязаны разъяснить свои цели и оправдать свои действия, преследующие эти цели.

Соразмерность

Идею о соразмерности легко сформулировать: средства ведения войны или применения силы должны соответствовать преследуемой цели, а причиненный ущерб должен соизмеряться с полученной выгодой. Однако простая мысль очень быстро превращается в сложную, как только мы приступаем к оценке целей или задач войны и применения силы относительно причиненного ими ущерба.

Отчасти эта идея была разработана для защиты гражданских лиц, не принимающих участия в боевых действиях. Когда на страны обрушиваются войны, в них вовлекаются и от них страдают невинные люди. Гражданские лица становятся игрушкой в руках военных: происходит грабеж, люди подвергаются насилию, их похищают, превращают в рабов и т. п. Аналогично, когда имеет место насилие, в это невольно вовлекаются невинные люди. Одна из задач соразмерности заключается в достижении максимального облегчения страданий невинных людей. Поэтому предлагается, чтобы власти, начавшие войну, несли ответственность за поведение своих бойцов, а также за безопасность гражданских лиц и нормальное отношение к ним.

Это становится трудной задачей, когда, например, войска вовлекаются в партизанскую войну. Как, например, солдат должен распознать гражданского человека, не участвующего в боевых действиях, особенно в ситуации высокой степени напряженности и опасности? Аналогично, в современных войнах, такая тактика, как ковровое бомбометание и дефолиация (намеренное уничтожение растительности химическими средствами), ставит вопрос об обращении с гражданскими лицами. Теория Справедливой Войны утверждает, что во всем должна сохраняться соразмерность. Беспорядочное бомбометание или дефолиация могут нанести ущерб, несоизмеримый с поставленной целью, а могут и нет.

И вновь мы видим, что эта идея и ее совершенствование на протяжении столетних дебатов сами по себе не привели к решению проблемы. Нам все еще нужно дискутировать по поводу того, соизмеримы ли конкретные действия с достигаемой целью. Однако вновь требуется обоснование, а обоснование требует формулировки целей и средств, выгоды и риска.

Мы видим, что теория Справедливой Войны дает возможность поставить вопрос о поведении во время войны и о требовании к тем, кто ведет войны, обосновать свои действия. В западном христианстве эта традиция поддерживается богословским анализом, но соответствующие вопросы можно задать и ответить на них и без этого. Именно этот аспект применения теории Справедливой Войны предполагает, что аналогичный процесс может быть применен для обоснования исследований и разработок в науке и технике.

Переработка теории: исследование

Для того чтобы использовать понятия теории Справедливой Войны, мы должны обсудить, как три основные идеи этой традиции (законность, намерение и соразмерность) могут быть по-новому сформулированы в контексте научно-технических исследований и разработок. Затем в первую очередь нам нужно рассмотреть модификацию этих идей в контексте исследований, а потом обдумать, какие дополнительные изменения необходимы для осуществления разработок.

Законность

Концепция законности включает идеи общественного признания, ответственности и подотчетности. Она направлена на то, чтобы рассмотреть вопрос: кто разрешает эту деятельность? Поэтому мы можем сформулировать принцип законности в контексте научных исследований следующим образом: научные исследования могут быть разрешены только тем лицом или организацией, которые признаны обществом компетентными в соответствующей области, готовыми взять на себя ответственность за работу и отчитаться за нее.

Для того чтобы быть признанными компетентными в данной области, человек или учреждение должны убедить кого-то в своей компетентности. Такое признание отчасти исходит от научного сообщества. Те люди, которые получили соответствующее образование и которые проводят исследования, одобряемые их коллегами по науке, и в соответствии с законами науки, должны быть признаны компетентными. Аналогично, учреждения, где исследования проводятся этими признанными людьми, могут также считаться компетентными.

Однако в настоящее время в глазах широкой общественности научное сообщество не вызывает доверия и не признается достойным автономии. Есть подозрение, что как научные учреждения, так и отдельные ученые находятся под контролем тех людей, чья компетенция и интересы не имеют отношения к научным исследованиям. Это предполагает, что такие ученые и научные учреждения должны иметь лицензии на проведение научных исследований. В некоторых странах лицензии уже требуются для проведения некоторых видов научных исследований, например таких, при которых используется генетический материал человека. Однако принцип законности предполагает, что такое лицензирование должно стать международным, то есть признание может быть таким же международным, как и научное сообщество.

