5. Священство и странствования преподобного Саввы

5. Священство и странствования преподобного Саввы

Благочестивый прот Дометий, называвшийся Иерусалимитом, был исполнен благодати Святаго Духа и благоговел к преподобному Савве, видя в нем много благодатных даров. Находясь в духе пророческом, этот старец предсказал ему также славу отца его, когда все они приглашены были в его обитель. Прозорливый провидел в нем доброго пастыря Христову стаду на пажитях благочестия, наставника заблудшим и утешение печальным, из-за чрезвычайной его простоты и смирения, и потому питал к нему искреннюю любовь. На соборах святых отцов в Карее, прот всегда отличал его пред всеми, сажал на почетное место и, желая получать от него благословение, убеждал принять сан священства, но Савва избегал славы человеческой и отрекался по своему недостоинству; наконец едва мог он убедить смиренного инока, только с помощью многих. «Да совершится воля Господня и твое повеление, отче святый!» — сказал Савва и пришел в Хиландарскую обитель, куда призван был епископ Николай, соседнего города Ерисса, имевший власть рукополагать на Святой Горе. Епископ посвятил его во диакона и пресвитера; новопосвященный предложил обильную трапезу всему духовному клиру и всей нищей братии и, благословив всех иноков хиландарских, опять удалился на безмолвие в свою келью на Карее. Там, пришедши к проту, чтобы известить его об исполнении воли его, Савва хотел, по обычаю, принять от него благословение, но прот, с любовью приветствуя преподобного, как сына, принял сам от него благословение, как от отца, поцеловал руку его, положив ее себе на главу и, после братской трапезы, отпустил его на постнические подвиги.

Спустя некоторое время монастырские нужды побудили преподобного идти в Солунь: там, поклонившись гробу великомученика Димитрия и помазавшись святым его миром, водворился он в своей обители, называемой Филокалия, которой почитался ктитором, так как для ее сооружения пожертвовал много золота. В Солуни посетил он митрополита Константия, который много слышал о его добродетели и давно желал видеть его. В то же время в Солуни случился и епископ Ерисса Николай: он рассказал владыке бывшее знамение истекшего мира от гроба преподобного Симеона и о том, каковы были подвиги самого Саввы; митрополит весьма утешался этим и, часто призывая его к себе, наслаждался его беседой. Однажды, в день праздничный, митрополит хотел совершить Литургию с тремя епископами: Николаем ерисским, Михаилом кассандрским и Димитрием адрамитским. Эти епископы пригласили служить вместе с собою и преподобного Савву и соборно благословили его носить набедренник, дав ему вместе с тем сан архимандрита. Блаженный Савва послал из Солуни миро от гроба отца своего к державному брату с описанием всех бывших от него чудес, а сам возвратился на Святую Гору. Посланные принесли в сербскую землю благословенный дар сей, и утешился Стефан небесной славой своего родителя: с благоговением облобызал он честное миро от святых его мощей и, призвав епископа своего и весь благородный синклит, прочел во всеуслышание братнее письмо и повесть о чудесах при гробе родителя.

«Хочу здесь сказать о вражде между братьями, да стыжусь», — говорит писатель жития. Впрочем, не братьев теперь осудим мы, а древнего виновника всякой ненависти, который, от гордости спадши с небес, завистью подвиг первого человекоубийцу Каина на брата своего Авеля и Исава на Иакова. Он-то именно и ныне возбудил вражду великого князя Вулка против его брата, самодержца Стефана, по поводу благословения отчего. Преподобный Симеон, отходя на Святую Гору, вместо себя самодержцем всей сербской земли поставил сына своего Стефана и благословил его на свой престол. По удалении родителя Вулк, движимый завистью, говорил сам себе: «Когда скончаются дни отца моего, отмщу за себя», — и после его преставления, по совету нечестивых, начал всячески озлоблять державного брата, призывал и венгров себе на помощь, чтобы низвергнуть его с престола; но, хотя воздвигал он много браней, все они сокрушались о благословение отчее, как о необоримую стену. Вулк, с позором обращаемый в бегство, вынужден был укрываться в ущельях гор. От междоусобия страдала сербская земля, поля ее оставались не возделаны, а от многократных кровопролитий пустели города и селения. Тогда державный Стефан написал христолюбивому брату своему Савве, умоляя его подвигнуться на общий глас воздыхания и принести с собой в землю сербскую мощи святого отца их, чтобы укротить междоусобие и смирить иноплеменников.

