СТАРИЦА ЕВПРАКСИЯ, ИГУМЕНЬЯ СТАРОЛАДОЖСКОГО УСПЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ

СТАРИЦА ЕВПРАКСИЯ, ИГУМЕНЬЯ СТАРОЛАДОЖСКОГО УСПЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ

В ста шестидесяти верстах от Петербурга, и в тринадцати от уездного города Новой Ладоги, на берегу реки Волхова, расположен Староладожский Успенский женский монастырь.

Об истории этого монастыря сохранилось мало данных; время основания его неизвестно, достоверно только, что он уже существовал в XV и XVI веках, был разрушен шведскими войсками Понтуса Делагарди в 1611 г., но вскоре воссоздан старицею Акилиною. Эта монахиня собрала некоторых из рассеявшихся сестер и била челом царю Михаилу Феодоровичу о возобновлении обители и о возврате ей ее прежних вотчин и угодий. Челобитье старицы было уважено в полной мере, и уже в 1617 г. освящена каменная Успенская церковь.

Имея достаточное количество жертвованной благодетелями и жалованной царями земли, также покосы и рыбные ловли, монастырь мог бы существовать безбедно. Но владение этими землями постоянно нарушалось соседними помещиками, и для обуздания их понадобились даже царские указы.

В 1718 г. в монастырь была привезена царица Евдокия Феодоровна Лопухина, под именем инокини Елены. Были употреблены все меры, чтоб разобщить царицу с внешним миром: запрещено под страхом смертной казни говорить с нею, вокруг монастыря поставлен двойной полисад, прихожане монастыря были отчислены к другому приходу, с запрещением посещать монастырскую церковь, и, наконец, приостановлен прием белиц.

После шестилетнего заключения, при воцарении императрицы Екатерины I, Евдокия Феодоровна была переведена в Шлиссельбург. Сохранились воспоминания, что император Петр I выказывал жалость к заключенной супруге: он посещал ее келью, угощал ее из своего дорожного погребца и заботился о ее жизненных удобствах.

Вернувшись при внуке своем, Петре II, на свободу, Евдокия Феодоровна ничем не оказала расположения к Староладожскому монастырю.

Меры, принятые на время заключения царицы, были отменены в 1728 г.

В настоящее время монастырь, имея более двухсот сестер, содержит приют для девочек, имеет больничный корпус, общую трапезу и несколько церквей; за оградой есть гостиница.

Такова несложная летопись этого малоизвестного монастыря. Эта летопись так скудна, судьба этой обители так мало интересна, что она не выделялась бы ничем среди других полезных, но не исторических рядовых женских монастырей. И однако мимо этого монастыря нельзя пройти безгласно; он приобретает немаловажное значение для лица, чуткого к духовному русскому быту: здесь совершился жизненный подвиг праведной игумении Евпраксии, которая почти в наши дни воскрешала заветы лет древних.

Девица Евдокия происходила из купеческого звания, рано осиротела и, имея склонность к иноческой жизни, тайно ушла от родных и провела десять лет в двух женских монастырях города Арзамаса.

Привыкшей к довольству и удобствам, Евдокии было не легко привыкать к суровой монашеской обстановке. Она не могла сначала выносить общей пищи сестер и питалась одним черным хлебом. Со слезами молилась она о ниспослании ей помощи, и была утешена дивным видением. Во время тяжкой болезни, когда все считали Евдокию умирающею, в то время как в церкви совершалась всенощная, больная заслышала издали пение тропаря Уепения, и при последних словах "избавляеши от смерти души наша", она ясно увидала, как два светлые мужа поставили перед нею икону Успения. Это было так живо, что ей казалось, будто сестры обители хотели утешить ее принесением иконы. С умилением помолилась она горячею молитвою — и тогда изображенная на иконе Божия Матерь точно оживилась, и, сойдя с иконы, осенила рукою Евдокию со словами: "Встань и укрепляйся, ты еще должна послужить Мне много".

Вернувшись из церкви, монахини нашли Евдокию совершенно здоровою.

Когда пребывание Евдокии в Арзамасе стало известно ее дяде, он выписал ее к себе, но не мог удержать ее: она опять ушла от него, и, в сопровождении доверенного старого слуги, отправилась в Старую Ладогу. Придя туда, она отправила его обратно, извещая дядю о поступлении в монастырь.