Вместе с признанием приходит ответственность: отдельные люди или учреждения должны брать на себя ответственность как за способы проведения научных исследований, так и за то, как применяются результаты исследований. Принятие ответственности за то, как проводится работа, – это уже часть хорошей исследовательской работы в некоторых дисциплинах: это означает обеспечение нужной степени безопасности при обращении с опасными веществами, соответствующую защиту работников, ясную и точную информацию о тех, кто занимается исследованиями, и т. д.

Принятие ответственности за использование результатов исследования носит более проблематичный характер. В качестве идеала многие рассматривают открытое общество: информация об исследованиях делается доступной для всех. Следовательно, исследователь не берет на себя ответственности за то, как используются результаты исследований. С другой стороны, если я опубликую в Интернете результаты своих исследований по получению взрывчатых веществ, разве я не несу ответственность за то, что моя работа будет использована для создания смертоносных бомб?

Ответственность идет рука об руку с подотчетностью. Как было отмечено выше, научное сообщество не пользуется полным доверием. Поэтому, для того, чтобы заверить общественность в его ответственности за исследования, отдельные ученые и научные учреждения могли бы признать необходимость проведения инспекций. Конечно, есть соображения, касающиеся тайн, как государственных, так и коммерческих, но они не должны быть непреодолимым барьером для общественного контроля.

Таким образом, идея законности в модифицированной форме может быть использована для постановки важных вопросов, касающихся тех, кто проводит научно-технические исследования.

Намерение

Понятие «намерение» подразумевает вопрос о том, какую цель преследует та или иная деятельность. В контексте научного исследования вопрос может звучать так: с какой целью проводится это исследование? Легко ответить: исследование направлено на приобретение знаний. При таком ответе не учитываются многие проблемы.

Мы можем начать изучение этих проблем, обратив внимание на то, чем обосновывается необходимость научного исследования:

– Необходимо получить ответ на конкретный вопрос.

– Новые методы делают возможным проведение новой работы.

– В случае успеха исследование даст громадные прибыли.

– Мы хотим знать, что произойдет, если ….

Мы сразу можем увидеть, что доводы, приводимые для обоснования исследований, имеют разные нюансы. В некоторых случаях есть конкретные задачи, как, например, стремление найти способ лечения какого-то заболевания. В других случаях исследования проводятся потому, что мы в состоянии сделать это; у нас есть соответствующая техника. Бывает и так, что исследование проводится просто потому, что есть вопрос, на который нужно ответить, теория, которую необходимо проверить. Именно в таких случаях приходится сталкиваться с наиболее сложными моментами.

Однако концепция намерения предполагает, что мы можем вновь вернуться к этим едва уловимым различиям и спросить: четко ли сформулирована задача исследования? Поскольку, какой бы ни была причина, или же комбинация причин, предлагаемых для обоснования исследования, нужно быть в состоянии четко сформулировать задачу. Если этого нельзя сделать, то является ли исследование обоснованным?

Концепция намерения толкает нас на то, чтобы продолжать рассматривать обоснования, задавая вопрос: необходимо ли проведение исследования для достижения сформулированной цели? Этот вопрос концентрирует

внимание на средствах достижения целей и позволяет предотвратить такие исследования, которые предпринимаются исключительно ради удовлетворения амбиций: «Мы проводим наше исследование, чтобы показать, насколько мы умны».

Нужно отметить, что в ходе исследований задачи могут измениться. Могут возникнуть новые вопросы или проблемы, могут появиться непредвиденные разработки, при проверке теорий исследование может даже пойти в совершенно ином направлении. Кроме того, может возникнуть законное сомнение в том, является ли это исследование необходимым для достижения данной цели. Ни одно из этих соображений не сводит на нет идею о том, что необходимо спрашивать, есть ли у исследования обоснованная причина и хорошее намерение.