Услышав это, человек Божий восскорбел духом и, желая утешить печальную душу брата своего, подвигся упованием, что если излияние мира во Святой Горе ознаменовало святость преподобного отца его, то оно же в сербской земле умиротворит и братнюю вражду. Итак, взяв с собой мощи родителя, он пошел с ними в сербскую землю и заблаговременно возвестил о своем шествии царствующему брату, чтобы тот успел с подобающей честью встретить святые мощи. Утешился самодержец, что идет отец его от Святой Горы умиротворить несогласие семейное: он молитвенно возблагодарил Господа за такое милосердие и с епископом, со всеми черноризцами и благородным синклитом пошел в сретение отцу и брату. При пении псалмов, с кадильным фимиамом и радостными слезами поклонились они честным мощам, прикасаясь к ним очами и устами, чтобы освятиться благовонным миром, и на своих руках понесли священную раку. Брат и все бывшие с ним со слезами обнимали богоносного Савву, прося святых его молитв и благодаря за принесенное им сокровище. Изумлялись афонские иноки смирению самодержца Стефана, который преклонял пред ними в прах царственную главу и багряницу свою, припадая к стопам убогих отшельников.

Дивно поистине было это зрелище не только для людей, но и для ангелов: теперь уже не кости древнего Израиля переносимы были Иосифом, с простыми погребающими из Египта — земли рабства, но сопровождался от Святой Горы сыном-ангелом и встречаем был сыном-самодержцем державный некогда и преподобный Симеон-мироточец, новый Израиль и патриарх, восприемлемый сынами сынов своих, всем собором и синклитом. С такой честью проводили его в сооруженную им во имя Богоматери обитель Студеницы: положив там честные его мощи в мраморном гробе и совершив Божественную службу, братья обильной трапезой насытили не только всех пришедших, но и собравшихся к погребению святого Симеона нищих. Блаженный Савва с пришедшими с ним афонскими иноками остался в Студенице до второй годовщины святой памяти блаженного его отца, чтобы потом опять возвратиться на Святую Гору.

Накануне того дня было совершено вечернее славословие, но богоносный Савва не удалился на покой подобно другим: напротив, как некогда на святой Афонской Горе, он во всю ночь не дал дремания очам своим, умоляя Господа, чтобы повторилось то же знамение мира пред всем народом сербским, какое было на Святой Горе, дабы все прославили Господа и Его угодника и пришедшие с ним познали православие угодившей Богу земли сербской. Преподобный сын молитвенно обратился затем и к отцу своему и умильно говорил ему: «Все мы здесь — люди твои и дети твои, которых дал тебе Бог, все мы здесь — чада твоей церкви и ждем отеческих твоих щедрот. Не скрывай для себя единого дарованную тебе от Бога благодать, но открой и пред нами небесное твое богатство излиянием мира, во уверение твоих чад и людей твоих на земле, где некогда ты царствовал, дабы все твои возрадовались о тебе и душа моя не омрачилась печалью».

Потом Савва велел ударить в било к утрени и сам, совершая Божественную службу во глубине алтаря, проливал много слез и с воплем крепким взывал к Богу, чтобы Господь услышал его молитвы и подал то, что будет на пользу просящим. Внял Господь гласу его смирения: во время Божественной литургии внезапное ощутилось в церкви благоухание и опять, как было на Святой Горе, повеяло ароматами от гроба. Державный Стефан, предстоявший гробу, хотел сам видеть, откуда такое веяние: и внезапно увидел, что мраморный гроб родителя, как бы водами многими, исполнен был кипящим миром, которое от преизбытка изливалось повсюду. Тут в ужасе воскликнул он: «Господи помилуй!» — и все присные стеклись к нему и в радостном изумлении взывали: «Дивен еси, Господи, слава Тебе!» Между тем, сделалось в храме такое волнение, что преподобному от шума и плача невозможно было совершать Божественную службу: он сам от слез и рыданий не в силах был говорить народу и едва мог наконец вымолвить самодержцу и всем плачущим, чтобы утихли. Миро текло не только от гроба, но и от лика преподобного в трапезе церковной, и оно собираемо было в драгоценные сосуды. По окончании службы Савва, приступив ко гробу родителя, помазал миром державного брата своего, присных, весь народ и пришедших с ним от Святой Горы: миро это все брали себе в домы на благословение.