Принятая благосклонно игумениею, Евдокия вся отдалась молитвенному созерцанию; единственною пищею ее был черный хлеб и квас, которые раз в неделю приносила ей одна ладожская женщина. Послушание Евдокии состояло в чтении псалтири над покойниками. Так она старалась исполнить то, что было бы тяжело другим монахиням.

В декабре 1777 года Евдокия приняла пострижение с именем Евпраксии, а в 1779 г. Староладожская игумения, переведенная в другой монастырь, представила ее митрополиту, как свою желательную преемницу. Высокая жизнь Евпраксии была уже настолько известна, что ходатайство игуменьи было исполнено, и на сорок пятом году жизни Евпраксия была сделана игуменьей.

Теперь ей предстояло много забот по ведению и благоустройству монастыря.

Древний устав в обители подходил всего ближе к отшельническому, скитскому роду жизни; сестры помещались большею частью по две в келлии, и игуменья требовала, чтоб молодые всегда жили под руководством опытных стариц. С особою разборчивостью принимала она новых, особенно молодых монахинь, заботясь о том, чтоб среди них не оказалось привлеченных в монастырь случайными обстоятельствами, а не сознательным и глубоким призванием. Всеми силами старалась она искоренить распри, ссоры, пересуды, пререкания и праздные встречи, и успела в том: нравственный уровень монастыря повысился.

Предметом особо теплых забот игуменьи было благолепие церковное. Она старалась, чтобы не только в праздничные дни, но и в будни церковь была ярко освещена и сияла порядком и чистотою. На большие праздники в монастырь приглашалось для соборного служения окрестное духовенство. Часто случалось, что в тот день, как церковные средства совершенно оскудевали и церковь было уже нечем осветить, неожиданно приносил помощь какой-нибудь незнакомый человек или она приходила из Петербурга, где имя Евпраксии становилось известным.

По глубокой вере своей, игумения с дерзновением предпринимала для благолепия церковного дела, которые казались невыполнимыми, — и довершала их. Скопив немного денег, начала она строить каменную колокольню, но дело стало из-за недостатка средств. Глубоко скорбя о том, Евпраксия провела всю ночь в горячей молитве. На утро, когда она погрузилась в дремоту, ей было видение великомученицы Варвары, которая утешала ее. В тот же час приехала в монастырь помещица Желтухина, передала игуменье пакет с деньгами, как раз в необходимом количестве, и рассказала, что великомученица Варвара во сне дала ей повеление вручить эту сумму игумении.

Когда колокольня была готова, Евпраксия отправилась в Петербург, чтобы лично привезти вылитый там новый колокол. Она ехала за подводой, в легкой повозке. Зима была в тот год лютая, со свирепыми метелями. На полдороге, во вьюгу, ночью, ямщики сбились с пути, подвода застряла в глыбах снега, и лошади стали. Невдалеке были огни в окнах и лаяли собаки. Но Евпраксия не хотела покинуть колокол в поле и идти в деревню, как предлагали ямщики. Она отпустила их с лошадьми, а сама осталась одна среди вьюги, в чистом поле, в своей повозке. Часто высовывалась она наружу, чтоб всмотреться в колокол. Среди ночи она почувствовала вдруг вместо лютого холода, дышавшего повсюду, теплоту. Чудный свет окружал ее повозку, и в этом свете стояли, охраняя Евпраксию, преподобные Александр Свирский, Сергий и Герман Валаамские…

Милостыню, получаемую монастырем, игумения делила сестрам, имея с ними одинаковую долю. Часто волховские рыбаки заходили к ней за благословением пред ловлею и потом приносили ей часть улова, а иногда закидывали для нее особую тоню, и тогда попадалось громадное количество рыбы. Свидетельницей того была, между прочим, именитая помещица, посетившая обитель после рассказов, которые слышала об Евпраксии в Москве.