Соразмерность

Понятие «соразмерность» подразумевает соотнесение средства с целями. При научном исследовании это лучше всего проявляется в вопросах выгоды и риска. Какова предсказуемая выгода от исследования? Каков прогнозируемый риск? Перевешивает ли прогнозируемая прибыль прогнозируемый риск? Исходя из религиозных позиций, к этому во многих случаях следует добавить такие вопросы: Кто получит выгоду от исследования? Кто подвергается риску в результате исследования?

В предыдущем абзаце несколько раз повторялось слово «прогнозируемый». Мы должны признать, что редко (если когда-либо вообще) выгода и риск научного исследования могут быть точно просчитаны до проведения исследования. Итак, мы пребываем в мире вероятностей, расчетов и оценок, где вполне законны расхождения во взглядах на возможные результаты и их вероятности.

Концепция соразмерности предполагает, что нам следует разрабатывать способы оценки прибыли и риска, учитывающие неизвестные факторы, сравнивая эти способы друг с другом. Уже существуют весьма изощренные способы оценки прибыли и риска. Концепция соразмерности предполагает, что необходимо увеличить использование таких методов и применять их при оценке краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных прибылей и рисков.

После того, как произведена оценка прибылей и рисков, концепция соразмерности предлагает взвесить их по отношению друг к другу так, чтобы можно было принять разумное решение по вопросу о том, проводить или не проводить исследование. Очевидно, что если прогнозируемые прибыли перевешивают прогнозируемые риски, исследование следует продолжать; если риски перевешивают прибыли, исследование проводить не следует. Такое соотнесение прибылей и рисков представляется нелегкой задачей, и должны быть возможности для проведения законных (и, возможно, жарких) дискуссий. Однако если подобный процесс будет устойчиво развиваться, то дискуссия может стать упорядоченной и управляемой, обеспечивающей ответственность за окончательное решение.

Одной из проблем, возникающих при соотнесении выгод и рисков, является проблема принятия решения о том, какие выгоды и риски следует принимать во внимание. Здесь концепция соразмерности, взятая из христианской традиции, учитывает влияние исследования на мир, в котором мы живем, на людей, другие живые существа, на хрупкие экосистемы нашего мира и т. п.

Зачастую те, кто вовлечен в процесс исследования, сами не получают от них ощутимой прибыли. Смысл исследования может состоять в том, что полученное в результате знание позволит получить существенные выгоды в будущем. Однако концепция соразмерности предполагает, что прибыль от исследования не должна быть слишком отдалена от тех, кто в него вовлечен. Например, испытание лекарственных средств на людях в бедной стране, а затем их производство и продажа по высокой цене в богатой стране может показаться несоразмерным. Кроме того, проведение исследований, которые могут быть выгодны лишь небольшому количеству людей, может быть сомнительным.

Аналогично концепция соразмерности предполагает, что воздействие на субъектов исследования должно соизмеряться с предполагаемой целью. Например, причинение чрезмерной боли живому существу при испытании косметики может считаться несоизмеримым.

Мы можем пойти дальше. Теория Справедливой Войны использовала концепцию соразмерности для обсуждения воздействия военных действий на гражданских лиц. Аналогия при проведении научного исследования – это влияние на тех, кто не принимает непосредственное участие в исследованиях, но испытывает их воздействие. Например, люди, которые проживают в районе распространения ядовитых паров, высвобождаемых в ходе процесса исследования, явно испытывают воздействие исследования, но могут не иметь к нему никакого другого отношения. Концепция соразмерности должна настаивать не только на том, чтобы учитывались их интересы, но также и на том, чтобы воздействие на них было включено в оценку прибылей и рисков от исследования.

Вот несколько примеров того, как концепция соразмерности может обогатить дискуссию о прибылях и рисках научного исследования. Они показывают, что, учитывая множество аспектов этой концепции, содержащихся в теории Справедливой Войны, мы можем выдвинуть важные вопросы о проведении научного исследования.

Переработка традиции: разработки

Многое из того, что было сказано выше, можно отнести и к вопросам разработок. Концепция законности ставит такой вопрос: кто санкционирует эту разработку? Это затем ведет к вопросам об ответственности

и подотчетности. Здесь, даже больше чем в исследовательской сфере, есть множество трудных вопросов о степени ответственности за использование продукта. Тем не менее эти вопросы дают основу для обсуждения таких проблем.