Тогда блаженный сказал брату, синклиту и народу: «Видите, что открылось пред вами; это было от Господа, дивно пред очами вашими; возрадуемся же, по слову псаломскому, в сей день, который сотворил Господь (Пс. 117, 24). Вот, отец наш, недавно еще отшедший ко Господу, опять духовно приходит к нам и своей молитвой не отступает от нас: как прежде, во дни жизни, веселил он нас в делах житейских, так ныне, и еще несравненно более, веселит в духовных. Прежде, подобно Аврааму, собирал от нищих и странных и предлагал им гостеприимную трапезу, а теперь приемлет их в лоне Авраама, которому подражал, и вместе с ним радуется. Вчера смиренно преклонял он пред нами главу свою, а ныне мы сами преклоняемся и целуем святой гроб его. Вчера с любовью черпал он для нас чашу воды, а сегодня из той же чаши умащает нас миром святых своих мощей и изумляет чудесами. Сколь благ Бог Израилев к правым сердцем! Он возносит смиренных на высоту и дает милость боящимся Его всегда, ныне и во веки! Не удивимся ли сему, не скажем ли с Апостолом: «Не забывает Бог о трудах и воздаянии рабов Своих, послуживших во имя Его святым и нищим!» — Вот и молитвы, и милостыни, и все доброе в жизни отца нашего вспомнил ныне Господь, и он по делам своим восприял благое: вы сами видели прославление его пред вами, ибо не только от святых мощей своих источает он миро на исцеление недужных и отгнание нечистых духов, но и писанный на стене честный лик его увлажняется миром: это уже совершилось однажды в стране чуждой, на Святой Горе, — это же повторилось и ныне, посреди чад его, в земле собственного его народа. Так восходит он от славы в славу, дабы мы, видя честь отца нашего, поревновали добрым делам его, какими угодил он Богу. Господь являет нам любовью Свою, чудодействуя для нас Своими святыми, дабы мы уразумели, что Он ведает любовь каждого к Нему; и кто ради Него творит какое-либо добро, тот никогда не укроется от всевидящего ока Божия, ибо Господь есть Воздаятель благим. Святые, восшедшие от земли на небо, не требуют себе земной славы, ни человеческой почести, но наслаждаются такими благами, каких и око не видело, и ухо не слышало, ибо наслаждаются любовью Восприявшего их на небесах и вместе с Псалмопевцем вопиют: что ми есть на небеси, и от Тебе что восхотех на земли? (Пс. 72, 25). И все это делается нашего ради спасения, чтобы мы славили Бога, дивного во святых Своих и, ублажая достойно благоугодивших Ему на земли, поревновали делам их».

«Посему и я умиленно ныне прошу сродников моих по плоти подражать делам отца нашего, истинной его вере и правде, смирению и кротости, любви к ближним, щедроте к нищим, милости к во всем подобным нам людям, братьям вашим по святому крещению, хотя и под властью вашей находящимся, памятуя, что и у вас есть Господь на небеси и что у Бога нет лицеприятия. Пред Ним станет владыка с рабом, царь с воином, отец с сыном, когда престолы поставятся и Бог воссядет на суд, и река огненная потечет с шумом, готовая восприять грешных, и книги наших деяний отверзутся, где все написано перстом Божиим; тогда как горы над нами станут обличители грехов наших, ибо на страшном том прении подвергнется испытанию каждый: нельзя там будет прикрыть истину ложью — каждый узрит все свое и убоится, и не останется места, куда можно бы бежать, ибо Сам Господь будет судить людей Своих, а страшно, — говорит Апостол, — впасть в руки Бога живаго! Сего ради и я внушаю вам отгребаться от всякого зла и творить все, что пред вашими очами творил отец наш, дабы и вы, избегнув страшных этих зол, наследовали с ним неизреченное благо в безконечные веки. Бог мира и любви, молитвами святого отца нашего, со всеми нами и вами. Аминь».