Постоянно заботилась игумения о больных, слабых сестрах, а по умершим творила поминовение и оставшееся после них имущество раздавала нуждающимся. Сама она не участвовала никогда в поминках, не заботилась об изысканной трапезе для почетных гостей, а с помощью помещика Путилова, сад которого подходит к монастырским стенам, подавала хорошее, но простое угощение в своей келлии, на подносе.

Чрезвычайный подвиг предприняла Евпраксия с первых лет своего настоятельства, для уединенной молитвы. Она много скорбела, что управление монастырем лишило ее прежнего безмолвия, и, после одушевленной молитвы, таинственный голос указал ей возможность уединяться. В четырех верстах от монастыря, в глубине густого Абрамовского леса, был высокий пригорок — Абрамовщина. Туда и решила укрываться Евпраксия от молвы. Она стала ходить на Абрамовщину, после ранней обедни, трижды в неделю, по постным дням, и возвращалась поздно вечером. Под высокой сосной срубила Евпраксия малую бревенчатую часовню, а у подошвы пригорка выкопала колодезь и водрузила над ним большой деревянный крест.

На площадке пригорка подвижница совершала свое молитвенное правило. Оно состояло из чтения Евангелия, Апостола и акафистов. С собою Евпраксия приносила священные книги, свечи с огнивом, старинную шпагу и части св. мощей. Четырехверстный путь, чрез мхи и болота, был тяжел, особенно в осеннюю пору, или зимой, во вьюгу, по глубоким сугробам. Евпраксия ходила туда в мужской тяжелой обуви, а зимой на лыжах. Только от сильного вихря она укрывалась в часовенку, или когда нужно было читать со свечою. Без пищи, усталая от ходьбы, погружалась она в молитву; ее тело было покрыто кровавыми рубцами, и исколото жалами оводов и комаров. Но среди этих вольных страданий, на бесстрашную подвижницу сходило благодатное настроение, радостные очистительные слезы, умиление сердца и духовные откровения. Поздним вечером, тихо напевая стих "День скончавается, конец приближается", возвращалась она в монастырь, в свою нетопленную келлию, которую запирала с утра.

Этот подвиг Евпраксии часто был сопряжен с великими опасностями, от которых она избавлялась Божиим заступлением.

Одним глухим осенним вечером, молясь в часовенке, Евпраксия из-за перегородки увидала высокого человека в оборванной солдатской шинели, с ножом в руке. Она не прервала своего правила, а, когда кончила его и обернулась, солдат стоял на коленях и молился. Он называл ее угодницею Божией, молил о помиловании и рассказал, что ушел из полка и скитался без пищи по лесу; восходящий к небу световой столб привел его к часовне, где он думал найти клад. Непонятный ужас лишил его сил убить инокиню, и наконец, он понял, что она осенена благодатью. Евпраксия просила его прождать ночь, вернулась в монастырь и на следующее утро принесла ему большую просфору и медный рубль денег, наставила его и предсказала, что с этим запасом он благополучно дойдет до Петербурга, и, если с повинною головой придет к начальнику, будет прощен, заслужит свою вину и будет повышен затем в чине. Впоследствии солдат написал ей теплое письмо, где рассказывал, что с напутствием игуменьи, дошел он сытый до Петербурга, прощен был снисходительным начальником, очистил себя службой, и за отличие произведен впоследствии в фельдфебеля.

Однажды, тоже осенним вечером, когда игуменья с приближенною к ней монахинею Елпидифорой должна была возвращаться из пустыни в монастырь, разразилась страшная гроза. Темнота ночи, озаряемая блеском молнии, раскаты грома, завывание ветра, гул колеблемых вихрем сосен — все наводило на монахиню ужас; выход из часовни казался ей бездной, и она умоляла игуменью остаться в часовне на ночь. Но Евпраксия была непреклонна, и, освещая себе путь тусклым фонарем, пошла в бурю. У колодца фонарь задуло ветром. Но тогда засиял тонкий свет, который шел пред ними до ворот монастыря, как полоса дневного света. Игуменья строго приказала монахине хранить это событие в тайне.

Евпраксия не боялась хищных зверей, ютившихся в густой чаще Абрамовского леса; эти звери ласкались к ней.