Концепция намерения концентрирует внимание на том, почему что-то разрабатывается. Нужно ли нам это? Здесь концепция приводит к важному вопросу об использовании ресурсов, а также к вопросам, касающимся коммерческой деятельности и современного маркетинга.

Вопросы, касающиеся прибылей и рисков, вытекающие из концепции соразмерности, в сфере разработок столь же важны, как и при научных исследованиях. Например, мы можем использовать ядерную энергию, но следует ли нам делать это? Говорится о значительной выгоде в настоящем, но при этом общепризнанно, что ядерная энергия несет с собой значительный риск, который будет сохраняться в течение столетий. Здесь концепция соразмерности концентрирует внимание как на соотнесении прибылей и рисков, так и на том, кто при этом испытывает воздействие, – теперь и в будущем.

Таким образом, мы видим, что три основные идеи, взятые из теории Справедливой Войны, могут быть модифицированы и применены для обоснования научных исследований и разработок и в ходе этого применения могут быть получены важные результаты. Здесь мы лишь очертили тему. Если более тщательно изучить все нюансы этой традиции, разрабатываемой на протяжении столетий, то, по-видимому, мы обнаружим еще больше способов применения выявленных в ней идей к сложным процессам и проблемам принятия решений при научно-технических исследованиях и разработках.

Заключение

Мое предположение, приведенное в начале этой статьи, состояло в том, что религиозные традиции могут быть весьма полезными для принятия эффективных решений при научно-технических исследованиях и разработках. Они дают основу, на которой могут быть разработаны и обоснованы эти решения. Мы видим, что хорошей основой могут быть основные идеи, извлеченные из теории Справедливой Войны, разработанной в западном христианстве, а именно законность, намерение и соразмерность.

В последнем разделе я попытался показать, как эти основные идеи могут быть приложены к некоторым вопросам исследований и разработок. Обсуждение этой темы наводит на мысль, что мы можем сосредоточить это применение на следующих ключевых вопросах:

– Являются ли человек или учреждение, занимающиеся исследованиями или разработками, компетентными, готовыми взять на себя ответственность за работу и быть в состоянии отчитаться за работу?

– Какова цель исследования или разработки?

– Перевешивают ли прогнозируемые прибыли, прогнозируемые риски для всех, кто может испытать воздействие исследования или разработки в течение короткого, среднего или длительного периода?

Такие вопросы обязательно приводят к тому, что в дискуссию о науке и технике вносятся вопросы о ценностях. Но это происходит таким образом, что сами ценности не учитываются при принятии решений. Я полагаю, что религиозные традиции снова и снова могут с готовностью обосновать ответы на подобные вопросы; а ученые и технологи должны приветствовать это.

Как и в случае с теорией Справедливой Войны, эта схематичная основа должна быть конкретизирована. Например, может возникнуть множество споров по поводу того, что точно подразумевается под прибылью и риском и как их можно измерить и сравнить. История войн в Западной Европе напоминает нам о том, что существование теории Справедливой Войны не прекращает ни войну или применение силы, ни жестокое обращение с невинными людьми, захваченных войной и насилием. Было бы неразумным предположить, что такая основа, даже будучи полностью разработанной, легко приведет к рациональному контролю над научно-техническими исследованиями и разработками и защитит людей от эксцессов, наблюдавшихся в прошлом. Однако традиция обсуждения принципов Справедливой Войны обеспечивает последовательную критику войны и применения силы и призывает тех, кто ведет войны, подумать о том, что они делают, и дать себе в этом отчет. Это достигается путем заимствования концепций, идей и методов аргументации, разработанных в рамках христианских богословских традиций, и применения этих концепций, идей и методов к ситуациям, в которых богословие не признается в качестве законного участника дискуссии. Я считаю, что аналогичный процесс может иметь место и по отношению к научно-техническим исследованиям и разработкам. Если это произойдет, то мы сделаем большой шаг на пути улучшения мира. Я полагаю, что это достойная задача для религиозных традиций.

Перевела с английского Татьяна Чикина