Внимая страшному сему оглашению, самодержец и все его вельможи со слезами преклонили свои выи и от глубокого умиления забыли даже о хлебе, хотя день склонялся уже к вечеру и время трапезы давно миновало. Изумлялся старейший державный брат сладкой речи, исходившей из уст меньшего, и все, падши ниц к ногам его, просили, да исходатайствует он им благодать — не только быть слушателями его словес, но и делателями оных. Когда церковный собор разошелся, все сели за трапезу и после духовной пищи наслаждались телесно, не забывая при этом, ради памяти общего отца их Симеона, и о людях убогих. Вскоре потом преподобный Савва начал напоминать о своем отшествии на Святую Гору — и это слово было острым копием, пронзавшим сердце державного. «Не оставляй нас, отче святой, — говорил он брату, — чтобы не исторгнуть души моей прежде времени. Приникни к мольбам святого отца нашего Симеона и останься в созданной им обители Пресвятой Богородицы: начальствуй над братией, не славы ради, а ради блага братий своих и всех людей отечества твоего, ибо для того, думаю, и послал тебя Бог, чтобы довершить не оконченное отцом нашим; я же — раб твой во всем, чего пожелаешь, — буду служить тебе, как господину моему. Но если, имея власть сделать нам много на пользу душевную, ты убежишь от нас ради лености, то воздашь ответ Господу нашему».

Кроткая душа Саввы, не хотевшая оскорблять никого, видя усердную мольбу брата, вельмож и всех пришедших с ним иноков, была и на этот раз побеждена своим благоутробием: «Воля Господня и твое желание да совершатся!» — сказал он брату. Возрадовался державный Стефан и все его присные — словно приобрели великое некое сокровище. Савва водворился во святой лавре — Студенице, созданной его родителем до удаления его на Афон, и так как сам поставлен был в Солуни архимандритом, то и этой обители доставил звание архимандрии. Таким образом, не под спудом остался этот светильник, но поставлен на свещнике в своем отечестве и так продолжал подвиги афонские, умерщвляя плоть свою и проповедуя слово Божие в народе к общему утешению братии. Сладостнее меда и сота были речи его, а чудеса запечатлевали благодатную силу их, ибо молитвой его исцелялись болящие и изгонялись бесы: все благоговели пред ним не как пред человеком, а как пред пророком Божиим. Пришествие Саввы было умиротворительно и для присных, ибо самодержец Стефан снова сблизился с братом своим, великим князем Вулком, на которого подействовало слово священноинока: устыдился он и оставил коварные замыслы, в которые был вовлечен дурным советом, и при взаимной любви братской усилилась к нему любовь народа.

Молитвами святых отец Симеона и Саввы в стране сербской стало распространяться и благочестие. В это время начали строить великую церковь Вознесения Господня для кафедры архиерейской, на месте, называемом Житчи; преподобный архимандрит создал много деревянных и каменных церквей и в Студенцах. Однажды Савва вместе с самодержцем пришел посмотреть здание архиепископии, для которого созваны были лучшие каменщики и художники из земли греческой. Тут увидел он человека, который расслаблен был всеми членами и, прося на пути милостыни, в таком беспомощном положении пел псалмы Давидовы. Прослезился Савва о немощи человеческой и, по слову Христовой притчи о милосердном самарянине, с одним из учеников своих положил на свою мантию расслабленного и внес его в церковь пред икону Спасову: здесь, оставшись с ним наедине, он сперва исповедал грехи свои пред Богом, а потом испросил милость Божию и болящему; здесь умастил он болезненные его члены отеческим миром, растворенным его слезами и, воззвав молитвенно к Господу, разрешил больного: расслабленный встал и начал ходить. Скоро слух о чудном этом исцелении распространился повсюду, и многие начали приносить к преподобному своих недужных; преподобный исцелял их молитвою и миропомазанием. Слыша о совершающихся чудесах, жители окрестных стран исполнились благоговения — не только к преподобному Савве, но и к державному его брату — и просили его принять их под крепкую свою руку.