Дворовый человек соседнего помещика, идя вечером с охоты, увидал Евпраксию, окруженную волками, которые бежали за ней, как собаки. Он подумал, что это неспроста и что она колдунья. Тогда звери бросились на охотника и ему пришлось бы плохо, если б старица не стала скликать их к себе, как стаю галок — и тот убежал, а на утро пред всеми в монастыре благодарил ее. Очевидцы рассказывали, что были свидетелями того, как Евпраксия шла однажды на Абрамовщину на лыжах, над землей, не дотрагиваясь до снега.

Буря сорвала крест с церкви Успения, и Евпраксия, по особому внушению, перенесла его на Абрамовщину и повесила на большом суку сосны, над часовнею. С тех пор, по маленькой лесенке игуменья подымалась ко кресту и зажигала перед ним свечу. Пред этим крестом она получила внезапное и чудесное исцеление руки, переломленной пред самым выходом из монастыря в Абрамовщину, чему свидетельницами были монахини, видевшие утром руку вспухшею и висящею книзу и совершенно здоровою вечером.

Несколько раз, в церкви, чудные видения посещали Евпраксию, и она стояла в восторженном восхищении, словно унесенная от земли, и лицо ее светилось.

Годы шли; Евпраксия достигла уже глубокой старости и, по неотступным просьбам, была уволена на покой. Она перешла в тесную келлию, выходила только в церковь и к своей преемнице, перед которою заступалась за сестер, становясь перед ней на колени. Ей было тяжело, что в храме новая игумения забелила стены, покрытые иконописью, и что храмы лишены прежних огней. Но голос ее не имел более значения.

Приблизилась кончина Евпраксии. Древняя старица Акилина, которую часто видали в ночное время в мантии с жезлом обходящею монастырь, явилась к ней. Поздно вечером постучалась к ней в оконницу и произнесла: "Готовься к исходу — ты скоро соединишься со мной". Когда Евпраксия посмотрела в окно, древняя старица уже удалялась от ее келлии. Евпраксия вышла за ней, но она исчезла пред ее глазами.

Старица простилась с монахинями, просила игуменью положить ее в схиме, тайно ею принятой, и погребсти ее у ног любимой ею старицы Акилины. Приняв святое причастие и проводив св. Дары до дверей, она заперла сени, разостлала на полу рогожку, легла на ней с распятием и свечою в руке, закрыла глаза — и опочила.

Это было 23 сентября 1828 г. Она прожила 91 год.

Ее тело готовили к погребению три ближайшие монахини; они обливались слезами и не опомнились, как Евпраксия очутилась в их руках в сидячем положении. Она сидела с поникшей головой и с опущенными на колени руками, сияя чистотою изможденного подвигами старческого образа.

Ее погребли на пятый день по кончине; тело ее издавало благоухание. Игуменья не исполнила ее просьбы о месте погребения и о схиме. Верная Елпидифора тайно подложила схиму в гроб. О своем посвящении в схиму Евпраксия кратко выразилась однажды этой монахине: "Бог послал мне ангела своего посвятить в схиму".

После нее в запечатанном ларчике нашли вериги и пакет в 250 руб., с подписью. "На погребение и поминовение убогой Евпраксии". Это был скопленный ею во всю жизнь доход от чтения псалтири. На могиле Евпраксии, за окном главного алтаря Успенской церкви лежит плита с надписью, иссеченною ее рукою задолго до кончины.

Большая часть сведений о жизни этой подвижницы сохранилась, благодаря монахине Елпидифоре, которая пользовалась доверием старицы и сопровождала ее иногда на Абрамовщину.

В книге "Третьеклассный Староладожский Успенский монастырь" (изд. 1871 г.), по которой составлена настоящая статья, описано несколько явлений и чудес старицы Евпраксии. Так, деревенская расслабленная девочка видела во сне благообразную старицу, худую и небольшого роста, в шапочке, мантии и с жезлом в руках. Она повелела ей свести себя на Абрамовщину, обмыться водою из колодца и отслужить молебен кресту и панихиду по игумении Евпраксии, обещая тогда полное исцеление. Исполнив повеление, девочка совершенно выздоровела.

Самоотверженная жизнь, нравственная крепость и великая сила религиозного одушевления ставят игуменью Евпраксию Староладожскую в число замечательных русских женщин.