Один страшный случай еще более ознаменовал чудодейственную силу Саввы, когда он должен был явиться защитником невинных и карателем преступных и щитом молитвы охранять страну свою от кровопролития. Стефан призрел у себя в Сербии одного из родственников бывшего краля болгарского Калояна. Этот краль погиб нечаянной смертью, когда, пользуясь завоеванием Царьграда оружием франков, хотел разорить Солунь: была общая молва, что сам великомученик Димитрий не допустил его до своего города. Имя князя болгарского, искавшего себе защиты под сенью Стефана от гонения нового краля Борилла, было Стреза. Борилл боялся воинских доблестей Стефана и близкого родства его с умершим Калояном. Несколько раз обращался он к властителю сербскому то с предложением даров, то с угрозами, чтобы выдан был ему Стреза: однако благочестивый Стефан не только не соглашался на низкое дело, но еще почитал покровительствуемого им за сына и даже назвал его крестовым своим братом, запечатлев духовный союз этот клятвой над Евангелием, несмотря на то, что многие из вельмож предупреждали Стефана о жестоком нраве и кровожадности этого болгарского выходца. Стефан пользовался его влиянием и родственными связями, чтобы привлекать под свою державу нескольких малых болгарских владельцев, княживших в окрестностях Солуни и Охриды.

Наконец, он дал ему во владение крепкий замок Просек, на неприступном утесе, над широкой рекой Вардар, и тут-то вместе с крайней свирепостью Стрезы обнаружилась вся его неблагодарность. Любимой его потехой было сидеть на вершине утеса и свергать с высоты его в речную пучину людей, навлекших на себя его негодование, хотя и по самой ничтожной вине. Не было никому свободного проезда мимо замка: каждому угрожала опасность от прихоти сурового властелина. Окрестные жители не раз обращались с жалобой к жупану сербскому, и неоднократно посылал от себя Стефан присных к извергу, чтобы смягчить его сердце. Стреза на неприступном своем утесе смеялся над увещаниями Стефана и, наконец, собрав около себя толпу подобных себе злодеев всякого звания, дерзнул выступить против своего благодетеля. Тогда-то уже, но слишком поздно, узнал свою ошибку Стефан и вынужден был собрать сербскую дружину против закоснелого злодея. Он возложил надежду свою на Господа, Заступника правых, и сам вышел в поле наказать бывшего своего друга, оказавшегося недругом.

С горестью услышал Савва о походе брата и о предстоявшем кровопролитии. Исполненный духа любви Христовой, вызвался он идти сам в стан неприятельский, чтобы словом кротости умиротворить врага. Не без страха отпустили его присные, но Савва боялся единого Бога. Смело вступил он во враждебный стан: Стреза, знавший его при дворе братнем, встретил его с честью и даже пал к ногам его, прося благословения. Сладостной речью начал убеждать преподобный ожесточенного, чтобы отстал от своих злодеяний, напоминая ему прежнюю любовь и царственные щедроты Стефана, но не мог тронуть каменного сердца ни лаской, ни угрозами грядущего на него гнева Божия и наконец сказал: «Так как, уповая на свое оружие, ты не приемлешь благих советов, то сам себе готовишь гибель. На Господа возлагаем нашу надежду и не страшимся твоих полчищ: Господь рассудит нас». Так расстались они, и Савва, возвратившись в свой шатер, воззвал к Богу отца своего Симеона, чтобы Он призрел на рабов Своих и смирил неправедного, обратив против него собственное его оружие. Не дождавшись рассвета во вражьем стане, преподобный ночью пустился в обратный путь, и в ту же ночь страшный вопль и тяжкие стоны понеслись из шатра болгарского властителя. Спешно собрались к нему отроки и нашли его на одре, пронзенного собственным мечом. «Грозный юноша, — сказал он, — назвавший себя посланцем Саввы, напал на меня спящего и, исхитив меч, пронзил мою внутренность». Он просил послать вслед за преподобным, чтобы умолить его об исцелении, но его уже не настигли, и таким образом, оставшись без всякой помощи, неблагодарный Стреза испустил нечистую свою душу. Испуганная его дружина быстро рассеялась, и Стефан избавился от напрасного кровопролития. Владыка сербский и все его присные прославили Господа за легко полученную ими победу, приписывая ее молитвам святого Саввы.

Руками Саввы продолжали совершаться непрестанные чудеса, возбуждая народную молву и общее к нему благоговение. Устрашился преподобный, как бы не утратить вечных благ ради временных, и вспомнил о безмолвном своем жительстве на Святой Горе и об уединенной келье на Карее, свидетельнице стольких подвигов пустынной жизни. Сколько ни старался убедить его державный брат остаться в Сербии, Савва пребыл неумолим и, поставив на свое место игумена в лавру Студеницы, простился с братом и всеми присными. Горько было это расставание, ибо как одна душа в двух телах, так единодушны были оба брата: удаление Саввы представлялось Стефану как бы удалением его собственной души из тела. Дав ему много золота, державный проводил его до пределов греческих и взял с него обещание возвратиться. Но с какой горестью провожали его здесь, с такой же радостью встречали на Святой Горе — и настоятели, и старцы всех обителей, а особенно братия родного Хиландаря. Теперь он снова водворился в безмолвной келье, которая и доныне слывет постницей Саввы на Святой Горе, по чрезвычайным подвигам поста его в ней.

Вскоре, по таинственным судьбам Божиим, престало истекать миро от гроба преподобного Симеона, и державный Стефан, принимая это за изъявление гнева Божия к их недостоинству, строго испытывал свою совесть, усугубил молитву и милостыню и часто приходил плакать на гроб родительский. Наконец решился он писать к брату на Святую Гору, чтобы тот пришел утешить его своим лицезрением: «С тех пор, как оставило нас твое преподобие, отвратился от нас и святой отец наш Симеон, ибо иссякло утешавшее нас святое миро, истекавшее от мощей его, и он, доныне милосердовавший о нас отечески, теперь как бы ожесточился и более не внемлет нам, по грехам ли то нашим или потому, что тебя нет с нами! Итак, прииди уврачевать нашу болезнь, не презри мольбы единоутробного твоего брата, хотя человека и грешного: быть может, и отец наш, утешенный твоим пришествием, возвратит нам милость свою и твоими молитвами потечет опять святое миро от мощей его».

Но Савва не мог отторгнуться от сладости безмолвного жития и не тронулся братней мольбой: он только написал от себя послание к отцу своему, как бы к живому, «чтобы он простил прегрешения чад своих и раскрыл опять заключенный в нем источник: как некогда, находясь еще во плоти, — писал Савва, — внимал ты молениям сыновним и, отходя от сей жизни, обещался исполнять мольбы наши, так и ныне да явится отеческая твоя любовь и не посрамит нашего упования». Написал он утешительное письмо и к брату, которое послал с учеником своим, честным старцем Иларием. Но, вручив ему то, которое было написано к отцу, Савва не велел открывать его, доколе не будет оно прочтено после Божественной литургии над самым гробом преподобного. Священноинок Иларий исполнил все в точности, по велению своего аввы. Державный брат, хотя и дивился, что Савва не исполнил пламенной мольбы его, однако с великой честью принял посланного. Вместе с Иларием пошел он в лавру Студеницы: во время всенощного бдения афонский пришелец изумлялся молитвенному стоянию и слезному умилению державного, который превосходил подвигами, по-видимому, и убогих афонских иноков, ибо не таков был Стефан, каковы бывают иные мирские властители: мудрый в совете, доблестный в воинстве и светлый посреди вельмож своих, на трапезе и во дворце, он превосходил и самых иноков на молитве, омывал землю потоками слез, украшал достоинство венца своего любовью к нищим.

После Божественной литургии весь освященный собор, со свечами и кадилами, приступил к гробу преподобного Симеона, близ которого стоял самодержец, обливая его слезами. Честный Иларий, державший в руке послание, прочел его над гробом во всеуслышание всех, и внезапно потоком воскипело из него благовонное миро, так что сосудами не успевали собирать его, и умастился им весь пол церковный. Утешенный Стефан, стоя при гробе, сказал умилительное слово братии и народу, ублажал отца своего и брата и взаимную любовь их, ознаменованную чудом, — ибо слыхано ли было когда, чтобы живой писал к усопшему и усопший внимал ему с послушанием, как живой! С великой честью отпустил Стефан инока Илария на Святую Гору и дал ему благодарное послание к брату, которому послал много даров и отеческое миро.